Завербованный "убежавший пленный", как и было рассчитано Раббе, был задержан на переднем крае. Бывалый пограничник, которому он попал для опроса, обнаружив при обыске пакеты, заметил, что перебежчик был сам удивлен находкой. Перебежчик долго запирался, но факт был налицо: в его одежде обнаружены два пакета с зашифрованными письмами и он во всем признался, назвав фамилии офицеров, к которым он должен был явиться и получить их дальнейшие указания. Опытный следователь предоставил перебежчику возможность явиться к адресатам, но первый адресат - начальник штаба дивизии полковник Н. задержал "агента" и передал его по назначению. Второй адресат чуть было не пристрелил предателя. Советский следователь не попался на удочку, и затея Раббе провалилась.
Писал Раббе обращения к партизанам с призывом прекратить борьбу и с обещаниями предоставить им работу по специальности, но опять бесполезно. Командир партизанского отряда "Фугас" прислал ему издевательский ответ, что он охотно соглашается прекратить всякую борьбу против фашистов-охранников и работать по своей специальности военного времени - пускать под откос воинские поезда, - пусть только гестапо не мешает ему, а он не будет трогать охрану.
И больше Раббе ничего не сочинял, он потерял вкус к комбинациям.
Майор Вольф был молодым разведчиком, он воспринял у иезуитов их коварные методы влезать в душу людей, его девиз - цель оправдывает средства. Он имел крепкие нервы, артистические способности. На незнающих его людей он мог производить впечатление прямого великодушного, весьма гуманного и обаятельного человека. Не всякий сразу мог распознать, что его приятная внешность прикрывала наиподлейшую душу.
После разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом майор Вольф потерял веру в победу гитлеровской Германии и решил связать свою судьбу с американской разведкой. За полгода работы в разведке на Восточном фронте он убедился во все возрастающей силе Советской Армии. По его мнению, был только один исход - В открыть фронт на Западе, капитулировать перед англо-американцами и дать им возможность выйти на восточные границы Германии и тем самым спасти ее от проникновения русских войск. Он считал, что англо-американцы только пожурят, а от русских нельзя ждать милости. Но свои мысли он тщательно скрывал даже в самых откровенных разговорах с друзьями. Он всячески проповедывал необходимость столкнуть между собой союзников, всегда подчеркивал, что тогда "мы быстрее разгромим своих врагов".
Потеряв веру в победу, майор Вольф начал наживать себе капитал в валюте, которая бы не подвергалась ни конфискации, ни инфляции. Таким капиталом он считал агентуру в тылу Советской Армии и он ее усиленно начал вербовать.
Майор Вольф и штурмбанфюрер СС Раббе дружили, часто ездили один к другому делиться впечатлениями, информацией. Майор Вольф передавал Раббе тех, кого для целей разведки он уже не мог использовать. Раббе был большой мастер по умерщвлению - оберштурмфюрер Клаус Мюллер, его машина смерти, отвозил в последний путь всех подлежащих уничтожению.
- Мне пора уже идти к себе. Очень прошу добиться у этого типа, сколько человек выбросилось с их самолета, - обратился Раббе к Вольфу.
- Будьте покойны, добьюсь, - ответил Вольф.
После небольшой паузы Раббе тяжело встал, пожелал успеха и распрощался.
Проводив Раббе, майор Вольф выпил рюмку коньяку, закусил бутербродом и вызвал своего помощника - лейтенанта Адольфа Шварца. Тот, как всегда, явился с рабочей картой.
- Прибыл ефрейтор, доставивший пленного, - доложил он.
- Впустите! Я вам продемонстрирую интересный номер.
Майор так сурово глянул на вошедшего ефрейтора, что тот вздрогнул.
- Где вещи русского офицера? - спросил он строго.
- Распределили между нуждающимися солдатами.
- Немедленно все доставить мне, все до единой ниточки. Когда надо, я вам сам дам. Кто взял его часы?
