- Люди пусть думают, как хотят, а мы свое дело знаем. Правда, Мария? - обращался он к жене. - На нас народ в обиде не будет!
Мария Ивановна рассказала Паше о работе мужа, о бургомистре и остановила взгляд на гостье. На Паше аккуратно сидела белая кофточка с ажурным воротничком. Стройные бедра облегала черная юбка.
- На тебя поглядишь, Паша, - призналась Дунаева, - и забудешь, что вокруг столько горя.
- А вам, Мария Ивановна, не видно, что делается в моей душе, - прямо в лицо ответила Паша.
- Хоть и не видно, но догадываюсь.
Разговор принял вполне откровенный характер.
- Паша, мы знаем тебя как хорошую комсомолку, и давай говорить не таясь. Ты моложе меня и тебе, возможно, труднее осмыслить все происходящее вокруг. Но вдумайся, родная, и скажи так, как велит сердце: можем ли мы дальше прощать злодеяния фашистам? Ведь что творят! Людей наших губят! Оно, конечно, одним гусем поля не вытопчешь, а вот если ты, я да еще подружки, смотри, и сила появилась. Правду говорю?
Легкая улыбка пробежала по лицу Паши. Ей не верилось, что эта добродушная женщина советуется с ней. А разве не она сама, как только вернулась в израненный город, зажглась чувством мести за кровь и слезы мирных советских людей? Паша подошла к Марии Ивановне, обняла.
- Теперь мне легче, - шептала она. - Сейчас мы вдвоем терзаемся думами, а будет нас больше? Намного больше? Правда?
- Конечно, конечно, - подтвердила Мария Ивановна. - С тобой, Паша, нас уже пятеро. - И, заметив удивление в ее глазах, объяснила: - Я познакомлю тебя с Наташей Косяченко, Анной Остаток… Ты их не знаешь, а познакомишься - увидишь, какие это хорошие люди.
О связях с Виктором Измаиловым, коммунистом, который воодушевил Марию Ивановну на организацию подпольной группы, был ее негласным руководителем, Мария Ивановна пока умолчала. Она не решилась назвать его фамилию, тем более что не знала, как отнесется Паша к предложению войти в создаваемую подпольную группу. Придет время, Паша сама о нем узнает, - рассуждала Дунаева.
В Луцке мало кто знал Виктора Измайлова. Прибыв в этот город незадолго до начала войны к своему брату Вячеславу Васильевичу, адвокату по профессии, он при содействии горкома партии только лишь успел устроиться на работу в ремесленное училище. Круг знакомых был не широк, и это обстоятельство явилось главным фактором при решении вопроса о том, чтобы оставить Измайлова в подполье.
Над городом кружили фашистские самолеты, когда коммуниста Вячеслава Васильевича Измайлова вызвали в горком. Беседа была очень короткой. Городская партийная организация выясняла возможность его участия в партийном подполье. Все были готовы остановиться на его кандидатуре. Но вот беда, ведь адвоката Измайлова многие жители Луцка очень хорошо знают, поэтому вероятность строгой конспирации отпала.
- Жаль, товарищ Измайлов, но мы не можем поручить вам такое задание. Возможно, это и к лучшему, для общего дела.
- Есть другой вариант! - вдруг воскликнул Вячеслав Васильевич. - Виктор, мой младший брат, тоже коммунист, и его здесь почти никто не знает. На него можно положиться, я ручаюсь за него и как брат, и как коммунист.
- Где он сейчас?
- В военкомате. Просится призвать его в действующую армию в первую очередь.
Работник горкома, пожилой мужчина с усталым лицом, связался по телефону с облвоенкоматом. К счастью, документы у Измайлова только что взяли, и он находился еще там. Через полчаса Виктор был в горкоме. Его спросили, готов ли он выполнить поручение партийной организации Луцка, и, когда получили утвердительный ответ, ему все подробно объяснили.
- Повторяю, ваше преимущество в том и состоит, что вас никто или почти никто в Луцке не знает. Первые несколько дней вам придется скрываться, а потом явитесь как дезертир, не пожелавший служить советам. Товарищи из центра с вами свяжутся, а вы начинайте действовать. Только осмотрительно, не подвергайтесь риску тогда, когда в этом не будет острой необходимости.
Собеседники встали. Над Луцком разрывались снаряды. Враг вел интенсивный обстрел города.
