– Док, я когда в Аризоне жил, умер у нас как-то один мужик на ранчо. Внезапно скончался. И был один парнишка, который, похоже, приложил к этому свою руку. Шериф ему и говорит: "Hombre, я не думаю, что ты это сотворил. Но кто, кроме меня, тебе поверит? Что ж тут поделаешь?" Тогда этот парнишка и говорит: "Шериф, дайте мне две недели, и если я не приведу вам ублюдка, который это сделал, то болтаться мне в петле". Шериф ему на это: "Справедливо. Тогда временно объявлю, что он скончался от шока". А он и впрямь от шока скончался. Как тут без шока, когда в тебя пулю всадили? Ну вот. И через неделю возвращается наш парнишка уже с убийцей.
– Я понял, к чему вы клоните, Макканн. Но тут не Аризона.
– Знаю. Но, может, вы бы написали, что у него случился сердечный приступ? Пока что? И дали бы мне неделю? А ежели я вам убийцу не приведу, то запускайте свою шарманку. Я убегать не стану. Тут как дела обстоят, док. Если вы расскажете копам, то лучше вам меня с Паоло тут прям на месте пристрелить. Ежели мы копам расскажем о кукле, так они животы от смеха надорвут, а нас в Синг-Синг упрячут. А если и не расскажем, все равно нам конец. Не копы нас прихлопнут – так кто-то из людей босса скоро нам это припомнит, так-то. Верно вам говорю, док, вы так двух ни в чем не повинных людей на смерть отправите. А главное, вы никогда не узнаете, кто на самом деле босса убил, потому что никто настоящего убийцу искать-то не станет. С чего им?
В этот момент я усомнился в невиновности Макканна и Паоло. Сколь бы наивным ни казалось предложение громилы, на самом деле в нем легко было усмотреть коварный умысел.
Согласись я с ним, телохранитель Рикори и шофер получили бы целую неделю на то, чтобы спрятаться, если в этом заключался их план. В том случае, если Макканн не вернется, а я расскажу правду о случившемся, то меня сочтут их сообщником и обвинят в убийстве. Если же я скажу, что обнаружил колотую рану спустя столько времени, то это поставит под удар мою репутацию как специалиста. Если их поймают и Макканн расскажет о нашей договоренности, то я опять-таки окажусь сообщником. Я понял, что Макканн поступил очень умно, сдав оружие. Я не смогу заявить, что на меня оказывали давление. Кроме того, так он мог укрепить мою уверенность в безопасности, чтобы смягчить меня. Но откуда мне было знать, что у них с Паоло нет при себе других пистолетов? И они не воспользуются этим оружием, если я откажусь помогать им?
Пытаясь найти выход из этой ловушки, я подошел к телу Рикори, спрятав пистолеты в карман. Тело уже остыло, но это был не трупный холод. Я еще раз тщательно осмотрел его и… вдруг услышал слабое сердцебиение! В уголке рта блеснула слюна. Рикори был жив!
Еще никогда бег моих мыслей не был столь стремителен. Да, Рикори жив. Но это не устраняло нависшую надо мной угрозу, напротив, обостряло ее. Если это Макканн заколол его… Если Паоло в сговоре с телохранителем… Если они поймут, что удар не был смертельным… То разве не захотят завершить начатое? Рикори жив, он заговорит, он обвинит их в содеянном, и тогда их ждет смерть страшнее, чем казнь по закону. Смерть по приказу Рикори, от рук его пособников. А если Макканн и Паоло добьют Рикори, то вынуждены будут убить и меня…
Все так же склонившись над телом, я сунул руку в карман, достал пистолет и резко развернулся.
– Руки вверх! Оба! – скомандовал я.
На лице Макканна отразилось изумление, на лице шофера – испуг. Но оба подняли руки.
– Нам незачем заключать столь хитроумную сделку, Макканн. Рикори жив. Когда он заговорит, то расскажет о том, что случилось.
