Василий активно сотрудничал с гестапо. Такая работа была ему по душе. Вскоре он напялил на себя форму "СС", но в дни специальных поручений ходил в штатском костюме. По этому поводу о нем говорили горожане: "Змея меняет шкуру, а не натуру". К его садизму прибавилась необъяснимая ненависть к Советской власти. Все это делало его безучастным к людскому горю. На улицах он с неиссякаемой злобой охотился за беззащитными людьми, задерживал "подозрительных"…
Василий вошел в доверие к гестаповцам, ему разреши ли открыть по Ковельской улице трактир. Если в нем подвыпившие посетители проявляли неосторожность в выражениях по поводу "нового порядка" - их ждало гестапо. Трактир стал не только притоном для падших, но и удобным для фашистских агентов "пунктом прослушивания".
В кабачок как-то зашел полицейский агент Малаховский. Он выпил стакан крепленого вина и отправился к жене брата Василия Марии Степановне выяснить, не являюсь ли я сыном женщины, приезжавшей сюда раньше.
- Со мной не шути! - грозился агент. - Я должен все знать! Иначе…
В тот же вечер я перешел на другую конспиративную квартиру, к Нине Карст, проживавшей по улице Дольной, № 21.
Утром, когда Нина ушла на работу, ее шестнадцатилетний брат Костик обратился ко мне:
- Может, я чем-нибудь могу вам помочь?
- А ты не боишься?
- Я же мужчина!
- Так вот, "мужчина", будь добр, сходи в город, купи курева, а то уши пухнут. Потом потолкуем.
Костик не ожидал такого мелкого поручения, но послушно отправился его выполнять.
- Хорошие сигареты, - похвалил я юношу, когда он возвратился из города. - А теперь - за дело.
По моей просьбе Костик сообщил Ядзе место моего нахождения, но строго предупредил - без согласия сюда не появляться! Днем Костик пошел к реке. Там он обнаружил сложенную вдвое желтого цвета карточку. Когда он ее развернул, в ней оказалась другая карточка, только другого цвета. Не подозревая их настоящей ценности. Костик принес карточки домой.
- Нашел у реки. Может, они вам, дядя Коля, пригодятся?
Это были "мельдкарта" и "аусвайс", выданные Луцкой городской управой на фамилию Товстухи Николая Владимировича. Тщательный осмотр находки убедил меня в возможности переделать удостоверение на другую фамилию. Я снял копию круглой печати, чтобы затем поставить ее на мою фотокарточку и с усердием принялся выводить чернила. Циркуль, чернила, резинку принес Костик. Вклеив мою фотокарточку, Нина разборчиво вывела: "Турченко". Круглая печать легла на фотокарточку очень аккуратно. Подписи стояли подлинные, и поэтому документ не мог вызвать подозрений.
11. Операция "Людвиг"
На работу Паша Савельева всегда являлась аккуратно.
- Фрейлейн Савельева арбайтет зер гут, - отмечали немцы ее прилежание.
В сентябрьское утро, когда небо было прозрачным и чистым, Паша появилась за письменным столом раньше обычного. Раскрыв пухлые папки, она внесла несколько записей в журнал. Лицо у нее было хмурым. Как ни старалась притвориться веселой, не получалось. Ома все думала о том, что еще очень мало сделала для военнопленных. Не так уж много товарищей вышло на волю по поддельным документам… О, если бы нашелся человек-гигант, который расшвырял бы колючие изгороди, распахнул железные двери камер, разогнул бы металлические решетки тюремных окон и оповестил: "Вы свободны, друзья!"
В минуту мечтаний раздался в комнате повелительный окрик:
- Савельева, к шефу!
- Сейчас иду, - встревожилась Паша. "Вызывает начальник. По какому поводу? Донос? Или кто-то из освобожденных военнопленных оказался неудачником, попался и признался, от кого получил документ? Во всяком случае, - твердо решила Паша, - я ничего не знаю, ничего им не скажу!"
Постучала в дверь.
- Битте!
