Сразу же за Островцом они пошли быстро и не останавливаясь. Здзих, как он говорил, имел условленное место и ни за что не хотел туда опоздать. Юрек шел неумело и со стороны выглядел неуклюжим. Здзих же в своем темном пиджаке и гольфах выглядел человеком, идущим на прогулку. Они шли на восток, в Бодзехувский лес.
Как только сошли с дороги в лесные заросли, Юрек широко раскрыл глаза, огляделся по сторонам. Он представлял себе, что сразу же на краю леса они наткнутся на партизанский лагерь. Здзих, однако, продолжал идти вперед, не оглядываясь.
- Где они? - нетерпеливо спрашивал Юрек.
- Не беспокойся. Найдем, - отвечал Здзих.
Деревья в лесу стояли еще голые, но мартовское солнце уже пригревало зеленую травку, которая в скрытых от ветра местах высовывалась из-под земли. В разбуженных деревьях уже началось движение соков, почки на ветках набухли.
- Здзих… а оружие дадут?
- Наверно, дадут!
Мох был еще сырой от недавнего снега. Ноги погружались в него глубоко, как в ковер. Можно было так идти и идти без конца.
- Жалко, что Богуся нет, - вздохнул Здзих.
- Да, жаль.
- Он так рвался в лес.
- Придет.
- Конечно, придет, но когда?
- Может быть, вырвется.
- Может быть…
Когда они уходили из Островца, Богусь находился где-то в пути. Они даже не попрощались с ним. Во время последнего разговора он пригрозил, что если его не пустят, то он сам уйдет.
- А после войны на поезд даже глядеть не буду. У меня он вот здесь! - Он показал на шею.
После войны. Что означали эти слова? Когда это будет? Близко ли это или далеко?
- Как это будет после войны? - задумался Здзих.
- Поживем - увидим, - ответил Богусь.
- Так. Только доживем ли? - с сомнением промолвил Юрек.
Здзих глубоко задумался.
- Кто-нибудь из нас доживет, - сказал он. - Кто-нибудь должен дойти…
На следующее утро Богусь уехал. Они поклялись: "Как бы там ни было, быть всегда вместе". Если это только будет возможно. А неделю спустя оказалось, что это невозможно. Здзих с Юреком ушли в лес. Богусь уехал в Краков с заданием доставить радиостанцию, предназначенную для чехословаков.
Сухо трещали ветки под ногами. Каждый шаг казался им очень громким. Когда подходили к просеке, Здзих поворачивался спиной вперед и так продолжал идти. Делал он это отчасти в целях маскировки, а также и для того, чтобы показать Юреку свою осведомленность в партизанских уловках. Юрек шел за ним следом. "Партизанские приемы", - догадывался он. Кто-нибудь неопытный подумает, что они шли в противоположную сторону.
- Много дадут патронов?
- Двадцать - пятьдесят штук…
- Мало!
- Если все попадут в цель, то много.
И снова минута молчания. Юрек идет след в след за Здзихом, мысленно стараясь понять, много это или мало - пятьдесят патронов.
- В какой отряд нас возьмут?
- А в какой бы ты хотел?
- К Горцу.
- Ого!
- Что значит "ого"?
- Горец отбирает лучших. Все другие - в сторону.
- Я - не все другие.
- В таком случае, возможно, возьмет. Если постараешься, - добавил Здзих, помолчав.
Они выходили из густых зарослей, когда неожиданная команда "Стой!" задержала их на месте.
Громко треснули ветви под сильными шагами, ноги ушли в глубокий мох. Юрек увидел перед собой незнакомого человека с винтовкой, направленной в их сторону.
- А, это ты, Здзих! - Человек приставил винтовку к ноге.
- Привет!
- Привет! Что это за парень? - партизан кивнул в сторону Юрека.
- Свой. Идет в отряд. Они там?
- Там.
Слово "там" оказалось вполне исчерпывающим, Здзих ускоренными шагами шел в известном ему направлении.
- Далеко?
- Нет, уже на месте…
Они спиной вперед перешли очередную просеку и углубились в высокий лес. Юрек осматривался вокруг, стараясь увидеть партизанский лагерь. Он предполагал, что они выйдут на обширную поляну, на которой расположились партизаны. В центре поляны будет гореть костер, и дым его будет подыматься к вершинам высоких сосен.
