Александр жил под гнётом епископа Адальберта Войтеха и панов рады. Ему это надоело. Но поможет ли Елена сбросить этот гнёт? Как бы он хотел этого! Недаром же он искал сильную духом спутницу жизни, знал, что русские княжеские дома всегда имели достойных невест. У него уже давно выветрилось мнение о неполноценности русских женщин. Они ни в чём не уступали жёнам иных европейских народов, а кое в чём и превосходили. Вот и эта двадцатилетняя девица–княгиня не была похожа на теремную, жеманную неженку. И она знала себе цену. По докладам сватов, она получила хорошее образование, умела читать, писать, изучала историю своей державы и Византии, латынь, государственные уставы и законы. Случайно ли это? Да нет. Александр счёл, что её заведомо воспитывали так, чтобы она была государыней державного ума. Всё это вносило отраду в сердце великого князя. Он надеялся, что с помощью Елены освободится от польского засилья, что заставит литовскую знать воспитывать своих наследников в духе дружбы с россиянами, потому как испокон веку эти два народа питали друг друга свежими соками жизни и среди литовцев в прежние годы было больше православных, нежели католиков.
Елена продолжала увлечённо говорить о том, что успела увидеть в Литве.
- Должна сказать, что на твоей земле, мой государь, русские и литвины хорошо уживаются. В полоцком храме я видела немало литовских мужей, которые молились вместе с русскими жёнами. И нет ничего зазорного в том, приняли ли они православие или нет, - Бог един.
И наконец настал час, когда скованность Александра исчезла, их беседа стала обоюдной, непринуждённой, и они оба поделились сокровенным. Елена поведала многое из своего детства и отрочества, вспомнила о похищении. Александр дивился, сочувствовал, потом рассказал ей интересное о своих придворных вельможах и даже предупредил, чтобы держала ухо востро при беседах с канцлером Монивидом, гетманом Николаем Радзивиллом и епископом Адальбертом Войтехом.
- Они властны, честолюбивы и готовы подмять под себя всех и вся, - добавил Александр. - С горечью признаюсь, что они и меня держат в путах.
Беседуя, они не только сидели голубками, но и прохаживались по покою. Елена не так часто смотрела в лицо Александру, но постоянно чувствовала его взгляд на себе. Она догадалась, что уже влечёт его, что он любуется ею. Всё это было приятно молодой княгине. Что ж, она знала о том, что красива, что многие, кто её видел, согревали свои сердца под её обаянием. Ещё она поняла, что у Александра погасло желание поскорее оказаться в окружении своих вельмож, которые считали доблестью напоить государя хмельным до потери сознания. Размышляя, Елена пришла к мысли о том, что им пора сесть к столу и продлить приятную беседу за кубком рейнского вина или княжьей медовухи. Во время короткой паузы в разговоре Елена позвала Анну Русалку и велела ей накрыть стол на двоих для трапезы.
Проворные слуги быстро исполнили повеление княгини и украсили стол по русскому обычаю - обильно и притягательно - тем, что было привезено из Москвы. Жареная и печёная дичь - лесная и полевая, рыба волжская и беломорская, кулебяка с белыми грибами, икра чёрная и красная. Глаза у Александра не охватили весь стол и высветили лишь золотые кувшины и братины с винами и хмельными княжьими медами. Сердце у Александра зашлось в великом томлении, но он осилил себя, оторвал взгляд от порочного зелья, посмотрел на супругу, заметила ли она греховный огонь в его глазах. Поняв, что не заметила, обрадовался.
Елена и Александр сели к столу, в зале больше не было ни души. Государь ухаживал за государыней. Им было весело, глаза их сверкали в предвкушении трапезы. И то сказать, день на исходе, а у них во рту маковой росинки не было. Но они не спешили поглощать яства, они понимали, что трапеза - это время сближения, узнавания друг друга. За трапезой о человеке можно узнать немало. Ведь он действует за столом, а действие всегда раскрывает глубину натуры. За столом можно узнать о сидящем рядом столько, что лучше и не придумаешь. Так оно и было.
