– А я больше люблю скрипку, – сказал Нэт, оживившийся, как только речь зашла о музыке. – И я умею на ней играть.
– Правда? – воскликнул Томми, взглянув на него из-за кружки округлившимися от любопытства глазами. – У мистера Бэра есть старая скрипка, и он позволит тебе играть на ней, если захочешь.
– Неужели? Ах, как бы мне хотелось! Знаешь, я ходил по улицам и играл на скрипке с моим папой и еще одним человеком, пока папа не умер.
– И тебе было весело? – спросил в высшей степени заинтересованный Томми.
– Нет, это было ужасно. Зимой было страшно холодно, а летом слишком жарко. И я очень уставал и часто голодал. – Нэт остановился на минутку и откусил большой кусок имбирного пряника, как бы стараясь убедиться, что это тяжелое время прошло, а потом с сожалением прибавил:
– Но я любил мою маленькую скрипку, и мне скучно без нее. Николо взял ее, когда папа умер, и не хотел, чтобы я оставался с ним, потому что я был болен.
– Если ты хорошо играешь, тебя возьмут в оркестр.
– Разве у вас есть оркестр?
– Конечно, и очень хороший, из одних мальчиков. Они играют концерты и всё такое. Вот увидишь, что будет завтра вечером.
После этого сообщения Томми снова принялся за ужин, а Нэт с восторженной улыбкой на губах задумался над своей полной тарелкой.
Миссис Бэр слышала всё, что говорили между собой Нэт и Томми, хотя, казалось, была так занята разливанием молока и своим маленьким Тедди, что не могла уловить ничего. Тедди был такой сонный, что совал ложку вместо рта себе в глаз, качаясь из стороны в сторону, пока наконец крепко не заснул, уронив голову на мягкую булочку. Миссис Бэр специально посадила Нэта рядом с Томми: этот шалун был очень общительным мальчиком, и застенчивые дети чувствовали себя с ним необыкновенно легко. Так же подействовало общество Томми и на Нэта, который открыл соседу за ужином свои маленькие секреты, и это дало возможность миссис Бэр узнать Нэта лучше, чем если бы она сама поговорила с ним.
Вот содержание письма, которое мистер Лоренс прислал с Нэтом:
"Дорогая Джо, я знаю, что тебе будет по душе дело, которое я хочу поручить тебе. Этот бедный мальчик – сирота, больной, не имеющий ни родных, ни друзей. Он был уличным музыкантом и жил в сыром подвале, где я нашел его, плачущего об умершем отце и о своей скрипке, которую у него отняли. Мне кажется, что из него выйдет толк и что мы можем общими силами поставить его на ноги. Ты позаботишься о его изнуренном теле, твой муж Фриц займется его душой, до сих пор остававшейся в пренебрежении, а затем я посмотрю, что может выйти из этого мальчика – талантливый музыкант или только ремесленник, способный зарабатывать себе на хлеб. Позаботься о нем ради твоего собственного сына. Ваш Тедди".
– Уж, конечно, мы позаботимся! – воскликнула миссис Бэр, прочитав письмо. А когда она увидела Нэта, то почувствовала, что в любом случае – есть у него талант или нет – ему, больному, одинокому мальчику, нужен прежде всего приют и нежная материнская забота. Она сама и ее муж внимательно наблюдали за Нэтом и, несмотря на его обтрепанное платье, неловкие манеры и грязное лицо, приметили в нем много такого, что им понравилось. Нэт был худенький, бледный двенадцатилетний мальчик с голубыми глазами, высоким лбом, выразительным ртом и растрепанными волосами. Временами на лице его появлялось какое-то тревожное, испуганное выражение, как будто он ждал, что его отругают или побьют. Губы его дрожали от нежного взгляда, а каждое ласковое слово он встречал с трогательной благодарностью.
"Бедный мальчик! Пусть он играет на скрипке хоть целыми днями", – подумала миссис Бэр, увидев, как просияло лицо Нэта, когда Томми упомянул про оркестр.
