На Луцк опускался вечер. Не обращая внимания на боль в ноге, сильную слабость и головокружение, Громов старался скорее уйти подальше от этого страшного места. После нескольких шагов он не устоял перед искушением и оглянулся. Не оставляло недоверие к фашистам. Он думал: вот-вот его схватят и опять загонят в лагерь. Подгоняемый таким чувством, Громов быстрее заковылял. Вокруг не было никого. В синей дымке одиноко виднелся силуэт замка Любарта, который, как серая глыба, возвышался на западной окраине города. Стены его, аккуратно сложенные из красного кирпича, высоко вздымались кверху, а с четырех сторон по краям над ними маячили квадратные башни с бойницами. У самого замка, метрах в ста, извивалась река Стырь, через которую был переброшен деревянный мост.
В левом карманчике испачканной и порванной гимнастерки лежала справка. Казалось, она согревала его. Громов даже не предполагал, как товарищам удалось все это устроить.
На углу улицы, круто сбегавшей к излучине реки, к Громову подошла Паша Савельева. Он ее узнал даже в полутьме. Да, да, это та самая, которая разговаривала с ним в лагере! От неожиданности он не сделал никакого движения к ней, даже отпрянул и по-детски смутился.
- Вы? Я даже не знаю, как вас зовут!
- Паша.
Савельева подошла к нему вплотную, протянула руку.
- Поздравляю! И мои товарищи вас поздравляют! А теперь облокотитесь на мою руку, мы пойдем ко мне домой. Чай, наверное, уже приготовлен.
Громов был ошеломлен, ему показалось, будто разумная часть его существа заснула, а без нее он не в состоянии что-либо сказать. Он послушно облокотился на Пашину руку, а к горлу подступил комок. Громов открыл рот, дышал порывисто, тяжело. Он отвык от такой человеческой ласки и заботы. Ведь кругом одни только страдания, кровь… И вот он идет, обессиленный, а рядом с ним - неизвестный, но сильный друг, и ему, оказывается, не все равно, погибнет он или останется жить.
- Как вас благодарить!..
- Какая же нам нужна благодарность? Вы поправитесь, наберетесь сил и тоже начнете хлопотать о ваших боевых товарищах.
Дома Паша рассказала Громову, что устроит его в частную больницу доктора Залесского. Там его полечат, а затем все прояснится.
- А теперь давайте попьем чайку.
- Вы уж извините, - оправдывалась Евдокия Дмитриевна, - сахарку нет, а горячего попить полагается, это полезно для организма. Поверьте, я то знаю.
…Первая удавшаяся попытка освобождения военнопленного бесконечно радовала ее организаторов. Отныне они стали действовать смелее. В городе робко, но все чаще поговаривали о периодически появлявшихся листовках - "красных мотыльках", о том, как освобожденных из лагерей людей уводят в лес неизвестные патриоты. Никто не утверждал твердо, будто именно они, эти самые патриоты, собирают для военнопленных продукты питания, медикаменты, однако друг другу задавали вопрос: а кто же другой может это делать?
Суровой была зима для луцких жителей. Непривычные для Волынского края морозы причиняли много бед горожанам в их нетопленных квартирах. Жестоко страдали от холода и люди, томившиеся за проволокой. Разутые и раздетые, они только и согревались тем, что собирались в кучу и поддерживали жизнь теплом своих тел. Голод стучался почти в каждый порог луцкого дома…
Но ни голод, ни холод, ни устрашения немцев не ослабляли боевого духа тех, кто влился в подпольные ряды. Их дела, пусть еще не значительные, уже жили в народе, обрели его моральную поддержку, рьяных сторонников. Не случайно в разных уголках города раздавалось:
- Наши отомстят!..
С каждым днем росла уверенность патриотов в правоте своего справедливого дела. Это придавало им силы, решительность, они смелее стали бороться с врагом. Росли их ряды, крепла связь с партизанскими отрядами, действовавшими в волынских лесах. По заданию Волынского подпольного обкома партии в Луцк пробирались связные - партизаны, устанавливали контакты с подпольными группами, передавали им задания обкома, брали у них необходимую информацию, снабжали оружием, проводили людей в партизанские отряды.
В один из апрельских дней на квартиру Паши Савельевой пришел рослый, с открытым скуластым лицом, широкоплечий парень. В каждом его жесте и в разговоре чувствовалась настороженность. Это был посланец партизанского отряда Прокопюка - Алексей Абалмасов, явившийся в Луцк для установления связи с подпольной группой. Адрес Савельевой, видимо, был ему дан представителями подпольного Волынского обкома партии. После того, когда между Абалмасовым и Савельевой доверие было установлено, партизан спросил:
- Как у вас с оружием, маловато?
