- Положение осложняется, - проговорил капитан. - Держите себя в руках, товарищи!
Капитан по очереди осмотрел солдат. От его взгляда не ускользнуло, что их лица сразу же стали серьезными: маленький Митенцвай мертвецки побледнел, он устало прислонился спиной к борту бронетранспортера. Вуншлос хотел было передернуть ленту в пулемете, но Зингер движением руки остановил его. Фельдфебель стоял возле радиста с непроницаемым выражением лица и диктовал ему донесение, которое тот передавал на заставу.
Любопытные, толпившиеся по ту сторону шоссе, отошли несколько назад. Многие из них, увидев танки, предпочли скрыться в своих домах. Другие сразу же как-то посерьезнели, и лишь очень немногие, злорадно улыбаясь, поглядывали на пограничников, как будто хотели сказать: "Вот вам сейчас покажут!"
Медленно, громыхая гусеницами, первый танк подъехал ближе.
Ханнес уже отчетливо видел траки гусениц, прожектора, забранные решеткой, голову командира в открытом люке.
"Если танк и дальше будет так ехать и не свернет чуть-чуть в сторону, он нас заденет, - мелькнула мысль у Ханнеса. - Если у них механик-водитель не мастер своего дела…"
Ханнесу очень хотелось спрятаться. Но такое состояние продолжалось всего несколько секунд. Танк приближался. Взоры солдат скрестились на нем, и никто не знал, что решил английский танкист: то ли помучить их, то ли столкнуть в кювет.
На какой-то миг Ханнес увидел в открытом люке лицо механика: бледное, обрамленное черным танковым шлемом лицо, каждый мускул которого был напряжен до крайнего предела. Весь он сосредоточился сейчас на одном: не ошибиться в зазоре с бронетранспортером. И тут Ханнес вдруг инстинктивно почувствовал, что ничего страшного не случится. Такого выражения лица не может быть у человека, который решил подмять под себя боевую машину противника, хотя и сам механик-водитель и его командир были всего лишь подчиненными винтиками большой и безжалостной военной машины.
Вдруг командирский люк откинулся, и в нем показалась голова командира экипажа, который отдал приказ водителю остановиться.
Скрежеща гусеницами, танк как вкопанный остановился перед бронетранспортером, причем от дула орудия танка до бронетранспортера оставалось не более полуметра.
Офицер, голова которого торчала в люке, ехидно улыбался. Небрежно коснувшись рукой шлема, он с заметным акцентом, но на хорошем немецком языке, сказал:
- Господин капитан, я хочу попросить вас удалиться отсюда со своей машиной. Общественность нашего города обеспокоена вашим появлением. Ваше присутствие здесь рассматривается нашим командованием как прямая угроза.
Когда капитан Руберг не удостоил англичанина ответом, тот приказал наводчику орудия повернуть башню. И вот она, медленно вращаясь, застыла в таком положении, что ствол орудия оказался перед лицом капитана.
Не скрывая насмешки, англичанин проговорил:
- Если вы разрешите: я просто хотел подкрепить свое требование необходимой угрозой!
Ханнес почувствовал, как кровь прилила к лицу. "Как поступит капитан? Разве можно удержаться в такой момент…"
Однако капитан и на этот раз ничего не ответил англичанину. Закусив нижнюю губу, он заглянул в ствол орудия.
Хапнес заметил, что вокруг установилась удивительная тишина. Замолкли даже говорливые жители, ожидая, что же теперь будет и чем кончится эта дуэль нервов.
Прошло несколько томительных минут, и орудийная башня снова пришла в движение. Вместе с ней вращался и улыбающийся английский офицер. Башня застыла тогда, когда ствол орудия несколько опустился и стал смотреть как раз в грудь капитана.
- Прошу вас немного повыше, а то я не вижу дула вашей пушки, - улыбнулся капитан.
- О, пожалуйста, - офицер галантно заулыбался, и в тот же миг орудие чуть-чуть приподнялось, так что дуло его снова остановилось на уровне головы капитана.
