Михель сидел за большим столом под светом большой настольной лампы в синих нарукавниках, в тельняшке и синих шортах от тропической формы. Матрос, как Гай Юлий Цезарь, делал одновременно несколько дел. Обрабатывал наждачной шкуркой деревянный макет автомата, пил чай из стеклянного стакана в металлическом подстаканнике, беседовал со старшим матросом - хозяином "холодной" баталерки, недавно озадачившим нас на изготовления ящика для макета местности.
- Разрешите на борт, товарищи матросы, - вежливо поздоровался Федос.
Мы тут же хором, после кивка матроса Михеля, отрапортовали:
- На рулях не стоим, артельщиками - не работаем!
Для чего мы это докладываем, никто толком пояснить не мог. Почему-то было принято, если молодой матрос пришёл к старшему призыву для решения каких-то проблем, рапортовать именно так. В других ротах и подразделениях такого не было - это была "фишка" именно первой роты. Откуда сия присказка взялась, никто даже не помнил, но - традиция есть традиция.
- Михал Михалыч, мы к вам прибыли за консультацией, - начал Саня.
- Я думал вы за должность прибыли проставляться, - заржал "Михель", - это же надо - без году неделя, а уже в группной баталерке "рундука" подсидели.
- Проставимся обязательно, мне посылка скоро придёт, - пообещал Федосов, - тут мы хотели спросить - как из себя выглядит двадцать шестая форма? А то мы все полки перерыли, а её не видели. Думаем, может наш мичманец домой унёс?
Баталер "холодной" довольно заржал и чуть не поперхнулся чаем, - Матросы! вы же прошаренные! ящик вон для макета какой знатный рухнули (нашли). Маркуша по любому унёс, придется вам перед вашим каплейтом бледнеть!
Вот чёрт! зря я так радовался за напарника - теперь ему нагорит за эту непонятную форму, а Марков уйдёт в отказ, скажет - молодые матросы не уследили. Нагорит второстатейному старшине - ой, нагорит!
- Ох, караси, ну и глупые же вы. Пойдёмте к вам в баталерку - Михал Михалыч вам всё по отсекам разложит, - вздохнул покровительственно Михель, - вы же наши теперь баталерные, а тут - "м-а-ф-и-я"!
Оказывается помимо "мафий" "старшаков", "баллонов", "камбузных" есть еще мафия баталеров. А вдруг есть еще мафия мичманов, офицеров, адмиралов?
"Михель" зашёл в нашу группную баталеру, обозрел все полки и отсеки, вынул из-под мышки свою толстенную книгу, взятую с собой, и с хозяйским видом уселся за стол.
- Сперва рассказываю, - провозгласил он, - матрос - чаю!
- Михал Михалыч, а у нас нету ни чаю, ни кипятильника, Марков все забрал, - развёл я печально руками, - у нас магнитофон группный есть, так мичман шнур от него унёс. Музыку теперь не послушаешь.
- Однако, как все глухо… как за переборкой. Ладно, слушайте, а завтра после отбоя вы меня уже чаем угощаете!