- Партбилет при вас?
- При мне.
- Сдайте его, пожалуйста.
Через несколько дней родилась версия о побеге Виктора Измайлова из армии, а затем из брестского лагеря военнопленных, куда его будто бы заточили немцы.
Люди с сочувствием относились к Виктору.
- Настрадался бедолашный!.. - говорили они. - Вкусил горя! Неведомыми тропами, через болота, голодный, пробирался домой…
Даже рассказывали, как напугал он тогда родственников, представ перед их взором заросшим, исхудавшим до неузнаваемости, в рваной одежде. Отмыли парня, накормили и спохватились: как же быть дальше? Убежавшего из плена нелегко пристроить к делу. Утверждали, что Вячеславу Васильевичу пришлось за большую сумму денег выхлопотать нужные документы и устроить Виктора на работу возчиком в торговую сеть.
2. Первые шаги
Дунаева, Косяченко, Остапюк и Савельева встретились. Все относились друг к другу с доверием и вели откровенный разговор. Прежде всего решили достать медикаменты для раненных военнопленных. Мария Ивановна Дунаева сказала лаконично: "Очень нужны".
- Ты могла бы, Паша, заняться их поисками?
Как же ей не понять, если раненым, как воздух, нужны перевязочные материалы, лекарства, дезинфицирующие вещества! В тот же день Савельева пошла по аптекам. Кое-кто на нее косился. Зачем все это ей, да еще в таком количестве? В одной аптеке она встретила знакомую провизоршу.
- Вата, бинты, йод - для чего все это тебе понадобилось, Паша? - интересовалась знакомая.
- Достань, Галя, поверь, они очень нужны, - умоляющим голосом просила Савельева.
Знакомая дала ей несколько пачек ваты и пузырьки с йодистой настойкой, с десяток бинтов, два термометра и порошки от кашля.
- Спасибо, Галя, выручила.
- А ты заходи, если еще понадобится, - раздобрилась под конец провизорша.
Первые усилия увенчались успехом, и от этого у Паши появилась вера в себя. Да, да, она еще принесет пользу - твердила сама себе девушка. Своими новыми заботами Паша поделилась с довоенной подругой Шурой Белоконенко.
- Если бы не случайная встреча с Дунаевой, - посвящала она подругу, - я бы надолго осталась беспомощной.
Перед мечтательной девушкой открылся новый мир ощущений, мир надежд, и она этому неподдельно радовалась.
- А ты разве не будешь с нами, Шура?
- Где будешь ты, Паша, там буду и я!
Верные подружки горячо обнялись. Как и в предвоенные годы, они пойдут дальше одной дорогой, но на этот раз более сложной - дорогой борьбы. Девушки отлично понимали, что она далеко не гладкая и им придется преодолеть немало препятствий. И все-таки на это решились.
Взявшись за руки, Паша и Шура шли по городу. Так, мечтая о будущем, забрели в парк. Хорошо им было вдвоем среди шептавшихся деревьев. Паша любила "зеленых друзей". Стройные березы всегда были милы ее сердцу. А как хорошо идти по лесу еле приметной тропинкой, над которой сомкнули свои вечнозеленые кроны ели и сосны! Ее всегда пленяла поэтическая красота леса, в котором пели соловьи, резвились свиристель и пуночка, а под их щебетание устраивали свои будничные тела лисицы и белки. На душе чисто-чисто…
Солнце стояло в зените и бросало на землю прямые лучи. Они не жгли так немилосердно, как в июле. Приятно было погреться.
- Однако засиделись мы, - встревожилась Шура. - Я обещала к трем быть дома.
Подружки поднялись, осмотрелись, вышли из парка. Шура пригласила к себе Пашу, и они вместе направились к Марии Григорьевне Галушко, хозяйке квартиры, где временно проживала Белоконенко. С Марией Григорьевной Шура сдружилась еще до войны.
У порога Пашу встретила немолодая женщина с открытым, добрым лицом.
- Это Паша, - представила Шура подругу. - А это - моя хозяйка, Мария Григорьевна.
Светловолосая девушка с черными красивыми глазами понравилась Галушко. У Паши была гордая осанка, говорила она вдумчиво. Мария Григорьевна заключила: "Серьезная, собранная".
В доме Галушко Паша встретила радушие и искренность. Она часто приходила сюда. Случилось так, что подруги открыто беседовали в присутствии хозяйки квартиры. Услышав о девичьих помыслах, Галушко покачала головой, вздохнула.
