Очнулся в аккуратно прибранной избе. Пахло карболкой, йодом и чистыми простынями. Очень хотелось пить. Виктор безо всяких усилий разжал губы и попросил воды. Странно, но своего голоса он не услышал. "Видно, ослаб, - подумал, - потому и шепчу". Но рядом стояла молоденькая медсестра и протягивала фарфоровый чайник с наполовину отбитым носиком. Девушка что-то говорила, во всяком случае, ее губы шевелились, но он ничего не слышал.
Здоровой рукой Виктор помахал около уха. Девушка улыбнулась, достала из кармана халата тетрадку и что-то написала. "Не кричите так громко, - прочитал Виктор. - Вы контужены, поэтому не слышите. Но это пройдет".
- Что с рукой? - спросил Виктор.
- Все в порядке. Кости целы. Просто вы потеряли много крови. Но теперь быстро поправитесь, потому что половина вашей крови - женская. А женщины живучи.
- Как это - женская? - удивился Виктор. Он, видимо, сказал это так громко, что девушка закрыла уши ладошками.
- У вас четвертая группа. У нас ее не было, а другую нельзя. Оказалось, что четвертая группа у той сестры, которая вытащила вас из воды. Так что теперь в ваших жилах и ее кровь.
- Вот и породнились, - улыбнулся Виктор. - Будет у меня кровная сестричка. А как ее зовут, не знаете?
- Очень даже знаю. Машей зовут. Орешниковой Машей… Красивая, между прочим, девушка.
- Моя сестра не может быть некрасивой! Как бы ее повидать, а?
- Для этого надо поправиться и вернуться в строй. Маша на том берегу. Она ведь санинструктор, с передовой не уходит.
- Понял, - кивнул Виктор. - Я буду спешить.
Но как он ни спешил, в строй удалось вернуться лишь в конце января, когда добивали голодных и обмороженных вояк Паулюса. Однажды у самого элеватора он вытащил из-под огня девушку-санинструктора. Зацепило серьезно - в живот и в голову, поэтому Громов поспешил отправить ее в госпиталь. Позже Виктор не раз корил себя за то, что не догадался спросить, как ее зовут, насколько быстрее нашел бы тогда свою кровную сестру.
И все же он ее нашел. Нашел ранней весной, когда Маша вернулась из госпиталя. Младший сержант Орешникова по-прежнему служила в их дивизии, по-прежнему была санинструктором, а капитан Громов командовал разведротой. Виктор обнял девушку и долго благодарил за то, что вытащила из студеной Волги и не пожалела своей крови. Девушка отшучивалась, что-то говорила, а Виктор чувствовал, как дрожью наливаются его руки и обнимает он ее уже совсем не по-братски.
Не сразу, далеко не сразу перестали они сторониться друг друга, неловко молчать при встречах, пока не поняли: стыдиться им нечего, любовь настолько редкий подарок судьбы, что даже на войне отвергать ее нельзя. Но что же делать дальше? Выручил Мирошников. Воровато шныряя глазами, он сказал:
- Это, конечно, не мое дело, но могу дать дельный совет: напишите письмо. Ответит - значит, "очко", нет - колоду в печку.
Печка не понадобилась…
Надо ли говорить, как благодарен был Виктор Мирошникову. Правда, на людях они "держали марку" и разговаривали как командир с подчиненным, но наедине - совсем по-другому.
Вот и сейчас, брезгливо глядя в сторону загородки с Рексом, Санька сказал, что артиллеристы где-то подобрали блохастую сучонку с тремя щенятами. Позавчера в нее угодил шальной осколок, поэтому щенята теперь сироты - ни отца ни матери.
- Ну и что? - не сразу понял Виктор. - Жаль, конечно, но Рекс-то тут при чем?
- Слушай, капитан, ты хоть что-нибудь в собачьем деле кумекаешь?
- Да откуда… - махнул рукой Виктор.
- А я, можно сказать, спец. По другой части, но спец.
- Как это - по другой части?
- Неважно. Говорю, спец, значит, спец! Тушенкой твоего зверя не задобрить, это факт. Прикончить бы его, и вся недолга. Не будет он нам служить, не будет! Жаль, я тогда не весь диск разрядил: не думал, что псина окажется такой живучей. С передрессировкой ничего не выйдет, зря стараешься. Но я тебя знаю, командир, - взялся за гуж, будешь тянуть. Потому и решил пособить. Скажи артиллеристам, что даже дивизионная разведка не найдет щенкам матери, зато может предложить отчима.
