Собрание сочинений в 12 томах. Том 8. Личные воспоминания о Жанне д Арк. Том Сойер сыщик - Марк Твен 27 стр.


Жанна тотчас взялась за дело и вместе с Гийомом де Флави, комендантом города, составила план вылазки против врага, который расположился тремя отрядами на равнине, по ту сторону Уазы; вылазку назначили на вечер. Одни из городских ворот на нашей стороне сообщались с мостом. Другой конец моста был защищен так называемым больверком; тот же больверк господствовал и над дорогой, которая шла от него по насыпи к деревне Марги. Здесь стояли бургундцы; другой их отряд занимал Клеруа, в двух милях выше насыпной дороги; а деревня Венетта, в полутора милях ниже ее, была занята англичанами. Получалось, как видите, нечто подобное луку с натянутой тетивой: стрелой была дорога, на оперенном конце ее находился больверк, на острие - Марги; Венетта была на одном конце лука, Клеруа - на другом.

Жанна хотела идти прямо по насыпной дороге на Марги, взять эту деревню приступом, сразу же повернуть направо - на Клеруа, взять и его, а там перестроиться и приготовиться к самому трудному, потому что за Клеруа стоял герцог Бургундский с резервами. Помощник коменданта Флави с лучниками и пушкарями с больверка должен был сдерживать английские войска, чтобы они не захватили дорогу и не отрезали Жанне отступление, если бы оно оказалось необходимым. На тот же случай, если придется отступать, у больверка поместили флотилию крытых лодок.

Настало 24 мая. В четыре часа пополудни Жанна выступила во главе конницы в шестьсот человек.

Это был ее последний поход.

Мне больно вспоминать о нем. Меня принесли на стену, и оттуда мне было многое видно, а остальное мне рассказали потом наши рыцари и другие очевидцы. Жанна переправилась по мосту, миновала больверк и поехала по насыпи впереди своих конников. Поверх доспехов она надела блестящий плащ, шитый серебром и золотом, и было видно, как он трепетал и развевался, точно белое пламя.

День был ясный, и равнина была видна далеко вперед. Скоро мы увидели англичан: они подходили быстро, в образцовом порядке, и солнце сверкало на их оружии.

Жанна атаковала бургундцев в Марги и была отброшена. Тут она увидела, что от Клеруа подходят еще бургундские части. Она собрала своих солдат, снова повела их в атаку и снова была отброшена. Эти две атаки заняли немало времени, а время было дорого. Англичане уже подходили к дороге со стороны Венетты, но с больверка по ним открыли огонь, и это их задержало. Жанна вдохновенными словами ободрила солдат, и они снова дружно пошли за ней в атаку.

На этот раз она взяла Марги под крики "ура". Тогда она немедля повернула направо, на равнину, и ударила по отряду, который только что подошел из Клеруа. Завязался жаркий бой, противники поочередно отбрасывали друг друга назад, и победа склонялась то на одну, то на другую сторону. Но вдруг в наших рядах произошло смятение. Причину его впоследствии объясняли различно. Кто говорит, будто передние ряды, услышав пальбу, решили, что англичане отрезали нам отступление; а кто говорит, что в задних рядах пронесся слух о гибели Жанны. Как бы то ни было, наше войско в беспорядке бросилось к насыпной дороге.

Жанна пыталась образумить и остановить их, она кричала им, что победа близка, - но все было тщетно: мимо нее, обтекая ее с обеих сторон, мчался неудержимый людской поток. Старик д'Олон умолял ее отступить, пока еще можно спастись, но она отказывалась; тогда он схватил ее коня под уздцы и силой увлек за собою. Обезумевшие люди и кони помчались по насыпи; обстрел ее, разумеется, пришлось прекратить, а это позволило англичанам соединиться с бургундцами и окружить нас; первые оказались впереди, вторые сомкнулись позади своей добычи. Французов неудержимо оттесняли к больверку, и там, в углу между боковой стеной болъверка и скатом дорожной насыпи, они отважно оборонялись без надежды на победу и полегли все до единого.

Флави, увидя это с городских стен, велел запереть ворота и поднять мост. Жанна оказалась отрезанной от города.

Маленький отряд ее телохранителей быстро таял. Сперва были ранены оба наших славных рыцаря, потом братья Жанны, потом Ноэль Рэнгессон, - все они были ранены, стараясь оградить Жанну от опасности. Остались только Карлик и Паладин, но эти держались долго, несокрушимые, точно две железные башни, обрызганные кровью; где опускался топор одного и меч другого, там падал сраженный враг. Так, верные своему долгу до конца, с честью пали они оба добрые, простые души! Мир памяти их! Они были мне очень дороги.

Враги испустили громкий крик торжества. Жанна все еще оборонялась мечом, но ее схватили за плащ и стащили с лошади. Ее унесли пленницей в лагерь герцога Бургундского, и победители поспешили туда с криками радости.