Ханнес первый раз в жизни смотрел в дуло такого орудия. Он отчетливо видел каждый нарез в стволе, но, что странно, не чувствовал страха, а лишь одну ненависть, которая поглотила все другие чувства, ненависть против людей, которые так не по-человечески шутят с живыми людьми, и притом еще тогда, когда не имеют на это ни малейшего права.
"Смейся себе сколько хочешь, - думал Ханнес, смотря в нахальную физиономию английского офицера. - Ничего другого тебе не остается! Твой триумф наигран, да и все твои жесты похожи на театральные…"
В этот момент за своей спиной Ханнес услышал топот многих ног, звяканье оружия и негромкие слова команды, отдаваемые на родном языке.
- Товарищ капитан, посмотрите назад! - с заметным облегчением сказал Митенцвай.
Ханнес быстро оглянулся и увидел солдат своего взвода как раз в тот момент, когда они спрыгивали в окоп, который сами вчера отрыли. Возле развалин взорванного бетонного бункера виднелись головы пограничников в касках и стволы пулеметов и противотанковых безоткатных ружей.
"Ну что же, если ты сейчас рискнешь сделать хотя бы один-единственный выстрел, - подумал Ханнес об англичанине, - тебе несдобровать: твой стальной ящик через секунду превратится в пылающий гроб".
- Товарищ ефрейтор, не отвлекайтесь от выполнения своего задания! - предупредил капитан Ханнеса.
- Слушаюсь! - Ханнес поднес к глазам бинокль.
Два других танка со своих мест не двигались. Ефрейтор посмотрел немного дальше, и сердце его радостно забилось: там двигались специальные машины саперного батальона. Ханнес доложил об этом капитану и тут же заметил, что ствол танковой пушки снова пришел в движение, но на этот раз он двигался не плавно и осторожно, а какими-то рывками. Дуло ствола прошло в опасной близости от Вуншлоса, Зингера и Митенцвая, а Вагнера чуть-чуть не задело по лицу, затем снова повернулось на капитана. "Придется, видимо, привыкать к такому соседству. Человек к чему только не привыкает. Мы вытерпим, пока наши товарищи не установят полосу заграждения…" - такие мысли роились в голове Ханнеса.
- Я попрошу вас убрать вашу пушку немного назад, - вдруг твердо и сухо сказал капитан, обращаясь к англичанину, - в противном случае я буду вынужден прибегнуть к ответным действиям.
Командир танка смерил капитана внимательным взглядом. Он уже не усмехался, хотя в то же время и не сказал ни слова. Вид у него был такой, будто слова капитана его нисколько не касались.
Тогда капитан тихо отдал приказ Зингеру и Вагнеру. Зингер моментально навел дуло пулемета на английского офицера, а Вагнер, схватив безоткатное ПТР, навел его на люк механика-водителя.
- Послушайте меня, я офицер Германской Демократической Республики и получил приказ охранять этот участок границы, соседствующий с британским сектором Берлина. Вы не сможете помешать мне выполнить этот приказ. Если вы не примете надлежащие меры, все последствия лягут на вас. Я повторяю еще раз: уберите ваш танк назад!
Англичанин выругался и, нырнув в люк, захлопнул за собой крышку. Механик-водитель также закрыл свой люк. Не шелохнулось только орудие, которое по-прежнему смотрело на капитана.
Ханнеса охватил страх, так как он уже не видел лица противника, а лишь смотрел на пушку и дула пулеметов. Стальная громада танка так заворожила ефрейтора, что капитану пришлось вторично сделать ему замечание.
Ханнес снова приступил к наблюдению за дорогой и увидел, что саперные машины настолько приблизились, что ему даже не нужно было рассматривать их в бинокль. Вслед за машинами пешим порядком шла рота саперов. Они должны были устанавливать столбы в ямы.
"Скорее, ребята, скорее! - мысленно подгонял их Ханнес. - С вами нам будет намного легче".