- Как это? Зачем?
- Надо этих щенят пустить к Рексу.
- Ты что, Санька?! Такому папаше нельзя доверить и волкодава. А эти крохи ему на один зуб.
- Насчет волкодава ты прав: сцепятся насмерть. А вот щенки - другое дело. Даже самый свирепый пес никогда не тронет щенка. Но если это взрослая собака, хоть и маленькая, но взрослая - болонка какая-нибудь или шпиц, тут действительно работы на один зуб. А щенок…
- Ну и что из этого?
- А то, что Рекса надо сбить с толку. Он же добра в жизни не видел: я-то знаю, как лупят собак, когда дрессируют. А тут - не только хорошее отношение, но и доверие. Короче, надо его обдурить!
- Ну что ж, давай попробуем.
Когда Громов пришел к артиллеристам и начал говорить об отчиме и прочей ерунде, артиллеристы недоверчиво хмурились и вообще не хотели говорить на эту тему. Но отказать начальнику разведки было неудобно. Покряхтев и повздыхав, пожилой артиллерист взял ящик со щенками и двинулся за капитаном.
Увидев Рекса, старшина поставил ящик подальше от загородки и сказал:
- Боязно. Не разорвал бы ребятишек-то…
- А мы подстрахуемся, - сразу нашелся Громов и достал пистолет.
Рекс с самого начала почувствовал что-то неладное. Его ноздри заныли от тревожно-знакомого и совсем забытого запаха. Рекс заскулил, заерзал по подстилке. Что это? Что это за запах, от которого заходится сердце? И почему влажнеют глаза? И что происходит с хвостом? Ни разу не вильнул он хвостом за все время заточения: то упрямо вытягивал поленом, то яростно хлестал по бокам, а тут вдруг хвост заходил из стороны в сторону, завилял, заюлил, заколотил по полу.
Да и уши, привыкшие к стрельбе и резким командам, жадно ловили какое-то сопение и теплую возню. Рекс совсем растерялся. Куда только девалась его ярость?
Все это хорошо видел Громов.
И когда он понял, что Рекс окончательно размагнитился, выпустил щенят. Правда, он не без злорадства каждому повязал на шею свой платок: даже щенки должны пахнуть новым хозяином.
Чего угодно ждал Рекс, но только не этого! Ни одна собака не решалась приблизиться к нему, даже во время учебы Рекса сторонились - все собаки знали его угрюмый нрав, ярость и силу. А тут совсем рядом три махоньких щенка! Они собаки - это ясно. А раз так, надо их рвать! Но до чего же они беспомощны, до чего забавны. И как приятно пахнут!
Не помнил Рекс свою мать, не помнил братьев и сестер, но где-то в глубине его собачьего сердца, где-то в самых дальних клеточках затюканного дрессировкой мозга жила щемящая тоска по теплым материнским соскам. Иногда он поскуливал во сне, улыбался и вскидывался всем телом.
Рексу снилась уютная конура и бесконечные игры с братьями и сестрами. Ведь не всегда же он гонялся за людьми, не всегда крался по следу и сидел в засаде. Было и у него беззаботное щенячье детство и простые щенячьи радости.
Все это разом промелькнуло в голове Рекса, он еще сильнее заколотил хвостом и потянулся к щенкам. Обнюхал одного, другого, третьего… Ах, как хорошо!
А глупые лобастые крепыши возились в соломе, тявкали, гонялись друг за другом, кувыркались, ползали по Рексу. Иногда наступали на рану. Рекс напрягался, стискивал зубы, но, чтобы не испугать несмышленышей, даже не вздрагивал.
Тем временем Виктор взял большую миску, налил в нее похлебки и поставил в закуток. В первый момент Рекс окаменел. Снова резанул старый, ненавистный запах. Больше того, он понял, что беспокоило его и в щенках: на шее болтались тряпки, разящие человеком. А впрочем, главное сейчас не это, главное - рядом живые, теплые комочки!
Но комочки проголодались. Они дружно ринулись к миске и так смачно начали хлебать, что Рекс не выдержал и подполз ближе. Хорошо знакомый запах грибной похлебки и надоевший запах человека. Настолько надоевший, что Рекс решил уже не обращать на него внимания.