Страшная весть быстро передавалась из уст в уста, всюду поражая людей, точно параличом; и все твердили, как в бреду: "Орлеанская Дева в плену!", "Жанна д'Арк в плену!", "Франция потеряла свою спасительницу!" - и повторяли это снова и снова, точно не могли понять, бедняги, как это могло случиться и как допустил Бог!

Приходилось ли вам видеть город, завешанный траурными полотнищами с крыш до самой мостовой? Так выглядел Тур и некоторые другие города. Но кто сумеет описать, какое горе наполнило сердца французских крестьян? Никто! Быть может, они и сами не сумели бы этого - они были непривычны выражать свои чувства, - но скорбь их была глубока. Душа целого народа оделась в траур.

24 мая. Давайте опустим завесу над самой удивительной, самой волнующей военной драмой, когда-либо разыгранной на мировой сцене. Жанна д'Арк никогда больше не выступит в поход.

КНИГА ТРЕТЬЯ
СУД И МУЧЕНИЧЕСТВО

Глава I
ДЕВА В ЦЕПЯХ

Я не в силах подробно останавливаться на позорной истории лета и зимы, последовавших за пленением Жанны. Сперва я не очень горевал, ибо ежедневно ждал, что за Жанну потребуют выкуп и король - нет, не король, а вся благодарная Франция - поспешит внести его. По законам войны, она имела право на выкуп. Она не была мятежником, она состояла на военной службе, была поставлена во главе войска самим королем и не повинна ни в одном преступлении, упомянутом в военном кодексе. Поэтому никто не имел права держать ее в плену, если б за нее предложили выкуп.

Но дни шли за днями, а выкупа никто не предлагал! Это может показаться невероятным, но так оно было. Быть может, змея Тремуйль что-нибудь нашептывал королю?.. Как бы то ни было, король молчал, ничего не предлагал и ничего не предпринимал для освобождения несчастной девушки, которая так много для него сделала.

А во вражеском стане, к несчастью, проявили большую расторопность. Весть о пленении Жанны на другой же день достигла Парижа, и англичане и бургундцы весь день и всю ночь выражали свой восторг оглушительным звоном колоколов и благодарственным громом пушек; а затем главный викарий инквизиции в послании к герцогу Бургундскому потребовал выдать пленницу церковным властям, чтобы судить ее как еретичку.

Англичане поняли, что надо делать; по сути дела действовали именно они, а не Церковь. Церковью они воспользовались как ширмой - и имели на то важные причины. Церковь могла не только отнять у Жанны д'Арк жизнь, но и подорвать ее влияние, волшебную силу ее имени; тогда как англичане могли только казнить ее тело, - а это не уменьшило бы обаяния ее имени, напротив - сохранило бы его навеки. Жанна д'Арк была единственной силой во Франции, которой англичане опасались; единственной силой, с которой они считались. Если бы Церкви удалось осудить ее на казнь или объявить вероотступницей, еретичкой и колдуньей и доказать, что она послана не Богом, а сатаной, английское владычество легко было бы восстановить.

Герцог Бургундский все это выслушал, но выжидал. Он был уверен, что французский король или французский народ предложит ему более высокую цену, чем англичане. Он поместил Жанну в крепость, под сильной охраной, и выжидал несколько недель. В нем, как-никак, текла французская кровь, и ему в глубине души было совестно продавать ее англичанам. Но сколько он ни ждал, французы ничего не предложили.

Однажды Жанна ловко провела тюремщика и не только выскользнула из темницы, но и заперла его вместо себя. Однако она была замечена часовым, ее поймали и снова водворили в крепость. Потом ее перевезли в замок Боревуар, укрепленный еще сильнее. Это было в начале августа; шел третий месяц ее плена. Там ее заперли в башне высотою в шестьдесят футов, и она томилась еще три с половиной месяца. И все эти мучительные пять месяцев она знала, что англичане, прикрываясь именем Церкви, торгуются из-за нее, точно за лошадь или рабыню, а Франция молчит - молчит король, молчат все ее друзья. Поистине, это было ужасно!

И все же, когда Жанна услыхала, что Компьен осажден и вскоре будет взят, а враг грозит истребить всех жителей до последнего, вплоть до семилетних детей, она загорелась желанием помочь им. Она разорвала свои простыни на длинные полосы, связала их вместе и по этой непрочной веревке спустилась ночью из окна; но веревка оборвалась, она упала, сильно расшиблась и три дня пролежала без сознания; и все это время не пила и не ела.

