Павлик вернулся к своим, подошел к спящей Тамаре. Под ногой треснула сухая ветка, Тамара сразу открыла глаза. Партизанская жизнь выработала у нее эту привычку. Треснула ветка, - значит, кто-то идет, кто-то к тебе приближается.
- Ты уже проснулся? - спросила она Павлика. - Лицо у тебя какое-то странное.
- Да вот… для тебя дорогу высматривал. Дальше сами пойдете, без нас… Пойдем, ребята, пора выходить!
Партизаны быстро поднялись, осторожно двинулись в сторону дороги. В кустах, возле самой опушки, Павлик передал Тамаре письмо для сестры.
- Ну, счастливо, - глухо проговорил он. - Давай поцелуемся на прощание.
Они расцеловались. Толик открыто, по-детски радовался - новые места, новые люди, что-то интересное. Ведь он еще ни разу в жизни не бывал на большой станции, не видел городских домов. А Тамара еле-еле удерживала слезы.
- Счастливо, - проговорил Павлик и легонько погладил Тамару по плечу. - Будем ждать здесь же… Если что - пусть сразу бежит сюда Толик. Толик, место запомнил?
Мальчишка для виду огляделся, звонко ответил:
- Ну конечно, запомнил!
Разведчики пошли к дороге не оглядываясь. Павлика неудержимо тянуло за ними, ему казалось, что именно сейчас, как только они выйдут на дорогу, их встретят фрицы, именно в эту минуту он и должен помочь им.
Но если выйти за ними следом, тогда уж непременно увидят вооруженного Павлика и поймут, что дело нечистое. Лучше подождать. Если случится неладное, они подадут голос. Если немцы начнут стрелять, Павлик бросится на защиту, чего бы это ни стоило.
Тихо. Тамара и Толик скрылись. Прошло минут пятнадцать. Павлик облегченно вздохнул и дал команду уходить.
Тамара и Толик в крестьянской одежде- Толик в лаптях, Тамара в длинном ситцевом платье, в платке до самых бровей - шли по дороге.
Сзади затарахтела бричка. Тамара оглянулась. Тощий конь легкой рысью тащил за собой телегу, в которой сидели две пожилые женщины. Когда телега поравнялась с путниками, Тамара помахала рукой, прося остановиться. Женщина натянула вожжи.
- Куда вам?
- До Пригорья не подвезете? Устала я с мальчонкой…
- Садись, чего уж там. Все равно по пути.
Толик резво вскочил на телегу. Тамара уселась на задке. Женщина дернула вожжами, чмокнула, низким голосом протянула: "Но-о, шевели ногами!"- и конь снова пошел легкой рысью. Несколько минут молчали. Тамара не знала, с чего начать разговор. Неизвестно, что это за женщины: здешние, станционные или, может быть, деревенские. Начни выпытывать, заподозрят или, чего доброго, примут за партизанку да напугаются, сгонят с телеги. Женщины долго не могли молчать. Та, что погоняла лошадь, спросила:
- Издалека идете?
- Из Артемовки… Плохо там сейчас, вот я и решила в родные места вернуться. Раньше-то я здесь жила, в Пригорье.
- Земляки, значит, - отозвалась другая женщина. - На станции сейчас полно этой саранчи зеленой. Когда уж уберутся, господи? - Женщина вздохнула.
- Кто его знает, - неопределенно ответила Тамара. - Одни говорят, что немцы плохо обращаются, а другие, наоборот, говорят, хорошо.
Женщины ничего не ответили и молчали до самой станции. Перед шлагбаумом старшая спросила:
- А куда вам на станции-то? На какую улицу-то?
- На Сталинскую.
- Хватилась! Такой улицы уже целый год нету. Бургомистр ее по-другому назвал, забыла как.
- Да ничего, найду, места-то родные, - успокоила ее Тамара, зорко вглядываясь в окружающие станцию строения, жадно запоминая все: переходы через пути, шлагбаумы, стрелки…
У вокзала она поблагодарила женщин и слезла с телеги. Соскочил и Толик. Они пересекли привокзальную площадь, по которой лениво прогуливались немецкие солдаты. Их было много, - вероятно, ждали отправки эшелона.
