– Толстуха называет себя мадам Мэндилип. Рыбомордая девица – ее племянница. Так она, по крайней мере, говорит. Они приехали в город около восьми месяцев назад. Никто вроде как не знает откуда. По счетам платят в срок. Похоже, денег у них много. В лавке торгует племянница, старуха сама там особо не показывается. Они с той девицей вроде как неразлучны, а с другими общаться не хотят. Соседей всячески избегают. У старухи много особых клиентов – в основном богачей. Парням показалось, что в лавке продают как простые куклы, так и какие-то необычные. Говорят, их толстуха сама делает, мол, в этом она мастерица. Соседи их терпеть не могут. Парням даже нашептали, что старуха толкает дурь. Пока вроде как все.
Необычные куклы? Богачи? Такие как Бейли и банкир Маршалл?
Простые куклы – для акробата и каменщика? Но и их куклы могли оказаться в каком-то смысле "необычными".
– Кроме лавки, в том доме еще вроде как две или три комнаты, – продолжил Макканн. – А на втором этаже – большое помещение, может, склад. Толстуха и ее племянница взяли весь дом в аренду, живут в комнатах на первом этаже.
– Отличная работа! – воскликнул я. Помедлив, я осторожно поинтересовался: – Макканн, а эта кукла вам случайно никого не напомнила?
Громила прищурился.
– Ну, вы, док, и скажете…
– Видите ли, мне показалось, что она немного похожа на Петерса.
– "Показалось"?! "Немного похожа"?! – взорвался он. – Какого черта, док?! Самый что ни на есть вылитый Петерс!
– Но вы мне об этом ничего не сказали. Почему? – подозрительно осведомился я.
– Да будь я проклят… – начал Макканн, но сдержался. – Я ж вроде как увидел, что вы его узнали. И подумал, мол, Шевлину-то о том знать без надобности. Ну и смолчал. А потом вы мне такой допрос с пристрастием устроили, что не до того было, верно я говорю?
– Человек, сделавший эту куклу, должен был хорошо знать Петерса, – невозмутимо продолжил я, решив не развивать пока эту тему. – Более того, Петерс должен был позировать перед ее создателем, как модели позируют перед художником или скульптором. Зачем он это делал? Когда он этим занимался? Почему кто-то вообще захотел сделать такую куклу?
– Дайте мне поговорить с каргой часок, и я вам все расскажу, – мрачно заявил Макканн.
– Нет. – Я покачал головой. – Ничего такого, пока Рикори не заговорит. Но, возможно, вам удастся пролить свет на произошедшее. Рикори отправился в ту лавку с какой-то целью. У меня есть причины полагать, что Рикори что-то выяснил у сестры Петерса. Вы достаточно хорошо с ней знакомы, чтобы навестить ее и узнать, что именно она сообщила вчера вашему боссу? Это нужно сделать осторожно и тактично, не рассказывая ей о состоянии Рикори.
– Нет уж, я туда не пойду, пока вы мне не скажете, что у вас на уме, док, – отрезал Макканн. – Молли не дура, ее так просто вокруг пальца не обведешь.
– Хорошо. Не знаю, говорил ли вам Рикори, но соседка Молли, Дарнли, мертва. Мы с Рикори полагаем, что ее смерть и смерть Петерса связаны. Мы полагаем, что и Дарнли, и Петерс любили детей. Дарнли умерла точно так же, как и Петерс.
– То есть с ней творилась такая же… чертовщина?
– Да. У нас была причина полагать, что и Дарнли, и Петерс заразились этой болезнью в одном месте. Рикори собирался поговорить с Молли о таком месте. Месте, куда и Дарнли, и Петерс могли ходить, не обязательно в одно и то же время. Месте, где они могли… м-м-м… быть инфицированы. Может быть, их намеренно заразил какой-то недоброжелатель. Представляется очевидным, что Рикори что-то узнал у Молли, именно поэтому он и отправился к Мэндилип. Но тут есть одно щекотливое обстоятельство. Если Рикори вчера ничего не сообщил Молли, то она не знает о смерти своего брата.
– Точно. – Макканн кивнул. – Он вроде как распорядился на этот счет.
– Если он ей не сказал, вам тоже следует умолчать об этом обстоятельстве.
– Что-то вы много чего скрываете, верно говорю, док? – Громила поднялся, собираясь уходить.
– Да, – честно ответил я. – Но я рассказал вам достаточно.