На помощь Компьену подошли подкрепления под командой графа Вандомского, город отстояли, и осада была снята. Это было большой бедой для герцога Бургундского. Он нуждался в деньгах. Теперь было самое подходящее время предложить ему выкуп за Жанну. Англичане тотчас снарядили к нему французского епископа - Пьера Кошона из Бовэ, - да будет он проклят вовеки! В случае успеха ему туманно пообещали архиепископский престол в Руане, который был тогда вакантным. Он потребовал, чтобы его назначили председателем на духовном суде, потому что Жанну захватили на территории его епархии.

По обычаям тогдашних войн, выкуп за принца крови составлял 10 000 ливров золотом, или 61125 франков, - как видите, вполне определенная сумма. И когда выкуп предлагался, его нельзя было отвергать. Кошон привез от англичан как раз эту сумму, - за бедную крестьянскую девушку из Домреми дали королевский выкуп. Это показывает, во сколько ценили ее силу англичане.

Выкуп был принят. За эту сумму была продана Жанна д'Арк, Освободительница Франции, - продана своим врагам, врагам ее родины, которые истязали, топтали, терзали и разоряли Францию целых сто лет, превратив это глумление в забаву; врагам, которые давно позабыли, как выглядит француз в лицо, - до того они привыкли видеть только его спину; врагам, которым она дала отпор, которых укротила, которых научила уважать французскую доблесть, воскрешенную ее великим примером; врагам, жаждавшим уничтожить ее как единственную преграду на пути к полному торжеству англичан и полному унижению французов. Продана французским принцем французскому попу, - а неблагодарный французский король и французский народ видели это и безмолвствовали.

А что же она сама? Она тоже молчала. Ни одного слова упрека не сорвалось с ее уст. Она была выше этого, она была Жанной д'Арк, а этим все сказано.

Ее воинская репутация была безупречна. По этой статье ее не в чем было обвинить, надо было найти другую придирку. И ее нашли: Жанну решили судить церковным судом за преступления против веры. Если их не было, надо было их придумать; об этом постарался злодей Кошон.

Местом суда выбрали Руан. Он находился в самом центре английской территории. Его жители так долго прожили под английским владычеством, что вряд ли могли считаться французами, разве только по языку. В городе стоял сильный английский гарнизон. Жанна была доставлена туда в конце декабря 1430 года и брошена в темницу. Да, и закована в цепи… - она, воплощенное свободолюбие!

А Франция все еще бездействовала. Чем можно объяснить это? Мне кажется, только одним. Вспомним, что, когда с ними не было Жанны, французы ни на что не отваживались; под ее водительством они сокрушали все - пока видели впереди ее знамя или ее белые доспехи; всякий раз, когда она бывала ранена или разносился слух о ее гибели - как это случилось в Компьене, они приходили в смятение и разбегались, словно стадо овец. Я заключаю из этого, что они еще не перебороли в себе страха, порожденного бесконечными поражениями, а также недоверия друг к другу и к своим вождям - следствие долгого и горького опыта во всякого рода предательствах; ибо их короли поступали вероломно со своими вассалами и полководцами, а те, в свою очередь, предавали главу государства и друг друга. Солдаты увидели, что они могут всецело положиться на Жанну, но только на нее одну. Потеряв ее, они потеряли все. Она была солнцем, которое растопило замерзший поток и заставило его бурлить. Солнце зашло, и поток снова затянуло льдом; войско и вся Франция снова стали тем, чем были раньше, - трупами, неспособными мыслить, надеяться, желать и действовать.

Глава II
ЖАННА ПРОДАНА АНГЛИЧАНАМ

До начала октября я не мог оправиться от своей раны. Когда похолодало, силы мои стали восстанавливаться. Все это время носились слухи, что король намерен выкупить Жанну. Я верил им: ведь я был молод и еще не познал низость и гнусность жалкого рода человеческого, который так доволен собой и мнит себя выше и лучше других живых существ.

В октябре я уже настолько оправился, что участвовал в двух вылазках и во второй из них, 23-го числа, был снова ранен. Меня, как видите, преследовала неудача. В ночь на 25-е осаждающие снялись с места и в суматохе упустили одного пленного, который благополучно добрался до Компьена и, прихрамывая, вошел в мою комнату, бледный и жалкий.

- Как?! Ноэль Рэнгессон? Ты жив?

Да, это был он. Наша встреча была радостной, как вы можете себе представить, но вместе с тем и грустной. Мы не решались произнести имя Жанны: голос нам не повиновался бы. Мы знали, кого имеем в виду, говоря: "она" и "ее", но имени не называли.

Мы вспомнили товарищей. Старик д'Олон, раненный и взятый в плен, находился при Жанне и, с разрешения герцога Бургундского, продолжал служить ей. К Жанне относились со всем уважением, подобающим ее рангу главнокомандующего и положению военнопленного, захваченного в честном бою. Так было - как мы узнали позднее, - до тех пор, пока она не попала в руки исчадия сатаны - Пьера Кошона, епископа города Бовэ.