- Хвалиться печем.
- Мы вам подбросим пистолетов, боеприпасов, если есть такая нужда.
- Это нам не помешает…
- Надо злее тормошить врага, не давать ему покоя ни днем, ни ночью. В листовках рассказывайте населению о том, что Красная Армия не разбита, она мужественно борется и в конце концов разгромит ненавистного врага.
Паша посмотрела на огрубевшее от ветра лицо Абалмасова. "Надо"… Она знает это не меньше других. У многих патриотов нет еще боевого опыта. Группа только-только под руководством Виктора Измайлова разворачивает свою деятельность. Недавно она пополнилась военнопленным Олегом Чаповским. Его выпустили из лагеря по поддельному документу на фамилию Харченко.
И когда Абалмасов обратился к Савельевой с вопросом, кто сможет достать для партизанского отряда новую карту города с обозначением на ней дислоцирующихся в Луцке военных учреждений немцев, Паша с уверенностью пообещала:
- Достанем, это сделают наши люди.
Появившиеся в городе листовки призывали население к активной борьбе с оккупантами, разоблачали версию о разгроме Красной Армии.
Гестаповцы забеспокоились. Им пока не удавалось напасть на след "большевистских агентов". Генерал Шене на одном из секретных совещаний в Луцке потребовал найти "возмутителей порядка", принять к ним самые суровые меры.
- Господа! - взывал Шене к подчиненным. - Город должен быть очищен от красных! Наводите порядок! И чем быстрее - тем лучше!
На улицах Луцка появились грозные приказы, которые предупреждали население, что за содействие и сочувствие "советским агентам" - жестокая кара. Газеты украинских националистов также пестрели такими предупреждениями. В городе участились облавы, обыски. Людей стали угонять на работу в Германию.
Тревожный день пережила и Мария Ивановна Дунаева. Ее рослый пятнадцатилетий сын Игорь выглядел намного старше своих лет. Еще в мае как-то на улице его схватили, хотели отправить на работу в Германию. Игоря обвинили в том, что он скрывал свой действительный возраст. А сейчас, когда начались поголовные облавы, снова нависла угроза. Перед очередной облавой Мария Ивановна успела запереть сына в сарае.
- Обложись соломой, сиди спокойно. Когда нужно будет - открою.
Только она успела пойти в комнату, как появились полицейские.
- Где мужчины?
- Муж повез господина Кульгофа, а сын на конюшне готовит корма.
- Повез Кульгофа? - переспросили полицейские.
- Да, муж работает у него конюхом.
Полицейские переглянулись, потоптались и ушли.
А вечером Мария Ивановна умоляла мужа вывезти Игоря из Луцка, иначе его угонят в Германию. Паша участливо отнеслась к материнской тревоге и вместе с Дунаевой разработала план бегства.
На следующий день со двора гебитскомиссариата выехала подвода с отцом и сыном Дунаевыми. Они отправились за сеном. Проезжая мимо полицейских, Дунаев-отец откозырял им, как старый знакомый.
- Далече?
- За сеном.
- Ну, ну, погоняй…
За городом Дунаев глубоко вдохнул чистый степной воздух.
- Кажись, сынок, пронесло. - А потом с грустью: - Как теперь мамка без нас обойдется?
В пяти километрах от Луцка Дунаевых встретил связной партизанского отряда.
Обменявшись условленным паролем, все трое направились в лес.
Подвода в Луцк не вернулась. Обеспокоенная "происшествием", Мария Ивановна рано утром прибежала в гебитскомиссариат:
- Где вы дели моего мужа и сына? - надрывным голосом прокричала она дежурному.
На крик вышел Кульгоф. Он снял очки и впился глазами в Дунаеву. Узнав причину ее волнений, заверил:
- Мы их найдем. Я дам распоряжение начать поиски.
Прошел еще день, а Мария Ивановна не унималась:
- Верните мужа и сына, умоляю!..
Лишь на пятый день господин Кульгоф высказал предположение, что Дунаевы могли стать жертвой… партизан.
- О, будьте уверены, бандиты горько пожалеют об этом! - утешал немец Дунаеву.
Умело разыгранный эпизод с "пропажей" мужа и сына не давал повода немцам подозревать в чем-либо Марию Ивановну. Она стала принимать самое активное участие в деятельности подпольной коммунистической организации.
Дунаев же и его сын Игорь включились в нелегкую партизанскую жизнь.
