Анна-Мария несла хлеб и тертый сыр, Франсис - суповую миску.
- Учтите, я мастерица готовить луковый суп, и сыр хорош, его принесла белошвейка. Зажечь свечи, или и так сойдет?
- Не стоит, скоро включат электричество.
- Ну что ж. Тогда, Франсис, идите откупоривать вино…
Жако курил трубку и смотрел на огонь: между ними несомненно что-то было в ночь иллюминации. Уж Очень они медлят.
На кухне Франсис воевал с пробкой, которая никак не поддавалась…
- Нехорошо с вашей стороны, ни разу не дали о себе знать, - проговорил он, зажав бутылку между колен, и даже побагровел из-за этой проклятой пробки.
- Вы так быстро уехали, что я не успела спросить ваш адрес…
- Мой адрес! Вы его прекрасно знаете: Комеди Франсез. Я уехал рано утром, потому что в тот же вечер был занят в спектакле. Отвратительное путешествие, я ужасно беспокоился, боялся опоздать, а главное, перед отъездом не повидался с вами… Ну и пробка!
- Жако! - крикнула Анна-Мария. - Помогите Франсису.
Жако вошел, и в кухоньке сразу же стало тесно. Он взял из рук Франсиса бутылку, и пробка тут же подчинилась его ловким рукам.
- Техника, знаете ли, не моя специальность… - оправдывался сконфуженный Франсис.
- Жако все умеет, - убежденно заявила Анна-Мария. - Готово, можно садиться за стол. А вот и свет…
Они сели за стол.
- Все превосходно, совсем как до войны, - сказал Франсис. - Куда вы делись после Освобождения, Анна-Мария? Я видел вас только раз, и вы сразу исчезли. В гостинице сказали: выехала, не оставив адреса…
- Я уехала на Острова, к семье… Но, как видите, вернулась…
- Жалко, что ты не был с нами, Жако, во время освобождения Парижа. Это самые прекрасные дни моей жизни! - Франсис оживился, на него нельзя было глядеть без улыбки - так он был мил.
- Там, где я находился, тоже было недурно…
- Да, но нельзя же сравнивать с Парижем! Освобождение центра мира, это - событие!
Они заговорили о баррикадах, о парижанах, которые сбегались со всех сторон, как только первая скамейка перегораживала улицу, о лавочниках и женщинах, выходивших из домов, о ребятишках и прохожих; о том, как росли баррикады.
- На дорогах тоже было неплохо, ну и гнали же мы их!
- А я видела и то и другое, - сказала Анна-Мария. - Я видела, как они бежали по дорогам, замаскировавшись ветками - настоящий балетный дивертисмент! Между Дижоном и Парижем я чуть не попала им в лапы. К счастью, они уже были, как осенние мухи, хоть голыми руками их бери, все им было безразлично. У меня тогда болела нога, я еще с трудом передвигалась… Но как подумала, что в Париже все произойдет без меня… И, однако, все произошло без меня: из-за ноги пришлось сидеть дома. Но все-таки я была в Париже, была здесь, когда освободили улицу Рен! Должна вам признаться, что я отдыхаю душой, разговаривая с людьми, которые не спрашивают, что такое ФТП!
- Вы водитесь черт знает с кем, Аммами. - Жако говорил совершенно серьезно. В голубых глазах, как-то не вязавшихся с его лицом, появилось детски внимательное выражение. - Не знаю, слышал ли ты, Франсис, о подвигах Анны-Марии - "Барышни"? Ее звали "Барышней" в подполье. Она организовала побег из тюрьмы П. - чудо находчивости и хитроумия…
Франсис восторженно посмотрел на Анну-Марию.
- Потрясающе, - сказал он, - она похожа на средневековую героиню, ее представляешь себе сидящей за прялкой, а она ведет себя как франтирер!