Без труда нашли бывшую улицу Сталина и номер дома, который указал Павлик в своем письмеце. Во дворе они увидели немолодую голубоглазую женщину, которая выносила из хаты ведро с помоями. Тамара подтолкнула вперед Толика и спросила, не здесь ли живет Мария Семеновна Смирнова. Женщина поставила ведро на землю, и, с тревогой оглядывая пришельцев, ответила, что она и есть Смирнова.
- Мы к вам издалека, - продолжала негромко Тамара. - Привезли вам привет от брата.
- От Павлика? - Женщина всплеснула руками. - Так он же в армии! Больше года ни слуху ни духу. Проходите в хату, проходите!
В комнате хозяйка усадила гостей возле стола, заперла дверь на крючок, торопливо развернула письмо и, присев на старенький диван, стала читать.
Павлик писал, что сейчас пока не может сообщить, где находится, но, главное, жив и здоров. Писал, что эта молодая женщина - его жена, а парнишка - ее родственник. Просил сестру приютить их на несколько дней, покормить и постараться сделать так, чтобы они фрицу на глаза не попались. Насчет того, что Тамара партизанка, Павлик, конечно, и словом не обмолвился.
Мария Семеновна вздохнула, оглядела Тамару. Невестка ей, должно быть, понравилась, потому что женщина улыбнулась ей уже по-родственному.
- Отдыхайте, сейчас обед сготовлю. Чем богаты, тому и рады, - сказала она.
Пока Тамара с Толиком умывались, приводили себя в порядок, Мария Семеновна делилась своими горестями. На станции полным-полно фашистов. Порядки суровые; как стемнеет, лучше носа со двора не показывай, заграбастают и поминай как звали человека! Хватают без разбору: мужчина, женщина, девчонка - всех забирают и, по слухам, отправляют сразу в Германию. А еще хуже немцев - здешний бургомистр, три шкуры дерет, авторитет себе зарабатывает, перед немцами выслуживается.
- Да уж знаем, натерпелись, - со вздохом сказала Тамара. - А выходить нам, да еще ночью, совсем некуда. Так, днем немного можно пройтись, если скучно станет. А лучше всего в хате посидеть, если вам не помешаем. Устали с дороги. Да и впереди путь неблизкий. Отдохнем - и дальше.
Хозяйка усадила гостей, поставила на стол глубокую миску с супом, подала деревянные ложки. Гости принялись за еду. Тамара выложила на стол свои запасы - завернутое в тряпицу сало, несколько комков сахара. Когда "трапеза" подходила к концу, пришел сын Марии Семеновны - Володя, мальчуган лет двенадцати-тринадцати. Увидев незнакомых, мальчик сначала насупился, ушел в другую комнату, но потом понемногу оживился и был очень рад тому, что в доме появился сверстник, с которым запросто можно бегать по городу.
Под вечер Тамара вместе с Марией Семеновной прошлась по улице, мирно переговариваясь о пустяках: где достают сейчас хлеб, как платят немцы тем, кто работает у них в депо, например, или на станции. Осторожно и непринужденно Тамара старалась выведать главное. Если бы кто прислушался к их разговору со стороны, то не услышал бы ничего подозрительного - обычный женский разговор. Испокон веков женщин интересовало все связанное с житьем-бытьем, особенно цены на продукты и зарплата.
После ужина, не зажигая света, легли спать. Утром все проснулись рано, кроме Володи. Мария Семеновна начала мыть полы, а Тамара долго лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Как только хозяйка вышла во двор, Тамара подозвала Толика, с нетерпением ожидавшего, когда же они возьмутся за настоящее дело, и сказала:
- Володя проснется, заведи с ним разговор насчет прогулки. Пойдете сначала по улицам, а потом ты спросишь, где у них самое интересное место. Пойдете на станцию. Запомни, сколько пройдет поездов, сколько стоит на путях, что на них погружено, сколько солдат и где выставлены. Да головой особенно не крути по сторонам, чтобы немцы не заметили!
- Будьте спокойны, не первый раз. Еще когда я был в Сергеевке… - начал хвалиться Толик, но его рассказ прервал приход Марии Семеновны.