Матрос начал рассказывать нам о вещах и порядках, о существовании которых мы даже не подозревали. Всё имущество, которое числится на роте, заносится в ту книгу, которую он только что принёс. Федосов теперь должен будет раз в две недели приходить со своей книгой и сверяться с Михелем. Всё выдаваемое имущество надо также записывать и брать роспись с матроса. Кроме имущества, находящегося в баталерке, замкомгруппы отвечает еще за шконки, баночки, столы, тумбочки, находящиеся в кубрике. Только за оружие и боеприпасы отвечает командир группы. Пройдёт время и, когда мы превратимся в "годков", то и за оружие будет отвечать заместитель командира группы - такова здесь практика, если замкомгруппы из матросов-срочников. Всё имущество при приеме надо сверить с нашей книгой, а потом сверить с ротной, и старшина роты или Михель поставят свою роспись о том, то сверка имущества проведена. Обычно имущества больше, чем числится на группе. С одной стороны это хорошо - всегда есть неучтённый запас на всякие непредвиденные случаи. С другой стороны, если будет проходить инвентаризация и всяческие проверки со стороны разведпунктовского начальства, то лишнее имущество сразу повесят на баланс группы, а получается и роты, а потом возникнут сложности у кого-нибудь из материально ответственных лиц роты. Могут возникнуть сложности и у ротного баталера, и не дай бог это произойдет по нашей вине. Так что, если есть лишнее, то пусть будет. А при наличии признаков проверки, лучше всё нажитое непосильным трудом спрятать куда подальше. Хуже всего когда, в группе недостача и обнаружена она баталером уже после принятия должности и росписи в актах. В нашем случае положение двоякое. Марков, по приказу свыше, работает у помпотыла, но числится в группе. При сдаче должности он может легко все свалить на неразумного салажонка - старшину второй статьи Федосова. И получится, что глупый Федос, приняв баталеру и имущество, все промотал, в то время, как рачительный мичман впахивал в поте лица на благо флотской разведки. Поэтому старший и опытный матрос нам по-отцовски советует сверить все имущество с нашей книгой и написать акт, который подсунуть нашему каплейту. Тот уж заставит расписаться в нём Маркова в графе "сдал". Потом этот акт ляжет на стол командиру роты, зарегистрируется и будет вполне официальным документом, подтверждающим, что карась второй статьи Федосов принял ровно столько-то и с него взятки гладки! Акт надо обязательно составить в трех экземплярах. Один будет в роте, второй будет в группе, а третий пусть Федосов спрячет в баталерке и сохранит - или до передачи баталерки кому-нибудь, или до самого "схода на берег".
У нас даже головы закружились. Федосов, старательно высунув язык, черкал у себя в блокноте, делая пометки.
- Михалыч, - занудил он, - скажи, пожалуйста, ну, а форма двадцать шесть - какая она?
Матрос покачал головой, как бы сетуя на нашу глупость, и, подозвав к себе, развернул книгу, принесённую с собой.
- Смотрите, тут в углу типографским шрифтом что написано меленько?
- Форма номер двадцать шесть! - хором прочитали мы.
Вот так! оказывается в Военно-Морском Флоте даже книги имеют свою форму.
При помощи Михеля мы снова начали пересчитывать имущество, сверяясь с книгами. Все сошлось один в один, только бескозырок было больше.
- Ага, - загадочно сказал ротный баталер, - имущества-то в вашей группе неучтённого после схода ваших "предков" было немеряно, а сейчас, вон, всё под счёт. "Рундук" всё сховал себе в сундук.
Под руководством старослужащего мы написали три акта, в которых, помимо подписей Федосова и Маркова, должны были еще стоять росписи Поповских, командира роты капитана третьего ранга Леонова и ротного старшины Аничкова.
Михель поставил свою роспись в нашей книге и убыл, напомнив, что завтра он у нас пьет чай с "холодным баталером", проверяя нашу прошаренность. И, напоследок, посоветовал завести знакомство с кем- нибудь из связистов: они в электрических делах весьма продуманные матросы, могут чем-нибудь и помочь. Вот тебе и попили чаю - провозились до самого отбоя.
С утра у нас было два часа общественно-политической подготовки и мы, сидя в летнем клубе, старательно конспектировали в блокноты речи Горбачёва о наступившей мировой "разрядке", событиях в мире, в Армии и на Флоте. Рядом со мной мирно посапывал матрос Зеленов - "Зелёный", пуская слюну в блокнот, где были выведены "графики засыпания".
Пользуясь случаем, я тихонько толкнул локтём начавшего тихонько похрапывать матроса:
- Ну что, Зелёный, когда пятьдесят копеек отдашь?
Зеленов приоткрыл глаза, сладко зевнул и пробормотал:
- А чо? - и снова заснул.