- Ох, родимые мои, как же все это перенести! Ведь не жизнь ныне, ад кромешный!
Паша оживилась:
- Да, кругом теперь одно горе…
С того дня Мария Григорьевна присоединялась к беседам. Она тоже готова была что-нибудь сделать, но не так все это просто, ведь на руках у нее трое детей!
- А если мы вас попросим, Мария Григорьевна, вместе с нами помочь военнопленным?
Галушко не торопилась с ответом. Тут спешка ни к чему. Дело серьезное и опасное. Но она прочла во взгляде Паши доверие и подумала: "Конечно, надо. Молодые они, горячие, а у меня все же за плечами жизнь…"
- В чем нужна моя помощь?
- Например, вы достанете несколько бинтов, какую-нибудь одежду для военнопленных. Или, скажем, сухарей соберете для них.
- Добре, попытаюсь… Кстати, ваши товарищи в моей хате всегда могут найти приют.
Вечером, когда Паша, Шура и Мария Григорьевна обдумывали, как лучше доставить в лагерь собранные медикаменты, в дверь постучали.
- Кто?
- Свой!
Вошел среднего роста мужчина. Ом осведомился, не помешал ли своим приходом, и, не дожидаясь, пока его представят, отрекомендовался:
- Ткаченко.
Был он худощав, с выразительным запоминающимся лицом и пышной каштановой, посеребренной проседью шевелюрой. Внешне он напоминал художника или композитора.
Паша и Алексей Дмитриевич встретились глазами.
- Вы?
- Как видите!
- Я очень рада!
- И я.
- Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке?
- Да, если не считать нескольких дней, когда я пыталась пробиться на восток.
- Живете на старом месте?
- Нет, пришлось поселиться в другой квартире, вернее комнате.
- Где работаете?
- Собираюсь…
Галушко и Белоконенко догадались - встретились довоенные друзья.
Мария Григорьевна пошутила:
- Вот и устроила тебе неожиданное свидание.
Все улыбнулись. Разговор сначала не клеился, и Ткаченко чувствовал себя неловко. Поглаживая полосы, смущенно сказал, что давно собирался навестить Марию Григорьевну, да время не позволяло. А сегодня довелось побывать в этой части города, вот и зашел непрошенным.
- И хорошо сделали, Алексей Дмитриевич, - перебила Галушко. - Старый друг лучше новых двух! Работаете, Алексей Дмитриевич, по специальности?
- В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле находиться. Это все же привносит относительное равновесие в жизнь.
Алексей Дмитриевич положил свои большие руки на стол, как будто не зная, куда их деть.
- Такого равновесия, в котором мы живем сейчас, хуже не придумаешь, - осторожно намекнула Паша.
Алексей Дмитриевич уловил ее настроение. Маска равнодушия исчезла с его лица. Он подсел поближе к девушкам.
В тот вечер подружки узнали о том, что Алексей Дмитриевич работает в типографии.
Это очень хорошо, - подумала Паша. А когда Ткаченко рассказал, как бы невзначай, что в этой типографии печатается "всякая дребедень - "аусвайсы", "мельдкарты"", - Паша сузила глаза, стараясь скрыть волнение.
- А для чего все эти бумажки? - наивно спросила Белоконенко.
- На всякие нужды, - неопределенно ответил Ткаченко и, заметив неудовлетворенность собеседниц, добавил: - Известно дли чего, их отправляют в Ровно, а оттуда во все города, крупные населенные пункты Украины.
- Ну?
- Ну и ну! Выдают, кому полагается.
- За бланками присматривают? - тихо спросила Паша.
- Известно, смотрят в оба. - И гут же дал повод для размышлений: - Все равно за всем не уследят!
Через полчаса Ткаченко ушел, а Паша, Шура и Мария Григорьевна долго еще сидели в затемненной комнате.
- Вы давно знаете Ткаченко, Мария Григорьевна?
- Давно. Он инженер. Хороший, душевный человек. А вы, Паша, до войны с ним знались?
- Познакомились, когда я работала в банке. Да, заметили, как откровенно намекал он о бланках: "За всем не уследят!" Может, помог бы? Удостоверения пригодились бы для военнопленных.