Саперы работали споро. Чем ближе они подходили, тем увереннее чувствовал себя Ханнес. И тут он заметил английский патруль: троих вооруженных английских солдат. Ефрейтор доложил о результатах наблюдения капитану.
Симпатии любопытствующей публики разделились: одни наблюдали за саперами и явно симпатизировали им, другие - англичанам.
Трое английских солдат в касках с ранцами за плечами и карабинами дулом вниз шли по шоссе. У самого маленького из них ранец был на груди, так как за спиной у него висела рация, антенна которой раскачивалась над головой. Солдат был так мал, что штык на карабине местами царапал асфальт, а когда англичанин снял каску, то стала видна его лысина, которую он вытер платком.
Вид у солдатика был настолько невоинственный и смешной, что, глядя на него, Зингер не выдержал и рассмеялся. Продолжая хохотать, он показал товарищам на англичанина, и они тоже рассмеялись.
Англичанин надел каску на голову, но выронил платок. Когда же он нагнулся, чтобы поднять его, штык карабина чиркнул по асфальту. Солдат споткнулся, и каска слетела у него с головы. Ругаясь, он остановил каску ногой, чем вызвал смех даже у своих коллег.
"О, некогда процветающая Британская империя, где твои Нельсоны?" - Ханнес от души засмеялся, забыв о том, что дуло пушки смотрит на них.
Вдруг крышка командирского люка откинулась, и в его отверстии показалась голова офицера. Побледневшее лицо озабочено. Он повернулся лицом к патрулям и что-то крикнул им, после чего солдаты быстро зашагали прочь.
- Прошу извинения за маленький спектакль, - сказал он, повернувшись к капитану.
Затем он исчез в люке, после чего ствол пушки еще раз нацелился Ханнесу в грудь, потом замер, а уже затем медленно пополз к небу. Танк медленно отполз назад.
Капитан с облегчением вздохнул. Он так вцепился руками в борт бронетранспортера, что побелели пальцы.
- Разрядите ПТР и уберите пулемет. На этот раз достаточно, - приказал он.
* * *
После того как западное радио передало сообщение о том, что восточные немцы возводят на границе полосу заграждения и стягивают к границе бронетранспортеры, число любопытствующих зевак на шоссе значительно выросло.
Английский танк вскоре убрался восвояси, причем командир его больше уже не появлялся. Зато прибыл отряд полицейских, которые, встав цепочкой, следили за тем, чтобы никто из собравшихся не ушел домой. На это у полицейских были свои причины.
Через несколько минут появилась машина с громкоговорителем и было во всеуслышание заявлено о том, что сейчас сюда прибудет бургомистр Западного Берлина и вместе с ним комендант британских войск, которые и устроят прямо на месте пресс-конференцию.
А люди все подходили и подходили. Здесь были и простые любопытные, и жадные до сенсаций люди, и платные провокаторы, и уголовники, и репортеры различных буржуазных газет. Все они торопливо обменивались мнениями и ждали приезда высокого босса, который и скажет, как им следует действовать дальше,
Ханнес сел на ящик с патронами. Напротив сидели Вагнер и Зингер.
- Ребята, нам повезло! - вдруг радостно воскликнул Митенцвай. - Приближаются саперы!
И действительно, саперы, устанавливающие проволочное заграждение, быстро приближались к ним.
"Наконец-то! Вместе с ними мы можем спокойно слушать любую речь бургомистра или кого там еще!" - Ханнес облегченно вздохнул.
И в тот же момент на противоположной стороне шоссе показалась длинная колонна автомашин, во главе которой ехала машина с телевизионной камерой.
- А вот, кажется, и они, - заметил капитан. - Если они сейчас здесь начнут митинговать, то вы не беспокойтесь, товарищи, хуже, чем было, уже не будет. - И он усмехнулся.
Однако, несмотря на улыбку и, казалось бы, спокойный голос офицера, Ханнес понял, что тот очень озабочен.