Я его толкал таким образом каждые пять минут, не давая спать. Зеленов дошёл до такого состояния, что для того, чтобы я отстал, вытащил из кармана робы полтинник и сунул его мне - лишь бы я отвязался. Половина взноса на "Кровавый спорт" есть, надо теперь найти еще полтинник. Надеюсь, что Федосов тоже что-нибудь придумает. После общественно-политической подготовки мы носились по пляжу, таская всей группой надувную резиновую лодку. Потом переворачивались на ней, ставили её и снова забирались. Неплохое занятие - похоже на водные аттракционы, но выматывает не хуже, чем бег. Потом половина группы сидела внутри, а другая половина плыла, толкая перед собой лодку. Вроде бы куда как просто - плыви да толкай. Однако, лодка шла неравномерно, рыскала по курсу и раскачивалась. Тут все зависело от слаженных действий плывущих. Пришлось тренироваться - загребать на счёт командира. Одной рукой надо было вцепиться в канат, другой - загребать. Главное, чтобы гребки с обеих сторон были синхронные и одинаковой мощности. Вскоре у всех "отваливались руки и ноги". Это хорошо, что занимались мы только по нулевому комплекту: только в трусах, да еще одели спасательные жилеты. А что будет дальше, когда будем бултыхаться в полном снаряжении с рюкзаками и оружием. Под конец занятия Поповских всё-таки раздал ласты и лодку толкала всего одна боевая пара. И на добивку, последние пять минут, мы всей группой шлепали в ластах по песку, таща лодку и мирно восседающего в ней командира. На обеде я даже руку с ложкой поднять не мог, а когда меня хлопнули сзади по плечу, я чуть не окунулся лицом в миску с гороховым супом.
- Брейк, чего такой вялый, - спросил меня незаметно подошедший сзади Дитер.
- Здрасте, Дмитрий Анатольевич! Дим, нас на занятиях каплейт умотал, еле шуршу по палубе.
- Ваш может. Допивай компот, выходи на воздух - расскажешь, что о чём.
Я быстренько допил компот и, отпросившись у Федосова, выскочил на улицу. Болев со своим напарником стояли возле курилки и крутили на руках поясные ремни, о чём-то оживлённо беседуя. Увидев меня, сделали приглашающий жест рукой, не прекращая увлекательнейшего занятия по раскручиванию ремней. Я, опасаясь получить "якорной" бляхой по лбу, осторожно подошёл и встал в сторонке.
- Ну, Брейк, с тебя поллитра шила! мы тебе земляка еще одного нашли, с госпиталя вернулся, с роты связи, центровик, нормальный матрос-"годок", прошаренный. Сегодня сказал - на ужине тебя найдёт.
- У меня нету шила, - испугался я (снова надо проставляться).
- Да шутим мы, сами знаем, что у тебя ни хрена нету. Сам как? В группе нормально всё?
- Да всё по курсу. У меня напарник теперь замкомгруппы работает, вчера баталерку принимали, мичман наш шнур упёр от магнитофона - теперь ни хрена не послушаешь, с каплейтом всё хорошо, не придирается.
- О, а чего вы шнур-то отдали, "маг" на ваши же деньги куплен?
- Да он нас как-то и не спрашивал. Он вообще по-тихому ушёл, ключи только Поповских отдал - и не видно его.
Поболтали еще минут пять до выхода моей группы и, довольные друг другом, разошлись. После обеда продолжались занятия. Потом было подведение итогов за неделю, собрания в группах, рисование группных боевых листков. На ужине на раздаче уже дежурил Мотыль, и, когда я пошёл за добавкой, он щедро сыпанул мне в бачок пару черпаков макарон, облил красным подливом и подмигнул. Я задавив лыбу и, подмигнув в ответ, был вытолкан из очереди страждущих добавки. Вот чёрт! а я хотел попросить у него чаю для заварки. Саня Федос вроде бы соорудил кипятильник, и после ужина мы хотели его использовать. Когда я чуть ли не бежал к столу, неся на вытянутых руках горячий бачок, дорогу мне преградил какой-то второстатейный старшина.
- Тщщ старшина, разрешите пройти, - пробормотал я, - ручки бачка нещадно жгли ладони.
- Да как бы щас, карась, может ты меня еще в живот пнешь, - с ленцой ответил старшина и продолжал стоять на дороге.