- Да, но теперь она снова вернулась к своей прялке… Война кончилась, и от Аммами ничего не осталось! Средневековье, как ты выражаешься! Послушайте, Аммами…
- Нет, погодите, я приготовлю омлет и вернусь, только не забудьте, что вы хотели сказать…
- Она не исключение, - говорил Жако Франсису, воспользовавшись тем, что они остались одни. - Я не хочу этим сказать, что во время Сопротивления существовало много таких замечательных мужчин и женщин, какой показала себя Анна-Мария, я хочу только подчеркнуть, что, наряду с людьми, которые никак не могут приспособиться к мирной, то есть относительно мирной, жизни, имеются, видимо, такие Аммами, которые полностью возвращаются к тому существованию, какое вели до войны… Посмотришь - самые обыкновенные обыватели, даже не заподозришь, что они герои.
- Ну нет, я не уверен, что это справедливо в отношении Анны-Марии. Она совсем не прежняя…
- Это ничего не значит… Она изменилась, согласен, но вызвано это причинами чисто личного характера, муж, дети… Анна-Мария по природе наседка… Раз бошей нет, значит все в порядке, она не видит дальше своего носа и не отдает себе отчета, в каком положении находится страна. Вот ты, например, ты не слишком склонен заниматься политикой, но ты все-таки актер, сочувствующий Партии… а она - нуль! И вместе с тем эта женщина иногда рассуждает на редкость трезво… Возможно, ты прав… Признаюсь, для меня она загадка…
- Вы как любите, недожаренный? - крикнула Анна-Мария из кухни.
- Пойду помогу… - Франсис снова оставил Жако в одиночестве.
И снова, по мнению Жако, они отсутствовали слишком долго. Сколько нужно времени, чтобы приготовить омлет?.. Наконец-то вот и они.
- Он на сале, которое принесла белошвейка, - объявила Анна-Мария. - Угощайтесь, Жако… Ну как?
- Как раз по моему вкусу… Но будет вам суетиться, садитесь, ешьте…
Анна-Мария села между Франсисом и Жако.
- Недосолен, ну и пусть, не хочу раздражать Жако… Да, забыла вам рассказать, Жако, я недавно познакомилась с сыном мадам де Фонтероль… Отчего вы мне не сказали, что он - капитан Жерар?
- Я думал, вы знаете…
- Ничего вы не думали. Вы просто не хотели мне говорить из-за мадам де Фонтероль. Когда у вас вышла с ним драка, я считала, что ребята сочиняют, но теперь, когда сама его увидела… Внешность приятная, но сразу видно, парень непутевый. Интересно, как сложится его жизнь. Он ничего не умеет делать, ничему не научился, просто развращен. Хотите кофе, это опять белошвейка! Не боитесь бессонницы?
- Ужасно хочется кофе, - признался Франсис, - будь что будет, до смерти хочется хорошего кофе… Дайте-ка мне адрес вашей белошвейки!.. Вы это о ком, об Иве де Фонтероль? Как раз сегодня вечером я встретил его с генералом де Шамфором в кафе л’Юнивер…
- Стой, стой! - воскликнул Жако. - Это занятно, я и не знал, что они знакомы. Генерал - человек довольно примечательный, сейчас, после окончания войны, он тоже оказался не у дел. Не нравится мне их дружба, ничего хорошего из нее не получится.
Анна-Мария молчала. Она не знала, что Селестен в Париже. После двух дней, проведенных в квартирке первого этажа, прошло уже два месяца, а она ничего о нем не слышала. Странно звучит имя, которое вы храните в тайне, когда его произносят равнодушные уста, будто кто-то положил руку на крышку шкатулки, но не поднимает крышку и даже не подозревает, что под ней.