Первой остановилась машина с телекамерами. Операторы в пестрых рубахах и фуражках с большими козырьками сразу же принялись за дело.
Митенцвай испуганно смотрел то на одного, то на другого оператора.
- Что с тобой? - спросил его Вагнер.
- Они нас снимают! Мы не должны допустить, чтобы нас снимали!
- Пусть снимают, - спокойно заметил фельдфебель. - Помешать им мы не можем.
- Более того, вы улыбайтесь побольше, это испортит им их затею, - посоветовал капитан.
- "А ведь и правда! - мысленно согласился с офицером Ханнес. - А то ведь все западные агентства и радиостанции постараются показать нас с кровью на руках и пальцем на спусковом крючке".
Саперы тем временем подошли совсем близко к бронетранспортеру. Все они были в пыли, лица покраснели от солнца.
На той стороне шоссе появились легковые машины, из окон которых то и дело щелкали затворы фотоаппаратов и стрекотали кинокамеры. Какие-то типы в безукоризненно белых рубашках наговаривали тексты на магнитофонные ленты.
Все шло, как в павильоне для съемок.
Когда саперы стали устанавливать столбы, один из телеоператоров настолько увлекся съемкой, что не заметил, а может нарочно, приблизился к пограничной линии. Еще мгновение - и передние колеса его машины пересекли бы ее.
Ханнес доложил об этом капитану. Вагнер тоже заметил это. Прежде чем кто-либо успел что-то сделать, он запустил мотор и, элегантно сдвинув бронетранспортер с места, поставил его так, что объектив телекамеры уставился в его бронированный борт.
Оператор, испугавшись, подал назад, но так неосторожно, что камера сорвалась со штатива и с громким стуком упала на землю.
Стоявшие в первых рядах люди оживились: одни начали ругаться, другие засмеялись над неловкостью оператора. Несколько провокаторов пытались прорваться сквозь полицейский заслон. Все объективы были направлены на незадачливого оператора, который все еще пятился.
В этот момент один из саперов подошел к бронетранспортеру и, обращаясь к Ханнесу, попросил:
- Дай мне сигаретку! А то мы все выкурили.
Ханнес, не говоря ни слова, протянул ему пачку. Вторую пачку, правда уже начатую, бросил саперу Зингер.
Солдат поблагодарил и побежал к своим.
Тут подъехала открытая машина с бургомистром и английским комендантом - полковником. Машину бургомистра эскортировали шесть джипов.
Первая машина остановилась напротив бронетранспортера. В ней были бургомистр, мужчина в гражданском костюме с большими мешками под глазами, и худощавый полковник с седыми висками и грудью, увешанной орденами.
Бургомистр повернулся к солдатам и начал внимательно рассматривать их. Кругом стало тихо. Ситуация прямо-таки сложилась смехотворная: на одной стороне толпа народа, полиция, бургомистр, английский комендант, а на другой - всего-навсего один бронетранспортер с восемью солдатами. Бургомистр сразу же понял это. Он не спеша переводил взгляд с одного солдата на другого. Застрекотали кинокамеры.
Ханнес разглядывал английского полковника. "Наверняка образованный человек. Элегантно одет, с манерами дипломата…"
- Уважаемые дамы и господа, - начал свое выступление бургомистр. Затем он стал распространяться о демократических свободах западного мира, форпостом которого является, по его словам, Западный Берлин.
Бургомистр нанизывал одно слово на другое, бросая их толпе. Полковник с безукоризненной выправкой стоял и не шевелился, а их окружали военные полицейские, вырядившиеся по столь торжественному случаю в парадную форму.
Бургомистр начал говорить о Североатлантическом пакте, о совместных задачах англичан и немцев, на которых после него более подробно остановится господин полковник, о той сильной власти, которой они обладают. Затем он рассказал о роли Великобритании в освобождении мира и задачах своей партии в борьбе за социальную справедливость и демократическое обновление Германии.
Кровь прилила к лицу Ханнеса, ему было стыдно за бургомистра, который излагал факты совсем не так, как следовало бы.