Я не был готов к их реакции на мои слова. Если Макканн притворялся, то он был гениальным актером. Широкие плечи расправились, точно с них свалился невидимый груз, глаза засияли, слезы покатились по смуглым щекам. Он был счастлив. Шофер упал на колени и вознес молитву Небесам. Он тоже плакал.
Мои сомнения развеялись. Представлялось немыслимым, чтобы оба притворялись. Мне даже стало немного стыдно.
– Можете опустить руки, Макканн, – сказал я, пряча пистолет в карман.
– Он выживет? – хрипло спросил телохранитель.
– Думаю, у него на это есть все шансы. Если в рану не внесли инфекцию, то я уверен, он выздоровеет.
– Слава Богу! – прошептал Макканн. – Слава Богу!
Брейль, зайдя в кабинет, застыл в недоумении.
– Рикори ранен. Я все объясню позже, – сказал я. – Кольнули в сердце, возможно, повреждена сердечная мышца, но отверстие крохотное. В основном он пострадал от шока. Оправится. Отнесите его во флигель и позаботьтесь о нем, пока я не подойду.
Я поспешно изложил Брейлю, что я уже сделал, и предложил дальнейший план лечения. Когда Рикори унесли, я повернулся к его подручным.
– Макканн, я сейчас не буду говорить о случившемся. Пока что не буду. Вот ваше оружие. Я даю вам шанс.
Взяв пистолеты, Макканн с любопытством посмотрел на меня.
– Не скажу, что мне неинтересно, с чего это вы передумали, док. Но я за вас обеими руками – лишь бы вы босса на ноги поставили.
– Несомненно, кого-то еще нужно уведомить о его состоянии. Предлагаю вам заняться этим. Он направлялся ко мне. У него случился сердечный приступ. Вы его довезли. Теперь я его лечу. От сердечного приступа. Вот что я скажу. Но если Рикори умрет – тогда другое дело.
– Я сообщу нашим, – ответил Макканн. – Они вам надоедать не станут. А как разберусь с ними, то попробую найти эту чертову куклу, так-то. И выбью правду из той бабищи. – Его глаза сузились.
– Нет, – твердо сказал я. – Еще рано. Установите наблюдение за той лавкой. Если женщина куда-то пойдет, выясните, куда именно. Следите и за девушкой. Если вам покажется, что кто-то из них или они обе собираются сбежать – не останавливайте, но проследите за ними. Я не хочу, чтобы их спугнули до того, как Рикори сможет рассказать, что же случилось.
– Хорошо, – неохотно согласился громила.
– Ваша история о кукле не покажется столь убедительной полиции, ведь они не успели проникнуться к вам таким доверием, как я. Не допустите, чтобы они вмешались в это дело. Пока Рикори жив, не нужно никого ни во что посвящать.
Потом я отвел Макканна в сторону.
– Вы уверены, что шофер не проговорится?
– Паоло – наш человек, – пожал плечами громила.
– Надеюсь, что так. Иначе вам несдобровать, – предупредил я.
Они ушли, я же направился к Рикори. Сердцебиение уже нормализовалось, дыхание было еще слабым, но в целом ему стало лучше. Температура тела все еще была пониженной, но не настолько, как раньше. Как я и сказал Макканну, если в рану не занесли инфекцию, если на игле, которой укололи Рикори, не было яда, то гангстер выживет.
Через некоторое время мне нанесли визит два крайне любезных джентльмена. Они выслушали мой отчет о состоянии здоровья Рикори, попросили разрешения войти в палату, удостоверились в моих словах и ушли. Они заверили меня, что "при любом исходе" мне не следует волноваться о гонораре. Если потребуется, они готовы были оплатить услуги любых консультантов, даже самых дорогих специалистов. Также они попросили не пускать к Рикори никого, кроме них самих, Макканна и медицинского персонала. Чтобы не возникло недоразумений, они предложили – "коль скоро меня это не затруднит" – выставить охрану у двери в коридоре. Я сказал, что нисколько не возражаю. Поразительно быстро у двери Рикори объявились двое неразговорчивых громил – в точности, как в ситуации с Петерсом.