Княгиня Елена с детских лет была сдержана в еде, но принимала её красиво, без суеты и торопливости, испытывая наслаждение от того, что вкушала. Она и вино пригубила. Присматриваясь к ней, Александр подумал, что Елена никогда не будет полнеть и на долгие годы сохранит девическую стать. Однако сам великий князь не сдерживал себя в приёме пищи, не замечая того. Он ел много, охотно, перепробовал все блюда, нахваливая их, и, как бы между делом, выпил три кубка крепкой княжьей медовухи. Он пил хмельное лихо. Едена поняла, что князь хочет показать свою удаль. Он был как бы среди своих вельмож и состязался с ними. Подняв кубок, он кланялся Елене, потом налево и направо, словно бок о бок с ним сидели застольники. Он произносил: "С нами Бог", - единым духом выпивал кубок и тут же брался за еду. Разорвав на две части рябчика, он быстро управлялся с ним и, вытерев руки, вновь тянулся к братине. Елене он говорил:
- Моя государыня, прости, что вольничаю. Ныне я счастлив, в душе горит огонь блаженства, и я лишь питаю его.
Елена не возражала, что супруг её "питает огонь блаженства", но по тому, как он "питал огонь", она поняла, что Александр остановится только тогда, когда угреет себя хмельным до потери чувств. И были выпиты князем шестой, седьмой и десятый кубок крепкого мёду. Елена наконец попыталась сдержать Александра, но он заплетающимся языком произнёс:
- Моя государыня, я счастлив, но не пьян, и это последняя чара.
Близко к полуночи Александр уже ничего не соображал. Отодвинув от себя блюда, кубки и тыкая в пространство пальцем, он грозно заявил кому‑то:
- Это вам угодно, чтобы я был пьян! Вам! Вам! Теперь любуйтесь!
Елена догадалась, что, грозясь, он имел в виду своих вельмож. Поняла и то, почему он пять дней не появлялся в её покоях забыв, что у него есть долг перед молодой супругой, перед Богом и своим народом. Елена осознала, какое пагубное влияние оказывали на великого князя его приближенные, и пришла к выводу, что пьяные оргии в Верхнем замке начались не пять дней назад, а может быть, с того самого часа, когда покойный отец, король Казимир, отдал среднему сыну во владение Литовское княжество.
Когда время перевалило за полночь, в залу вошла княгиня Мария.
- Матушка–государыня, там за дверью стоят канцлер и гетман, просят, чтобы я впустила их сюда.
- Они в каком виде? - спросила Елена.
- О Господи, лыка не вяжут, - отозвалась Мария.
- Пусть уходят прочь, - строго сказала Елена. - Да пришли сюда двух ратников.
- Исполню, матушка, - ответила Мария и скрылась за дверью.
Вскоре появились два дюжих ратника, и Елена велела им отвести уже бесчувственного великого князя в свою опочивальню. Когда ратники ушли, Елена подошла к Александру и посмотрела на его лицо: оно было безмятежное и, ей показалось, счастливое. Эта странность уколола Елену в самое сердце. "Господи, - взмолилась она, - неужели мне нести сей тяжкий крест до исхода? "
Княгиня недолго стояла возле пьяного супруга. Она отошла к окну, за которым покоилась тёмная февральская ночь. Ей хотелось плакать, хотелось спросить: "Всевышний, укажи мне путь истинный?" Но, сдержав крик души, она вышла из опочивальни. Слуги уже убрали со стола, боярыни Мария, Анна и боярская дочь Палаша стояли купно и вели о чём‑то тихий разговор. Елена спросила их:
- Что там внизу?
- Буйно гуляют, матушка, - ответила Мария.
- Пусть гуляют, - приказала Елена. Но вели стражникам наверх никого не пускать. Почивать я приду к тебе.