После ужина, когда мальчики прибежали в класс и принялись за разные игры, появилась миссис Бэр со скрипкой в руках. Сказав несколько слов мужу, она подошла к Нэту, который сидел в уголке и с большим интересом смотрел на происходящее.
– Не сыграешь ли ты нам что-нибудь, дитя мое? – спросила она. – У нас в оркестре как раз недостает скрипки, и мне кажется, ты мог бы сыграть хорошо.
Она думала, что Нэт смутится и будет стесняться, но он тут же схватил старую скрипку, и по тому, с какой любовью он смотрел на нее, было видно, что он очень обрадовался.
– Я сыграю как можно лучше, мэм, – сказал он и провел по струнам смычком, как бы спеша поскорее услышать знакомые звуки.
В комнате стоял страшный шум, но Нэт не обращал на него никакого внимания. Он не слышал ничего, кроме звуков своей скрипки, и играл, забыв обо всем на свете. Это была простенькая мелодия, которую часто играют уличные музыканты. Дети перестали шуметь и, притихнув, с удивлением и удовольствием слушали музыку. Мало-помалу они стали придвигаться всё ближе и ближе к Нэту; подошел к нему и мистер Бэр. А Нэт продолжал играть, не замечая никого. Глаза его блестели, на щеках вспыхнул румянец, а его худенькие пальцы быстро водили смычком.
Когда он закончил, раздались восторженные аплодисменты. Нэт оглянулся вокруг, как бы пытаясь сказать: "Я старался играть как можно лучше. Не знаю, понравилось ли вам".
– Ты играл великолепно! – воскликнул Томми, считавший, что Нэт находится под его покровительством.
– Ты будешь играть первую скрипку в моем оркестре, – с одобрительной улыбкой прибавил Франц.
– А ведь Тедди прав, – шепнула миссис Бэр своему мужу. – Из этого мальчика на самом деле выйдет толк.
Мистер Бэр энергично кивнул и, потрепав Нэта по плечу, добродушно сказал:
– Ты играл очень хорошо, мой мальчик. Исполни нам теперь какую-нибудь песню, а мы споем ее хором.
Это была самая счастливая минута в жизни бедного Нэта. Его провели на почетное место около рояля, а мальчики встали вокруг. Не обращая внимания на жалкую одежду маленького музыканта, они смотрели на него с уважением и с нетерпением ждали, когда он снова заиграет.
Выбрали знакомую всем песню, и концерт начался. Трио из флейты, скрипки и рояля и хор детских голосов огласили комнату. Это оказалось слишком сильным впечатлением для Нэта: когда последние звуки песни замерли, его губы задрожали, он уронил скрипку и, отвернувшись к стене, зарыдал, как маленький ребенок.
– Милый мой, что с тобой? – воскликнула миссис Бэр, которая тоже пела с детьми и в то же время старалась удержать маленького Роба, желавшего непременно отбивать такт ногой.
– Вы все так добры… И всё так хорошо… Я не смог удержаться… – всхлипывая, промолвил Нэт, а потом закашлялся и с трудом перевел дух.
– Пойдем со мной, мой мальчик, тебе нужно лечь в постель и отдохнуть; ты утомился и здесь слишком шумно для тебя, – шепнула миссис Бэр и отвела Нэта к себе в гостиную, где дала ему спокойно выплакаться.
Она успела настолько завоевать его доверие, что он рассказал ей свою историю, которую она, хотя уже и знала, слушала со слезами на глазах.
– Теперь, мое дитя, – сказала миссис Бэр, когда он закончил, – у тебя есть и отец, и мать, и дом. Не думай больше о своем тяжелом прошлом и постарайся быть спокойным и счастливым. И знай, что тебе уже больше не придется страдать, насколько это будет зависеть от нас. В Плумфилде мальчикам живется весело; вместе с тем мы стараемся приучить их к самостоятельности и сделать полезными людьми. Ты будешь играть на скрипке, сколько захочешь, а теперь ложись спать. Завтра мы вместе придумаем что-нибудь веселое и интересное.