Той ночью мне снились куклы: они плясали вокруг, преследовали меня, угрожали мне. Не лучший из моих снов.
Глава 6
Странная история констебля Шевлина
Утром состояние Рикори значительно улучшилось. Из комы он так и не вышел, но температура, дыхание и сердечный ритм полностью нормализовались. Мы с Брейлем так разделили обязанности, чтобы кто-то один всегда мог подойти к больному.
После завтрака охранников сменили другие. Один из моих столь обходительных ночных гостей явился посмотреть на Рикори и с видимым удовлетворением выслушал мой благоприятный прогноз.
Предыдущим вечером мне пришла в голову мысль о том, что Рикори мог делать какие-то заметки о своем расследовании, но мне было неловко его обыскивать. Теперь же у меня, казалось, появилась возможность проверить свои подозрения. Я предложил посетителю посмотреть, не было ли при Рикори каких-нибудь записей, объяснив, что нас с ним интересовало одно дело и мы собирались его обсудить, когда Рикори направлялся ко мне. Поскольку у Рикори случился припадок, мы не смогли поговорить, но, возможно, мне удастся что-то узнать из его бумаг? Мой гость согласился. Медсестра принесла пальто и пиджак Рикори, и мы осмотрели карманы. Там действительно были какие-то бумаги, но они не имели отношения к расследованию.
Зато в нагрудном кармане пальто я обнаружил прелюбопытнейшую вещицу – тонкую нить длиной дюймов в восемь. Нить была завязана в девять узлов, расположенных на различных расстояниях друг от друга. Узлы тоже показались мне странными, я таких еще не видел. Я внимательно осмотрел нить. Не знаю почему, но при этом меня охватила какая-то смутная тревога. Я посмотрел на своего гостя и увидел любопытство в его глазах. А потом я вспомнил о суевериях Рикори и решил, что эта нить с узлами была, наверное, каким-то талисманом или оберегом. Я положил ее обратно в карман.
Когда мой гость ушел, я достал нить и еще раз осмотрел ее, уже внимательнее. Нить на самом деле оказалась сплетена из человеческих волос, пепельно-русых и, безусловно, женских. Теперь я заметил, что каждый узел отличается от остальных, но все они были весьма сложными. Разница между ними почему-то напомнила мне расположение букв в слове или слов в предложении.
И когда я рассматривал этот оберег, мне вновь почудилось, будто я стою перед запертой дверью, которую так важно открыть. То было такое же наваждение, как и в ночь смерти Петерса. Повинуясь смутному порыву, я не вернул нить в карман, а бросил в ящик стола, где лежала принесенная медсестрой Роббинс кукла.
Около трех часов дня мне позвонил Макканн. Я был очень рад его звонку – при свете дня история о случившемся в машине Рикори показалась мне сущей нелепицей, и мои сомнения вернулись. Как и мысли о моей незавидной участи в случае исчезновения Макканна. Должно быть, громила догадался о моем смятении, услышав неподдельную радость в моем голосе.
– Думали, меня уже и след простыл, док? – рассмеялся Макканн. – Нет, вам так просто от меня не отделаться. Я тут для вас вроде как кое-что раскопал, так-то!
Я с нетерпением ждал его приезда. Макканн привез с собой румяного толстяка с большим бумажным пакетом. В толстяке я с некоторым удивлением узнал констебля, которого пару раз встречал на бульваре у больницы. Раньше я не видел его без формы. Следуя моему приглашению, полицейский смущенно присел на краешек стула, опустив пакет себе под ноги. Я выжидательно посмотрел на Макканна.
– Это Шевлин. – Громила махнул рукой в сторону констебля. – Сказал, что знаком с вами, док. Но я в любом случае его привел бы.
– Если б я не знал доктора Лоуэлла, я б сюда не пришел, Макканн, дружище, – мрачно заявил Шевлин. – Но у дока мозги в голове, а не картофельное пюре, как у нашего чертова лейтенанта.
– Ну, это не помешает доку тебе чегой-то прописать, Тим, – насмешливо хмыкнул Макканн.