- Вставайте завтракать. Кашу сварила, немецкого концентрату достала. Трудно с едой сейчас, не дай бог как трудно!
- Мария Семеновна, а можно продать что-нибудь на толкучке? У меня в узелке кое-что припрятано.
- Какая сейчас, прости господи, толкучка? Только выменять можно у спекулянтов. В бараках, за вокзалом, живут двое менял. С немцами связаны, можно сало, шпик выменять или пшеницы, крупы какой-нибудь. Да пока не советую, крайней нужды нет, потом пригодится, - попыталась было отговорить Мария Семеновна, но Тамара, услышав о бараке возле вокзала, загорелась.
- Нет, совестно дармоедами жить, - упрямо продолжала Тамара. - Хоть вы и родня мне приходитесь, но раз у меня есть возможность выменять - давайте выменяем. Знаете, какое время, пожадничаешь, фашисты задаром отберут.
- А я пальто мужа, зимнее, берегу на крайний случай…
Мальчишки, торопливо похлебав супу, побежали на улицу.
- Далеко не бегайте! - наказала Мария Семеновна.
- Ладно!..
И тотчас скрылись.
Мария Семеновна повесила на дверь замок, и женщины пошли. Тамара прижимала локтем небольшой узелок, в котором лежали почти неношеный коверкотовый пиджак и теплый свитер.
Шли они по центральной улице. Тамара особенно не беспокоилась, потому что с ней рядом шла старожилка, которую знали все местные. Если Тамара замечала группу фашистов, непременно пересчитывала и складывала в уме. Все, конечно, не учтешь, но хотя бы минимальное число солдат таким образом можно узнать.
- А тут что, богач какой-нибудь поселился? - спросила Тамара, указывая на большое здание, крытое свежеокрашенным железом.
- Комендатура. И управа ихняя, где бургомистр сидит. А вон там - школа.
- Ребятишки учатся или нет?
- Не до учебы нынче. Немцы разместились. Все шесть классов заняли. Две роты.
- Вы, Мария Семеновна, и в военном деле разбираетесь.
- А что?
- Да вот сказали, что две роты.
- А по мне, что рота, что полк - все равно. Это у нас сосед, инвалид, с финской без ноги вернулся, все по военной привычке считает, где сколько разместилось. Если, говорит, шесть комнат, значит только две роты разместится, и то битком. Хороший человек, жалеет, что ноги нет, говорит, ушел бы к партизанам, чтобы глаза мои на фашистов не глядели.
- А для чего же они такую силу сюда пригнали?
- Станция у нас важная. И до войны была важная. Депо большое, полный ремонт делают. И паровозам и вагонам. Вот потому и армии много тут. А возле водокачки даже две пушки поставили, чтобы воду не отравили или чтобы плотину не взорвали.
Пиджак и свитер сменяли на полпуда ржи и обратно пошли через вокзал, но уже с другой стороны. Тамара внимательно приглядывалась ко всему. Возле самого входа в депо заметила бруствер из мешков с песком. За бруствером виднелись головы солдат. Пересчитала пулеметные ячейки. На вопросы спутницы Тамара отвечала рассеянно, мысленно повторяя цифры, еще и еще раз стараясь восстановить перед глазами общий вид вокзала, депо, дороги.
В хате она сказала хозяйке:
- Сегодня мы тронемся, пожалуй, дальше.
- Не обессудьте, чем богаты, тому и рады. Доведется бывать в Пригорье - заходите обязательно. Теперь родня ведь…
Тамара собрала свои немудреные пожитки. Толик не возвращался. Вот уже скоро вечер, а ребят все нет.
- Куда они могли запропаститься? Может быть, Володя повел его к своим товарищам? - забеспокоилась Тамара. - Если вы знаете, где они живут, я схожу позову. Несмышленые мальчишки, как бы не напроказничали чего.
- Да вы не беспокойтесь, Вовка мой всю станцию знает, не заблудится. Вот только выходить вам будет поздно…
"А вдруг Толик проявил чрезмерное любопытство и уже попал в гестапо? - беспокоилась Тамара. - Эти мальчишки всегда перестараются, из-за липового геройства может рухнуть весь план. Может быть, сейчас его уже бьют в комендатуре, пытают?.."
