- Я готов не пощадить жизни, но исполню вашу волю, государь. Игра стоит свеч! - И Сапега прижал руку к сердцу.
Ночью Сапега не спал. Думы раздирали его воспалённую голову. Он‑то лучше, чем кто‑либо другой, знал, за каким огромным богатством посылал его охотиться Сигизмунд.
Не спали в эту ночь и в покоях великой княгини.
Лишь перед рассветом придворные и челядь смежили веки. Сама Елена так и не заснула. Думы сводились к одному: мирной жизни с Сигизмундом у неё не будет. Да и откуда ей быть, ежели в Москву в эти дни отправилось литовское посольство. А наказ великого князя Сигизмунда послам был один: потребовать от великого князя Василия, чтобы вернул Литве все северско–черниговские земли, кои Русь отобрала в ходе последней войны.
Ещё и рассвет не наступил, как в покоях Елены всё пришло в движение, и спустя немного времени из Нижнего замка к южным воротам Вильно потянулись четыре кареты и вереница крытых возков. Восемь конных воинов замыкали поезд. Отъезжающих провожали только пан Сапега и три литовки, жены воинов Елены, не пожелавшие расстаться с отчими домами. Увидев бывшего дворецкого Александра, Елена подумала, что он явился неспроста, таит какой‑то умысел.
Покрутившись возле путешествующих, Сапега ушёл на хозяйственный двор. Там он нашёл конюха Митьку Фёдорова из местных россиян и пошептался с ним. Тот согласно кивал головой, а потом возразил Сапеге:
- Нет, вельможный пан, матушка–королева в Бреславль не едет.
- Куда же она путь держит? Говори, если слышал.
- А в Бельск, панове.
- Зачем ей в Бельск?
- Того не ведаю, - ответил Митька, спрятав плутоватые глаза.
- Пан Митька, в сие не верю. Говори правду, если хочешь заработать пару флоринов.
- Так ведь я матушке–королеве служу. Ей и крест целовал.
- Можешь служить ей, как догонишь. А меня чего боишься? Я ведь не батогов тебе обещаю, а золотых флоринов.
- Но ты, вельможный пан, не изгонишь меня с конюшни?
- Не изгоню. Просто тебе придётся служить великому князю и королеве. Запомни: сделаешь, как велю, быть тебе дворцовым ключником, и жена твоя из скотниц в сенные девицы попадёт.
- А не обманешь, пан Сапега?
- Крест целую!
Сапега перекрестился. Митька задумался, потеребил бороду. "Эх, была не была, где наша не пропадала", - отважился он.
- Говори, пан, что мне делать? А исполню, как жену поставишь на обещанное место.
- Бессовестный вымогатель! Ладно, я добрый. Слушай же внимательно.
Сапега перешёл на шёпот. Прорывались лишь отдельные слова и по ним можно было заключить, что Сапега вовлекал Митьку в охоту за сокровищем Елены.
Позже стало известно, что Митька Фёдоров указал Сапеге монастырь, где были спрятаны драгоценности Елены. Едва поезд великой княгини покинул Вильно, как пан Сапега поднял в седло сотню великокняжеских воинов и повёл их окольными путями к Вельску. Он был готов кое в чём нарушить повеление Сигизмунда и действовать на свой страх и риск по–иному, не так, как советовал великий князь, но всё же в его пользу. Для этого Сапега решил обогнать Елену, до её прибытия под Бельск войти в монастырь, именем великого князя наложить запрет на её богатство, охранять его, сколько понадобится, потом взять в свои руки. Ах, как хотелось Ивану Сапеге погреть и поласкать тяжёлые золотые братины, изящные, радующие глаз золотые кубки, позвенеть золотыми монетами, полюбоваться бриллиантами и изумрудами, а затем отсыпать в тайную укладку золота и драгоценностей на чёрный день! Ведь у него, бедного шляхтича, не было доходов от имений, он жил на то, что получал от великого князя. Но ему так хотелось иметь свои земли, палаты в Вильно или в Кракове, наконец купить замок! Старинный рыцарский замок, пусть полуразрушенный! Это была мечта, и она может стать явью. Как ради этого не взять на душу малый грех? Да и не видел в этом греха богобоязненный пан Сапега.