Ни слова не говоря, я обошёл его и поставил бачок на стол, и только сел, чья-то ладонь, скомкав гюйс, за шкирку приподняла меня от скамейки.
- С-а-л-а-г-а! тебе кто-нибудь давал разрешение пройти? тебя кто-нибудь отпускал?
Ну вот, теперь я прочувствую пресловутую "дедовщину". А я-то думал, что её вовсе здесь нет, есть только "наставничество". Чёрт, и знакомых старшаков поблизости никого. Я начал судорожно оглядываться по сторонам. Что делать? Ударить затылком в нос? Драка в столовой со старшим призывом - это конец карьере. Начать просить прощения - тоже самое. Федос, глядя на полувздернутого меня, вдруг хищно оскалился и сгрёб в кулак со стола черпак. Зеленов, сидевший рядом со мной, резко встал и переместился за спину державшему меня старшине. "Киевляне", насупившись, приподнялись со скамеек.
Старшина второй статьи отпустил меня и начал вертеть головой:
- Караси! что подорвались? а ну-ка, жрать!
- Жрут свиньи, товарищ старшина второй статьи, - чуть ли не прорычал Федос, - видите, матрос с бачком горячим идёт. Зачем его посреди камбуза застраивать.
- Ага, - сказал из-за спины старшины Зелёный, - не по-матросски как-то.
- Ну, ждите полундры, караси. Вы оборзели вконец! я вас поповских дрочил и дрочить буду!
- Дрочить будете в туалете, - дерзко ответил Федосов.
Неясно, чем бы закончилась эта перепалка - дракой или кучей угроз и оскорблений, если бы не появление на сцене еще старшака с погонами главного корабельного старшины. Сухощавый парень с чубом, торчащим из-под пилотки, чуть прихрамывая, подошёл к нашему столу посмотрел на второстатейного старшину и, хищно улыбнувшись, скомандовал:
- Гхвоздь! што опять до салажат вяжешься! те, старые поповские, мало поджопников давали? вали в аппаратную, там мы с тобой патом похаварим.
Какой знакомый казачий акцент! В моем городе все мужское население именно так и "гхаварит"!
Старшина Гвоздь двинул плечом Зеленого и ушёл.
- Пацаны, хто Брейк? - спросил "чубатый". Я, улыбнувшись, встал и пожал протянутую руку.
- Старшой, я ево заберу? - спросил мой земляк Федосова. Саня естественно отказать не мог, но в глазах у него явственно проскользнула грусть. Я сейчас пойду с земляком, а ему придётся "рухать" для Михеля чай и сахар.
Старшина меня повёл не в расположение связистов, а куда-то за казарму, за которой стояли какие-то машины, от которых шли провода к неподалеку стоявшему антенному полю. Возле машин под грибком рядом с табличкой "ПУС" стоял молодой матрос с красной повязкой и штык-ножом на поясе. Увидев старшину, он чинно отдал честь, с шиком кинув руку к черному матерчатому берету.
- Шо, есть хто с "рундуков" али охвицеров?
- Никак нет, товарищ главстаршина! все убыли!
- Харашо, я с земляком у себя буду, если что - по второму коду. Вапросы есть?
- Никак нет!
Ух.ты, как у них всё отлажено - и отдание чести, и доклад. Я на этой части территории еще ни разу не был и на всё окружающее пялился с откровенным интересом. Мы прошли по дощатому настилу между машин, замаскированных маскировочными сетями. Главстаршина остановился возле одной из них, поднялся по металлической лестнице и постучал в дверь.
- Тибе сюды нельзя. Щас я проверю и пойдём ко мне в хоромы, - он кивнул на штабной прицеп, стоявший напротив.
Из-за двери высунулась голова какого-то матроса. В эту голову сразу же прилетел щелбан и вопрос:
- А что это мы, товарищ старший радист, открываем дверь, пароль не спросив, а? Сколько вас учить можно?
- Товарищ главстаршина, ну я же видел, что это вы, - начал оправдываться радист.
- Не гребёт! по концу смены - все резиновые коврики на палубе с посудомоем вымыть! Расслабились, пока я в госпитале валялся. Кто работает сегодня на центр?
