Прошёл час, другой, но на площади Свенторога ничего не изменилось. Однако Илья терпеливо ждал исхода "противостояния". И горожане не расходились, и воины неподвижно несли стражу. Близко к полудню из крепости вылетел на рысях небольшой отряд шляхтичей и помчался вдоль строя рыцарей к городской управе. Впереди на красивом белом коне скакал виленский наместник, гетман Николай Радзивилл. Илья не знал его, но услышал, как горожане, выкрикивая, повторяли это имя. В те же минуты за спиной Ильи появилось шествие священнослужителей. Их было человек тридцать, и перед ними с большим крестом в руках шёл глава русской православной церкви в Вильно митрополит Макарий. За ним шли иереи, псаломщики, звонари, все служители Пречистенского собора. В Илье пробудилось нетерпение. Когда они поравнялись с ним, он смекнул, что другого случая проникнуть в замок не будет, и пристроился к шествию. На него никто не обратил внимания, и он, подхватив псалом, который пели праведники, достиг вместе с ними ворот замка. Они вскоре открылись, и Илья оказался во дворе. Огромный двор перед дворцом и большой хозяйственный двор, где располагались конюшни, амбары, погреба, клети, - всё было заполнено воинами, дворней, холопами. У коновязей воины приторачивали к сёдлам перемётные сумы, холопы загружали возы, укладывали вещи в тапканы. Всё это были русские, кои пришли с великой княгиней Еленой. Вдоль дворца и крепостной стены стояли литовские воины. Илья понял, что все ратники княгини Елены, все придворные и челядь собирались покинуть Вильно. Это ещё больше озадачило князя Ромодановского. Он подумал, что ему стоит открыться и идти туда, где вершились главные события, они же, как уразумел Илья, происходили во дворце. Однако он сдержал свой порыв, зная, что ему не остановить происходящее. Да и характера его он пока не ведал, может, всё делалось по доброй воле россиян. Оставалось по- прежнему запастись терпением и ждать своего часа, когда только он сумеет защитить от кого‑либо великую княгиню, государыню его сердца.
Глава шестнадцатая. ИЗГНАНИЯ НЕ БУДЕТ
Никто из россиян, пребывающих при княгине Елене, не мог даже представить себе, что день поминовения святого апостола и евангелиста Марка может превратиться для них в кошмарный сон. Самые близкие вельможи Елены уже в течение недели ощущали, что вокруг них вершатся великие козни. Но, когда и как они проявятся, вельможи лишь могли гадать. Потеряли покой бояре Скуратов и Сабуров. На все вопросы Елены они только разводили руками. Не ведали якобы ничего и князья Ряполовский и Ромодановский. Но в день святого Марка два Василия словно бы проснулись. В этот день канцлер Монивид и виленский епископ Адальберт посетили князя Александра и заявили ему, что литовская рада не намерена больше терпеть в Вильно русских воинов и холопов. Это заявление дошло через Ивану Сапегу до князя Ряполовского. Он принял все меры, чтобы предотвратить изгнание. Как глава посольства, он решил собрать всех доверенных ему людей и рассказать о замыслах рады, канцлера и Виленского епископа. В его покоях сошлись князь Ромодановский, боярин Скуратов, дьяк Курицын, дворецкий Сабуров, казначей Кулешин, отец Фома и другие вельможи и служилые люди.
- Я собрал вас, любезные слуги государевы, чтобы открыть происки, кои затеяли паны рады и близкие к великому князю Александру люди, - начал разговор князь Ряполовский. - Они намерены изгнать всех нас из Вильно. А нас прислал в Литву государь всея Руси Иван Васильевич. Он же спросит с нас, ежели поддадимся воле литвинов, ибо поставлены мы здесь оберегать его дочь и великую княгиню Елену Иоанновну. Есть ли кто из вас, для кого воля государя не священна? Ведаю, что нет.
- О чём ты говоришь, княже? - отозвался князь Ромодановский. - Мы головы сложим у ног Елены, но не поддадимся воле и силе литвинов. Кто мыслит не так?
- Едино мыслим, - поддержали Ромодановского остальные.
- Иного и не ждал от вас услышать, други, - заметил князь Ряполовский. - И потому давайте подумаем, как отвести беду.
Встал из‑за стола думный дьяк Фёдор Курицын. Все присутствующие чтили этого разумного дипломата, знали, что он и у государя в большой чести.
- Мы слушаем тебя, брат, - сказал князь Ряполовский.
- То, что задумали паны рады вкупе с Монивидом и Войтехом, не только нам во зло, прежде всего они пошли встречь своему великому князю, - излагал свои мысли Фёдор. - Он у них костью в горле. Однако это не меняет сути, и нам впрямь грозит большая беда. Но ежели мы пойдём за защитой к Александру, то лишь усугубим беду. Александр в руках вельмож похож на цацку, которой они тешатся. Потому мыслю, что нам нужно уведомить о происках панов государыню Елену и просить у неё благословения на действа, которые помогут образумить Войтеха, Монивида и иже с ними. Они голова заговору против нас.
- Но как образумить? - спросил Прокофий Скуратов.
- Собрать воедино и сказать, что их ждёт, ежели надумают угрожать нам изгнанием, - ответил дьяк Курицын. Князь Ряполовский хотел возразить, но Фёдор, подняв руку, остановил его. - Мы только скажем панам, что Русь сегодня не та, что была вчера. Мы сбросили с плеч татарское иго, и наша сила прибывает день ото дня. У нас договор с крымским ханом, а он давно зарится на Литву. Потому панам рады должно с нами считаться, ежели не хотят порушить мир.
- Ты верно молвил, - согласился с Ромодановским князь Ряполовский. - Да и война нам во срам. Как это тесть на зятя и на дочь пойдёт с войском? Тут надо всё разумно взвесить и самим не ринуться на рогатину. Сраму не оберёшься.
Задумались придворные Елены. Куда ни ткнутся, всюду препоны возникают, но они продолжали искать путь к мирному исходу. Все, однако, сошлись на том, что дьяк Фёдор Курицын прав: лишь через уговоры надо добиваться мирного решения разлада. Всем стало очевидно, что если не найдётся путь к миру, то от этого будет тяжелее всего государыне Елене. Она окажется под тучами стрел панов рады, её опалит гневом отец.
- Бог помилует, и до войны дело не дойдёт, ежели на половинчатое согласие пойдём, - высказал своё мнение праведный боярин Скуратов. - И паны будут довольны, и мы нагишом не останемся. Да и к чему столько ратников и челяди держать!
- Может, сие и так, токмо опять‑таки волю государя преступим, - заметил князь Ромодановский. - Давая наказы перед моим отъездом, батюшка сказал: "Вы там стойте прочно, воев при себе держите, а не на постое где‑то". Вот и судите…
И опять придворные Елены задумались, теребили бороды, напрягали мысли. Пришло время трапезы, и дворецкий Дмитрий Сабуров прервал их размышления. Но и там, за столом, за чарой хмельного они ещё не один час лопатили слова, словно зерно на току. Наконец согласились на том, что волю государя всея Руси им не дано нарушить, и отважились послать в Москву гонцов, чтобы из первых рук получить повеление, как жить с литвинами: мирно ли отправить воев и дворню в Москву или пойти встречь, держаться до последнего и ждать подмоги войском. Князь Ряполовский завершил долгую и мучительную беседу:
- Пусть будет по–вашему, государевы люди. Ноне же я отправляю гонцов в Москву к великому князю.
В те же часы во дворце канцлера Монивида собрались литовские вельможи. В роскошных палатах они чувствовали себя свободно, торжественно, и у них не было никаких разногласий и сомнений в том, что может быть иное решение, нежели то, что предложил Монивид. Он же был твёрд в сказанном.
- Думаю, вельможные паны, так. Мы с вами не подписывали в Москве договорную грамоту и не давали согласия нашему государю вольно ввести московитам рать в Вильно. И мы не отвечаем перед государем Руси за наши действия. Зачем же терпеть в столице государства иноземную рать?
- Пусть убираются прочь! - воскликнул младший князь Друцкий.
Его поддержал хор голосов: "Прочь! Прочь!"
- Вижу, воля ваша едина, - сказал канцлер Монивид. - И с нами святая католическая церковь. - Он поклонился епископу Адальберту. - Потому сегодня мы окончательно потребуем от великого князя выполнить нашу волю.
Слово взял гетман Николай Радзивилл.
- Всё так, но мы не должны забывать, что если тысяча руссов поднимет оружие, то и горожане–русы возьмутся за вилы и топоры. Устоим ли, если у нас под руками не более восьми сотен воинов? С нами что тогда будет?
Паны молчали. Они были озадачены. Однако сам же Радзивилл вселил в них надежду на благополучное завершение начатого дела:
- Нам не надо спешить. Мы не на пожаре. Предлагаю от имени рады отправить послов в Ливонский орден. Пусть магистр пришлёт рыцарей для защиты Вильно от россиян. Он это сделает охотно. Ещё надо немедленно послать гонцов в Каунас, в Паневежис и Лантверис. Пусть наместники соберут отряды шляхтичей, волонтёров и срочно пришлют их в Вильно. И вы, господа, позаботьтесь пополнить войско, как и я обещаю это сделать. Как только город будет надёжно защищён, мы попросим руссов немедленно покинуть его. А не уйдут по воле, выгоним силою оружия.
Вельможи ещё обсуждали детали своих действий, когда в зале появился дворецкий Монивида и позвал его, намереваясь передать должное лишь ему. Монивид подошёл к дворецкому и спросил его:
- С чем пришёл, Якоб?
Тот ответил:
- Ясновельможный пан, явились семеро русских бояр и князей, просят принять их.
- Что им надо?
- Не знаю, ясновельможный пан.
- Сам дьявол привёл их сюда, - зло бросил Монивид и вернулся к столу. - Слушайте, вельможные паны, пришла делегация московитов. Будем их слушать? Или выпроводим?
- Сын мой, мы должны их выслушать, - вмешался епископ Войтех. - Мы будем знать, чего они добиваются.
- Если не возражаете, я впущу их, - произнёс канцлер.
- Пусть войдут, но воли им тут не будет, - отозвался старший Друцкий.
- По мне так одного нам хватит послушать. Не терплю москалей, - заявил гордый граф Хребтович.
- Всё верно сказано ясновельможным графом, - согласился Монивид и повелел дворецкому: - Позови князя Ряполовского, если он пришёл. Остальным поставь вина, и пусть ждут.
- Чего им ждать? Пусть отправляются к себе! - с вызовом возразил младший Друцкий.
Дворецкий ушёл. А вскоре, к удивлению панов, двери широко распахнулись и в залу плотной группой вошли семеро русских вельмож. Впереди шёл князь Ряполовский–старший. Подойдя к столу, он сказал:
- Вельможные паны, один наш голос вы не услышите, как бы громко он ни прозвучал. А вот когда Русь зыкнет, вам небо покажется с овчинку! Помните, однако, мы вас не пугаем, а предупреждаем именем государя и великого князя всея Руси.
- Норов ваш Настырный знаком. Вижу, какие яростные вы пришли. Что ж, говорите, с чем пожаловали. Слушаем, - ответил Монивид.
- Спросить пришли, с каких это пор у вас стали изгонять из державы гостей и близких ваших государынь? Других дел у нас нет, - твёрдо сказал князь Ромодановский.
- Выходит, что и тысяча воинов гости? - с ехидцей спросил Монивид. - Зачем вам такое войско?
- Нет, это не гости, и не войско, - ответил Ромодановский. - Вам должно знать, что по обычаям нашей державы со времён князя Игоря Рюриковича великие княгини вольны держать свою дружину. Дружину, а не войско. Такое право остаётся и за великой княгиней Еленой Ивановной.
- И вы, дети мои, возьмётесь за оружие, чтобы защитить честь государыни? - спросил епископ Войтех.
- И опять же, по обычаям старины. Вам она только государыня, а нам - матушка–государыня. Как же можно не защищать матушку?
Монивид и Войтех переглянулись. Оба они поняли, что русских не так просто заставить покинуть Вильно. Был лишь один путь достичь цели: выставить против них свою, более мощную силу. Канцлер сказал:
- Вам вольно чтить государыню как угодно. Она же ныне супруга великого князя Литвы, и нам дано право защищать её и его. Мы опасаемся ваших воинов и вас тоже. Коль крымский хан в чести у Москвы, не ждать ли нам коварства вашего? Лучше уходите подобру–поздорову.
- Но вы толкаете свою державу на новую войну с Москвой, вы нарушаете мирный договор с Русским государством от прошлого года, - заявил дьяк Фёдор Курицын. - И это нарушение в ущерб вам.
- Так, очевидно, угодно Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Но надо помнить и нам: мы никакого договора не нарушаем. В нём не сказано, что московитам дозволено держать тысячу воинов в нашей столице, - возразил канцлер Монивид.
- Что ж, други, мы разговариваем с глухими, и ничего тут не добьёшься. Но мы найдём ход, как защитить свою честь. Мы поищем наше право по–иному, спросим россиян, что живут в Вильно. А их тут половина, - сказал сотоварищам князь Ромодановский и направился к двери.
Все последовали за ним. В это время раздался голос епископа:
- Сын мой, князь Ромодановский, остановись на минуту!
Но остановились все, и боярин Сабуров произнёс:
- Иди и поговори с ними, княже. Ты найдёшь ответы на их вопросы.
Ромодановский вернулся к столу. Все прочие вельможи ушли.
- Именем единого Бога, мы взываем к твоему разуму, ибо ты главный представитель великого князя Руси. Согласись с нами, не переступай порога, за которым взрастёт вражда, убеди государыню расстаться с воинами, в которых мы видим угрозу Литве.
- Святой отец, я не в силах сделать того, о чём просишь. Я выполняю волю государя всея Руси. Но ныне я посылаю гонцов к нему. Как он повелит, так и станется. Потому мы будем стоять до возвращения гонцов. Вот мой сказ.
Князь откланялся и покинул залу.
Гетман Радзивилл, граф Хребтович, князья Друцкие словно взбеленились. Они слали проклятия князю Ряполовскому, который не явился на переговоры, костерили Ивана Васильевича и грозились в первой же сече побить русское войско.
Спустя не так уж много времени представилась возможность помериться силами с ратью Ивана Васильевича. За восемь часов битвы на Митьковом поле под Вязьмой русское войско, которое возглавляли князья Иван Воротынский и Даниил Щеня, бояре братья Захарьичи, наголову разбило литовцев, которых вели в битву буйствующие вельможи. Сами они угодили в плен. "Если бы знать волю судьбы!" - воскликнул в день пленения гетман Радзивилл.
На этот раз именно его, наместника Вильно, вельможи обязали взять на себя всю ответственность за изгнание россиян из столицы княжества, и он, не задумываясь над последствиями, сделал первый шаг.
- За дело, вельможные паны, за дело! - призывал он. - Пишем приказные грамоты и шлем немедленно гонцов по городам. А в орден, к ливонцам, я поскачу сам. Через неделю мы наведём здесь порядок!
Все эти дни предгрозового поветрия одна великая княгиня Елена не ведала того, что тайно свивалось в клубок угрожающих событий. Никто из приближенных вельмож не посвятил её в то, что литовцы готовят заговор, что всякие попытки прервать его окончились неудачей. Придворные Елены не без трепета в сердцах взяли на себя смелость умолчать о происходящем. Резон у них был простой: не государыне Елене вершить волю над ратниками, быть или не быть им в Вильно, а слугам государя всея Руси, с них и спрос будет.
И от Александра Елена не услышала ни слова о заговоре вельмож. Вот уже какой день он не показывался ей на глаза. По этому поводу она не переживала и не скучала по нему. Ей было без него покойнее, и она не питала никакого желания выполнять возложенный на неё супружеский долг. Она проводила время в своих работах: два раза побывала на богослужении в Пречистенском соборе, исповедалась, поговорила с митрополитом Макарием и попросила его присмотреть и освятить место для нового храма во дворе Нижнего замка.
- Тебе, владыко, должно знать, что мой батюшка просил великого князя Александра построить православную церковь близ наших палат, и о том записано в договорной грамоте. Да у него нет ни сил, ни желания строить. Так я уж сама…
- Дочь моя, я порадею за тебя, место подберу, камень заложим и освятим. Токмо ведь супруг твой беден и не отпустит денег на возведение храма, - ответил митрополит Макарий.
- О том я знаю. Возведу на свои деньги: мне в храме молиться, а не ему. Ещё хотелось бы присмотреть храм, какой попригоже, чтобы мастерам показать.
- Есть что показать, есть, дочь моя. В Ошмянском мужском монастыре церковь Божия из белого камня на невесту похожа.
- Так я поеду туда, посмотрю.
- Как тебе угодно, дочь моя. А провожатых с тобой я пошлю.
- Вот и славно, владыко, - горячо ответила Елена. Она уже загорелась желанием как можно скорее окунуться в дела, потому как не терпела безделья. - Благослови же в путь.
- Благословляю во имя Отца и Сына и Святаго Духа, - произнёс митрополит и осенил Елену крестным знамением.
Вернувшись из храма в свои покои, Елена позвала дворецкого Сабурова и наказала ему:
- Ты, боярин, приготовь назавтра к утру тапкану лёгкую да игумену Довмонту шубу бобровую положи в подарок. Ещё воска на свечи пуда два и ладана.
- Матушка–государыня, всё исполню, - и снаряжу как должно, потому как за день не обернёшься. Место знакомое, игумен Довмонт душевен.
Получив повеление великой княгини, Сабуров поспешил к князю Ряполовскому, благо тот был в своих покоях, и доложил:
- Батюшка–княже, государыня завтра чуть свет в Ошмяны собирается.
- Зачем, не ведаешь?
- В монастыре у неё забота, а какая, не ведаю. Шубу велела положить в тапкану - подношение игумену Довгану, ладана, воска.
Князь Василий смекнул, что отъезд государыни им на руку. Что бы в Вильно ни случилось, на ней греха не будет.
- Отправь её с Богом и сотню воинов не забудь приставить. Да посоветуй в городке Лиде побывать. Там вёрстах в трёх есть женская православная обитель. Государыне надо знать о ней. Не забудь и игуменье Софронии дар отправить.
- Спасибо, что надоумил. Всё исполню, как сказано, - ответил Сабуров и заметил: - Поди, неделю в пути пробудет.
Как было принято у россиян, уехала княгиня Елена чуть свет.
Поездка в Ошмяны и в Лиду заняла у неё несколько дней. В Ошмянском монастыре она провела два дня и две ночи. Как увидела Елена белокаменный храм, так и зашлось у неё сердце от восторга и радости. Это была копия одного из суздальских храмов, лёгкого, устремлённого в небо, словно лебедь. Игумен Довмонт отслужил в честь княгини молебен. Ещё были литургия и вечерня. Во время службы Елена возносилась душою в небесные выси и не раз прослезилась от волнения.
А позже Довмонт рассказал многое о жизни православной обители, о том, как она возникла, кто построил церковь. Елена не ошиблась, назвав храм в Ошмянах копией суздальского храма. Судьбе, однако, было неугодно, чтобы Довмонт вспомнил что‑либо о труднике Илье. Тот в это время дневал и ночевал с Карпом и Ведошем на озере Ош, заготавливая для обители рыбу впрок, бочками готовил снетка, который был у монахов в большой чести. Потом Елена погоревала, что не свиделась с любым ей Ильёй.