– Да? Ну, может, и так, – угрюмо согласился Макканн. – Ладно, я все равно скоро узнаю, огорошил ли босс Молли этим известием. Ежели он ей сказал, то оно в разговоре-то всплывет, верно говорю? А если нет – ну что, поболтаю с ней, а потом вам позвоню, расскажу, что мне удалось выведать. Бывайте, док!
После такого – вполне обычного для Макканна – прощания громила ушел.
Я осмотрел то, что осталось от куклы. Тошнотворная жижа застыла, приобретя очертания расплющенного человеческого тела. То было весьма неприятное зрелище. Особое отвращение у меня вызвали миниатюрные ребра и тугая пружина позвоночника, поблескивавшие над черной массой. Собравшись с духом, я как раз взял образцы этого вещества на анализ, когда пришел Брейль.
Я был настолько потрясен пробуждением Рикори и другими событиями этого утра, что не сразу заметил, насколько мой ассистент взволнован. Отбросив мысли о причастности Макканна к покушению на Рикори, я спросил Брейля, что случилось.
– Сегодня утром, проснувшись, я подумал о Гарриет, – сказал он. – Я знал, что буквы Д-Н-Е – если вообще она пыталась передать нам именно это – не могли указывать на Днейру, ее племянницу. А потом меня осенило. Д-Н-Е – дневник! Я никак не мог отбросить эту мысль. При первой возможности я договорился с Роббинс и пришел в квартиру Уолтерс. Мы там все обыскали. И я нашел дневник Гарриет. Вот он. – Брейль вручил мне небольшую книжицу в красном переплете. – Я его уже просмотрел.
Открыв ее дневник, я пролистнул страницы.
3 ноября
Сегодня со мной приключилось кое-что странное. Я прогулялась в Бэттери-парк и полюбовалась новыми рыбками в аквариуме. У меня оставалось около часа свободного времени, и я решила побродить по старым улочкам в поисках гостинца для Днейры. Наткнулась на удивительнейший крошечный магазинчик. Ветхий домик, витрина – а на ней прелестные куклы в очаровательных платьицах. Залюбовавшись этими затейливыми игрушками, я остановилась у витрины и заглянула внутрь. В магазинчике была какая-то девушка. Она стояла спиной к витрине, но в какой-то момент повернулась и посмотрела на меня. Я замерла от изумления. Лицо у девушки было белым-белым, без кровинки, глазищи огромные и какие-то испуганные, длинные белокурые волосы собраны в пучок на затылке. Я тогда подумала, что никогда таких странных девушек не видела. Она смотрела на меня целую минуту, а я – на нее. А потом она вдруг покачала головой и замахала руками, будто отгоняя меня. Я глазам своим не поверила. Я уже собиралась войти в магазинчик и спросить, что случилось, когда взглянула на часы и поняла, что мне пора возвращаться в больницу. Но я не удержалась и еще раз заглянула в окно. Дверь с другой стороны магазина начала медленно открываться. Девушка все махала руками, на ее лице промелькнуло отчаяние. Было что-то такое в ее жесте, отчего мне захотелось сбежать оттуда. И я ушла. Но мысли об этом магазинчике весь день не дают мне покоя. Мне любопытно, а еще я немного злюсь: куклы и их наряды такие красивые. Почему та девушка не захотела мне ничего продать? Чем я ей не приглянулась? Ничего, скоро я все узнаю.
5 ноября
Сегодня я опять ходила в магазин с куклами. Поведение той девушки стало еще загадочнее. Только я не думаю, что тут сокрыта какая-то тайна. Наверное, бедняжка просто немного сумасшедшая. Я не стала останавливаться перед витриной и сразу вошла в магазин. Бледная девушка стояла за прилавком. Увидев меня, она задрожала, в ее глазах вспыхнул страх. Когда я подошла к ней, она прошептала:
– И зачем вы только вернулись? Я же велела вам уходить!
Я не смогла сдержать смех.
– Мне еще не приходилось встречать таких странных продавцов, – сказала я. – Разве вы не хотите, чтобы к вам в магазин приходили покупатели?
– Теперь уже слишком поздно! – горячо зашептала она. – Вы уже не можете уйти! Главное, ни к чему не прикасайтесь! Не прикасайтесь ни к чему, что она вам даст. И не прикасайтесь ни к чему, на что она укажет! – Вдруг выражение ее лица изменилось, и она любезно сказала: – Может быть, вам что-то показать? У нас в магазине найдутся куклы на любой вкус.