Распорядившись, Елена отправила Анну и Палашу спать, сама вновь подошла к окну и застыла возле него, пытаясь взором одолеть ночную темноту. Но если бы только её! В минувший день она поняла, что и её жизнь погружается в темень февральской ночи. Ни кто не мог теперь убедить её в том, что супруг напился в силу каких‑то случайных причин. Она окончательно утвердилась в мысли, что вельможи и паны рады, пользуясь мягкотелостью государя, заведомо спаивали его, твёрдо уверенные в том, что добьются той цели, какую замыслили. Измерив сотню раз из конца в конец залу, перебрав все возможные способы отучить супруга от хмельного, Елена осознала, что есть лишь один выход из тьмы: увести Александра от "друзей", поставить между ними преграду, которая заставит вельмож занять при дворе подобающее им место. Удастся ли ей, чужой в этом стане, исполнить задуманное и спасти супругу здоровье и семейное благополучие, Елена пока того не ведала. Но в эту ночь она бросила панам рады и прочим вельможам Александра вызов и готова была вступить с ними в схватку, не думая о том, что ждёт её впереди победа или поражение.
Глава тринадцатая. ВЫЗОВ БРОШЕН
Великой княгине Елене, дочери властного самодержца всея Руси Ивана Васильевича, было дано понимать своё высокое назначение, и потому она, нисколько не сомневаясь в своей правоте, уже на другой день взялась за исполнение того, что мучительно долго вынашивала в минувшую бессонную ночь. Она терпеливо дождалась, когда приведут в чувство и вылечат от похмелья великого князя. Однако Александр проснулся только к полудню. Он был удивлён, что оказался в спальне супруги. Дворецкий Дмитрий Сабуров по воле Елены поведал великому князю, как всё случилось. Александр лишь покачал головой и невнятно ответил:
- Сам того не пойму, как сия оказия приключилась. - И добавил себе в утешение: - Знать, без нечистой силы не обошлось…
Князя привели в порядок, умыли, одели, дали напиться квасу. Когда туман в голове Александра рассеялся, Дмитрий попросил его спуститься в трапезную.
- Ждут тебя с нетерпением гости знатные, государь, - сказал Сабуров. - Просят к столу.
- Никого не хочу видеть. Оставьте меня в покое, - проворчал Александр.
- Но там и любезная твоя супруга. Ты, государь–батюшка, вчера молвил, что она одна тебе свет в окошке.
"А ведь он говорит правду, - подумал Александр и тут же горько ухмыльнулся. - И как это меня угораздило вчера сорваться! Вот уж, право, нечистая сила побудила". Он сказал Сабурову:
- Верно, говорил я про свет Божий в окошке. Да простит ли Елена Ивановна мой беспутный грех?
- Простит. Она милосердна, - отозвался Сабуров и повёл великого князя в трапезную.
Войдя в зал, где были накрыты столы, Александр удивился, увидев, что за столами сидят только русские вельможи. Подойдя к Елене, он спросил:
- Моя государыня, почему ты не позвала на трапезу канцлера, гетманов, князей моих вельмож, без коих я к столу не сажусь?
- Государь и великий князь, сегодня мой день. О том мне указал Всевышний. И прости меня за вольность, но нам с тобой надо побеседовать без твоих вельмож.
Александру показалось, что в голосе Елены есть жёсткие ноты, и он обиделся. Это подхлестнуло его на дерзость, на грубость, на что угодно, лишь бы, как он счёл, не уронить своего великокняжеского достоинства перед русскими вельможами.
- Моя государыня, не думаю, чтобы Всевышний дал тебе волю выше моей, - возразил он. Потому я отказываюсь сидеть за твоим столом, дочь великого князя Руси. Мне унизительно сие.
Вскинув голову и гордо посмотрев на приближенных Елены, Александр направился было к двери. Елена поняла его состояние и брошенную дерзость как выходку, дающую ему повод покинуть Нижний замок, и удержала его:
- Мой государь, остановись! Не делай невозвратного шага. Речь пойдёт о самом важном, о нас с тобой: быть или не быть нам единой семьёй.
- Вот как? Удивлён! - воскликнул Александр. - В таком случае я остаюсь и послушаю, о чём поведёте речь.