Ноэль с нежностью вспомнил и похвалил нашего дюжего и хвастливого Знаменосца, который теперь умолк навеки - покончил и с настоящими и с вымышленными сражениями, сделал свое дело и с честью кончил жизнь.

- Повезло же человеку! - воскликнул Ноэль со слезами на глазах. Всегдашний, неизменный баловень фортуны! Она была верна ему с первых его шагов, на бранном поле и всюду! Всюду он блистал, всюду вызывал восхищение и зависть; всегда ему представлялись случаи отличиться, и он их не упускал. Получил прозвище Паладина сначала в шутку, а потом и всерьез, - потому что оправдал это прозвище великолепными делами. И наконец - самая большая удача - погиб на поле брани, на боевом посту, со знаменем в руке! Погиб подумай только! - на глазах у Жанны д'Арк. Осушил до дна чашу славы и упокоился навек, не ведая о позоре, который за этим последовал. Это ли не удача! А мы? За какие грехи мы еще живы, неужели и мы не заслужили почетной смерти?

Потом он сказал:

- Враги вырвали священное знамя из его мертвых рук и унесли его как самую драгоценную добычу после той, кому оно принадлежало. Но они недолго им владели. Месяц назад мы рискнули ради него жизнью: я и наши славные рыцари, мои товарищи по плену, похитили знамя и с верными людьми отправили в Орлеан; теперь оно будет храниться в городской сокровищнице.

Я был рад это слышать. Теперь я часто вижу его, когда езжу в Орлеан в день годовщины, 8 мая; с тех пор как не стало в живых братьев Жанны, я бываю в этот день почетным гостем города и участвую во всех банкетах и торжественных шествиях. Пройдет тысяча лет - а знамя все еще будет свято храниться французами, покуда не истлеет последний его лоскут.

Спустя две или три недели после этого разговора мы услыхали страшную весть, поразившую нас точно громом: Жанна д'Арк продана англичанам!

Такой мысли мы не допускали ни на минуту. Мы были молоды, вот в чем дело; как я уже говорил, мы еще не знали людей. Мы всегда так гордились своей родиной, мы были так уверены в ее благородстве, щедрости и умении помнить добро! От короля мы многого не ждали, но от Франции мы ждали всего. Было известно, что во многих городах священники-патриоты призывали жителей жертвовать деньги и имущество, чтобы купить свободу своей Освободительнице, посланной Небесами. Мы не сомневались, что нужная сумма будет собрана.

А теперь все было кончено, все кончено! Горькое это было время для нас! Небо над нами потемнело, и вся радость ушла из наших сердец. Неужели у моего изголовья сидел тот самый весельчак Рэнгессон, которому жизнь казалась сплошной забавой и который чаще смеялся, чем дышал? Того Ноэля мне уже больше не пришлось видеть. Сердце его было разбито. Он стал печален и рассеян, и смех его иссяк, как пересохший родник.

Что ж, так было даже лучше. Это было подстать моему собственному настроению. Мы подходили друг к другу. Он терпеливо ухаживал за мной много недель, и наконец в январе я окреп настолько, что мог выходить. Тогда он спросил меня:

- Ну что ж, пора в путь?

- Да.

Мы поняли друг друга без объяснений. Сердца наши были в Руане, надо было и нам самим спешить туда. Та, что была нам дороже всего в жизни, томилась там в крепости. Мы не могли помочь ей, но хотели хотя бы быть к ней поближе, дышать с ней одним воздухом и смотреть на каменные стены, за которыми ее заперли. А если и нас запрут туда же? Что ж, мы сделаем все, что от нас зависит, - а там пусть решает судьба.

И мы отправились.

Нас поразила перемена, происшедшая за это время во всем крае. Мы шли где хотели и куда хотели, и никто нас не останавливал. Пока Жанна сражалась, англичане не знали покоя; теперь, когда ее устранили, у врагов совсем не осталось страха. Никто не боялся нас и не обращал на нас внимания, никто не любопытствовал, кто мы такие и зачем едем.

Мы сообразили, что можем добираться по Сене, не утомляя себя сухопутным путешествием. Так мы и сделали. Баржа доставила нас в Руан; за один лье до города мы сошли на берег - не на холмистой стороне, а на другой, там, где берег отлогий и ровный, как пол.

В город никого не впускали и не выпускали без опроса: опасались, что будут попытки освободить Жанну. Но у нас все вышло удачно. Мы остановились у пригородных крестьян и прожили у них неделю, помогая им в работе в благодарность за приют и стараясь подружиться с ними. Мы раздобыли и надели крестьянскую одежду. Когда нам удалось войти к ним в доверие, мы обнаружили, что в глубине души они - французы. Тогда мы решились открыться им во всем, и они охотно предложили нам свою помощь.

Назад Дальше