- Я, - признался ефрейтор.
- Давайте сюда и бегом за остальными вещами.
Ошеломленный ефрейтор отдал часы, взглянув на них так, точно они были подарены ему его женой. Повернувшись кругом, как ошпаренный выбежал из особняка и приказал возвратить вещи Темкина.
Когда Темкина вторично ввели на допрос, майор и такой же, как он, подтянутый молодой лейтенант посмотрели на часы, которые поблескивали у пленного на руке.
- Ну, кажется, все в порядке? - обратился майор к Темкину.
- Да, пока в порядке, - ответил казавшийся охмелевшим Темкин.
- Давайте познакомимся и начнем работу. Вы коммунист?
- Нет, беспартийный.
- Почему?
- Долгое дело. Не хотел подавать заявление и тревожить прах родителей.
- Почему?
- Их биография неподходяща.
- Почему?
- Они были причислены к кулакам.
- Замечательно. Нам удалось еще одного из состава вашего экипажа задержать. Как вы скоро убедитесь, - напрасно нас своевременно не предупредили.
Майор нажал кнопку и в комнату внесли парашют Добрякова.
- Узнаете?
- Нет, - ответил Темкин. - Не мой парашют.
- Не твой, так чей?
- Не знаю!
- Хорошо.
Майор нажал кнопку, и вошел пожилой худощавый человек в гражданском. Пожелтевшими пальцами он держал несколько снимков. Майор взял их в руки и показал один из них Темкину.
Хмель у Темкина как рукой сняло. Он увидел себя в обществе гитлеровцев и прочитал над фото сфабрикованное обращение от его имени.
"Сволочи! Подлецы! Провокаторы! Гады", - подумал возмущенный пилот, а майор спокойно прохаживался по комнате, потирая руки. И когда Темкин немного успокоился, Вольф сказал ему:
- Не волнуйтесь. Зачем печалиться? Если будете мне говорить правду о том, что я буду спрашивать, тогда никто не увидит этого снимка, и вы получите возможность жить и возвратиться домой, но, если вы будете врать или молчать, ваши прочтут этот призыв.
И он начал читать:
"Товарищи и братья по оружию! Вы зашли на чужую землю. Остановитесь! Довольно крови. Остановитесь! Иначе погибнете". А какая концовка! "В немецкой армии с нами хорошо обращаются, переходите на ее сторону! До скорой встречи!" А снимочек хорош! Советский пилот чокается с эсэсовцами. Замечательно! Почерк так хорошо подделан, что никто никогда не обнаружит подделки".
Как во сне слушал Темкин убийственные для него слова майора. Мелькнула мысль броситься на провокатора, но начеку сбоку стоит конвоир, готовый к вспышке гнева у пленника.
Преодолевая негодование, советский пилот сохранял спокойствие и напряженно думал, как выйти из создавшегося положения, чтобы не только не стать предателем, но чтобы о нем этого и его враги не могли сказать.
- Ваша жизнь и честь в ваших руках, - продолжал вкрадчиво майор. Решайте. У вас два выхода: все нам рассказать и жить, или умереть, как предатель, проклятый своим народом.
А Темкин все стоял и думал.
- Я жду. Жду вашего разумного ответа, - напомнил майор.
- Ну, если я вам все расскажу - какая гарантия, что вы опять не пошлете эту фальшивку или не сделаете другой провокации.
- Будем говорить прямо: в наших интересах не выдавать вас, а перебросить назад, да так, чтобы никто и никогда не подумал, что вы попадали к нам в плен.
- Поймали. Мне ничего не остается. Согласен. Дайте воды, - еле выдавил Темкин.
- Ну вот! Это другое дело.
Темкину дали выпить газированной воды.
И начались расспросы. Майор и его помощник спрашивали, Темкин отвечал.
- Вы утверждаете, что вы прыгнули один, а чей это парашют? - спросил опять майор.