- Спасибо, мой государь. Я знаю, что у тебя доброе и отзывчивое сердце. Идём же к столу. И наберись терпения выслушать моих поверенных князей Василия Ряполовского и Василия Ромодановского. Они скажут своё слово именем государя всея Руси Ивана Васильевича, моего батюшки. А потом ты волен будешь поступить, как тебе заблагорассудится.
Александру не терпелось выпить хмельного. Знал он, что если не зальёт жёлчность, она выплеснется наружу и всем, кто был в зале, будет худо. Смирив себя немного, он согласился с Еленой:
- Ну–ну, я послушаю, однако заявляю: я приневолен тобой, государыня. Как вырвусь из узды, не взыщи.
Делая всё как‑то походя, Александр подошёл к столу, взял братину, налил в кубок вина, выпил одним махом и сел на уготованное ему место.
Елена хотела остановить Александра. Она испугалась, что всё начнётся, как минувшим вечером. Но на них смотрели её вельможи, они осудили бы её, если бы она одёрнула великого князя. Она сделала вид, что не заметила вольности Александра, и села справа от него. Следом за великой княгиней сели все вельможи, лишь Василий Ряполовский остался стоять. Он и повёл речь:
- С почтением кланяются тебе, великий князь литовский, послы великого князя и государя всея Руси Ивана Васильевича. Речь с тобой поведём от нужды великой, потому как видим нарушение договорной грамоты, подписанной тобою при целовании. Не обессудь и выслушай горькую правду.
- Я не нарушал договорную грамоту, - уверенно заметил Александр, - а если и была допущена вольность, то вам надо было меня поправить. В том ваш долг.
- Дело показывает, что нарушал. А поправить тебя нам было не дано. Мы с князем Василием Ромодановским знаем тебя не первый год и потому, государь, к сказанному добавим, что нарушил ты её не по воле своей, а по умыслу панов рады и прочих вельмож. Ноне прошла неделя после венчания, а чести великой княгине Елене с твоей стороны не оказано. Она же все достояния, нужные супруге, имеет, и стыдом её венчать не должно. Ежели ты, государь, в чём‑то убог и не в силах исполнять супружеский долг, признайся и сними с себя подозрения. Нам легче будет. У нас и возы не вскрыты, и путь нам не заказан. Так ли я говорю, князь Василий Васильевич Ромодановский, согласно ли сказанное мною с волей государя всея Руси?
- Истинно согласно, князь Василий Григорьевич, потому как мне дано повеление нашего государя следить за исполнением договорных начал, - ответил Ромодановский и побудил Ряполовского: - Продолжай, князь, мы слушаем вместе с государем Александром Казимировичем.
- Так уж повелось испокон веку, что после венчания супругам должно быть неразлучными, продолжал князь Василий Ряполовский. Только одна военная беда позволяет государю в такой час покинуть супругу. Тебя же, великий князь, как на мальчишнике, поманили паны вольно пировать, и ты ушёл, вынудив великую княгиню пребывать в сраме соломенной вдовы. Вот первое твоё нарушение договорной грамоты. По той же грамоте, хотя там и не записано сие, но мыслится здраво, государю всея Руси надо знать, чем завершилась первая брачная ночь. Мы же седьмое утро стыдимся смотреть в глаза друг другу, будто все дни во хмелю пребывали, не видели, как протекает супружество.
- Мы гонцов держим в седле семь дней, перебил Ряполовского князь Ромодановский, тогда как им должно быть уже пред государем всея Руси. Неслыханно!
По мере того как два русских князя перечисляли нарушения и упущения договорной грамоты, менялся облик великого князя литовского. Он опустил голову и побледнел, плечи ссутулились. Он понял, что совершил нечто постыдное, и у него не находилось возражений. Конечно, если бы на его месте оказались канцлер Монивид или гетман Радзивилл, они бы выбрались сухими из потока обвинений, считал Александр. Увы, он не обладал их изворотливостью, их бесчестьем. И всё-таки, продолжал рассуждать Александр, он обязан оправдать себя. Обязан! К тому же у него есть право потребовать ответа у Елены. Почему она допустила сей позорный суд над своим супругом? "Мы же венчаны, и я в доме господин, а не она!" - кричал в душе Александр. Однако он осознавал, что его права стали призрачными или ущербными и поруганную честь Елены он уже не в состоянии спасти. Кроме того, как понял Александр, Еле на вовсе не была виновницей суда русских вельмож над ним. Она ни словом не поощряла князей и бояр, которые выносили великому князю Литвы обвинение именем государя всея Руси.