А щенята лакали взахлеб. Рекс потянулся к миске. Хлебнул раз. Другой. А потом рядом с тремя крохотными мордашками в суп ткнулась здоровенная морда Рекса, и так споро заработали четыре собачьих языка, что через минуту на соломе стояла досуха вылизанная миска.
- Ну что, капитан, поняли, что значит ребенок? - ухмылялся Мирошников.
- Еще бы! Этого я никак не ожидал. Результат потрясающий!
- Да-а, дети, они, конечно… Однако, товарищ капитан, мне пора. Щенят-то надо бы того… достать, - поднялся старшина.
- Доставайте.
- Не-е, я не малец-оголец. Меня он так хватанет, что сразу загремлю в госпиталь.
- Да ладно! - вскочил вдруг Санька. - Нашли кого бояться. Я таких волкодавов сачком ловил, и не полудохлых, а на всех четырех!
Рекс лежал в дальнем углу и совсем уж было задремал. Правда, одним глазом нет-нет да и косил на щенят, которые растянулись там, где ели. И вдруг он увидел, как маленький противный солдатик тянется через загородку и вот-вот схватит щенка! Какая-то невероятная сила подбросила Рекса в воздух, он вскинулся и так злобно гавкнул, что Санька поспешно отдернул руку. Рекс боялся испугать щенят и гавкнул всего один раз, но и этого было достаточно. Стало ясно, что сейчас с ним лучше не связываться.
Громов решительно вывел старшину и Саньку из блиндажа. Если бы он знал, как много этим сделал! Если бы обернулся и увидел глаза Рекса! Первый раз Рекс смотрел в спину этого человека без ненависти, не примеряясь к шее. Первый раз в его желтоватых глазах затеплилась благодарность. Но Громов не обернулся. Он спешил к артиллеристам, чтобы любой ценой отстоять щенят.
А щенки повалились вразброс и задремали, но быстро замерзли. Тогда они сбились в кучку, прижались к теплому боку Рекса и, блаженно посапывая, заснули. Была ли собака счастливее Рекса? Он проваливался в дрему, млел, замирал от счастья, но так и не заснул - Рекс сделал чисто собачий вывод: крохи нуждаются в его защите.
Часа через два вернулся Громов. Щенят он отвоевал. Временно, конечно, но отвоевал. За три дня, на которые согласились артиллеристы, можно попытаться побороть в Рексе и недоверчивость, и злобу.
Когда Виктор спустился в блиндаж, Рекс не спал. В общем-то, в присутствии этого человека он никогда не спал. Вот и сейчас, услышав знакомые шаги, Рекс привычно напрягся. Но зубы почему-то не заныли, не заколотилось бешено сердце. И уж совсем неожиданно для себя Рекс широко зевнул и мгновенно уснул.
Сладко спали щенята. Привычно пахло человеком. Привычно, но не тревожно. Уж если Рекс доверил ему малышей, значит, вражде конец.
Атмосфера в блиндаже стала совсем другой - напряженность исчезла. Теперь главное не увлечься, не спешить. Один непродуманный шаг - и тонюсенькая ниточка доверия лопнет.
Вечером Виктор смело вошел к Рексу и поставил миску супа. Щенята бросились к похлебке, но Рекс уже вошел в роль воспитателя. Он деловито хватал их за шиворот и рассаживал вокруг миски. Щенята нетерпеливо поскуливали. Рекс строго рычал, вразумляя невоспитанных малышей. Потом подполз к миске, понюхал, попробовал на вкус и только после этого подпустил к ней щенят.
Теперь уже не было бестолковой возни, никто не лез в миску с ногами, не пытался напустить в нее лужу: Рекс строго следил за порядком и одергивал озорников.
Бедные дворняжки, разве они знали, что такое собачья родословная, что такое чистая кровь, не позволяющая вести себя непристойно даже щенку! Но учитель был строг и, главное, с такой огромной пастью, что малыши покорно ему подчинялись. Продолжалось это, правда, недолго. Один все же ухитрился влезть в миску. Рекс потянулся, чтобы его вытащить, но не достал. Можно было подползти, но тогда бы он оттеснил двух других. Рекс осторожно уперся в землю одной ногой… другой. Напрягся и… встал на все четыре лапы. Его пошатывало, ноги мелко дрожали, но не подламывались. Рекс осторожно переступил. Нет, стоять трудно. Тогда он сел на задние лапы, твердо опираясь на передние. Ничего. Держат.