Тем временем они прошли через старый лес, и Здзих направился в молодой сосновый лесок. Деревья росли здесь тесно, одно к одному, создавая почти непроходимую чащу. Они, согнувшись, продвигались с трудом. Сосновые иголки кололи лица, воздух был пропитан густым запахом смолы. Юрек видел перед собой ссутулившуюся спину Здзиха и его голову, наклоненную вперед. Он так ловко передвигался в густых зарослях, что можно было подумать, что для него это был естественный способ передвижения. Неожиданно Здзих остановился возле молодой сосны и выпрямился. Юрек замер рядом с ним.
То, что он увидел, ни в какой мере не соответствовало тому, что еще минуту назад рисовало его воображение. Среди деревьев лежали несколько десятков людей в самых различных позах. В гражданской одежде и портупеях, они выглядели как переодетые для маскарада.
Из-под лихо сдвинутых на затылок шапок глаза их смотрели внимательно и настороженно. В центре стоял высокий мужчина в военном мундире, с двумя гранатами, заткнутыми за пояс, пистолетом, свободно висящим на плетеном ремне, и бельгийским ручным пулеметом в руках. Юрек окинул восхищенным взглядом фигуру этого человека и затем не без разочарования посмотрел на лицо: розовые, как у девушки, щеки, кроткие глаза и почти детский взгляд.
В это время Здзих направился именно в сторону высокого мужчины и остановился перед ним в положении, которое в действительности должно было означать стойку по команде "Смирно".
- Гражданин командир, разрешите доложить, прибыл.
Офицер приложил два пальца к фуражке и указал на Юрека:
- А этот?
- Это… Француз…
- А, Француз! - Он в течение минуты испытующе смотрел на мальчика. - Ну, если все так, как ты рассказывал, то порядок. Проверим! Лёлек, - обратился он к одному из партизан, - возьми Француза в свое отделение. А сейчас дай ему работу.
Когда Здзих закончил церемонию приветствия с остальными партизанами, Юрек приблизился к нему.
- Как его зовут? - спросил он почти шепотом.
- Кого?
- Командира…
- Как это: как зовут? Горец!
- Горец?!
Это имя было широко известно в округе. Особенно после того случая, когда он с несколькими людьми среди бела дня разоружил немецкий гарнизон в Цмелюве. Да и позднее из лесу часто доходили слухи о его успехах. Юрек представлял его совершенно другим. По его мнению, эти розовые щеки совсем не подходили партизану, и тем более Горцу.
- Будешь в моем отделении. - Голос Лёлека вывел его из задумчивости. - Идем, познакомлю тебя с ребятами.
Они смотрели и взаимно изучали друг друга. Партизаны встретили Юрека приветливо, но он разочаровывался все больше. За исключением Горца, который был вооружен "вполне прилично", все другие мало напоминали армию. Ему казалось совершенно невозможным, чтобы эти плохо вооруженные парни могли задавать немцам жару, как о них говорили.
- А оружие? - наконец решился спросить Юрек.
- Ах, да! - Лёлек махнул рукой так, как будто то, о чем Юрек постоянно мечтал, было сущим пустяком. - Вот, держи, это будет твоя винтовка.
Юрек повертел в руках врученный ему предмет, громко названный винтовкой. В действительности это были ствол и затвор и даже приклад, истлевший и выщербленный, что свидетельствовало о том, что винтовка довольно долго пролежала закопанной в землю.
- Не нравится тебе?
- Нет, ничего, хорошая, только вот приклад…
- Приклад - это чепуха. Тем более что заменишь эту винтовку на автомат.
- А где можно заменить?
- Как это где? У немцев.
- Что ты хочешь? - вмешался в разговор Горец. - Винтовка - как игрушка, не смотри на приклад, смотри в ствол: зеркало!
- Еще бы патроны…
Лёлек отсчитал двадцать штук и положил ему в пригоршню. Юрек рассматривал каждый патрон. Гильзы с подозрительно зеленым оттенком не вызывали у него доверия.
- Выстрелят они?
- Какой-нибудь всегда выстрелит…
Но, как бы там ни было, он теперь имел оружие и патроны. Может быть, не такое, о каком мечтал, но и это уже было хорошо. Постепенно осваивался со всем тем, что его окружало. Несмотря ни на что, чувство обладания собственным настоящим оружием было самым главным.
Густые ветви молодого леса скрывали партизан от непрошеного гостя и любопытных взглядов. Здесь можно было отдохнуть, приготовиться к ночным операциям, проверить оружие и… ноги. Оружие и ноги - это было самое главное. То и другое не должно было подвести. Опухшие и стертые ноги могли доставить столько же неприятностей, сколько заклинившийся затвор винтовки.