– Да не надо мне ничего прописывать, говорю ж тебе! – рявкнул Шевлин. – Я все своими глазами видел, говорю ж тебе! А если мне доктор Лоуэлл скажет, мол, я был пьян или с катушек слетел, то я его к чертям собачьим пошлю, как я нашего лейтенанта послал. И тебя пошлю, как пить дать, говорю ж тебе!
Я ошеломленно наблюдал за их перебранкой.
– Ну, Тим, я же тебе верю. Ты себе вроде как даже не представляешь, настолько я хочу тебе верить. И почему, так-то! – успокоил его Макканн.
Он украдкой покосился на меня, и я понял, что, по какой бы причине он ни привел сюда этого констебля, громила не рассказал ему о Рикори.
– Тут как дела обстоят, док. Когда я вам рассказал о той кукле, как она взяла и выпрыгнула из машины, вы вроде как решили, что я псих. Ладно, значит, думаю я. Может, она далеко не ушла. Может, это такая механическая кукла, заводная, но завод-то у нее рано или поздно кончится, верно я говорю? Ну, я и взялся искать, может, кто что видел. И вот, значит, сегодня утром встречаю Шевлина. Он мне и рассказывает… Ну же, Тим, расскажи-ка доку то же, что и мне.
Шевлин, моргнув, осторожно отодвинул от себя пакет и начал свой рассказ. Судя по всему, он уже не в первый раз делился этой историей, но его слушатели были настроены не особенно благожелательно: толстяк то и дело с вызовом поглядывал на меня и временами воинственно повышал голос.
– Это случилось сегодня ночью, в час. Я как раз дежурил, когда услышал, как кто-то вопит: "Помогите! Убивают! Спасите!" Так и вопит. Я туда бегу, а на лавку вскарабкался какой-то выпендрежник в смокинге и цилиндре, лупит тростью по лавке и орет благим матом. Я подхожу, тыкаю его дубинкой в голень, чтоб он на меня внимание обратил. А он поворачивается ко мне и как навалится на меня! Ну, я душок-то от него сразу учуял. Думаю, ага, вот оно что. Беру его под локоток и говорю: "Пойдемте, дружище, допились до зеленых чертиков. Ну да ничего, скоро они разбегутся. Вы мне адрес свой скажите, я вас в такси посажу. Или, может, в больничку?" А он стоит такой, в меня вцепился, сам трясется и говорит: "Думаете, я пьян?" А я ему: "Еще как!" А потом смотрю на него – а он будто и не пьян уже. Этот франт шлепается на лавку и задирает штанину, и я вижу много маленьких проколов, а из них кровь сочится. "По-вашему, это зеленые чертики натворили?" – спрашивает он. Я смотрю, пальцем трогаю – точно, кровь. Будто его кто-то булавкой кольнул.
Я ошеломленно посмотрел на Макканна, но тот отвернулся, невозмутимо скручивая сигарету.
– Я и говорю: "Кто, черт побери, это сделал?" Он отвечает: "Кукла!"
Меня бросило в холод. Я посмотрел на громилу. На этот раз наши глаза встретились. Лицо констебля начало наливаться краской.
– "Кукла", говорит! – Шевлин уже кричал. – Он сказал, что это сделала кукла!
Макканн хихикнул, и Тим возмущенно повернулся к нему.
– Я понимаю, – поспешно заверил я. – Он сказал вам, что это кукла его ранила. Удивительное заявление, без сомнения.
– То есть вы мне не верите? – взвился Шевлин.
– Я верю, что он вам это сказал, – ответил я. – Прошу вас, продолжайте.
– Ну ладно. Вы, небось, решите, что я тоже был пьян, раз поверил ему? Потому что мой тупица-начальник так и сказал.
– Нет-нет, – успокоил его я.