Послышался какой-то рокот, который становился все сильнее и сильнее. Бургомистру пришлось говорить громче, напрягать голос, чтобы его слышали.
Ткнув рукой в сторону заграждения, бургомистр заговорил о свободе, над которой, по его словам, сейчас нависла серьезная угроза, однако собравшиеся почему-то уже не слушали его. Они смотрели в небо, стараясь понять, откуда идет рокот и что он означает.
Шум моторов превратился в рев. Ханнес повернул голову и увидел в небе несколько вертолетов с советскими опознавательными знаками. Вертолеты подлетели ближе и зависли над пограничной линией. Рокот их моторов поглотил все: и слова бургомистра, и шум толпы, и даже перезвон колоколов на башне собора, пробивших два часа.
Спустя минуту публика заметно заволновалась и начала расходиться, не дожидаясь окончания речи. Английский полковник бросил взгляд сначала на вертолеты, затем на пограничников, пожал плечами и, отвесив поклон в сторону заметно поредевшей толпы, дал знак шоферу ехать.
Бургомистр обеими руками помахал толпе и попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.
Раздались жидкие хлопки, однако большинство любопытствующих не сводили глаз с вертолетов, один из которых опустился так низко, что было видно улыбающееся лицо пилота.
"Езжай, езжай! - мысленно подгонял бургомистра Ханнес. - Нечего тебе здесь делать! Речи свои произноси где-нибудь в другом месте, а не здесь, где вам ни за что на свете не удастся нарушить нашу границу…" Ханнес задрал голову и посмотрел на вертолет, который, набрав высоту, полетел вслед за остальными.
По ту сторону только что установленного проволочного забора кто-то громко закричал. Это оказался молодой парень, который выскочил из сада небольшого домика и бросился к забору.
И словно по команде из ворот соседних домиков выбежали несколько здоровенных парней. Прорвав жидкую линию полицейских, они бросились на солдат.
Кто-то из хулиганствующих молодчиков ударил Вуншлоса по голове. Ханнеса тоже так ударили дубинкой по руке, что боль парализовала всю руку. Сделав шаг назад, он отшатнулся от борта бронетранспортера. И как только один из парней полез за ним, Ханнес ударил его по голове, и он полетел на землю.
- Заряжай! - крикнул капитан. - Унтер-офицер, окажите помощь ефрейтору Вуншлосу. Рядовой Митенцвай, к пулемету!
Только теперь Ханнес заметил, что ефрейтор лежит на полу машины и не шевелится.
Капитан крикнул полицейским, что, если они немедленно не наведут порядок, он применит шашки со слезоточивым газом, а если потребуется, то и оружие.
Офицер-полицейский явно нервничал, чувствуя, что в создавшейся обстановке он не является хозяином положения, да и не знал, что ему следует делать.
Хулиганы снова забеспокоились, один из них размахивал пистолетом.
Солдаты на бронетранспортере схватились за оружие и были готовы открыть огонь.
Оценив обстановку, офицер-полицейский решил действовать. Он подал команду, и полицейские, схватив дубинки, бросились на хулиганов, которые, однако, с упорством рвались к заграждению, чтобы разорвать его. Положение полицейских начало стабилизироваться только тогда, когда к ним подоспела подмога.
Теперь можно было заняться Вуншлосом, которому Вагнер подложил под голову одеяло.
- Он потерял сознание, - заметил Вагнер. - Наверное, у него сотрясение мозга. Над правым ухом у него большая шишка и рваная рана на голове.
Капитан приказал радисту связаться с заставой и вызвать санитарную машину.
Рану на голове Вуншлоса заклеили липким пластырем,
- Вы сможете обращаться с пулеметом? - спросил капитан у Митенцвая.
- Так точно! Я хорошо знаю пулемет.
- Ну-ну, - пробормотал Руберг и, подойдя к Ханнесу, осмотрел его распухшую руку. - Кровоизлияние, - заметил он.