В кресле, развалившись, сидел молодой лейтенант. Он встретил Пашу подчеркнуто вежливо.
- Курите? Нет? Никогда не пробовали? Похвально! В нашей работе без сигарет не обойдешься. - Лейтенант на секунду умолк. Ему было лестно, что такая привлекательная девушка теперь, как птичка в клетке, оказалась в его руках. Он откинулся на спинку кресла.
- Мы знаем, фрейлейн Савельева, работаете вы хотя и не долго, но добросовестно. Немцы ценят ваши хорошие качества, но, к сожалению, писарская единица сокращается. Нам с вами придется расстаться, фрейлейн.
Притворный тон "сожаления" раздражал Пашу, но она понимала, где находится и с кем беседует. А как же с теми мучениками, которым подпольщики протянули руку помощи? Если она теперь отсюда уйдет..
Паша смотрела на отпрыска германской империи и удивлялась. Ведь по его прихоти угасали десятки жизней пленников, и он, Паша была в атом уверена, никогда над этим не задумывался. А с ней лейтенант еще милостив, слушает ее, проявляет "заботу" о ее судьбе. Истинные мотивы ей ясны. Лейтенант хотел подчеркнуть ее зависимость, унизить… Он надеялся на успех…
- Могу вас перевести в подсобное хозяйство лагеря. Вас это устроит? И всего на несколько дней!
В какой-то миг в голове вихрем пронеслись тревожные мысли. Уйти? Остаться? Какая должна быть плата за снисхождение немца? Ее боевые товарищи считали, что именно Паша должна поддерживать связь с узниками. Имеет ли она моральное право обманывать эти надежды? Нельзя упускать малейшей возможности задержаться на лагерной территории, и Паша почти выпалила:
- Конечно, я согласна!
В ландвиршафт, где теперь временно работала Савельева, немцы ежедневно пригоняли на работу военнопленных. Тяжело было смотреть на измученных товарищей, но утешало обстоятельство непосредственного общения с ними. Легче можно передать им медикаменты, справки. Однажды Савельева подошла к рослому, крепкому на вид парню в рваной, на выпуск, военной гимнастерке. Из-под засученных рукавов выглядывали большие, жилистые руки. Парень хромал на левую ногу, она была обмотана грязной тряпкой, сквозь которую просочилась кровь. Видимо, рана давала о себе знать.
- Возьмите марганцовку, промойте рану, а вот и бинт.
Парень стоял в нерешительности. Не шутит ли девушка? Вроде она и не сестра милосердия.
- Возьмите, возьмите, - настойчиво повторила Паша. - Вам полегчает… Да вы не бойтесь, я здесь работаю, если еще понадобится, завтра принесу.
- А почему именно мне принесете? - полюбопытствовал пленный.
- Не знаю, вас первого встретила, вам и говорю.
- Благодарствую, - растерянно пролепетал парень.
В другой раз Паша опять встретилась с ним. Чтобы никто не увидел, передала йод и вату. Между ними установилось доверие. Паша поинтересовалась, откуда он родом, женат ли, и неожиданно спросила:
- Вы хотите бежать из лагеря?
- Как? Ведь…
- В городе вам товарищи помогут добраться до… - Паша оглянулась, - до партизанского отряда.
Лицо парня застыло. Он молчал.
- Слушайте, - продолжала Паша, обеспокоенная тем, что долго задержалась возле военнопленного. - Подберите двух-трех выносливых и смелых товарищей. Я дам адрес, где сможете пересидеть в городе, а затем уйдете в лес.
Парень еще раз недоверчиво посмотрел на Савельеву. Отсюда сам черт ноги не унесет, тем более, когда они покалечены. Но можно ли отказаться от грезившейся днем и ночью свободы? Представится ли еще такая возможность, как эта? О, если бы ему удалось вырваться на волю! Как бы он повоевал с немцами! Под наплывом этого неодолимого желания недоверие постепенно отступило, и он негромко повторил вслух:
- Легко сказать "бежать"! А как?