Теперь Рекс легко достал шалуна, слегка встряхнул и усадил на место. Щенок виновато свесил уши и принялся вылизывать дно миски.
- Ну вот, - обрадовался Виктор. - С ногами полный порядок. Теперь, Рекс, все зависит от тебя: надо больше ходить. Но где? Не в этом же загоне. Что ж, видно, пришла пора выбираться наружу. Но не сегодня. Денек потолкайся в блиндаже, а завтра - на волю.
Утром Рекс довольно легко встал на ноги, но ходил неуверенно.
Виктор позвонил доктору Васильеву:
- Коля, по-моему, можно снимать гипс. Рекс уже ходит.
- Сейчас буду.
- Захвати Машу. Из меня ассистент неважный.
- Сейчас буду, - повторил доктор, будто и не слышал упоминания о Маше.
Николай не заставил себя ждать.
- Ну что ж, могу тебя поздравить, - серьезно сказал после осмотра Рекса доктор. - То, что ты сделал, уже победа. Собака стала на ноги, в глазах нет злобы, и, кажется, вот-вот признает в тебе хозяина.
- Нет, Коля, до победы еще далеко. Выходить собаку - полдела. Впереди самое трудное - заставить ее работать. Ума не приложу, как к этому подступиться. Прочитал все книжки, инструкции… Но ведь у меня никогда не было даже щенка, не то что такого зверя.
- Ничего-ничего, главное, действуй по науке. И… будь это в мирное время, я бы посоветовал тебе застраховаться от увечий. Но ведь тебя чуть не каждую ночь гоняют за "языком", а мне прислали уйму перевязочного материала, так что скоро - наступление. А гипс снимать можно, ты прав.
На всякий случай Виктор надел ватник, стеганые брюки и вошел к Рексу. Тот спокойно сидел в углу и смотрел на хозяина. Виктор по привычке сунул ему полу ватника, но Рекс мотнул головой и даже не зарычал. Дело усложнялось: надо связать пасть, а как это сделать, если он ни во что не вцепится?
Виктор втянул кисть в рукав и поднес к пасти Рекса. Тот наклонил голову, фукнул и отвернулся.
- Не знаю что делать, - растерялся Виктор. - Не хочет грызть - и баста! А брать голой рукой боязно.
- Сделай из бинта петлю, накинь на морду и затяни.
С третьей попытки Виктор затянул петлю, и только после этого в закуток вошел врач. Он присел на корточки, достал ножницы и начал вспарывать гипсовую повязку. От первого же прикосновения чужой руки Рекс сжался. А потом так рванулся к доктору, что тот бросил ножницы и пулей вылетел за ограду, при этом наступил на щенка, тот отчаянно завизжал, а Рекс зашелся таким яростным хрипом, что Виктору пришлось собрать всех малышей и посадить у его морды.
Когда Рекс успокоился, Виктор сам взялся за ножницы.
- Я же просил привести Машу. Где она? Я уже три дня ее не видел.
- Где-где… Откуда я знаю, где она? - проворчал доктор. - И вообще, в своих делах разбирайтесь сами.
- Каких делах?! Ладно, об этом - потом. Что же все-таки делать?
- Раскрой ножницы пошире и перережь ему глотку! - мрачно бросил доктор. - Ну и пациенты пошли! Ты им жизнь спасаешь, а они тебя норовят схватить за горло. Дурень я последний, что связался с тобой! Ну что ты расселся, укротитель тигров, болонок и кроликов? - пришел в себя доктор и заговорил в своей обычной манере. - Надрежь повязку! Аккуратней. Да не так, лапу повредишь! - Он ринулся в закуток. - Фу, черт, и куда меня несет! - вовремя остановился доктор. - Не спеши, это гипс! Вот так. Молодец! Теперь разверни. Сильней, сильней. Отдирай, не бойся! Попробуй сустав. Сгибай, сгибай. Порядок. Сустав как новенький. Теперь берись за другую лапу, только не спеши.