О том и другом необходимо было заботиться с одинаковым вниманием.
Во время отдыха снималась обувь и разбиралось оружие. Каждую часть необходимо было просмотреть, почистить, смазать. Никто не заставлял делать это, и никто не отдавал приказа, об этом помнили сами, как обычно помнят о собственной жизни.
Здзих с Кеном, правой рукой Горца, сидели в стороне и шепотом разговаривали. Во время пребывания в лесу они все больше сближались. Ходили слухи, что оба направляются в спецгруппу, которая будет создана в самое ближайшее время. Это должен быть отряд специального назначения, предназначенный для действий, требующих смекалки, решительности и отваги. Спецотряд имел задачей уничтожение осведомителей и тому подобное, как говорил Здзих. Партизанская жизнь порождала не только необычных людей, необычные привычки, но и необычный язык. Об этих "спецах" никто ничего не слышал, теперь же это слово стало одним из повседневных, популярных выражений. Операции "спецов" планировались, обсуждались их результаты, анализировался их ход, когда неожиданные препятствия делали невозможным их осуществление. В душе Юрек завидовал Здзиху, но тем не менее должен был признать, что Здзих в большей степени, чем он сам, отвечал требованиям спецгруппы. Это соответствовало действительности.
Когда начало смеркаться, Горец объявил сбор.
- Вечером выступаем, - сказал он. - Трубка, ты пойдешь в авангарде, пароль - "Мушка", отзыв - "Роза". Пункт сбора - Вулька-Бодзехувска. Приготовиться к маршу.
Сгущались сумерки, становилось темнее. Оружие было собрано и приготовлено еще до темноты.
Юрек быстро сориентировался в вооружении отряда. Его винтовка была самой плохой. Однако он ощупывал ее, с любовью трогал и гладил, как самую дорогую вещь. Горец заметил это и подошел к нему.
- Слушай, - сказал он, - когда будешь в деревне, ты винтовку того… не особенно показывай…
- Как это понимать?
- Не афишируй ее. Зачем должны знать…
- А какой в этом стыд?
- Стыд не стыд. Однако твоя винтовка не из самых привлекательных… Ты только не огорчайся, - он похлопал Юрека по плечу, - достанешь себе другую, новехонькую.
Партизаны уже полностью подготовились к выступлению. Кто-то с целью проверки на всякий случай еще раз щелкнул затвором, спустил боек и встал в строй. Те, у кого были гранаты, разглядывали их, поудобнее располагали за ремнями, проверяли, не тесно ли они заткнуты. Миски и котелки укладывались аккуратно, так, чтобы во время марша они не произвели ни одного предательского звука. В ночном лесу такие звуки были бы слышны за километр. Свои знают, что они идут, и поэтому нет необходимости их предупреждать, а врага раньше времени беспокоить нет смысла.
Нет сомнений, что они были в лесу не одни. Лесными тропами кружили разные отряды, и встречи с ними проходили по-разному. С партизанами из Армии Крайовой они жили в общем-то в согласии, но случались и неприятные встречи. Между ними в то время появилось взаимное недоверие: приглядывались друг к другу, вступали в разговоры, чтобы доказать свою правоту. Иногда после таких бесед расходились с чувством сожаления, что не идут вместе, а порою разговоры приобретали острый характер, и тогда раздавались оскорбительные слова.
Как для одних, так и для других в этом не было пользы, только врагу было на руку. Поэтому партизаны Армии Людовой стремились к установлению с АК хороших отношений. В феврале сорок четвертого в Келецком воеводстве даже был заключен специальный договор с отрядами Армии Крайовой, который устанавливал характер взаимных отношений.
С беховцами общий язык находили лучше и быстрее. Принципиальных разногласий не было. Обе стороны были уверены, что их пути к единой цели, без сомнения, сойдутся. Значительно хуже с энэсзетовцами. В отношениях с ними выросла стена ненависти и вражды, и не было силы, способной ее разрушить.
В дневное время лес замирал и оживал только ночью. Каждый куст мог скрывать неожиданность, каждый овраг грозил засадой. Поэтому ночной марш должен был стать маршем молчаливых теней.
Горец подал знак. Все заняли свои места в строю, У Юрека возникли некоторые вопросы, он пододвинулся к Здзиху.
- Что означает "пункт сбора"?
Здзих засмеялся:
- Если во время боя нам придется рассредоточиться, то в этом случае мы соберемся в указанном пункте.
- Трубка, выступай! - раздалась команда Горца. Партизаны, выделенные в авангард, двинулись первыми. Спустя минуту следом двинулся отряд.