Эта перемена в ее поведении была столь внезапна, что я опешила. Потом же я заметила, что дверь в противоположной стене магазина открылась – как и в прошлый раз. В дверном проеме стояла какая-то женщина и смотрела на меня. Сама не знаю, как долго я не могла отвести от нее глаз. Удивительная женщина. Шести футов роста, полная, с огромной грудью. Но не жирная. Очень сильная. У нее вытянутое лицо и темная кожа, волосы седые, под носом видны усики. Но больше всего меня поразили ее глаза. Огромные, черные – и такие жизнерадостные! Сразу видно, что ее переполняет жажда действия. А может быть, сказался контраст с той бледной девчушкой, из которой будто высосали всю жизненную силу. Нет, я уверена, ее воля к жизни огромна. Когда эта женщина взглянула на меня, я почему-то испугалась. Мне вспомнилась фраза из детской сказки:
– Бабушка, почему у вас такие большие глаза?
– Чтобы лучше видеть, дитя мое.
– Бабушка, почему у вас такие большие зубы?
– А это чтоб скорее съесть тебя, дитя мое!
Глупости, конечно. Но почему-то это не кажется такой уж чушью.
А у нее и правда были большие зубы, крепкие, желтые.
– Здравствуйте, – чувствуя себя глупо, пробормотала я.
Женщина улыбнулась и коснулась моего плеча. И вновь у меня мурашки побежали по спине. У нее были потрясающе красивые руки. Настолько красивые, что это даже немного пугало. Тонкие длинные пальцы, белоснежная кожа. Такие руки мог бы рисовать Эль Греко. Или Боттичелли. Наверное, это меня и ошеломило. Они так не вязались с ее огромным мужиковатым телом. Как и ее глаза. А вот ее руки и глаза – да, они могли бы принадлежать одному человеку.
– Вам нравятся красивые вещи. – Ее голос тоже подходил к рукам и глазам. Глубокое бархатное контральто.
Я чувствовала, как звуки ее голоса задевают во мне какую-то струну, как бывает, когда слушаешь орган.
Я кивнула.
– Тогда вы их увидите, дорогая. Пойдемте. – Не обращая внимания на девушку за прилавком, она повернулась к двери.
Я последовала за ней. В дверном проеме я оглянулась. Девушка казалась совсем испуганной, и я увидела, как она одними губами произнесла: "Помните".
Женщина провела меня в комнату… Я не могу ее описать. Комнату под стать ее глазам, рукам, голосу. Когда я вошла туда, мне почудилось, будто я уже не в Нью-Йорке. Не в Америке. Даже не на этой планете. Будто в мире существует только эта комната – и ничего больше. Это было страшно. Комната показалась мне больше, чем она могла быть, судя по размерам дома. Возможно, из-за освещения… Ее заливал мягкий слабый свет.
Там все украшено изящной антикварной лепниной, даже потолок. Одна стена обшита темным деревом с чудными резными узорами. В углу – камин, в нем горит огонь. Там было очень жарко, но жара мне не докучала. В воздухе чувствовался едва заметный странный запах – наверное, от горящих дров. Мебель тоже антикварная, роскошная, но мне так и не удалось понять, какой она эпохи. На другой стене висели древние гобелены. Странно, но мне трудно вспомнить, что именно было в той комнате. Помню только, что она была удивительно красива. Четко припоминается огромный стол – увидев его, я подумала о столах в тронных залах королей. А еще – круглое зеркало, но мне не хочется о нем думать.
Я вдруг начала рассказывать той женщине о себе, о Днейре, о том, как моя малышка любит красивые вещи. Женщина выслушала меня и сказала:
– У нее будет красивая вещь, дорогая моя.
Какой же у нее все-таки глубокий нежный голос!
Она подошла к шкафу и достала оттуда чудесную куклу. У меня дух захватило от восхищения, а также я представила, в какой восторг придет Днейра. Маленький пупс, совсем как живой.
– Ей бы такое понравилось? – спросила меня женщина.
– Но я не могу позволить себе такое сокровище. Мой заработок очень скромный.
Она рассмеялась:
– Зато мой скромностью не отличается. Я отдам вам куклу, когда сошью ей наряд.
Пожалуй, это было очень грубо, но я не сдержалась:
– Вы, наверное, очень богаты. У вас столько дорогих вещей. Зачем вам этот магазинчик?
– Чтобы встречаться с такими очаровательными людьми, как вы, моя дорогая.