4. Мать
Из разведки мы возвращались в лагерь знакомыми тропами. Заморозки сковывали землю, но ничто уже не могло остановить поступи пробуждающейся весны. В этот пред-рассветный час последнего февральского утра 1943 года мне показалось, что птицы щебечут особенно щедро и стоявшие в безмолвии березы будто прислушиваются к пернатым. Когда мы прибыли в лагерь, звезды потускнели, растаяли в дымке разливавшегося утра. От загоревшихся в шалашах, или, как их назвали партизаны, в чумах, костров побежали синие струйки дыма. Повара подразделений уже пекли лепешки, варили "болтушку".
У костра хлопотала и моя мать - Марфа Ильинична. Ее я очень любил за нежное, отзывчивое сердце, за добрый характер. В нашей немаленькой семье мать была для всех не только чутким воспитателем, но и большим другом. С ней мы делились всеми своими горестями, не скрывали от нее даже мелочей и всегда получали совет. Так уж сложилось, что отец был занят заработками, ведь прокормить девять человек не так уж было просто, и нами он занимался меньше. Мать же была все время с нами, под ее неусыпным взглядом мы вырастали, мужали, выходили в люди.
Рядом с матерью стоял отец, Владимир Степанович. Он любовался утренней зарницей и с наслаждением курил "козью ножку". В воздухе слышался запах пресных лепешек.
Приоткрылась плащ-палатка, и в чум вошла младшая сестра Катя.
- А у нас завтрак уже закончен! - похвасталась она, - раненых я накормила чуть свет.
- Ты молодец! - похвалила ее мать.
Катя собралась еще что-то сказать, но с возгласом "ой, забыла!" выскочила из чума и помчалась в свое подразделение. Двенадцатилетний Вася смотрел вслед убегавшей сестре, а потом с детской наивностью спросил у отца:
- Папа, а что если фашисты нападут на лагерь, раненых убьют?
- Не волнуйся, сынок, этого не случится.
Я услышал ответ отца и почему-то вспомнил наше местечко Людвиполь, обычное на Западной Украине. Когда наступала осень с ее слякотью и бездорожьем, все там замирало, точно погружалось в спячку. Ветер шумел в крышах, и под его монотонный свист не один бедняк с горечью думал о своей горькой судьбе.
С давних пор так повелось, что предки наши вырастали в батраках. Средний крестьянский надел равнялся полутора моргам земли. С такого пятачка сытым не будешь. Две трети хлебопашцев не имели собственной лошади. Не было ее и у моего отца. Где уж тут ему при таких достатках учить нас в школах.
Крылатой радостью ворвался в этот край сентябрь 1939 года. Тогда через Людвиполь проходили советские воины-освободители, а мы дорогу им устилали цветами. Жизнь, как счастливая быстрина, сразу вошла в новое русло.
Раньше отец возводил дома, штукатурил и ремонтировал их в Межиричах, Яновой Долине, Бабине, Луцке. Он на короткое время задерживался там, где ему удавалось найти работу. Ни в своем родном Людвиполе, ни в селе Буда Грушовская Межиричского района на Ровенщине, ни в Левачах, где мы жили последние несколько лет, не могла прокормиться наша семья. Так и бедствовали. А Советская власть дала возможность отцу оставить тяжелую для его лет профессию, он стал помощником лесничего. Затем его послали учиться во Львов, откуда он должен был вернуться лесничим. Старший брат Ростислав и я окончили курсы шоферов и стажировались в Людвипольском районе. А младший брат Жора завербовался на работу в Крым.
И вдруг - война… В разных местах застала она нас. Жора влился в Крымское ополчение. А потом, после тяжелых и кровопролитных боев, он с небольшой группой защитников очутился за колючей проволокой лагеря военнопленных.
Ночью всех военнопленных выстроили, отобрали рослых и здоровых, погнали под конвоем на железнодорожную станцию, а оттуда отправили в Николаев. Из Николаева Георгию удалось бежать. Передвигаясь только ночью, он все же дошел до родных мест. Пешком из Львова пробрался домой и отец. Лишь в октябре 1941 года собралась вместе вся наша семья.
- Что будем делать? - спрашивали друг у друга.
- Только не журиться, - подбадривал отец. - Руки есть, ноги есть, голова на плечах, а дело всегда найдется.
На семейном совете порешили: прежде всего - вооружиться. Но как? Немцы выдали лесникам оружие. Они обязаны были задерживать неугодных оккупантам людей. Вот и задумали мы взять оружие у лесников. Нелегко это далось. Когда мы пришли к первому леснику, он, почуяв недоброе, бешено отстреливался. Однако безрезультатно. Жора обошел его сзади и навалился. Мы связали ему руки, забрали винтовку и патронташ.
- Кукуй, пока твои придут!
С отобранной винтовкой мы уже смелее пошли на другой участок. Там удалось обезоружить еще одного лесника. Но в начале мая 1942 года Ростислава и меня схватили каратели и заключили в подвал Межиричского жандармского участка. Он охранялся небрежно, и на второй день нам удалось оттуда бежать. Тогда украинские полицейские и немецкие жандармы ворвались в наш дом. Мать была одна с четырьмя детьми.