По весенним, уже разбитым распутицей дорогам двигались к русскому монастырю Святого Серафима разными путями вдовствующая королева с придворными и дворецкий великого князя с сотней воинов. Чтобы обогнать поезд Елены, Сапеге пришлось первую ночь провести в седле, и он сумел подойти к монастырю на целые сутки раньше. Он уже радовался в душе, что скоро доберётся до серебра и золота, до бриллиантов и жемчугов. Но радость Сапеги оказалась преждевременной. Он не предполагал, что сталкивается с неодолимой преградой.
Весеннее солнце уже опустилось за лес, когда Сапега с воинами подъехал к крепким монастырским воротам. Осмотрев их, Сапега увидел калитку и оконце - всё было наглухо закрыто. Он постучал в ворота. За ними не послышалось никакого движения, только в надвратной рубленой башне мелькнуло в бойнице бородатое лицо и скрылось. То был страж. Увидев сотню литовских воинов, он проворно спустился во двор и тихо сказал второму стражу:
- Там воины–литвины. Не отзывайся и оконце не открывай. Я же бегу к игумену.
- Слышал я, что за воротами кто‑то шебуршится. Господи, спаси и помилуй, - перекрестился второй страж. - Беги скорее к отцу Нифонту.
Сам страж крадучись подобрался к воротам и приник к щёлке. Иван Сапега постучал по воротам второй и третий раз, но за ними по–прежнему стояла тишина. Он уже горячился и готов был заставить воинов ломать калитку, дабы ворваться в монастырь. Здравый смысл подсказал, что сие будет похоже на разбой. Ещё Сапега подумал, что братия монастыря беспечна и в сей час сидит за вечерней трапезой и слушает проповедь настоятеля. Вновь Сапега принялся стучать уверенно и уже спокойно, как будто пытался кого‑то разбудить, но не напугать.
Братия и впрямь трапезничала. Игумен монастыря отец Нифонт, пожилой, но ещё крепкий мужчина, выслушав привратника, размышлял недолго. Он понял, что литовские воины появились близ монастыря не случайно. Отзвуки важных перемен в жизни Литвы и Польши достигали и этой мирной обители, расположенной вдали от больших дорог. Из слов стража Нифонт понял, что монастырю грозит опасность, и прервал трапезу.
- Дети мои и братья. Господь призывает нас взяться за оружие. Возьмите же его и поднимитесь на стены. За ними - вороги. Постоим за православие, пока хватит сил.
- С нами Бог! - дружно издали монахи боевой клич и быстро, без суеты покинули трапезную.
Не прошло и минуты, как почти сто иноков пришли в оружейную палату и разобрали мечи, копья, бердыши, секиры, луки со стрелами. Двум молодым и сильным монахам достались палицы. Взяв оружие, все чередой побежали на стены. Среди иноков не было никакой суеты, всё делалось привычно, споро, бесстрашно. Навстречу врагу поднимались умелые воины, готовые постоять за себя за крепким дубовым острокольем. Пришёл к инокам и Нифонт. Поднявшись на надвратную башню и глянув туда, где стоял конный строй, Нифонт подумал, что мирного разговора не будет. Игумен громко спросил всадника, что находился близ ворот:
- Что вам нужно? Зачем нарушаете покой обители?
- Святой отец, открой ворота, и мы поговорим по- хорошему, - отозвался Иван Сапега, догадавшись, что перед ним на башне игумен. - Я прошу от имени государя Сигизмунда. Ночь на дворе, и нам нужно где‑то преклонить головы. Будь милостив.
- Уезжайте с Богом. Государя Сигизмунда мы не знаем и ворот вам не откроем. Нечего вам делать в православной обители, латиняне, уж не взыщите.
- У нас государево дело! И ты знаешь, что, не исполнив волю государя, впадаешь в измену. Тогда тебя и твою братию сам Господь Бог не спасёт, - напускал в голос страсти Сапега.
- Господь милостив, и он не даст нас в обиду. Но говори о государевом деле. Державные заботы и нас не обходят, - миролюбиво произнёс Нифонт.
- Не кричать же мне о тайном деле. Я скажу лишь с глазу на глаз, - ответил Сапега. - Открой же калитку.
- Отведи воинов в поле, вон туда, к роще, оставь у ворот оружие, и я впущу тебя.
Сапега понял, что по–другому с игуменом не поговорить. Он видел, что из бойниц в башнях, из‑за остроколья на его воинов направлены стрелы. Сапега спешился, снял саблю, положил её на землю, а воинам крикнул:
- Все отойдите в поле, к роще! - Дождавшись, когда сотня удалилась сажен на сто, он подошёл к воротам и потребовал: - Отворяйте же! Я выполнил вашу волю!
Но прошло немало времени, когда открылось зарешеченное оконце и в нём показался игумен.
- Говори, сын Божий, с чем пришёл? А в обитель тебя, латиняна, я и одного не пущу, - сказал Нифонт. - И не серчай, сам знаешь, обычай.
- Ладно, поговорим миром и через оконце. Я дворецкий великого князя Сигизмунда Иван Сапега, и прошу тебя, игумен, именем государя открыть ворота и впустить моих воинов.
Зачем, сын Божий? Я же сказал, что латинянам в православный монастырь нельзя.
- У вас в монастыре хранится достояние государя, и великий князь повелевает, чтобы вы передали его в казну.
- Бог свидетель, нет у нас никакого достояния государства.
Нифонт перекрестился.
- Ты грешишь, святой отец. Его поместила великая княгиня Елена. Отныне она вдовствует и уже не королева. Зачем же упорствуешь?
- Но это личное достояние Елены Иоанновны, ей и брать его. Вот как волей Всевышнего приедет матушка-государыня, так и вручим ей всё в целости.
- Послушай, святой отец. Вы храните не личное имущество Елены, а приданое, которым наделил её русский государь Иван Васильевич, когда отдавал замуж за великого князя. А приданое, как тебе должно быть известно, принадлежит супругу, как и сама жена.
- Тебе, пан дворецкий, лучше, чем мне, ведомо, что Александр оказался недостойным ни матушки Елены, ни того богатства. И ты знаешь, почему упрекаю тебя. Наследнику принадлежало бы её достояние, а его нет. Государь к тому же был мотом великим. Потому Елена
Иоанновна хранит приданое до будущего наследника престола, ежели таковой родится. А ежели не будет чада наследного, то сие приданое волею Божьей должно быть возвращено на Русь.
- Тому не бывать, святой отец! - взорвался Сапега. Сердце уколола заноза унижения, какое претерпел в Могилёве и которое стало уже было забываться. - Заявляю: я возьму достояние силой! Так повелевает мне великий князь. Сейчас мои воины взломают ворота, вскинутся на стены, и вам несдобровать!
- Не тешь себя надеждой, сын мой. Иноки сумеют защитить обитель от злочинства. Вернись с Богом в Вильно и доложи государю о том, что услышал от меня.
Отец Нифонт закрыл оконце. Иван Сапега поднял кулак и погрозил:
- Ты ещё пожалеешь, старый поп, что проявил высокомерие! Сейчас я тебя проучу.
Но, уходя от ворот к своим воинам, Иван Сапега не знал, что делать. Он не только не добился того, что ему было велено, но всё испортил своей опрометчивостью. Он костерил себя и настоятеля монастыря, но легче ему от этого не стало. Знал он, что монастырь - это крепкий орешек, который ни кулаком, ни молотом, ни сотней лбов не разобьёшь.
- Господи, да мне воевать с этими монахами придётся! Хватит ли моей сотни, чтобы через стены перебраться или ворота взломать? А что за ними нас ждёт? - Приблизившись к воинам, Сапега сказал: - Там, в монастыре, засела стая злобных псов–русов. Они все на стенах, вооружены и скалят зубы. Миром они нас не пустят, а нам должно исполнить волю великого князя.
- Мы всё исполним! - отозвался хорунжий, барон Густов. Тридцатилетний барон, возглавлявший сотню, крутогрудый, широкоплечий, продолжал с задором: - Вельможный пан Сапега, позволь нам повеселиться! Мы разнесём это осиное гнездо в щепки! - Для убедительности он вскинул пудовый кулак. - И прах развеем! Так ли я говорю, гвардейцы?! - обратился он к окружавшим его воинам.
- Истинно так! - ответили шляхтичи.