- Пойдете грузить картофель, вон у той калитки. Видите? Сейчас она заперта, но ее, когда это понадобится, откроют.
Несмотря на искренний тон и честные глаза Паши, парня съедали сомнения. Как все рискованно! Он представил себе, чем может кончиться неудавшийся побег. Но и оставаться в лагере больше не было мочи.
- Ладно, - сурово процедил он сквозь зубы. - Но гляди, красавица, подведешь - несдобровать, под землей тебя сыщем!
Вечером Паша встретилась с Виктором Измайловым и Марией Ивановной Дунаевой. Вместе обсудили готовящийся побег военнопленных. Условились, что двое придут к Дунаевой, двое - к Паше. Затем их проведут к партизанам.
По хмурому небу плыли облака, как бы сговариваясь против солнца. В эту непогоду конвоиры привели в подсобное хозяйство около ста военнопленных. Паша узнала среди них вчерашнего собеседника. В его взгляде она прочла решимость и могла бы ничего не спрашивать, но когда подошла ближе шепнула:
- Решились?
- Да! А справки? Где нас встретят? Кто?
- Все улажено. Сколько вас человек?
- Четверо.
- Разберетесь сами. Запомните новые фамилии. - С этими словами Паша передала справки, гласившие, что четырех военнопленных посылают на работу по специальному заданию.
Парень сунул документы за пазуху.
- Через десять минут выбирайтесь. Калитка открыта. Запомните: улица Хлебная, № 14. Вас там встретят товарищи. Желаю успеха!
И Паше и парню, с которым ей довелось только что вести разговор, все чудилось, будто немцы их высматривают, а сзади кто-то ползет, шелестит и преследует… Паша видела, как парень шел посреди небольшого лужка, едва ступая, словно боялся стоптать траву.
Савельева волновалась вместе с беглецами. Расторопные ли они? Главное, чтобы не растерялись при встрече с полицейскими. Наконец Паша увидела, как четверо военнопленных подобрались к калитке. Самый рослый из них просунул в неё голову, осмотрелся. Два конвоира замешкались возле грузовой машины, а тем временем смельчаки проникли через калитку и плотно ее закрыли за собой. Разбившись на две группы, они поспешили туда, где их ждали неведомые друзья. А вечером вместе со связным они пробрались в партизанский отряд.
Немцы обнаружили исчезновение военнопленных лишь на следующий день и забили тревогу. Усилили охрану лагеря, на улицах расставили полицейские посты. Начались облавы и обыски. В этот же день возле кинотеатра появилась листовка, которая призывала население города активно бороться против оккупантов.
В лагере бесчинствам фашистов не было границ. Поминутно раздавалась команда "становись!", "ложись!", "бегом!". Подходил рыжий гестаповец и в упор стрелял в узника, приговаривая:
- Теперь ты не побежишь! И ты тоже! И ты!
Таким же садистом был немец в больших роговых очках. Он стрелял в свои жертвы с особым наслаждением, демонстрируя профессиональное мастерство палача.
Обстановка в лагере сложилась невыносимая. Кое-кто из охраны недовольно косился на "путавшуюся под ногами девчонку". Более откровенными стали притязания к ней лейтенанта.
- Надо менять работу, - предложили Паше боевые друзья. - Оставаться в ландвирштафте небезопасно. К тебе там уже пригляделись.
И когда открылся банк, связанный с конторами оккупантов, Паша, по настоянию подпольщиков, устроилась туда на должность младшего кассира.
Но недремлющим оставалось и око гестапо. За Пашей был установлен негласный надзор. Полицейский агент Леонид Козырь нутром учуял неблагонадежность Савельевой. Доложит о результатах слежки, и тогда ее арестуют. Старания будут замечены, и он получит должное вознаграждение.