- Где муж? Не знаешь? А сыновья? - кричали на нее. - Говори, старая ведьма!
- Не знаю.
- Врешь!
Мать били.
- Скажешь? Иначе твои дети останутся сиротами!
Дети громко плакали, прижимаясь к истязаемой матери.
- За что малышам такое горе видеть? - стонала она.
Фашисты не повесили мать, как грозились, оставили ее в живых, надеясь, что им удастся выследить всю семью.
Но отец тайком забрал с квартиры мать с детьми, определил их на хуторе к надежным людям. Шли дни. Среди крестьян распространился слух, что в прилегающем лесу появились партизаны. Каждый из нас понимал необходимость объединиться с ними, и мы начали поиски партизан. Нам удалось их найти сравнительно быстро. Это был партизанский отряд Дмитрия Николаевича Медведева. Встретили нас очень радушно.
- Как вы узнали о нас? - поинтересовался командир.
- В народе о вас молва пошла, - ответил отец. - А тут еще и в этих газетках пишут.
Отец передал Медведеву несколько номеров украинских газет, которые вышли в первые дни оккупации западных областей Украины.
Работа в отряде нашлась всем. Мать стряпала обед бойцам, отец занялся хозяйством. При нем же находился младший сын Василий. Катю определили в санчасть поваром. Ростислава, Георгия, Владимира и меня зачислили в боевые подразделения…
В раздумье я стоял у чума. На мою шапку опустился жучок. Весенний!..
Как всегда, встреча с родными доставляла мне большую радость. Мы повели разговор о разведке, жизни в партизанском отряде, здоровье, настроении бойцов. Беседовали долго.
Семейный разговор нарушил ординарец командира отряда Иван Максимович Сидоров.
- За мной? - поднялся ему навстречу отец.
- Нет, на сей раз не за вами, - ответил Сидоров. - Вас, Марфа Ильинична, просит зайти Дмитрий Николаевич.
- Сейчас?
- Да!
Сидоров приложил руку к шапке и вышел из чума.
- Что могло случиться? - тревожилась мать. Ростислав и Владимир позавчера ушли на задание… Накинув на плечи платок, она оглянулась и торопливо, уже на ходу, кинула: "Я сейчас".
Следом за матерью вышел из чума отец. Он не меньше матери терзался догадками.
- Марфа, ты ж не долго, - вдогонку бросил он удалявшейся матери.
Дмитрий Николаевич Медведев, окинув её внимательным взглядом, заметил на лице печать настороженности.
- Мне передавали, что вы нездоровы, Марфа Ильинична. - Простудились?
- Прошло, - улыбнулась мать, - вот только насморк слегка донимает. Да это пустяки.
- Как работается вам на новом месте? Успеваете стряпать?
- Справляюсь, в хлопотах не заметно, как день бежит.
Дмитрий Николаевич подошел ближе. В глазах матери он прочел нескрываемое любопытство и поспешил успокоить.
- Сыновья ваши здоровы, завтра будут в отряде.
- Спасибо за добрые вести.
- Ну, а вас пригласил вот по какому вопросу, - продолжил беседу командир. - Наш отряд должен перебазироваться на новое место, ближе к Ровно и Луцку. Здесь без разведки не обойдешься. Нужно заранее разведать обстановку в Луцке и Ровно, выяснить, какими силами располагает там враг. Например, большой ли у них гарнизон, много ли там обосновалось немецких учреждений. А кто лучше это может сделать? - Медведев остановился, заглянул в блестевшие глаза матери. - Конечно, люди, которые знают город.
- Так, так, - понимающе кивала головой собеседница.
- Хотим с вами посоветоваться, Марфа Ильинична, кто из вашей семьи мог бы отправиться с таким заданием в Луцк? Кажется, у вас там родственники проживают?
- Да, имеются.
Задумалась на секунду и скороговоркой:
- Но к ним пойти должна только я. Там я с кем хотите увижусь! Бывала в этом городе, там у меня сестра. Чего же, мне в самый раз! И не тревожьтесь о другом. Я правду говорю, что Луцк, что Ровно - одинаково хорошо знаю. Так что в Луцк пойду я!
Дмитрий Николаевич обрадовался такому заявлению. Ему показалось, что в её словах прозвучала даже требовательность. Медведев пытался найти ответ на вопрос: что заставляет мать семерых детей подвергать себя риску, идти, как говорят, в пасть врага, не задумываясь о последствиях? Да, на такой подвиг способны лишь мужественные люди, пламенно жаждущие свободы.