- Господин майор, я прыгнул первым и, по-моему, никто больше не мог прыгнуть. И парашют мне не знаком.
Майор стал уточнять расположение аэродромов. Темкин показывал на карте их расположение.
- Но там есть макеты, а не самолеты, а ты говоришь, что это настоящий аэродром? - спрашивал майор.
- Верно, были раньше макеты, а теперь туда перевезли истребители, и на месте макетов стоят уже настоящие самолеты, тоже маленькие, да рядом в лесочке их много я видел. Раньше никого не задерживали вблизи, а теперь стали задерживать, - уверял Темкин фашистов.
- Если соврал - плохо будет, правда - хорошо будет, - сказал майор.
- Знаю, - ответил Темкин.
Лейтенант нанес аэродром на карту. Когда он спрашивал у Темкина о другом аэродроме, на котором базировалась его часть, он сказал, что действительно на нем есть самолеты, но их всего осталось три штуки, остальные базируются на другом аэродроме. Да рядом с настоящими пушками около аэродрома стоят деревянные, убеждал он офицеров.
Те переглянулись.
- Зачем говоришь неправду? Там настоящие пушки есть? - спросил лейтенант.
- Да, и настоящие пушки были, раньше я их видел, а теперь их увезли и поставили деревянные, - отвечал Темкин.
Темкин так смело и убежденно говорил, что немцы верили ему.
Долго еще допрашивали Темкина, но тот уже настолько вошел в азарт, что все больше и больше рассказывал допрашивающим о военных объектах. Особенно разведчики заинтересовались складом авиабомб и тщательно нанесли его на карту.
Судя по настроению, майор и другой офицер остались довольны результатами допроса. Темкин мучительно переживал происшедшее. Все произошло так быстро и непоправимо! Он твердо знал, что противнику нельзя выдавать военные тайны, он сам учил других их сохранять и знал, как многие захваченные фашистами воины плевали в лицо своим мучителям и умирали, ничего не сказав. Но он не сделал этого из-за снимка и поддельной подписи. Он сделал другой ход. И в памяти Темкина возник образ его первого военного наставника - котовца Алексея Григорьевича Чижикова.
"И Котовский, когда это было надо, выдавал себя за командира бандитов", оправдывал Темкин свое поведение.
Окончив допрос, майор глянул на Темкина, как иногда смотрят пьяницы на пустую бутылку. Пленный уловил его пренебрежительный взгляд и почувствовал что-то недоброе.
А майор решал, как ему в дальнейшем использовать пленного, который не мог ему уже ничего дать для пополнения данных о Советской Армии.
Видя податливость Темкина, майор сходу решил овладеть адресами людей, которых он мог бы в будущем путем шантажа использовать в своих интересах, применяя для этой цели находившегося в его распоряжении пленного пилота.
- С военными вопросами окончено. Если вы показали нам все правдиво - через день-два мы вас можем отпустить и, если хотите, перебросить к вашим. А теперь прошу своей собственной рукой написать нам анкетные данные о ваших родственниках, указав фамилию, имя, отчество, возраст, местожительство, наружный вид, занятие.
И майор перечислил наизусть целых тридцать пунктов и заставил Темкина их записать, затем отправил его в ту комнату, где его поили и сфотографировали вместе с ликующими гитлеровцами.
"Ну и подлец, - думал пленный, - хочет узнать адреса моих родственников, послать к ним туда шпионов или диверсантов, а меня здесь как заложника оставить. Нет, пока туда шпионы дойдут, наши Берлин возьмут. Ну, дудки, решил он. - Я вам таких родственников дам, что лучше не надо. Самое главное, думал он, - чтобы при повторении не перепутать".
И он начал писать данные не о своих родственниках, а об известных ему родственниках соседа - капитана милиции Степана Егорчука. Когда он окончил, ему даже стало как-то легче на душе: пусть приедут.
"Степан в паспортах понятие имеет, он враз разоблачит", - думал он.