Нэт крепко сжимал ее руку; он не мог произнести ни слова, но глаза мальчика красноречиво говорили за него. Миссис Бэр привела его в большую комнату, где их встретила высокая немка с таким круглым и веселым лицом, что оно казалось чем-то вроде солнца, а широкая оборка ее чепчика могла сойти за лучи.
– Это няня Гуммель, – сказала миссис Бэр. – Она приготовит тебе отличную ванну и острижет волосы. Вон там дверь в ванную. В субботу вечером мы моем всех маленьких мальчиков и кладем их в постель, прежде чем большие закончат петь. Ну, Роб, иди мыться.
Миссис Бэр быстро раздела Роба, отнесла его в маленькую ванную рядом с детской и посадила в ванну.
Тут, не считая двух больших ванн, были души, тазы, ножные ванны и другие приспособления для мытья. Через некоторое время и Нэт очутился в ванне, что доставило ему огромное удовольствие. Сидя в теплой воде, он смотрел на двух женщин, которые причесывали нескольких мальчиков и надевали на них чистое белье.
Те, само собой разумеется, проказничали, дурачились и весело смеялись во время этой процедуры и затихали только после того, как их укладывали в постель.
Когда Нэт после ванны сидел в спальне, завернувшись в одеяло, перед камином, а няня стригла ему волосы, появилась новая партия мальчиков. Их заперли в ванной, где они подняли страшную возню; они так шумели и плескались, как будто были не мальчиками, а молодыми тюленями.
– Нэту, я думаю, лучше лечь здесь, – сказала миссис Бэр, метавшаяся из стороны в сторону, как наседка, у которой вместо цыплят вылупился целый выводок утят. – Если он будет спать тут и начнет кашлять ночью, вы сможете дать ему льняного отвара.
Няня одобрила такой план. Надев на Нэта фланелевую ночную рубашку, она дала ему выпить чего-то теплого и сладкого и, когда он лег в постель, подоткнула одеяло. Мальчик лежал неподвижно, закутанный, как мумия, наслаждаясь непривычным комфортом. Ощущение чистоты было так ново для него и так приятно; фланелевые ночные рубашки считались неслыханной роскошью в той среде, где он жил до сих пор; вкусное, теплое питье также успокоительно подействовало на его кашель, как ласковые слова – на его одинокое сердечко. А при мысли, что есть люди, которые заботятся о нем, бедному мальчику казалось, что он попал на небо. Временами ему приходило в голову, что это какой-то чудесный сон. И он закрывал глаза, чтобы посмотреть, не исчезнет ли всё, когда он их откроет. Нэт был так счастлив, что не мог уснуть, да, впрочем, это ему не удалось бы: через несколько минут ему пришлось познакомиться с одним из обычаев Плумфилда, что доставило ему несказанное удовольствие.
После короткого затишья вдруг совершенно неожиданно во все стороны начали летать подушки, которые бросали друг в друга маленькие белые фигурки, выскочившие из постелей. Битва происходила в нескольких комнатах, иногда разгоралась даже в детской, когда туда скрывался какой-нибудь обращенный в бегство воин. Ни няня, ни миссис Бэр не обращали на это никакого внимания; они не удивлялись и не останавливали детей. Няня развешивала полотенца, а миссис Бэр доставала чистое белье так спокойно, как будто не происходило ничего особенного. Она даже приняла некоторое участие в игре. Когда один смелый мальчик бросил в нее подушкой, она быстро подхватила ее и швырнула в него так ловко, что он был вынужден убежать из комнаты.
– Им не больно? – спросил у миссис Бэр Нэт, хохотавший до упаду на своей постели.
– Конечно, нет, – ответила она. – У нас каждую субботу вечером бывает такая битва подушками. Завтра всё равно нужно надевать чистые наволочки, да и детям хорошо погреться после ванны. А потому я даже люблю эту игру.