Этим многоопытным послам не нужно было указывать на неблаговидные поступки князя Александра. Они ещё в первый день появления в Вильно насмотрелись на ущемления достоинства великой княжны Елены. С чего это князю Александру вздумалось уехать в Верхний замок, а великую княгиню, словно нежеланную гостью, поместить в Нижнем замке, который скорее приспособлен для временного приюта гостей или охотников? Взвесив всё, что было совершено за минувшие дни, Александр понял, что не имеет права размахивать руками и поднимать кулаки. Если ему грозило бесчестье, то в этом виноват он, и только он. У него не было и малого повода отвергнуть обвинения, оставалось признать себя виновным. Но как шагнуть на помост, как склонить голову и сказать: "Секите её, я виновен? "
И в этот момент отчаянного борения с собой Александр получил неожиданную поддержку. К его руке, лежащей на колене, прикоснулась рука Елены, и князь ощутил крепкое и многократное пожатие. Рука супруги словно говорила: "Держись, я с тобой!" Александру стало легче. Он не один, та, которую он выбрал себе в жены, милосердна и не намерена рвать брачные узы. Стоило ему лишь встать и признать свою вину, как такие же милосердные русичи - ведь только таких Елена могла взять в своё окружение - простят его и помогут вырваться из паутины, коя опутала его в Верхнем замке. Он так и поступил. Погладив руку Елены, Александр встал и сказал:
- Истинно справедливо вы меня судите. Виновен я пред супругой, Богом данной. Зачем мне было неделю предаваться греховодству? Но я не муха, кою можно опутать паутиной. Отныне рву её и буду пребывать в чистоте жизни…
Князь Александр долго не мог остановиться. Самобичевание казалось ему искренним, но глаза его жадно взирали на стол, где высились кувшины с вином и братины с медовухой. Душа и разум Александра были в разладе. Разумом он понимал, что если не произнесёт клятвенных слов, не заверит сидящих московитов в том, что ступил на путь очищения от скверны и рвёт путы панов рады, то порвутся слабые узы супружества и князья–бояре исполнят волю государя всея Руси и отторгнут от него Елену. И он заверил их, приложив руку к сердцу:
- Молитвою себя очищу от скверны и от панов рады, всех вельмож своих приневолю к очищению. Да не быть мне великим князем, если клятву свою нарушу!
Говоря высоким слогом, Александр испытывал душевное жжение и муки. Нутро умоляло добавить к малой толике выпитого вина ещё хотя бы один глоток, требовало прикоснуться к хмельному в последний раз. Рука сама потянулась к чаре, и взор его уже ласкал серебро.
Сидевшие за столом бояре и князья поняли в сей миг, что всем заверениям литовского государя грош цена. Знали они и в своей среде подобных лжецов: ныне они на коленях умоляют простить их за чрезмерное питие хмельного, назавтра вновь лакают тайком от ближних, потом божатся, что "бес попутал". Между тем схватив чару с крепким мёдом, Александр торжественно сказал:
- А этот последний кубок выпью за то, чтобы между мною и моей государыней, прекрасной Еленой, воцарились мир и согласие. Наполните и вы свои кубки, радетели чести государевой, и я поверю, что прощён.
- Знамо, повинную голову меч не сечёт, - отметил князь Ряполовский и тоже потянулся к кубку.
И все сидевшие за столом расчувствовались и подняли свои кубки, и своё слово сказал князь Василий Ромодановский:
- За мир и единодушие в этом замке, в этом покое.
Россияне дружно встали и, когда отзвенело серебро кубков, единым духом опорожнили их. Все принялись за трапезу, потому как были голодны.