В этот день так и не пришлось уйти из Пригорья. Ребята вернулись под вечер: Толик с распухшим носом и разбитой губой, а Володя держался рукой за ухо. Оказалось, что ребята попались в руки к немцам. И все по бесшабашности Володи. Он захотел козырнуть перед деревенским Толиком тем, что не боится фашистов. Поравнявшись с двумя солдатами, Володя показал язык и громко рассмеялся. Солдаты, недолго думая, поймали их, надавали оплеух, а потом, посоветовавшись, отвели ребят в комендатуру. Хорошо, что молоденькая переводчица узнала Володю, сказала, что это свой парень, здешний. Толика Володя назвал двоюродным братом, который пришел якобы с матерью из Артемовки и теперь будет жить у них.
Мальчишек, чтобы проучить и нагнать побольше страху, до вечера продержали взаперти. А когда выпустили, они все же успели побывать на станции и осмотрели депо со всех сторон. Толик даже пересчитал, сколько там ремонтируется паровозов и вагонов.
Спать улеглись рано, все так же не зажигая огня.
Утром чуть свет Мария Семеновна собралась выгонять корову на пастбище. Она не хотела будить гостей, думая, что лучше им хорошенько выспаться перед дальней дорогой. Но Тамара не дремала, поднялась сразу же за хозяйкой и сказала, что со двора им лучше уйти вместе, чтобы немцы, чего доброго, не задержали. "Отведут в комендатуру, а потом, пока расхлебают кашу, неделя пройдет. А то еще в Германию отправят…"- оправдывалась она.
Выпили по кружке парного молока с жесткими ржаными лепешками, в которые была примешана лебеда, и пошли. Толик нес узелок на палке, перекинув палку через плечо, как странник. Тамара легонько подгоняла хворостинкой тощую коровенку, а сама из-под платка прищуренными глазами оглядывала каждый двор, где загорожено, где можно укрыться во время боя, где нельзя. И нет ли где-нибудь замаскированного пулеметного гнезда или минометов…
За станцией, в том месте, где поселок стал огибать невысокий холм, Тамара стала прощаться. Они поцеловались с Марией Семеновной. Добрая женщина поцеловала Толика. Глаза ее были тревожными; возможно, она догадывалась о цели прихода нежданной родни, но вслух сказать опасалась.
- Передайте большой привет Павлику, поцелуйте его за меня, если встретитесь…
Тамара и Толик, не оглядываясь, деловым шагом пошли в сторону леса.
XXV
Павлик встретил Тамару и Толика в условленном месте. Но, вместо того чтобы снова проделывать долгий путь на базу, он повел их в другую сторону, и к вечеру удивленная Тамара увидела, что почти вся бригада подтянулась к станции Пригорье и все ждут только их возвращения.
Под огромным развесистым деревом разместился штаб. Тамару и Толика провели к Коротченко. Рядом с командиром сидели Лебедев, начальник штаба и командиры батальонов.
- Проходите в середину и рассказывайте, - предложил Тимофей Михайлович.
Тамара коротко рассказала обо всем виденном. Две роты в одноэтажной школе, два дзота с тремя амбразурами возле вокзала, пушки возле водокачки и водохранилища, в депо около сорока паровозов. Эшелоны проходят часто, некоторые останавливаются на несколько дней. Днем сегодня эшелонов не было, - следовательно, на станции размещается сейчас только свой гарнизон.
Командиры начали совещаться. Лебедев разрешил Тамаре и Толику уйти отдохнуть. Придет час, и они вместе с командирами поведут отряд на вокзал- ведь они теперь знакомы с Пригорьем больше других.
Командиры продолжали совещание. Коротченко был озабоченнее обычного, без конца дымил трубкой, говорил сердито, неразборчиво.