Откинувшись на спинку стула, Шевлин продолжил:
– Я у этого франта спрашиваю: "Как ее зовут?" А он смотрит на меня: "Кого зовут?" "Куколку, – говорю. – Могу поспорить, блондинка. Хочет, чтобы ее смазливое личико было во всех газетах. Брюнетки булавками не орудуют, они обожают ножи". "Послушайте, констебль, – мрачно говорит он. – Это сделала кукла. Настоящая игрушка. То есть когда я говорю "кукла", то я именно это и имею в виду. Я вышел прогуляться, подышать свежим воздухом. Не стану отрицать, я немного выпил сегодня, но вдрызг не напивался. Иду по улице, помахиваю тростью. Она у меня из руки и вылетела. Упала вон в тот куст, – говорит он, показывая на аллею. – Я нагибаюсь, чтобы ее подобрать, и вижу куклу. Большая кукла валяется в кустах, будто ее кто-то выбросил. Я протягиваю руку, чтобы ее подобрать. И стоило мне ее коснуться, как кукла подпрыгивает, будто пружина разжалась. И бросается прямо мне через плечо. Я, конечно, удивился. Опустился на четвереньки, пытаюсь найти эту куклу. И вдруг чувствую адскую боль в ноге. Будто меня ножом пырнули. Я вскакиваю и вижу эту куклу с большой булавкой в руке". Я говорю франту: "Может, на вас карлик напал?" "Какой, к черту, карлик?! – орет он. – Это была кукла. И она кольнула меня булавкой. Глаза голубые, сама фута два в высоту, стоит и ухмыляется. Я как эту ухмылку увидел, так у меня кровь в жилах застыла. И пока я пытался понять, что к чему, она меня еще раз ударила. И еще. И еще. Я понял, что она пытается меня убить, и завопил. А кто б смолчал? – спрашивает. – А потом вы пришли, а кукла вон в те кусты шмыгнула. Бога ради, констебль, проводите меня до такси, я домой поеду, а то, врать не стану, страшно до одури". И я беру этого выпивоху под руку, думая: "Вот бедняга, что ж это тебе в пьяном угаре мерещится". Но сам гадаю: откуда же у него раны на ногах? Мы выходим на бульвар, франт все еще дрожит, я жду такси. И вдруг он как завопит: "Вон она! Смотрите, вон она!" Я смотрю, куда он показывает, и вижу, как что-то бежит по тротуару. Там довольно темно, и я подумал, что это кошка или собачонка. На обочине припаркована машина, к ней-то эта кошка – или что там было – и идет. Франт знай надсаживается, я пытаюсь разглядеть, что же там такое, и тут на улицу выезжает грузовик. Сбивает животину и скрывается из виду. Я даже свисток к губам поднести не успел. Бедолага еще шевелится – я-то уверен, это кошка, – и я бегу туда, доставая пистолет. "Пристрелю, чтоб не мучилась", – думаю. И стоило мне ступить на дорогу, как машина, которая стояла на обочине, легковушка такая двухместная, срывается с места. Только ее и видели. Я подхожу… – Он развернул пакет. – И вот что там было.
Ирландец достал из пакета куклу, вернее, то, что от нее осталось. Колесо грузовика проехало по туловищу, расплющив его. Одна нога оторвалась, другая висела на нитке, одежда порвалась и испачкалась в дорожной пыли. Это была кукла, но странным образом она действительно напоминала изуродованного карлика. Голова безвольно свисала на грудь. Макканн, подойдя, поднял ее голову. А я смотрел… смотрел, обмирая… Меня бросило в дрожь. У куклы было лицо Петерса! И в его чертах, приглушенное, точно сокрытое тончайшей вуалью, проступало выражение дьявольского восторга. То же выражение, которое исказило его лицо после смерти!
Глава 7
Кукла Петерс
Шевлин внимательно наблюдал за мной. Похоже, он был доволен произведенным впечатлением.
– Ну и мерзкая вещичка, да, док? – спросил он. – Доктор все понял, Макканн. Я же тебе говорил, у него мозги что надо!
Он посадил куклу себе на колени, будто побагровевший от натуги чревовещатель, и я не удивился бы, если бы с этих изогнутых в зловещей ухмылке губ слетел дьявольский смех.