И миссис Бэр, вынув из комода чистые носки, принялась их пересчитывать.
– Какая это славная школа! – в восхищении воскликнул Нэт.
– Только немножко странная, – с улыбкой сказала миссис Бэр. – Мы не хотим заставлять детей слишком много учиться и лишать их всех удовольствий. Сначала я было запретила эту игру в ночных рубашках, но потом увидела, что это бесполезно. Детей невозможно удержать в постелях. А потому я поставила им условие. Я позволила им каждую субботу биться подушками в продолжение четверти часа, а они за это обещали мне во все остальные дни спокойно ложиться спать вовремя. И дело у нас идет хорошо. Если они не держат слова – игра запрещается; если держат, я ставлю лампы в безопасное место и позволяю им играть.
– Как хорошо! – сказал Нэт, чувствуя, что и ему хотелось бы присоединиться к играющим, но не решаясь на это в первый же вечер. И он лежал, с восхищением наблюдая горячую битву.
Томми Банг предводительствовал атакой, а Деми с замечательным мужеством защищал свою комнату. Он подхватывал на лету подушки, которые в него бросали, и складывал у себя за спиной, так что атакующие в конце концов оставались без метательных снарядов. Тогда они все сразу бросились на Деми, чтобы снова завладеть своим оружием. Некоторым мальчикам доставалось больше других, но они не обращали на это внимания. Все добродушно выносили удары, и подушки летали, как снежные комья, – до тех пор, пока миссис Бэр не остановила игру.
– Четверть часа прошло, дети, – сказала она, взглянув на часы. – Теперь живо в постели, а не то заплатите штраф.
– Какой штраф? – поинтересовался Нэт.
Ему очень хотелось узнать, что будет с тем несчастным, кто ослушается этой доброй, заботливой хозяйки школы.
– Непослушные лишаются права играть в следующую субботу, – ответила миссис Бэр. – Я даю им пять минут, чтобы улечься в постели, и тушу лампы, надеясь, что шума больше не будет. Они честные мальчики и держат свое слово.
Так оно и вышло. Бой кончился так же внезапно, как начался. Несколько ударов на прощание, последний взрыв смеха, когда Деми бросил в отступающего врага седьмую подушку, несколько вызовов на следующую субботу, приглушенный смех, сдержанный шепот, а затем – тишина. Мама Бэр поцеловала своего нового воспитанника и оставила его грезить о счастливой жизни в Плумфилде.
Глава 2
Мальчики
Пока Нэт спокойно спит, я расскажу вам, мои маленькие читатели, кое-что о мальчиках, с которыми ему предстоит познакомиться утром.
Начнем с наших старых знакомых. Франц – настоящий немец – был высокий белокурый шестнадцатилетний юноша. Он зачитывался книгами, был внимателен ко всем и очень музыкален. Дядя готовил его в колледж, а тетя Джо старалась, чтобы из него впоследствии вышел хороший семьянин. Она развивала в нем любовь к детям, уважение к женщинам, все равно молодым или старым, и давала ему возможность быть полезным в доме. Трудолюбивый, добрый и терпеливый, Франц был ее правой рукой во всём. И он любил свою веселую тетю как мать, потому что она и старалась быть для него матерью.
Эмиль имел совсем другой характер. Горячий, нетерпеливый и предприимчивый, он страстно любил море. Дядя обещал отпустить его в плавание, когда ему минет шестнадцать лет, а пока заставлял его изучать всё относящееся к морскому делу, давал ему читать биографии знаменитых адмиралов и истории про героические подвиги и позволял проводить все свободное от уроков время на реке, около пруда или ручья. Комната Эмиля напоминала каюту военного корабля. Все его вещи имели отношение к войне и к морю. Капитан Кидд был его идеалом, а любимое занятие состояло в том, что он наряжался, как пират, и распевал во все горло воинственные моряцкие песни. Он не признавал никаких танцев, кроме матросской пляски, выработал походку, как у моряков, а в разговоре так и сыпал морскими терминами. Мальчики прозвали его "Командором" и очень гордились его флотом, плававшим в пруду. С этим флотом то и дело случались всевозможные беды, которые наверняка уже давно отбили бы охоту возиться с ним у любого другого капитана, но только не у Эмиля – страстного любителя моря.