И тогда случилось кое-что очень странное. Я взглянула на то круглое зеркало и никак не могла отвести от него взгляд, все стояла там и смотрела. И мне чудилось, что это и не зеркало вовсе, а кристально чистая вода. Диковинные узоры на его раме из бурого дерева отражались в зеркале и, казалось, подрагивали, как качается трава на берегу лесного озера, когда ее колышет ветер. Желание дотронуться до этой водной глади стало непреодолимым. Подойдя, я увидела, что в зеркале отражается вся комната, и я будто смотрела не на собственное отражение, а вглядывалась в другую такую же комнату, с другой, пусть и такой же, мной. И та, другая я тоже смотрела на меня. А потом по поверхности зеркала словно прошла рябь и отражение комнаты подернулось дымкой, хотя свое отражение я видела четко. Наконец в зеркале осталось только мое отражение, и оно вдруг начало уменьшаться, пока не стало размером с куклу. Я придвинулась ближе – и крохотная голова повторила мое движение. Я улыбнулась. На крохотном личике проступила улыбка. Да, это было мое отражение – только очень маленькое! И вдруг меня охватил ужас. Я зажмурилась. А когда я открыла глаза, в зеркале было все как прежде. Посмотрев на часы, я обомлела – сколько же времени я тут провела? Когда я собралась уходить, все еще чувствуя подступающую к горлу панику, та женщина сказала:
– Навестите меня завтра, моя дорогая. Кукла для вас будет готова.
Поблагодарив ее, я согласилась. Она провела меня к выходу из магазина. Бледная девушка за прилавком даже не посмотрела в мою сторону.
Ту женщину зовут мадам Мэндилип. И я не пойду к ней ни завтра, ни когда-либо еще. Да, я восхищаюсь ею, но она меня пугает. И мне не понравилось то, что произошло со мной перед тем круглым зеркалом. Когда я заглянула в него и увидела всю комнату, почему там не было отражения мадам Мэндилип? А его там не было! Несмотря на то, что в комнате было светло, я не помню там ни ламп, ни окон. А еще та девушка! И все же Днейре так пришлась бы по душе та кукла!
7 ноября
Удивительно, как трудно мне далось решение не возвращаться к мадам Мэндилип. Оно меня так растревожило, что прошлой ночью мне приснился кошмар.
Я в той комнате. Я ее отчетливо вижу. И вдруг я понимаю, что смотрю на комнату из зеркала. И я размером с куклу. Мне страшно. Я начинаю биться в зеркало всем телом, как мотылек бьется об оконное стекло. Ко мне тянутся две великолепные белокожие руки. Они проходят сквозь поверхность зеркала, подхватывают меня. Я сопротивляюсь, отбиваюсь, пытаюсь высвободиться.
Когда я проснулась, мое сердце билось так сильно, что чуть не выскочило из груди. Днейра сказала, что я кричала во сне: "Нет! Нет! Не буду! Не стану!" Она бросила в меня подушкой – от этого я, видимо, и проснулась.
Сегодня я ушла из больницы в четыре часа, намереваясь сразу отправиться домой. Не знаю, о чем я задумалась, но, похоже, эти мысли поглотили меня целиком и полностью – я очнулась в метро, когда садилась на электричку до станции Боулинг-Грин. На ней я доехала бы до Бэттери-парка. Наверное, я по рассеянности чуть не отправилась в магазинчик мадам Мэндилип. Меня это так испугало, что я выскочила из метро и остановилась только на улице. Мне кажется, я веду себя глупо. Я всегда гордилась своим здравомыслием. Нужно поговорить с доктором Брейлем. Мне кажется, у меня начинается нервное расстройство. Нет никаких разумных причин не ходить к мадам Мэндилип. Она очень интересный человек и ясно дала мне понять, что я ей симпатична. Так щедро с ее стороны было предложить мне ту чудесную куклу. Должно быть, она сочла меня грубой и неблагодарной. А ведь Днейра так обрадовалась бы. Когда я думаю о той истории с зеркалом, я чувствую себя Алисой в Стране Чудес. Вернее, Алисой в Зазеркалье. Иногда в зеркалах мерещится всякое. Да еще и жара и тот странный запах на меня повлияли. Я на самом деле не думаю, что мадам Мэндилип не отражалась в зеркале. Наверное, я просто засмотрелась на свое собственное отражение. Глупо вот так убегать и прятаться. Будто ребенок, который боится злой ведьмы. Да, я веду себя как глупый ребенок. Если бы не та девушка в магазине… Но она, безусловно, сумасшедшая! Мне очень хочется пойти к мадам Мэндилип, и я не понимаю, почему так себя веду.