Когда он вручил данные о родственниках, верзила отправил их с солдатом к майору.
В комнату вошел лейтенант Шварц и сказал:
- Сейчас тебя отведут в комнату. Потом ты будешь приходить ко мне, и я тебе буду давать хорошую пищу, вино. Немного там будешь сидеть как военнопленный, а потом будем отправлять. Хочешь - на работу, хочешь - в Россию.
- А как вы можете меня отправить в Россию, меня там арестуют свои, поинтересовался Темкин.
- Не бойся! Это наше дело. Будешь мамку видеть. Мы сами тебе дадим бежать, где мы будем выпрямлять фронт, там оставим тебя. Никто не узнает, что ты был у нас в плену.
У Темкина опять появилась уверенность в спасении. Немцы ему поверили. Поздним вечером он заметил, что часовой отлучился, и, не медля ни минуты, открыл окно, оглянулся - никого не видно, и стал быстро уходить от этого дома. К утру он благополучно подошел к намеченному лесу.
Глава 4
Пешие пилоты
Бунцев приземлился на окраине рабочего поселка в полутора километрах от железнодорожного узла. Оглянувшись, он с облегчением заметил Кретову. В это время самолет упал на станцию и там начался пожар.
- Куда нам парашюты спрятать так, чтобы ни одна собака не нашла, - шепнула Ольга. - Материал очень хорош, жалко в поганом месте утопить. Все равно, пока нам нечего нести, купола возьмем с собою, а постромки спрячем.
Кретова быстро ножом обрезала постромки от куполов парашюта. Постромки и лямки они запрятали в землю, вынув дерн с помощью ножа. Ориентируясь на зарево все усиливающегося пожара на железнодорожном узле, Бунцев и Кретова пошли в западном направлении.
"Это тебе не в воздухе, - подумал Бунцев, шагая в своих меховых унтах. На своих двоих скорости не разовьешь, далеко не уйдешь, а если пропитанья не найдешь, то совсем пропадешь", - рифмовал про себя капитан, тяжело шагая вслед за радисткой.
Бывалая партизанка Ольга Кретова чувствовала себя в тылу врага на территории Венгрии вполне уверенно. После соединения ее отряда с войсками Красной Армии Кретова просила направить ее для ведения партизанской борьбы за пределами советской Родины, но ее направили в регулярные войска. Теперь благодаря несчастному случаю она попала в тыл врага. Она шла, напрягая слух и всматриваясь по сторонам, чтобы не попасть на противника. И капитан и Кретов думали о Темкине и Добрякове. Где они? Что с ними? Шли молча, пока не подошли к дороге. В это время на узле начались новые сильные взрывы.
- Пойдем по дороге на север, - предложила Кретова. - Теперь им не до нас.
- Придется пройти - запутать следы, - согласился Бунцев, - пока будет действовать наш последний удар.
И они пошли на северо-восток. Прошли по дороге около полукилометра. Навстречу показались огни машины.
- Придется уступить дорогу, - сказал Бунцев.
- И замести следы, - вставила Кретова. - И они сошли с дороги, быстро удаляясь в сторону.
- Ложитесь! Ложитесь, а то увидят, - взмолилась радистка.
"Эх, это тебе не в воздухе", - вновь подумал Бунцев, растянувшись на мокрой земле.
Мимо лежавших быстро пронеслась мощная легковая машина. Бунцев и Кретова встали, как могли отряхнули грязь с одежды и вышли вновь на дорогу в юго-восточном направлении. Прошли по дороге еще метров триста и когда увидели небольшую полевую дорогу, идущую в северо-западном направлении, свернули на нее.
Начинался рассвет. И зарево пожаров на станции тускнело. В небо уходили клубы темно-желтого дыма.
- Надо скорее найти укрытие на день, - шепнула Ольга.