- Обязательные сеансы отработали "Кальмар", "Китобой", "Краб".
- Хорошо, дежурь, я у себя.
Интересно, когда земляк разговаривал с подчинёнными, южнорусского акцента у него как не бывало. Говорит громко, чётко и с властной ноткой в голосе. Настоящий начальник! Я даже немножко обомлел и начал побаиваться. По металлической лесенке поднялись в прицеп. Земляк открыл висячий замок на двери, включил свет и пригласил зайти вовнутрь. Я открыл рот от удивления. Настоящая добротная каюта, стенки аккуратно обшиты красиво обожженной фанерой. По бокам - две металлические кровати- ящики, столик с дисковым телефоном у задней стенки, два металлических сейфа. Доски с документацией, полка с книгами, магнитофон, эмалированный электрический чайник. Вот это да! Вот так живут мои земляки. Больше всего меня поразило, что на стенде, висящем над кроватью, было написано - "Документация начальника радиостанции". Начальник! Главстаршина-срочник начальник - мой земляк! Для меня это намного круче, чем знакомство с капитаном третьего ранга Чернокутским.
Земляка моего звали Николай Маслов и мы хоть и были не с одного города, но зато с одного района. Посёлок, в котором проживал до службы Николай, я прекрасно знал, мы туда постоянно ездили со школы на уборку яблок и помидор. А вот в ДОСААФЕ мы обучались вместе - в нашем городском. Только Маслов учился в классе радистов, а заодно попутно отучился в парашютном классе. Я даже вспомнил, когда его и еще одного парнишку из нашего парашютного класса провожали в армию. Я тогда только начинал посещать секцию после недавнего семейного переезда из Грозного по увольнению моего отца в запас из армейских рядов. Чествование курсантов ДОСААФа, уходящих служить, было делом обязательным и я даже читал на торжественном собрании какую-то речь-обещание, что "мы молодые курсанты не посрамим… будем достойны…". Николай вспомнил меня и даже, чуть посмеиваясь, припомнил как мне потом на общем "безалкагольном" застолье налили полстакана водки, а потом выводили на улицу проблеваться. Вторым парнем, которого мы провожали, оказался тот самый матрос из второй группы роты минирования, с которым, после прихода с "бэдэ", меня обещал познакомить Дитер. Парни из нашего ДОСААФА попали вместе в "киевскую" учебку, а потом вместе по выпуску, упросив комиссию по распределению, уехали на флот.
Вот такие дела! Повезло - не то слово! Мы с хохотом вспоминали нашего парашютного инструктора Маратыча - старого десантника "маргеловского" разлива.
Маслов, во время разговора, откинул крышку одной из кроватей, начал доставать различные свёртки и коробки.
- Щас, повечеряем, мне тут сальца прислали. Дома кабана закололи - меня дожидался, да я на сверхсрок решил остаться, на учёбу скоро еду, отписал нехай колют, чего ему от старости околевать штоле.
Я сглотнул слюну, сала хотелось ужасно, но в баталерке сидел неприкаянный Федосов и наверно с грустью ожидал Михеля на чай.
- Николай Сергеич, извини пожалуйста, я бы с удовольствием, но не могу, ей-боху, не могу, - сам того не замечая, перешёл я на акцент.
- А шо таке? в хруппе проблемы али напряхает хто? За Гхвоздя не переживай - он серливый, тока перед салажатами выпендривается. Мене увидел - больше к вам не полезет.
- Та не Сергеич, мы бы Гхвоздя сами ухайдокали хде-нить за камбузом.
- Аа… тож "попята" усе такие - што старшаки, перед вами "сошедшие", всем гамузом дрались, шо вы сматрю. А што у тя случилось- то - давай балакай.
Я, как мог, обрисовал ему ситуацию про напарника, про приём баталерки, про чай для Михеля.
- Аа… Михель! жидёнок еще тот, но матрос-баталер неплохой. Так, пару раз сталкивался. Щас мы к тебе в баталеру пойдём - там и посидим.
Маслов начал крутить диск телефона.