- Да, не нравится мне их дружба, - повторил Жако. - Капитан Жерар из тех молодых людей, которых Сопротивление только сбило с толку. В двадцать лет трудно верить в существование смерти, а нет увлекательнее игры, чем рисковать жизнью, не веря в смерть. Им ничего не стоило вести себя как героям. И во имя правого дела им было все дозволено. Теперь этого дела больше не существует, они же по-прежнему считают, что все дозволено! Как с ними быть? Жаль мне этих парней, не их вина, что они ищут другие занятия, которые давали бы не меньше привилегий и прежде всего деньги, много денег. Представляете себе, какие суммы проходили через их руки, проходили бесконтрольно, и они этим пользовались. Риск, приключения… Не беспокойтесь, люди с головой сумеют направить их энергию!
- Когда же наступит мир! - со вздохом вырвалось у Франсиса. - До чего же все надоело, друзья мои! Торчу в этом старом балагане, где едва-едва зарабатываешь на жизнь… Я не мальчишка-парашютист и не фашист какой-нибудь, но, уверяю вас, смотреть тошно на то, что делается в этой стране! Спекуляция, пьяные американцы, коллаборационисты, вылезающие из всех щелей, как клопы… Да что же это такое! Уверяю вас, иногда мне кажется, что Женни поступила правильно, если не по отношению к нам, то по отношению к себе.
Они замолчали. Все трое они когда-то любили Женни, они горячо любили ее и сейчас. Каким козырем в их общей игре, игре французов, была бы сейчас эта гениальная актриса. Они сами не понимали, как тесно их связывала общая игра, и считали, что им хорошо вместе просто потому, что они давно друг друга знают, потому, что их объединяет парящая над ними тень Женни.
Анна-Мария встала и нарушила молчание, которое становилось тягостным, так много в нем было если не отчаяния, то боли.
- Пойду приготовлю кофе…
- Давайте я намелю…
Франсис последовал за ней на кухню. Жако курил трубку и думал: "Что-то все-таки было между ними в ночь иллюминации".
Шум кофейной мельницы заглушал голос Франсиса.
- Мне так хотелось бы снова увидеться с вами, - говорил он.
- Так мы же увиделись, - ответила Анна-Мария.
Она казалась такой удивленной, что он спросил себя, действительно ли между ними что-то было в ночь иллюминации.
XII
Мадам де Фонтероль возобновила свои четверги. Хотя Ив предпочитал манекенщиц и обладал достаточно приятной наружностью, чтобы они обходились ему не слишком дорого, даже это "не слишком" было ему не по карману; все-таки расход - ужин, скажем, самый скромный ужин на двоих, с бутылкой вина сразу влетает вам в тысячу франков, если не в полторы, и потому Ив, предпочитая манекенщиц, ухаживал за светскими дамами, которых встречал на четвергах у своей матери или еще где-нибудь. Среди этих дам попадались прехорошенькие, и на их стороне было явное преимущество: их не приходилось водить в рестораны, они сами держали поваров. Возраст не играл для Ива большой роли, напротив, как уже говорилось, он даже предпочитал женщин постарше: такие способны на материнское чувство.
- А та дылда, что была у тебя в прошлый раз, придет сегодня? - спросил он у матери, которая расставляла в большой гостиной вазы с цветами.
Стоя на коленях перед камином, Ольга разводила огонь - уюта ради: по четвергам включали центральное отопление.
- Снова ты разворошил все блюдо с сандвичами! - В каждой руке Ив держал по сандвичу, третий дожевывал. - Хуже маленького ребенка.
- Вовсе я не разворошил, их тут целая груда: никто и не заметит. Она придет?
- О ком ты говоришь? Это ты графиню Эдмонду Мастр величаешь дылдой?.. Надеюсь, придет… Предупреждаю тебя, муж ее в тюрьме.
- Тем лучше. А он очень мерзкий тип? - Ив говорил с набитым ртом.
- Очень.
- Она убивается по нем?
- Гм!..
- Генерал де Шамфор твердо обещал быть, ты, кажется, его совершенно покорила, мама…
- Слава богу, что я уже старуха. Он необыкновенно привлекателен.
В большой гостиной мадам де Фонтероль - обшитые панелью стены, картины в золоченых рамах (вероятно, семейные портреты, но настолько потемневшие, что ничего не разберешь), атласная мебель в стиле Людовика XVI, как нельзя более уместная в этом салоне, и запах апельсинов, запах, который всю жизнь связывался в представлении Ива с приемными днями его матери… Мадам де Фонтероль расставляла последние вазы. Ольга подметала возле камина, огонь разгорелся. Все готово: занавеси задернуты, бутылки, птифуры, пирожные - на месте…
- Уйдешь ли ты наконец или нет! - Мадам де Фонтероль рассердилась не на шутку. - Скоро ничего не останется, словно саранча пролетела…
Она выставила сына за дверь.
Когда Ив спустился, в гостиной было полно народу. В дыму сигарет, смешанном с запахом апельсинов и духов, пестрели дамские шляпки. По-видимому, птифуры и сандвичи имели успех: всюду стояли пустые тарелки и бокалы. Генерал де Шамфор в battle dress стоя разговаривал с какой-то дамой, совершенно потонувшей в глубоком кресле: виднелись лишь ее длинные скрещенные ноги. Генерал скосил пристальный неподвижный взгляд на эти ноги; держался он очень прямо, он поставил носок сапога на перекладину стула и пристроил бокал на согнутом колене. Сейчас он казался настолько поглощенным беседой, что Ив не решился его потревожить. А вот и Бертран с женой, она сегодня особенно хороша. Жаль, что она жена Бертрана, однокашника, товарища по лицею! И старуха Лаплат тоже приплелась… Испугавшись, что она в него вцепится, Ив неслышно проскользнул за ее спиной. Он пожимал, целовал чьи-то руки и, обойдя всех гостей, направился к генералу. Дама в кресле оказалась графиней Эдмондой.
- Я говорю мадам Мастр, - генерал продолжал прерванную Ивом беседу, - что ланг д’ок - язык моей родины - это язык любви, и изучать его можно только в тех краях… Познать любовь под тамошним небом, среди камней, в которых запечатлены века, под песню ветра в косматых деревьях, в безлюдье гарриг Прованса, где одно лишь солнце, душистые травы, дубки да колючий кустарник, лаванда и воздух… Окунуться, врасти, отдаться во власть…
Графиня Мастр, скрестив ноги, внимательно следила за дымом своей сигареты. Крупная, красивая, со свежим, чистым цветом лица, с волнистыми волосами рыжеватого оттенка. Генерал ей нравился, это не вызывало ни малейшего сомнения… Но генерал внезапно осекся и поспешно отошел, бросив на ходу: "Извините, я должен пойти поздороваться". Ив подсел к Эдмонде.
Генерал ловко лавировал среди гостей.
- Мадам де Фонтероль сказала мне, что вы придете…
Анна-Мария рассеянно поздоровалась с ним и, улыбаясь, повернулась к человеку, вскочившему с кресла ей навстречу; он долго-долго жал ей руку, казалось, никогда ее не выпустит…
- Здравствуйте, Чарли…
- Анна-Мария, как я счастлив! Вот оно, наше не состоявшееся три года назад свидание! Неужели прошло три года? Известно ли вам, генерал, что именно из-за меня мадам Белланже попала в тюрьму? Представьте, встречаю ее на улице и назначаю свидание на четверг у мадам де Фонтероль… простить себе не могу! Казалось, риску никакого, здесь бывал весь Париж, совсем как сейчас… И надо же, чтобы именно в тот день нагрянуло гестапо… Я успел удрать через кабинет Ива и не видел ни гестапо, ни Анну-Марию… Они увели всех, хотя, видит бог, среди гостей было достаточно добрых коллаборационистов! - Чарли звонко расхохотался. Он великолепно говорил по-французски, с чуть заметным английским акцентом… - Меня совсем совесть замучила: мое легкомыслие могло дорого обойтись Анне-Марии.
- Напротив, я вам очень признательна, - ответила Анна-Мария. - Я тогда не знала, что мне с собой делать, как жить. А получилось к лучшему, за меня решили другие. Так что это пошло мне на пользу.
- Вы - чудо, Анна-Мария! - Чарли смеялся все громче и громче. - И как вы похорошели, просто прелесть! Прошу вас, простите мне мою опрометчивость.
Взгляд генерала вдруг метнулся в сторону - тот самый взгляд, что так нравился Анне-Марии, взгляд чистокровного скакуна, который при виде клочка бумаги косится, дрожит, готов встать на дыбы.
- Опрометчивый англичанин - большая редкость, - заметил он. - Посмотрите, например, на мисс Дональд, молодую даму, что сидит рядом с мадам де Фонтероль. Ее сбросили с парашютом в наш район, и она оказала нам неоценимые услуги… В том числе помогла разоблачить одного предателя, с которым мы и по сей день не расквитались. Сеть Интеллиженс Сервис во Франции вполне заслужила благодарность родины…
- Какой? - спросила Анна-Мария.
Чарли расхохотался во все горло, улыбнулся и генерал.
- Родины союзников, дорогой друг, именно ее… Кстати ИС во Франции на шестьдесят процентов состояла из французских офицеров. Ив, например, служил в ИС.
- Странно!.. - Анна-Мария задумалась. - В какой момент то, что было добром, становится злом? Я хочу сказать: в какой момент тот факт, что ты, для блага родины, состоишь на службе иностранной державы, становится злом для твоей родины?
- Вы занимаетесь политикой? - спросил Чарли.
- Я? - удивилась Анна-Мария. - Да что вы!
Подошла мадам де Фонтероль и прервала их разговор.
- Вероятно, вам обоим очень странно вновь встретиться здесь? - сказала она. - Оба вы прошли долгий путь. - Она дружески положила руку на плечо Анны-Марии. - Никогда не забуду измученного личика Анны-Марии, когда она вышла из тюрьмы Френ… бедная девочка, она была в таком смятении…
- Генерал, - окликнул де Шамфора Ив, - мадам Мастр хочет попрощаться с вами.
Чарли и Анна-Мария уселись в уголке гостиной. Ив дал себе слово расспросить Чарли об этой женщине. Он побыл немного с ними, но они говорили о Женни Боргез, и ему стало скучно: Ив, разумеется, не раз видел Женни в кино, но знаком с ней не был, да и откуда ему было знать кинозвезду мировой величины? У мадам Белланже необыкновенные волосы и какая-то удивительно изящная, гибкая фигура… В жизни не видывал такой тонкой талии! Ив еще раз дал себе слово расспросить Чарли об этой женщине… Бесспорно подозрительная особа… Опасная авантюристка. И Чарли и генерал держат себя с ней, как с женщиной, с которой можно вести только крупную игру, если вообще тут речь идет об игре… Ива она и волновала и раздражала: люди, которыми он восхищался, восхищались мадам Белланже! Так этого оставить нельзя… Подумать только, графиня Мастр встала с места и пересекла всю гостиную, чтобы познакомиться с мадам Белланже!
- Я столько о вас слышала, - сказала она, не выпуская руки Анны-Марии, - все восторгаются вами!
Анна-Мария с видом жертвы молча слушала ее комплименты.
- Мы непременно должны повидаться! Может быть, вы выберете время и придете ко мне позавтракать или пообедать?
- Я работаю, - отвечала Анна-Мария, и на лице ее появилось страдальческое выражение, - но я буду очень рада повидаться с вами…
- Обещаете? Значит, договорились… Я вам напишу…
Нагнувшись к Анне-Марии, словно она собиралась расцеловать ее, графиня Эдмонда еще раз пожала ей руку. Генерал ждал графиню у дверей, она просила подвезти ее: шел проливной дождь, а у нее не было машины.