Ночь полностью вступила в свои права.
Было холодно, почва, напитанная водой, пружинила под ногами, шелестели прошлогодние листья. Партизаны шли через молодой сосняк полусогнувшись, как бы приготовившись к прыжку.
Ночью лес выглядел совершенно иначе, чем днем. Обычный пень можно принять за притаившегося врага, а падающая среди ветвей шишка вдвойне настораживает. Самые знакомые тропинки становятся совершенно чужими, как будто никогда прежде не виданными.
Шли гуськом, один за другим. Ночь стояла мглистая и темная - партизанская. Не было видно на расстоянии вытянутой руки. Очень легко потерять идущих сзади, оторваться от тех, кто впереди. Чтобы такого не произошло, партизаны шли на ощупь, время от времени касаясь ремней друг друга.
Юрек шел где-то посредине движущейся колонны. Винтовка оттягивала руку. Он крепко сжимал оружие, боясь потерять его или зацепить им густые ветви, которые лезли в лицо. Иногда он брезгливо снимал с лица мокрую от росы паутину. Корни и кочки затрудняли движение, необходимо постоянно быть начеку, чтобы не упасть и не вызвать замешательство. Особая осторожность требовалась, когда проходили через яры, ямы и овраги, которых было очень много. Спускались по откосам, царапая в кровь об острые выступающие камни ладони, падали, цепляясь, за шершавые, высохшие коряги. А минуту спустя приходилось снова взбираться вверх, пробираясь через густые заросли, или карабкаться по осыпающемуся под ногами песку.
"Не износи вконец", - вспомнились Юреку слова матери о ботинках. Мать не знала правды о ночных походах партизан. Тогда, при расставании, Здзих, услыхав эти слова, усмехнулся: "Только один верх останется". Он был прав. Эту его правоту подтвердил уже первый марш.
- Взгляни на мою обувку, - показал он Здзиху свои грязные и мокрые ботинки, вид которых уже ничем не напоминал бывшую "воскресную" обувь.
Куда они шли? Об этом знали только немногие. Партизан всегда в движении. Ему нельзя долго сидеть на одном месте. Он должен уметь быстро и скрытно переходить с места на место, наносить удары внезапно и молниеносно исчезать.
Только командиры знают, где находится отряд, куда он движется и где вступит в бой.
Почти ежедневно связные направляются в штаб с донесениями, приносят известия о боях, потерях, нуждах, из длинного перечня которых удается иногда удовлетворить одну-две, а чаще совершенно ничего.
Спустя два-три часа после выступления в поход отряд задержался на краю леса. Горец направил Трубку дальше, на поляну, которая после лесной темноты выглядела серой. Здесь и там раздавался собачий лай. Они находились недалеко от какой-то деревни, которая лежала в низине, спящая, но чуткая. Война пришла в самые отдаленные уголки. Лесные деревни поставляли партизанам продовольствие, принимали их на ночлег, информировали о положении в округе. Не в одной из деревень располагались партизанские госпитали, в которых раненые были окружены заботой и вниманием.
Деревня воевала по-своему. Оккупант, мстя, оставлял за собою пепелища. Пылающие хаты еще более разжигали ненависть к врагу. И пеплом невозможно было засыпать эту ненависть.
Трубка возвратился из разведки. Он что-то шепотом докладывал командиру, указывая рукой в направлении деревни. По-видимому, разведка прошла успешно, так как Горец подозвал командиров отделений.
Недалеко от деревни стояли три хаты. Их распределили между отделениями. Лёлек повел, своих людей.
Хозяин открыл двери, не показывая удивления. Подобные ночные визиты не были для него неожиданностью.
- Входите, входите, ребята, да побыстрее! - поторапливал он входящих в избу партизан. - Свет для вас зажигать не буду, а спать ложитесь кто где хочет.
В избе было тепло. Пахло хлебом и кислым молоком.
Лёлек установил очередность несения караула. Остальные партизаны уселись на скрипящие доски пола, снимали обувь - ногам надо дать отдохнуть.
Укладывались спать, положив под голову согнутую в локте руку, и засыпали мгновенно. Времени для сна всегда было мало, и поэтому дорог был каждый час.
В четыре часа утра, когда в предрассветных сумерках обозначилась неровная линия леса, партизаны продолжили свой путь в Балтувские леса. Идти стало Приятнее и веселее. Это произошло не только потому, что отдохнули, но и оттого, что шли навстречу дню, который вставал перед ними в стороне, где находился Балтув.