Деловой разговор с Ткаченко состоялся во время третьей встречи. В тот день Паша, как условились, подождала его возле типографии. Оттуда они направились в сквер. Алексей Дмитриевич был одет в темный костюм и светлый плащ. Паша накинула на плечи зеленую шерстяную кофточку, ее короткие волосы подхватывала газовая косынка.
- Так вот, Алексей Дмитриевич, - начала спокойным тоном Савельева. - Вы, вероятно, догадывались - мы интересуемся вами неспроста. Видно, и вы не очень перечите этому, иначе для чего дружбу заводили? Мы хотим прибегнуть к вашей помощи.
Алексей Дмитриевич чуть двинул плечами. Лицо его было спокойным. Взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул по девушке, он сказал, немного запинаясь:
- Что за "совет" такой объявился? Известно, девичий он?
- Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, коль сами того пожелаете.
Беседа затянулась. Паша не скрыла истинного намерения. Правда, у них нет еще опыта, но все, кто с ними объединился, стараются поступать как можно лучше, разумнее, осмотрительно. Военнопленных, пусть даже несколько человек, но отпустят при наличии документов, подтверждающих, что они уроженцы здешних мест и что, мол, есть дома жена, дети.
- А раз вы работаете в типографии, - почти шепотом заключила Паша, - то, возможно, все решится проще? А?
- Что же я должен сделать? - без восторга осведомился Ткаченко.
- Нам нужны бланки удостоверений. Мы их сами заполним, поставим печать и секретно передадим военнопленным.
- Это не так просто. Но если взяться, известно, получится. Я, возможно, помогу кое в чем.
- Я знала, вы не откажете.
- Почему?
- Да потому, что вы, как вижу, честный советский человек. Я живу на Хлебной, № 14. Найдете, когда будет необходимость. Ладно?
- Известно, найду…
Паша рассказала Шуре Белоконенко о верном человеке. Они радовались такому знакомому.
- Прежде всего мы должны устроиться на работу. Легче станет жить, да и меньше подозрений падет на нас.
- Ты права, Паша, но устроиться по специальности нелегко. Придется…
- Я согласна на любую работу, - перебила Паша подругу.
С таким намерением девушки отправились в город. Они заходили в магазины, вели переговоры в учреждениях, но ничего конкретного им не предлагали. В одном месте они прослышали, что в военную столовую требуются официантки.
- Пойдем? - обратилась Шура к подруге.
- Пойдем!
Хозяин столовой их принял не сразу. Пришлось подождать. Потом в дверях показался высокий, худощавый, лет пятидесяти мужчина с оттопыренными ушами.
- Вы подруги или сестры? - сняв очки почему-то спросил хозяин.
- Подруги.
- Фамилия?
- Моя - Савельева.
- Я - Белоконенко.
- Что вы думаете делать?
Девушки замялись. Действительно, какую работу они могут выполнять?
- Вам нужны официантки, да? Нас это вполне устроит, - тоном согласия произнесла Паша.
- Да-а, - протянул хозяин. - А кто за вас поручится? Здесь столуются очень приличные люди, их должны обслуживать только те, в ком я абсолютно уверен!
Умоляющие глаза девушек смягчили сердце предпринимателя. Сам он недавно вернулся на эти земли из-за границы, куда бежал в 1939 году, и мечтал теперь о большом деле, поэтому придирчиво относился к тем, с кем ему предстоит работать.
- Значит, никто не поручится? Тогда в официантки не возьму!
- Простите, до свидания.
- Попробуйте достать поручительства.
- Попробуем.
Хозяин проводил симпатичных девушек долгим взглядом и, как бы сожалея об их уходе, вдогонку бросил:
- Приходите, в судомойки возьму.
- Спасибо, господин хозяин, если достанем рекомендации, обязательно придем.
Через несколько дней Шура устроилась на работу в лагере военнопленных, а Паше пришлось воспользоваться приглашением хозяина столовой и пойти в судомойки.
- Немного поработаю, а там устроюсь в другом месте. Как ты думаешь, Шура?
- Устраивайся, не понравится - уйдешь.
- Жить-то надо, а тем временем буду что-нибудь подыскивать.
С тех пор у Паши и Шуры оставалось меньше свободного времени, но зато они меньше опасались подозрений. Когда к Савельевым нагрянули полицейские проверять документы, Паша к этому отнеслась равнодушно. Слова "работаю в офицерской столовой" произвели нужное впечатление.