Среди кричащих женщин и плачущих детей матросы отчаянно пытались спустить шлюпки. Из-за большого крена "Атении" шлюпбалки правого борта вывалить не удалось. Часть шлюпок левого борта была разбита взрывом, они свисали на талях кучками бесполезного мусора. Другие были загружены по самый планширь и были спешно сброшены в бурлящее море. Большинство из них набрали много воды, которая перекатывалась взад и вперед по днищу, словно прилив. Одну шлюпку волной забросило под корму "Атении", и она была разбита в щепки винтами.
Радист оставался на борту тонущего судна до последней минуты, передавая сигнал SOS. Призыв "Атении" был пойман норвежским судном "Кнут Нельсон", шведской яхтой "Южный Крест" и британскими эсминцами "Электра" и "Эскорт". Они спасли более 1300 человек с потопленного судна. Погибли 112 человек, в том числе 28 американцев, 50 британцев, несколько поляков и немцев и 19 членов экипажа.
Потопление невооруженной "Атении" взбудоражило весь мир. Статья 22 Лондонского Морского договора 1930 года, который Великобритания и Соединенные Штаты ратифицировали немедленно и к которому спустя 6 лет крайне неохотно присоединилась Германия, четко определяла правила ведения военных действий подводными лодками. Эта статья утверждала, что подводная лодка "не имеет права топить… торговое судно, предварительно не поместив пассажиров, экипаж и корабельные документы в безопасное место".
Утром 4 сентября газеты всего мира вышли под сенсационными заголовками, которые пытались разогнать туман противоречивых заявлений и сплетен. Британское Адмиралтейство утверждало, что потопление этого судна является свидетельством преднамеренного нарушения Карлом Деницем, командующим германским подводным флотом, положений Лондонского Морского договора. Он сознательно отдал приказ своим подводным лодкам топить невооруженные торговые суда без предупреждения. Гнев англичан оказался ужасным и заразительным. Франция забурлила. Нейтральная Америка восприняла эту новость с возмущением.
Но в германском адмиралтействе тоже бушевали страсти. Гитлер пытался локализовать так называемый "польский инцидент" и всеми силами старался удержать Запад в состоянии пассивного созерцания. Поэтому он отдал приказ своим подводным лодкам всемерно избегать любых незаконных актов агрессии в открытом море. Это означало, что подводные лодки должны следовать положениям Гаагской конвенции, которая требовала от них подниматься на поверхность и подавать предупредительный сигнал перед тем как атаковать торговое судно.
Разумеется, ни один человек в Oberkommando der Kriegsmarine, германском Верховном командовании ВМФ, не отважился противоречить приказам Гитлера. Поэтому не было оснований полагать, что какой-то командир подводной лодки выпустил торпеду, ставшую для "Атении" роковой. Пока было невозможно опросить командиров лодок, патрулирующих у Гебридских островов, так как им было приказано соблюдать строгое радиомолчание. Поэтому по совету командования флота германское правительство просто отвергло обвинения англичан, как злостную пропаганду.
Но доктор Иозеф Геббельс, нацистский министр пропаганды, пошел дальше. Он сочинил фантастическую историю, будто Уинстон Черчилль, который тогда занимал пост первого лорда Адмиралтейства, приказал потопить "Атению", чтобы спровоцировать вспышку недружественных настроений по отношению к Третьему Рейху! У журналистов разыгралось воображение, и начали всплывать истории одна фантастичнее другой. "Атения" подорвалась на мине… Нет, ее торпедировала советская подводная лодка… Нет, ее взорвали ирландские террористы. Пылая ненавистью к Британской империи, они во время стоянки в Ливерпуле подложили в трюм бомбу с часовым механизмом…
Германия узнала правду только в самом конце сентября, когда командир U-30 обер-лейтенант Фриц Лемп, завершив патрулирование, привел свою лодку в Вильгельмсхафен. Он отдал честь Деницу, который встречал его на причале, и печально сказал:
- Герр адмирал, я должен кое-что сообщить. Это я потопил "Атению".
- Что?! - вскрикнул Дениц, потрясенный новостью.
- Я ошибочно принял ее за вспомогательный крейсер и. понял свою ошибку, только когда было уже поздно.
Лемп объяснил, что он был слишком взволнован объявлением войны. Как только он вскрыл пакет с приказом командования, в перископе появилась "Атения". Далее все ясно… Лемп был строго наказан за свою ошибку. Его посадили под арест, чтобы дать время спокойно изучить силуэты британских судов. Он и его экипаж получили строжайший приказ хранить в секрете происшедшее. Подводные лодки получили приказ с запретом атаковать любые пассажирские суда, даже если те будут следовать в сопровождении эсминцев.
U-30 была списана осенью 1940 года, а ее офицеры и экипаж были переведены на новую лодку U-110. Эта лодка была потоплена 9 мая 1941 года и унесла Лемпа с собой на дно. Но Битва за Атлантику началась именно в этот спокойный сентябрьский вечер 1939 года. Она бушевала еще 5 лет и 8 месяцев. Жертвами в этой жестокой борьбе стали более 2000 торговых судов и 175 военных кораблей. Они пошли на дно в результате атак германских подводных лодок. В свою очередь, союзники уничтожили 781 подводную лодку, которые превратились в стальные гробы для более чем 28000 германских подводников.
"Атения" стала только прелюдией.
Глава 3.
Бык Скапа-Флоу
"Боги, владыки морей, по чьим плыву я просторам!
На берег выйду едва - и тельца белоснежного в жертву,
Вам принесу, исполняя обет, и в соленые волны
Брошу мясо его, и вином совершу возлиянье".
Вергилий, "Энеида"
Германские морские волки, вышедшие в плавание в августе 1939 года, глубоко запустили острые клыки в жирные ляжки британских торгашей. Первых капитанов подводных лодок было совсем немного, и они еще не почуяли в воздухе запах бойни. Северное море, укрытое мрачными туманами, было их Фермопилами. Но тогда моряки еще об этом не догадывались. Они были молоды и жаждали славы, а пылающее солнце медленно уходило за горизонт, превращая волны в сверкающий жидкий топаз. Они бесстрашно произносили богохульные клятвы и запивали их багряным вином. Эти капитаны заглядывали через океан, за громоздящиеся облака, выше реющих морских птиц, и чувствовали только пьянящее веселье. Дикая отвага Тора бежала в их венах.
За 2 года до начала войны германский флот провел большие маневры. Командиры подводных лодок ныряли в беспокойные воды Балтики, Северного моря, Атлантики. В ходе военных игр они садились на хвост воображаемым конвоям. Они стреляли практическими торпедами и добивались воображаемых попаданий. Они закладывали лихие виражи, уходя от импульсов гидролокаторов. С помощью рулей глубины они опускались в мрачные, черные глубины, где можно встретить только несущуюся акулу или порхающую манту.
Они были элитой флота, эти молодые подводники. Их подготовка была очень тщательной. Они напоминали хорошо смазанные машины, которые безотказно работают на свету и во мраке, в палящей жаре тропиков и леденящем полярном холоде. Они сразу понимали, что призрак смерти всегда идет с ними рука об руку в качестве нежеланного члена экипажа. Подводники всегда купались в лучах славы. Поэтому многие молодые моряки, стремясь заслужить гордую улыбку отца или полный детского обожания взгляд возлюбленной, пытались вступить в замкнутую касту подводников.
Но требования здесь были очень жесткими. Молчаливая служба практически любого флота быстро доказывала таким полным рвения кандидатам, что они всего лишь человеки, а не закаленные стальные клинки. И не было никакого прока от густых усов и показного мужества. Часть моряков обнаруживала, что многотонная масса холодной соленой воды ложится им на плечи невыносимым грузом, рождая в душе темные страхи. Другие, выйдя в свой первый военных поход, превращались в жалких трусов, как только на горизонте вырастали мачты первого вражеского корабля. Они прыгали в рубочный люк с паническим воплем "Погружение! Срочное погружение!"
Но те, кто прошел нелегкое испытание морем, получили вожделенные рыцарские шпоры. Они стали ПОДВОДНИКАМИ. Однако настоящие испытания отваги и выносливости были еще впереди. Подводная лодка - уязвимый корабль. Серия глубинных бомб, взорвавшись недалеко от нее, может смять корпус лодки. Лодка, захваченная на поверхности вражеским эсминцем или бомбардировщиком, почти беззащитна. Любая механическая поломка может заставить ее начать погружение до самого дна. И тогда наступает момент, когда страшный кулак моря сокрушает прочный корпус, словно хрупкую яичную скорлупу. Но и это еще не самое страшное. Такая смерть, по крайней мере, быстра и милосердна. Были и другие лодки. Получив повреждения в бою, они мягко опускались на морское дно. И люди знали, что лодка стала их железным гробом, они умрут один за другим в темноте и холоде, задыхаясь от нехватки воздуха. На их долю выпадали долгие часы тяжелейших испытаний, когда вражеские эсминцы прочесывали море, сбрасывая десятки глубинных бомб. Ударные волны, словно исполинские молоты, били по бортам лодок. Гасли лампы, вылетали заклепки и открывались течи. Шипящие струи воды под высоким давлением приобретали остроту бритвы. Они могли срезать неосторожно подставленную руку.
К тому же подводную лодку никак нельзя назвать комфортабельным кораблем. Особенно это относится к германским лодкам, построенным в годы Второй Мировой войны. Офицерам и матросам, которые выходили на них в море, следовало быть решительными и непоколебимыми. Их ждали недели тесноты, лишений и неизменный психологический дискомфорт. Германия имела несколько типов подводных лодок. В начале войны большая часть ее субмарин принадлежала к прибрежному типу (250-300 тонн). Сами моряки с долей насмешки называли эти лодки "каноэ". Эти крошечные суденышки с экипажем 25 человек были вооружены 3 торпедными аппаратами. Позднее появились несколько "морских коров" водоизмещением около 1000 тонн. Большие лодки также использовались для минных постановок. Но главную тяжесть Битвы за Атлантику вынесли на своих плечах лодки VII серии. В ходе войны этот проект несколько раз изменялся, и лодка серии VIIC/41 по своим характеристикам довольно сильно отличалась от первых лодок серии VII А, хотя в общем оставалась той же самой. Они имели водоизмещение от 500 до 750 тонн и были вооружены 5 торпедными аппаратами. Экипаж лодки состоял из 44 человек. Лодки имели скорость 17 узлов на поверхности и 8 узлов под водой. Всего за годы войны Германия построила 718 подводных лодок серии VII. Союзники сумели уничтожить 546 этих лодок, которые ушли на дно, унеся с собой тысячи молодых моряков, посмевших бросить вызов морю.
Даже в лучшие времена жизнь на подводной лодке была нелегкой. Людям приходилось проявлять максимум терпимости к своим товарищам. Любая лодка отличается страшной теснотой и шумом. Воздух в ней спертый и тяжелый, частенько он воняет нефтью. Экипаж спит на узких койках, где невозможно повернуться. Он приткнуты вдоль бортов, так как поперек лодки их пристроить невозможно. При сильном волнении людей выбрасывает из коек прямо на палубу. Отдавленные пальцы, разбитые носы и расквашенные губы тоже входят в правила этой игры.
Люди никогда не раздеваются, им редко выпадает случай умыться и побриться. И не потому, что все они неряхи, просто на лодке нет элементарных бытовых условий. Выходящая на патрулирование лодка забита ящиками с овощами и консервами. Какие-то коробки громоздятся в жилых отсеках. Проход посреди лодки, где людям приходится ежедневно бегать, выполняя свои обязанности, больше напоминает полосу препятствий. Но люди способны стерпеть даже невыносимое, если не теряют чувства юмора. Поэтому главная транспортная артерия лодки, заставленная мешками с картофелем, получает название Унтер ден Линден, или Лейпцигерштрассе. На других лодках, несущих другой флаг, она превращается в Пикадилли или Елисейские Поля. Лучшим противоядием против ностальгии для подводника остается едкая шутка.
Для подводных лодок война началась сразу. Своего пика эта титаническая борьба достигла в 1943 году, но началась она с мрачной ноты. После недостойного поступка Лемпа, потопившего "Атению", репутацию подводников немного исправил командир U-29 капитан-лейтенант Шухардт. В момент объявления войны, 3 сентября, в море находилось множество британских торговых судов, которые шли "сами по себе, куда вздумается". Чтобы защитить этих потерявшихся сироток, британское Адмиралтейство отправило в море авианосец "Корейджес" вместе с 4 эсминцами. Они должны были крейсировать юго-западнее Ирландии. В течение 2 недель "Корейджес", как заботливый пастух, загонял беспомощных овечек в пролив Св. Георгия.
Вечером 17 сентября одно из перепутанных торговых судов, находившееся в нескольких милях от авианосца, послало в эфир паническое сообщение о вражеской подводной лодке. Командир "Корейджеса", капитан 1 ранга Макейг-Джонс, отправил 2 эсминца, чтобы проверить сообщение. Как раз в этот момент Шухардт всплыл под перископ. Море было спокойным, сумерки наползали, как это бывает на море, от горизонта. На фоне светящегося неба Шухардт увидел массивный корпус "Корейджеса". Он разворачивался против ветра, чтобы принять находящиеся в воздухе самолеты. Командир лодки повернул фуражку козырьком назад и припал к окулярам перископа, выводя U-29 в атаку. Когда последний самолет коснулся полетной палубы, он прицелился и выпустил 3 торпеды. После этого лодка стремительно пошла в глубину. 2 торпеды попали в цель, и через 20 минут "Корейджес" перевернулся и затонул, оставив после себя только пятно нефти. Вместе с кораблем погибли капитан и 517 человек экипажа. Макейг-Джонс обрел смерть героя, а Шухардт - лавры героя.
Осеннее золото покрыло землю, вечера стали долгими и холодными. Но еще далеко не все суда вернулись домой из своего последнего довоенного плавания. Они собирались в огромные неуклюжие конвои, оцепленные бдительными эсминцами, чтобы доставить в Англию жизненно необходимые ей грузы. Экипажи судов были мрачными и нервными. Им предстояли нелегкие времена, конец которых пока не был виден.
Прежде чем закончился год, на дно Атлантического океана отправилось более сотни торговых судов союзников. По мере того как рос потопленный тоннаж, коммодору Деницу стало ясно, что некоторые его капитаны значительно оторвались от основной группы. Среди остальных, подобно горным пикам, высился триумвират - Гюнтер Прин, Отто Кречмер и Иоахим Шепке. К начале 1941 года каждый из них потопил значительно больше 200000 тонн торговых судов. Из этой троицы именно Прину меньше других требовались лавры и литавры. Но уже через несколько недель после начала войны он обессмертил свое имя, проведя дерзкую операцию, которая потребовала исключительного умения и неслыханной отваги. Зато она принесла Прину постоянную славу, почести и превратила его в божество для толп берлинцев, которые истерически приветствовали его, когда он проезжал под мокрыми от дождя Бранденбургскими воротами. Он прошел долгий путь.
Гюнтер Прин родился в скромной семье. В детстве он хлебнул немало испытаний, которые стали еще тяжелее в результате послевоенной инфляции. Его мать, которую он искренне и глубоко любил, была его единственной опорой в мрачные годы, которые последовали за поражением Германии в Первой Мировой войне. Это была грустная женщина, которая продавал кружева, убирала студенческие пансионы и рисовала пасторальные картинки, чтобы хоть как-то оплатить растущие долги. Именно в эти трудные годы, проведенные в Лейпциге, юный Гюнтер, как и все мальчишки в мире, начал бредить морем. Он читал и перечитывал потрепанную книжку, описывающую жизнь Васко да Гама. Как самый приятный отдых от тяжелых ежедневных забот были для него мысленные путешествия вместе со знаменитым португальским мореплавателем вокруг мыса Доброй Надежды к сверкающему роскошью двору Великого Могола, правителя Индии. Да Гама стал идолом для Прина. Он прикрепил портрет мореплавателя у себя в изголовье как молчаливое напоминание о морских просторах.
В 1923 году, когда ему исполнилось 15 лет, Гюнтер услышал песню морскою ветра, запах смолы и пеньки, услышал крики чаек. И после этого не было силы, которая удержала бы его в тихой комнате. Он сказал матери, что хочет стать моряком, и она ответила:
- Если ты хочешь этого, Гюнтер, я не стану тебе мешать.
Он собрал свои жалкие сбережения, упаковал залатанную одежку в рюкзак и отправился в морскую школу в Финкенвадере. Беспокойный дух Васко да Гамы вел ею.
Морская школа обрезала невидимые нити, которые привязывали его к земле. Для Прина это было время перестройки и открытий. В странном морском мире даже привычные веши потеряли свои старые названия. Сухопутные стены и пол превратились в переборки и палубу. Левый и правый обернулись бакбортом и штирбортом. Таинственная стрелка в сверкающем медном котелке вела корабли через бескрайнее море. Корабли были деревянными и стальными. Одни корабли мчались вперед, подталкиваемые бронзовыми лопастями винтов. Другие ловили порывы ветра в распушенные белоснежные груды парусов. Уходящие корабли оставляли позади себя слабую кильватерную струю на тихом зеркале гавани. Приходящие суда, казалось, все еще несут с собой ароматы Востока. Но встречались и печальные картины - корабли, которые давно погибли на мелководье, под берегом. Их бушприты торчали в сторону земли, как указующие и обвиняющие персты. И ворчащий прибой плескался между изглоданных шпангоутов.
Прин был прилежным учеником, и когда он закончил первичную подготовку, то был отправлен юнгой на учебный барк "Гамбург". Впрочем, если говорить строго, он стал капитанской прислугой. Когда были отданы швартовы, а паруса развернулись, ловя береговой бриз, Прин понял, что нашел свое призвание. Он провел на борту "Гамбурга" 6 месяцев. Это был период испытаний, и часто он вспоминал дом, прочный мирок стабильности и порядка. Но рядом находился капитан "Гамбурга", высшая власть в море, и в глазах его горел знакомый огонь Васко да Гамы.
В годы своего ученичества Прин вязал койку, прибирал капитанскую каюту, драил палубу, помогал коку, выворачивал за борт корзины с мусором - обязательно под ветер! За все это денег он не получил вообще, да и еды ему перепадало немного. А вдобавок случились ужасные ночи, когда штормовой ветер рвал паруса, его свистящие порывы превращали море в кипящий водоворот. Голодные волны захлестывали на палубу, и вода стекала через шпигаты пенистыми струями.