Местность была ровной и никаких зарослей или других укрытий поблизости не было. Впереди виднелась высокая кукуруза. Туда и направились пилоты. Початки были уже убраны, и в поле остались высокие стебли.
Кретова заметила межу и остановилась.
- Товарищ капитан! Сюда. Межа. Следы мало заметны, и их легко замаскировать.
Они начали удаляться вглубь кукурузного массива. Прошли больше 300 метров. Когда стало заметно, что кукуруза кончается и дальше скошенное поле, Кретова остановилась.
- Теперь пройдемте в сторону.
Они свернули на 20 метров влево, затем прошли обратно метров 100 к дороге, еще раз влево и вышли почти на край кукурузного поля и остановились. Им было видно, что делалось на скошенном поле, а они оставались незаметными в кукурузе, всего меньше трех километров от железнодорожного узла, по которому они нанесли сокрушительный удар, меньше одного километра от поместья.
- Ольга! Садись! Отдохнуть пора. Довольно путать следы. Это нам мало поможет, когда нас станут искать.
- Можно сесть и отдохнуть, - согласилась радистка. Теперь, если пойдут по следам, то мы их заметим раньше, чем они нас, и мы сможем выйти им в след.
Положив на землю один парашют, пилоты сели и невольно прислушивались к тому, что делалось поблизости. Они отчетливо слышали гул моторов автомашин, идущих по дороге. Временами со станции доносились гудки паровозов, вспомогательных поездов, завывание сирен пожарных машин. Поблизости никаких признаков посторонних людей.
Кретова расположилась на парашюте, сняла, почистила сапоги и поставила их сушить. Потом достала свой неприкосновенный запас и пригласила капитана к столу.
Пилоты были голодны, но пища не шла. Обнаружилось, что нет воды, да и перенесенные переживания сказывались. Их беспокоила судьба Темкина и Добрякова.
Земля была насыщена осенними дождями и радистка своей финкой вырыла ямку, в которую скоро стала набираться вода. Так была решена проблема водоснабжения.
Подкрепившись, Кретова и Бунцев опять молча сидели и слушали.
Несмотря на бессонную ночь, капитан и радистка не могли уснуть.
- Скорее бы ночь - и на сборный пункт в лес, - сказала Кретова, взглядывая на часы.
- А ты поменьше смотри на часы, да усни и ночь скорее наступит, - ласково ответил ей Бунцев.
Ему показалось, что только теперь впервые он увидел так близко своего радиста. Ее открытое усталое лицо с синевой под глазами показалось ему красивее, чем когда они были на своей земле.
Ольга, заметив долгий внимательный взгляд капитана, опустила голову, сняла пилотку и стала поправлять волосы.
Впервые капитан Бунцев познакомился с Кретовой в начале июня 1943 года, когда он остался на дневку на партизанском аэродроме в 500 км от линии фронта. Кретова вместе со своим командиром отряда прибыла на аэродром для получения боеприпасов.
Ночи были короткими, и самолеты не успевали в одну ночь доставить груз партизанам, взять раненых и возвратиться обратно.
Имея свободное время, Кретова стала помогать маскировать самолет Бунцева. Так они и познакомились.
Весной 1944 года партизанский отряд, в котором находилась Кретова, соединился с войсками Красной Армии. Все попытки Кретовой попасть опять в тыл врага в составе партизанского отряда или организаторской группы не увенчались успехом. Партизан, желающих продолжать борьбу в тылу врага, было много, а отправляли в тыл врага немногих, главным образом опытных минеров с большим личным счетом, именитых радистов, а Кретова была минером без личного счета, радисткой с небольшим стажем.
Когда началась война, Ольге было всего семнадцать. Она толков что окончила десятилетку в Барнауле и готовилась поступить в Политехнический институт. Война была и далеко, и близко. Не было светомаскировки, но поезда с мобилизованными отправляли на фронт. Кретова обращалась в военкомат, райком комсомола, но никто ее не отправлял в Красную Армию.