Мечтая об этом, Козырь сам с собой рассуждал: неправда, будто немцы плохо относятся к украинцам. Как же, вот он, украинец, а всегда испытывает к себе их расположение. Безусловно, есть нерадивые, но кто им виноват, что не ценят освободительную миссию немцев на Украине! Пишет же украинская газета "Волинь" о совместных действиях немецких фашистов и украинских националистов по освобождению Украины от большевиков. Он почти наизусть запомнил строки:
"Німецький вояк вкладає нечувані жертви на фронті за визволення всієї Європи. А тому також українці повинні від себе дати вклад виборення".
"Да, не все понимают великую миссию немцев, - умозаключил Козырь. - Надо им помогать, неважно какими средствами".
С таким настроением агент направился в гестапо. У него уже есть кое-какие сведения, гестаповцы, безусловно, ими заинтересуются. Дежурному Козырь объяснил, что должен лично видеть шефа. Но дежурный не понимал, какого именно шефа хотел видеть этот назойливый посетитель. Он его еще раз переспросил на немецком языке, кто ему нужен, но опять не понял. На помощь пришел переводчик. Капитан вошел в помещение как раз в тот момент, когда дежурный по-немецки крикнул на Козыря: "Вот, баран, да кто же, черт возьми, тебе нужен и по какому делу?!"
Завидев переводчика, дежурный попросил его выяснить, кто этот человек и чего он хочет. Капитан по-русски спросил Козыря:
- По какому делу? Кто вы такой?
- Господин офицер! - подбежал к нему агент с маленькими серыми глазками. - Прошу извинить за беспокойство, но я хочу воспользоваться столь приятной встречей. Разрешите?
- Слушаю, - строго произнес офицер.
- Пожалуйста, коротенькое донесеньице. - Козырь вытащил из кармана аккуратно сложенную бумажку и подал ее костлявой рукой. - Вот здесь докладываю о подозрительном поведении одной девушки. Если изволите помнить, это та самая, которая в канцелярии лагеря писарем была, а ныне - только подумайте - работает кассиром в банке. Как говорят, щуку бросили в реку. Хе-хе-хе…
- Кто вам сказал? - спросил переводчик, уставившись на Козыря.
- Что она кассир?
- Нет, что щуку бросили в реку!
- Хе-хе, я, господни офицер, битый в этих делах!
В глазах Герберта загорелся странный огонек. Ему уже не раз приходилось видеть, как в стенах гестапо советские патриоты умирали с чистой душой. Каким отвратительным выглядел вот этот, предающий своих! Такой еще омерзительнее и опаснее любого врага! Сегодня ему нипочем земляки, а подвернется удобный случай - не моргнет и предаст немцев. Уверен! По убеждению Герберт не был демократом, но он ненавидел и сумасбродного фюрера. Когда Гитлер захватил власть, ему, сыну обанкротившегося банкира, эмигрировавшего из России в Германию после революции, было семнадцать лет. Жизнь потекла по другому руслу, и течение уносило Герберта все дальше и дальше от юношеских надежд.
Козырь заметил происшедшую перемену в лице гестаповца, но воспринял ее по-своему. Переминаясь с ноги на ногу, он попытался уверить, что сообщил лишь о цветочках, а ягодки, мол, впереди. Он, Козырь, обязательно выследит, с кем якшается смазливая девчонка.
Герберт не скрывал своего негодования.
- Одни предположения нас не устраивают, как тебя…
- Козырь, господин офицер.
- Козырь! А вообще, тебе надлежит знать - девушку устраивали на работу с нашего ведома. Так что…
- Извините, извините, - виноватым голосом несколько раз повторил Козырь.
- Бумажка, на всякий случай, останется у нас, а ты продолжай следить. - Герберт отвернулся и вышел.
- Хайль Гитлер! - вдогонку ему прокричал полицейский агент.
С чувством разочарования Козыри удалился из гестапо. Он недоумевал: чем прогневил офицера? Хотел как лучше, а получилось… Ох, и невезучий какой!
Подавленный и расстроенный, Козырь постоял немного на углу, отдышался и пошел вниз. По дороге он с отвращением посмотрел на вывеску банка. Его злило, что там работает та самая Савельева, из-за которой сегодня он, Козырь, оказался в весьма неприглядном виде перед гестаповцем. Ничего, думал он, доиграется!