Дворецкий готов был принять предложение отважного барона, но через мгновение вспомнил, как попал впросак в Могилёве и, оставаясь до мозга костей придворным и зная характер княгини Елены, не поддался на страстное желание Густова разнести обитель в щепки. Он помнил, что монастырь был православным, стоял на бывшей русской земле и, если он устроит в нём сечу - а без неё не обойтись, - то неизвестно, какие последствия возникнут. Тогда уж никто не возьмёт его под защиту и ничто не спасёт от опалы. Знал Сапега и то, что рядом с Вельском лежат земли князя Михаила Глинского и его братьев, которые всегда держали войско "в седле", могли вмиг очутиться у монастыря и, уж как пить дать, погасить пыл драчливых шляхтичей Сигизмунда. Потому Сапега поспешил остудить горячие головы гвардейцев:
- Нет, отважные рыцари, звенеть саблями в монастыре нам нельзя, зорить осиное гнездо тоже: великий князь осудит. Мы поступим проще и вернее. Завтра здесь будет королева. Она не минует монастырь, а мы станем ждать её в засаде. В её обозе есть восемь порожних повозок. В монастыре она их заполнит. Когда же она покинет монастырь и отправится в Бельск, мы окружим её челядь и воинов - их всего восемь - и именем короля отберём возы в пользу державы. Вот и всё. Если я сказал что‑то не так, поправьте.
- Да всё верно, пан Сапега, - погрустнев, согласился Густов. - Жаль, что порезвиться не удалось.
Ночь сотня провела в лесу, в версте от монастыря, близ дороги из Вильно в Бельск, а с рассветом лесом же вернулась к монастырю и затаилась в ближнем мелколесье. Но тщетны оказались надежды на скорое овладение сокровищами Елены. Позже дворецкий Сапега казнился за то, что дал обвести себя вокруг пальца.
Хитрости в поведении великой княгини не было. Ещё в пути она решила пока не нарушать покой монастыря Святого Серафима. Не было нужды появляться в обители со всей челядью, смущать монахов мирской толпой. Да и в Вельске что её ждало? Надо было найти кров, может быть, купить дом, устроиться. Не исключено, что литовский наместник будет к ней не так почтителен, как в прежние времена. Поразмыслив подобным образом, Елена миновала ветку дороги, ведущую в монастырь, и продолжала путь в Бельск, до которого оставалось не больше десяти вёрст.
В городе Елене повезло. Когда наместник Вельска, воевода Остожек, узнал, что к ним пожаловала вдовствующая королева, он посмотрел на свою жену, синеглазую смолянку, и спросил:
- Катерина, пойдёшь ли встречать государыню Елену?
Боярыня Катерина из Смоленска помнила, как
одиннадцать лет назад, ещё будучи девицей, она встречала Елену на Днепре за городом, потом стояла почти рядом с ней в соборе на молебне и, забыв о молении, не спускала глаз с юной красавицы княжны.
- Пойду, батюшка, пойду. Как же! Я ей в ножки поклонюсь и в гости позову. По её милости я с тобой, батюшка любезный, встретилась.
- Вот и славно! Идём же! - повеселев, сказал наместник.
Пан Остожек любил свою Катерину и не раз благодарил Бога за то, что свёл его с красной девицей, когда встречали великую княжну. В душе он тяготел к православной вере, зная её милосердное служение людям.
Всё сложилось так, что Елену встретили в Вельске не как вдовствующую королеву, а как царствующую великую княгиню. Поселили её с придворными и челядью в прекрасном деревянном доме, который принадлежал князю Михаилу Глинскому и ныне пустовал. Приведя в дом княгиню Елену, пан Остожек сказал:
- Живите на здоровье, сколько заблагорассудится. Князь Михаил Львович недавно проезжал через Бельск, и мы говорили о вас, государыня. Видно, князь знал, что судьба приведёт вас в Бельск.
- Спасибо, пан Остожек, за заботу.
- И вам за доброту спасибо. Моя Катя поможет вам обжиться.
Бойкая Катерина тут же проявила себя:
- Я вас помню, государыня, по Смоленску: встречала в соборе и возле стояла. Ой, и людей же тогда было, яблоку негде упасть!
- А я не помню лиц той поры. Как в тумане была. А ты меня, Катюша, только порадуешь, будучи рядом.
Вскоре жизнь Елены в Вельске вошла в тихое и спокойное русло. Как‑то её навестил игумен монастыря Святого Серафима. Нифонт рассказал о вояже пана Сапеги и шляхтичей.
- Неделю, матушка–государыня, они простояли близ обители, в ворота ломились, да иноки не дали пролом сделать. И на стены лезли. Мы их стрелами разили, варом шпарили, вот и отстали. Господи, прости нас грешных, - помолился Нифонт.
- Ты уж прости, святой отец, что докуку принесла и за то, что по пути из Вильно не заехала, - повинилась Елена.
Так ведь Господь беду от тебя отвёл, матушка. Сапега‑то за твоим достоянием примчал. Говорил, волей великого князя Сигизмунда должен забрать его.
- Спасибо за радение, святой отец. То моё достояние ещё Руси послужит, как придёт час.
- Тебе спасибо, дочь моя, за то, что живёшь среди литвинов, а служишь святой Руси.
Провожая игумена после трапезы, Елена сказала ему:
- Святой отец, скоро я приеду к тебе и попрошу ещё об одной милости. Буду надеяться, что не откажешь.
Не спрашиваю ни о чём, защитница православия. Мы ждём тебя всегда, как Божью благодать.
Елена никогда так не торопила время, как в лето 1507 года. Она многое отдала бы, чтобы июнь превратился в август. Как ей хотелось припасть к груди любимого князя Ильи! Уже долгих тринадцать лет, с того самого дня на берегу Москвы–реки за Арининским монастырём, когда она впервые поцеловала Илью, сердце её исходит любовью к нему. Сколько раз она готова была отдать себя желанному Илюше, забывая о муже, о грехе, лишь бы познать блаженство любви! Но Господь хранил её от падения во блуд, давал ей мужество, терпение. И она одолела искус, даже будучи вдовой, не понуждала Илью пригреть её истосковавшееся, озябшее сердце. Она знала, что и он извёлся от страсти, от сердечной маеты, что ему значительно труднее переносить муки любви, чем ей. Он ведь жил в неопределённости. Но теперь уже совсем близок тот день, когда они вознаградят себя за долгие годы страданий.
Наконец этот день настал. 23 августа, вечером, когда Елена и Илья уединились в гостиной на вечернюю беседу, она положила руки ему на плечи и с волнением спросила:
- Славный и любимый князь Илья Ромодановский, потомок знаменитого рода князей российских, готов ли ты взять в супруги вдовицу Елену, дщерь Иоаннову?
Илья при этих словах прослезился и опустился на колени, прижав лицо к её рукам. Потом он поднял голову и, сияя, сказал:
- Славная вдовица, готов ли я? Тринадцать лет я служу тебе верой и правдой и буду служить до исхода дней.
- Встань же, любимый. - Илья встал, слёзы у него ещё не высохли. Елена поцеловала его в глаза. - Слушай, дорогой князь. Завтра до рассвета приготовь две кареты, возьми посажёным отцом Дмитрия, я же позову Пелагею, мы умчим в монастырь к отцу Нифонту и там справим обряд венчания.
- Слава тебе, Господи, что наградил мужеством пройти по терниям до светлых дней! - воскликнул Илья. - Помолимся же во имя нашего благополучия.
Илья взял Елену за руку и повёл в передний угол покоя, где высился иконостас.
А дальше всё так и было. Чуть свет две кареты, в них жених и невеста с посажёными отцом и матерью, в сопровождении семи воинов покинули Бельск и умчали к алтарю маленькой монастырской церкви, дабы там свершить обряд венчания. К алтарю Елену вела Пелагея, а Илью - давний друг Дмитрий Сабуров. Обряд совершал сам Нифонт, помогали ему несколько почтенных монахов - великосхимников. Когда закончился обряд венчания и все собравшиеся выпили по чаше церковного вина, Елена попросила отца Нифонта проводить их с Ильёй в тайную каменную клеть, где хранилось достояние государыни. Она открыла один из сундуков, достала из него две кисы с золотом и серебром и вручила Нифонту.
- Прими, святой отец, сей дар для нужд обители. Я знаю, что у вас их много.