Деми принадлежал к числу детей, у которых под влиянием разумного воспитания ум и тело развиваются одновременно. Мать старалась, чтобы он был добрым, любящим ребенком; отец заботился о его физическом развитии, а дедушка Марч, со своей стороны, развивал ум Деми. Он не затруднял его долгими уроками и не требовал, чтобы тот заучивал их слово в слово. Дедушка Марч только помогал ему, стараясь, чтобы мальчик развивался так же естественно, как под влиянием солнца и росы распускаются цветы. Деми был, конечно, далеко не безупречный ребенок, но его проступки были такого рода, что их всегда можно было извинить. Словом, это был милый мальчик, серьезный и вместе с тем веселый, не замечавший своей собственной привлекательности и умственного развития, но очень ценивший это в других.
Дэйзи была прелестной веселой девочкой; так же, как ее мать, она любила заниматься разными домашними делами. У нее была целая семья кукол, которых она прекрасно воспитывала. Она не расставалась со своей рабочей корзиночкой и шила так хорошо, что Деми часто вытаскивал из кармана носовой платок, чтобы похвастаться ее работой. А у крошки Джози была фланелевая юбочка, премило сшитая для нее сестрицей Дэйзи.
Дэйзи очень любила хлопотать около буфета, расставляла на столе солонки и аккуратно раскладывала ложки, а по утрам отправлялась со щеткой в гостиную, чистила кресла и вытирала пыль со столов. Деми подшучивал над ней, но был очень доволен, что она держит его вещи в порядке и помогает ему учить уроки: в учении они шли ровно, и им даже не приходила в голову мысль о соперничестве.
Они горячо любили друг друга, и никто не решался подсмеиваться над нежной любовью Деми к сестре. А если находился такой смельчак, то Деми вызывал его на бой и, как правило, успешно расправлялся с ним. Он положительно не понимал, почему мальчики стыдятся говорить прямо, что любят своих сестер. Дэйзи восхищалась своим братом, считала его самым замечательным мальчиком на свете и каждое утро, завернувшись в одеяло, подходила к его двери и говорила ласково, как мама: "Вставай, мой милый, скоро уже зазвонят к завтраку. Вот тебе чистый воротничок".
Роб был энергичный мальчуган, открывший, по-видимому, тайну вечного движения, так как ни минуты не мог оставаться в покое. К счастью, он не был шаловлив и особенно смел, а потому редко попадал в беду. Он, как маятник, постоянно качался между папой и мамой, всё время тихонько "тикая": Роб был ужасный болтун.
Тедди был еще слишком мал, чтобы играть заметную роль в делах Плумфилда, но у была своя сфера, в которой он действовал как нельзя лучше. У каждого временами возникало желание повозиться с маленьким ребенком и приласкать его. И в таких случаях на сцену выступал Тедди, очень любивший, чтобы его ласкали. Всюду, куда бы ни шла миссис Джо, он ковылял за ней. Это давало ему возможность совать свои пальчики в разные блюда, но все находили, что они от этого только становятся вкуснее: малютки в Плумфилде пользовались большим почетом.
Дику Брауну и Адольфу, или Долли, Петингилю было обоим по восемь лет. Долли страшно заикался, но так как никому не позволяли над ним смеяться, а мистер Бэр старался вылечить его, советуя говорить как можно медленнее, Долли со временем стал заикаться гораздо меньше, чем прежде. Он был славный, но самый обыкновенный, ничем не выдающийся мальчик. Жизнь в Плумфилде очень нравилась ему; он охотно учил свои уроки и с удовольствием принимал участие в играх.