Виктор от напряжения взмок. Разрезать гипсовую повязку - дело нелегкое. К тому же он боялся повредить лапу. Но Рекс ни разу не дернулся и даже не взвизгнул.
Когда Громов снял бинт с морды Рекса, тот даже не шелохнулся. Он почувствовал такую удивительную легкость, что заливисто и как-то по-щенячьи тявкнул!
Виктор обомлел - сидит себе на соломе и снизу вверх смотрит на широко раскрытую пасть Рекса. Никогда Виктор не был так беззащитен. Но глаза Рекса не желтели от ярости.
Виктор протянул собаке руку. Рекс подался навстречу. Виктор сжался и закрыл глаза. Но в ладонь ткнулся холодный собачий нос. Виктор открыл глаза и увидел такую дружелюбную, такую веселую морду, что забыл об осторожности и ласково потрепал вздрагивающие уши Рекса. Тот чихнул, тявкнул и лизнул хозяина в ухо.
"Как все просто, - подумал Виктор. - Я его погладил, он меня лизнул - и все дела".
Виктор встал и решительно сломал загородку.
- Все, Коля, теперь никаких барьеров!
Ошарашенный доктор поднялся с топчана.
- Знаешь, Виктор, если у меня будут дети, я расскажу им не об операциях во время артналетов, а вот об этой сцене. Будут внуки - расскажу и им.
Доктор хлопнул Виктора по плечу. В этот же миг Рекс бросился на доктора. Прыжка, правда, не получилось. Он грохнулся на брюхо и так злобно залаял, что друзья мгновенно поджали ноги. Побледневший доктор вжался в стену, а Виктор, его лучший друг Виктор Громов, вместо того чтобы пристрелить пса или на худой конец выдрать, стал трепать его по загривку и приговаривать:
- Хорошо, Рекс! Хорошо! Молодец! - Потом пояснил: - Ты его извини. Он тебя неправильно понял: думал, что на меня нападают. В таких случаях хорошая собака бросается без предупреждения. А ведь Рекс - хорошая собака?
- Хорошая, хорошая, - пробормотал доктор. - Очень хорошая… Будь здоров, Витя, - уже с порога сказал он. - Заходи. Можно и с собачкой. Только предупреди: я попрошу саперов заминировать подходы к своему блиндажу.
V
- Хорошо, Рекс, хорошо! - приговаривал довольный Виктор.
Если поначалу он сомневался в перерождении Рекса, то нападение на доктора "прозвучало" так убедительно, что Виктор окончательно уверовал в свою победу.
Вдруг Рекс глухо зарычал и обнажил клык - на пороге стоял тот самый человек, которого он не смог достать.
- Ты что? - обернулся Виктор. - Что-нибудь случилось?
- Да нет, - вяло сказал доктор. - Выпить захотелось, а одному скучно.
- Ну, для такого дела компанию найти нетрудно, - улыбнулся Виктор, доставая фляжку.
- У меня своя, - остановил его Николай, ставя на стол стеклянную посудину. - Медицинский. Чистый, неразбавленный.
Плеснули в кружки, залпом выпили, закусили.
- А что, "второй фронт" довольно свежий, - сказал Виктор, выковыривая из банки с английскими буквами розоватые ломти тушенки.
- Сойдет, - как-то безразлично бросил доктор.
- Ты чего такой мрачный? - поинтересовался Виктор. - Эх, Машу бы сюда! Как запоет свои уральские, дрожь по сердцу. Слушай, я же просил привести ее. Где она?
- Откуда я знаю? - огрызнулся Васильев. - И вообще… Налей еще.
Выпили по второй.
- Вот что, Витя, - осмелел доктор, - я давно хочу тебя спросить…
- Валяй. Разведка ведь все знает, но… молчок, - хмельновато усмехнулся он.
- Ни хрена ты не знаешь! В тумане живешь! В двух метрах от себя ни шиша не видишь! - взорвался вдруг Николай.
- О чем это ты?
- О Маше!
Виктор встрепенулся:
- А что Маша? Что?
- Это, конечно, не мое дело. Я знаю: ты ей жизнью обязан, любишь ее, жениться хочешь, а она…
- А она не хочет.
- Хочет. Да не может.
- Стоп! Что значит не может?
- Ты с ней говорил когда-нибудь о семье, родителях, о ком-нибудь еще?…
- На что ты намекаешь? - побледнел Виктор.