Лес безмолвен, партизаны сидят, лежат, дремлют, неподвижны, как будто их здесь нет. Только смутные тени часовых, медленно проходящих между деревьями, напоминают о том, что все это спокойствие видимое и что вот-вот от дерева к дереву прошелестит неслышная партизанекая тревога и нужно будет браться за автомат и прощаться перед боем с товарищами…
- Повторяю задачу. Нападение на станцию производим с четырех сторон. Первый батальон - с востока, второй и третий- с юга, бригада имени Лазо- с запада. На север пошлем роту автоматчиков. Она должна до начала боя взорвать водокачку, вывести из строя паровозы и оборудование депо. Чтобы фашисты не смогли вызвать подкрепление, надо нарушить связь. Группа минеров должна свалить телеграфные столбы на протяжении километра от станции на восток. На западе то же самое проделает другая группа. (Делалось это просто - партизаны привязывали к столбу толовую шашку, поджигали шнур и бежали к следующему столбу. Опять привязывали, поджигали, бежали дальше…)
Темнеют наспех сделанные шалаши, покрытые древесной корой. В них тепло, уютно, дождь не проникает внутрь.
К утру дождь перестал. Партизаны спали до полудня. Когда солнце стало снижаться, началась подготовка к наступлению.
Тамара проснулась от знакомого голоса. Открыла глаза- перед ней стояла Жамал. Они обнялись и расцеловались, как будто не виделись целый год.
- А где же Майя?
- Я ее уже от груди отняла! Отправила на хутор Лузганки к старику Роману. У него хорошая старуха, заботливая, обещала присмотреть. Когда все стали собираться в поход, я не могла остаться на базе. Даже повар Петька пошел. Дали мне автомат. А стрелять я и раньше умела, еще в школе сдавала на значок "Ворошиловский стрелок".
Жамал была возбуждена и тем, что держала в руках оружие, и тем, что вместе со всеми, как равная, будет биться с врагом.
Словно из-под земли появился Павлик. Он разыскивал Тамару.
- Здорово, Жамалка! Где наша дочка?
- Вернемся, тогда скажу.
- Ну тогда пошли к нашему шалашу обедать. Пошли-пошли!
Павлик решительно потянул за собой Тамару, а Жамал отказалась, сказав, что ждет Жилбека, будут обедать вместе.
- А где Жилбек?
- Командир куда-то послал…
Павлик с Тамарой ушли. Жамал осталась одна, присела под деревом, положила автомат на колени. Она задумалась, ей вдруг стало страшно: начнется атака, поднимется стрельба, засвищут пули над головой. Жамал растеряется, а если человек в бою растеряется, его обязательно убьют… А Майя будет смеяться, ничего не понимая… Она все время смеется, рот у нее никогда не закрывается, словно у воробья.
Жилбек вернулся к вечеру. Разведчики были взволнованы, торопливо прошли в штаб. Они привели с собой какую-то бледную, усталую, испуганную женщину.
- Тимофей Михайлович, сегодня часов в двенадцать на станцию прибыл эшелон с нашими девушками. Их гонят в Германию. Эшелон останется здесь на сутки, потому что все пути забиты. А вот эта женщина отпросилась сходить за хлебом для своего вагона и сбежала.
Женщина расплакалась, кончиком засаленного платка стала вытирать изможденное лицо.
- Помогите своим сестрам, угонят проклятые на край света, - сквозь слезы выговаривала она. - У всех глаза распухли от слез, плачут днем и ночью, ждут, что партизаны освободят, а партизан все нет и нет. Говорят, уже и граница близко. А там, говорят, такие лагеря, такие лагеря, что человека живьем в печь загоняют. За неделю измучилась, сил больше нет. Мне девятнадцать лет, я в зеркало боюсь глянуть- как будто сорок исполнилось…
Командиры сверили часы и разошлись по своим отрядам.
Последние минуты тишины. И вот негромко затрещали сучья, то там, то здесь забряцал металл- это стремительный Батырхан от отряда к отряду передавал приказ Коротченко- выходить! В двадцать четыре ноль-ноль без всяких сигналов каждый со своего рубежа начинает атаку. Приказано раньше назначенного времени бой не завязывать, ударить дружно, со всех сторон, сразу дать понять врагу, что он окружен, посеять панику в его рядах.
Жамал шла в отряде Жилбека. Тут же была Тамара, сам Коротченко и шумный суетливый Петька- он ни на шаг не отходил от Тамары, всячески старался доказать свое полное пренебрежение к опасности.