А Паша сидела за кассовым окошком и между делом прислушивалась к болтовне немцев. В ожидании денег они бесцеремонно рассказывали "пикантные" новости.
- Вчера офицер по надзору за лагерями Людвиг был в плохом настроении, - говорил круглоголовый фельдфебель. - За день прикончил двадцать военнопленных.
- У лейтенанта нервы сдают, - сочувственно вставил другой.
Умилительную историю рассказал коллегам унтер среднего роста, с красивым смуглым лицом. Он привел все подробности прошедшей накануне шумной вечеринки, устроенной на квартире Курта Голленбаха. В самый разгар веселья полицейский привел молодушку. Фигура стройная. Гм… Самому Голленбаху пригляделась крошка. Гм… А утром Курт не нашел своего пистолета. Вот те и молодушка! А? Ха-ха-ха.
- Ее поймали? - одновременно задали вопрос несколько голосов:
- Ищи ветра в поле!
Немцы весело смеялись. Действительно история! К хохотавшим приблизился лисьей походкой хозяин ресторана.
- Кстати, - обратился к нему один из беседовавших, с тонкими светлыми усиками, - сегодня будь начеку. Придет Людвиг, он, как всегда, сам не ходит, приведет с собой девчонок. Понял? И любит порядок!
"Хозяин" раболепно кивнул головой, мол, понял, возвратился в ресторан и приказал приготовить стол для взыскательного гостя.
Подслушанные "новости" взвинтили Пашины нервы. Она не могла забыть, как легко и безразлично немцы говорили о зверстве Людвига, который в один день загубил двадцать жизней советских людей. Ей хотелось крикнуть, да так, чтобы ее услышали все на свете негодяи. Вдруг Паша вся встрепенулась, она припомнила: это - тот самый Людвиг, о котором не раз говорили подпольщики! Однажды, кажется, даже обсуждался план его уничтожения. Да, это известная персона… Теперь он от мести народной нигде не спрячется!
Оставшиеся минуты до конца рабочего дня казались часами. Паше хотелось скорее повидать друзей, рассказать о злодеяниях фашистского палача.
Савельева поспешила в парк. В условленном месте встретилась с Виктором Измайловым и Николаем Громовым. Она передала подслушанный разговор о Людвиге.
- И как только таких извергов земля держит! - с возмущением закончила Паша свой рассказ.
- Долго на ней не удержатся, - сжал кулак Виктор. - Да, надо поторапливаться. Если такой проживет лишний день, это будет стоить жизни многим нашим товарищам!
- Какой же план вы предлагаете?
Вместо Виктора ответил Громов:
- Я стреляю отлично, не промахнусь.
- Постойте, - оживилась Савельева. - Вспомнила! Я же этого Людвига видела в канцелярии лагеря. Да, да! Среднего роста, с круглым лицом и глубоко сидящими глазами. Шатен. Светлый шатен. Я слышала, как начальник лагеря называл его Людвигом, когда они просматривали какой-то список узников, и приговаривал:
- Не торопись, дружище, растяни удовольствие. После этого он появлялся еще раз или два. С его приходом настроение у работников канцелярии заметно портилось.
- Раз ты его знаешь в лицо, это уже половина дела, - облегченно сказал Громов, - а вторую половину мы берем на себя с Виктором. Условились: операцию "Людвиг" выполняем втроем, - продолжал Николай Григорьевич. - Я и Паша пойдем к ресторану, а Виктор останется дежурить на углу. Одобряете?
- Пожалуй, ничего другого не придумаешь, - согласился Измайлов.
Вышли на полчаса раньше, чтобы успеть осмотреться. Вечерний Луцк выглядел печальным. В окнах мерцали слабые огоньки. Занавески были задернуты. В окне одноэтажного домика, обнесенного ажурной изгородью, стоял букет цветов. Паша вздохнула. Цветы! Ее любимые спутники жизни!..
Громов по-отцовски, нежно спросил: