Дарнев присматривался к Васе Рослякову, молодому смуглому пареньку-комсомольцу с умными глазами и поэтической душой. Со второго курса литературного факультета Вася ушел в московское ополчение. Раненый, оказавшись в окружении, он Брянскими лесами пробрался к партизанам и попал к трубчевцам. Здесь он продолжал войну с автоматом и толом в руках, сочиняя на досуге стихи и песни. Дарнев ещё за неделю до Ленинских дней слышал, как Вася нашептывал стихи о Ленине.
Он вспомнил даже несколько строк из стихотворения.
- Скажи, Вася, ты писал? - спрашивал Дарнев. - Зачем скрываешь? Хорошие стихи! Всем понравились.
- Между нами говоря, я написал почти такие же стихи, - ответил он, - но никому их не читал и не показывал.
- Может быть, кто подслушал?
- Кроме тебя никто не мог. А раз не ты - значит кто-то сам придумал. Весь народ думает одинаково.
8
Бондаренко поручил Дарневу отыскать таинственных союзников. Алексей пошел на явочную квартиру к матери.
- Не берусь, сынок, - сказала Мария Ивановна, когда он рассказал ей о поручении Бондаренко. - Да, пожалуй, и не следует стараться, можно напортить. Хорошие люди и сами найдутся…
И хорошие люди действительно нашлись. Вскоре Мария Ивановна передала сыну записку, свернутую в узенькую полоску, чтобы её удобнее было проглотить. У Дарнева ёкнуло сердце, как только он, развернув записку, узнал почерк.
"Лёка! - читал Дарнев. - Мария Ивановна знает всё и расскажет тебе обо мне. Но дело не во мне только". Писала Вера и просила указать место встречи.
Дарнев принес записку в лагерь и показал Бондаренко.
- Невеста? - спросил Бондаренко, прочитав записку.
- Да, - ответил Дарнев, понимая, что незачем больше скрывать свои отношения с девушкой.
- И карточка есть? - спросил Бондаренко.
Дарнев кивнул. У него в записной книжке хранились две фотографии. Одну Вера дала ему, когда окончила десятилетку, а вторую снял Дарнев своим ФЭДом.
С открытки на Бондаренко смотрела девушка с длинными пушистыми косами, уложенными коронкой. Четко вырисовывалась маленькая ямочка на подбородке. К черному платью был приколот большой белый цветок.
На любительском снимке Вера, веселая, улыбающаяся, в белом платье, была снята в кругу своих одноклассниц в саду. На этом снимке прическа у девушки была другой. Волосы расчесаны на пробор, кос не было видно.
- Красивая, - сказал Бондаренко, возвращая фотографии. - Верный человек? Можешь на неё положиться?
- Как на себя.
- Плохо только, что она явку нашла. Как бы не женили тебя не в урочный час…
- Вы всё шутите, товарищ Бондаренко.
Бондаренко разрешил Дарневу встретиться с Верой и узнать, с кем она работает.
В доме матери Алексей встретился с Верой. Мария Ивановна занавесила окна и вышла на улицу посторожить.
Дарнев обнял Веру, потом отстранил от себя, чтобы лучше рассмотреть. Вера очень изменилась: повзрослела, исчезла её манера щурить глаза. Лицо стало озабоченным и суровым.
Она рассказала Дарневу, как, вернувшись в город, долго не знала, что ей делать. Разыскивать Алексея она не решалась. Она чувствовала себя виноватой: решение райкома об эвакуации не выполнила, с госпиталем попала в окружение, еле выбралась из лап врага. Добравшись кое-как до родного города, встретилась с подругами, поначалу они ей помогли. Однажды Вера сказала им: "Надо, девушки, что-нибудь делать, так жить, сложа руки, нельзя. Просто стыдно!" Но что делать и как делать? Этого не знала и Вера.
Как раз в это время в городке появился студент комсомолец Ольгин, его прозвали Волгиным. В силу обстоятельств он оказался в оккупации. Он тоже стремился к борьбе. Вера первой встретилась с ним, познакомила с подругами.
Так родилась молодежная организация. В неё вошли Валя Белоусова, Шура Кулешова и другие подруги Веры. Они стали писать листовки, Вера их распространяла. Она ухитрялась подсовывать их даже в карманы полицейским, гитлеровским солдатам и офицерам. То, что уже было известно Дарневу из донесений Шемегова, оказалось тоже делом рук организации.
- Здорово! - сказал Дарнев, выслушав рассказ. - Но это зря, ухарство! Польза невелика, а провалиться можно.
- Не провалимся! А вы не рискуете?.. А ловко получилось, правда? Точно сговорились. Ваши листовки и наши листовки… Посмотрел бы ты, Лека, как читали листовку о Ленине.
- Знаю. Но как же ты написала такие хорошие стихи? Когда-то, помнишь, писала о цветах, о любви… А тут - смотри ты!
- А это разве не о любви? - спросила Вера. - Знаешь, я ведь догадывалась, что ты где-то рядом. Жаль, что не сумела связаться с тобой. Всё было бы по-иному. Ты, Лёка, виноват. "Я не анархист, пора романов прошла". Помнишь? Глупости!
- Не вспоминай об этом, я и сам жалею, - сказал Дарнев. - Понимаешь, получил задание, всё нужно было держать в тайне, ну и шарахался ото всех. Конечно, нам надо было связаться раньше, рассказать обо всём Бондаренко. Приняли бы тебя в отряд, оставили в городе…
- И лучше бы, - вздохнула Вера. - Вы мины ставите, а мы не умеем минировать. Литвин сказал…
Не закончив фразы, Вера замолчала, спохватившись, что сказала лишнее.
- Какой Литвин? Директор маслодельного завода? - спросил Дарнев. - Позволь, да ведь это же сволочь…
Вера долго смотрела Алексею в глаза, загоревшиеся подозрительностью, и ответила, покачав головой:
- Не может быть, Лёка.
9
Литвин поселился в Трубчевске за несколько лет до войны. Он заготовлял для Донбасса лес. Здесь, в Трубчевске, он и женился на дочери некоего Павлова. В начале войны Литвина мобилизовали. Под Киевом он был ранен, попал в окружение, а затем, оправившись от раны, пробрался в Трубчевск. Здесь он узнал, что отец его жены, бывший ярый троцкист, оказался немецким шпионом и состоит теперь у гитлеровцев бургомистром, а дочь его, жена Литвина, живет с немецким комендантом Хортвигом. Литвина арестовали немедленно, как только он появился в городе. Вскоре, однако, освободили. Люди предполагали, что бургомистр Павлов не очень верит в прочность немецкой оккупации и добился освобождения зятя, чтобы реабилитировать себя в глазах народа. Оказавшись на воле, Литвин подыскал подходящую работу, и вскоре все узнали, что он стал директором маслодельного завода.
Дарнев знал до войны Литвина, знали его как коммуниста и Бондаренко, и Бурляев, и Коротков. Но руководители подполья привыкают не доверять довоенным репутациям людей, если люди эти не связаны с подпольем непосредственно. Какие думы вынашивал Литвин, во что верил, чего ждал? Почему так легко примирился с изменой жены? Это никому не было известно.
Вот почему Дарнев отнесся к рассказу Веры о Литвине с подозрением.
Он решил сам убедиться в преданности этого человека. Веру смущало недоверие Алексея.
Того, что Шеметов работает в полиции по заданию Бондаренко и его друзей, Вера, конечно, не знала. Не знал этого и Литвин. Следя за Литвиным, Вера выяснила, что он спаивает полицейских, скупает у них за масло оружие. Однажды поздно вечером она у окна завода услышала разговор Литвина с полицейскими. Полицейские были пьяны, а Литвин говорил им:
- На вашем месте я давно бы убрал с дороги начальника гестапо Клюгге и собаку Павлова. Нигде так над полицейскими не издеваются, как здесь, а вы терпите.
- И уберем! И уберем! - с пьяной настойчивостью повторил один из полицаев.
Вера подумала, что Литвиным управляет ревность, но дальнейшие события убедили её, что в Литвине горит не ревность, а патриотическое чувство, желание вступить в бой с врагом. Как-то ночью она увидела Литвина за опасной работой. Он расклеивал на домах и заборах центральной улицы листовки о немцах и предателях. Литвин не знал, чьи это листовки. Их дал ему Шеметов. Вера незаметно подкралась и сказала тихо, но внушительно:
- Плохо работаете, товарищ Литвин, никуда не годится такая работа.
Литвин вздрогнул, выхватил из-за пояса пистолет и пригрозил Вере:
- Жизнь тебе надоела, чёртова кукла? Что шпионишь за мной?
Вера была не из робких. Она успокоила Литвина, приклеив на стену рядом с его листовкой свою.
Вскоре Вера и ее друзья оказались в одной организации с Литвиным, а главное, в той организации, которую создали Бондаренко и райком через Шеметова. Всё это теперь узнал Дарнев.
Организация Шемегова разрослась, увеличилась втрое. Дарнев радовался предприимчивости Веры и вместе с тем его грызло сомнение.
- Всё хорошо: и конспирация, и дела, но Литвин… Пусть всё-таки Литвин не знает пока того, что ты от меня узнала.
Вера пообещала всё сохранить в тайне.
В тот вечер Дарнев предупредил и Шеметова о необходимости быть осторожным в отношениях с Литвиным.
Когда Дарнев вернулся в лес, Бондаренко сидел под единственным в землянке окном в потолке, и лучи зимнего солнца, с трудом пробиваясь сквозь замерзшее оконце, освещали его слабым светом. В землянке было тепло. Дарнев расстегнул ворот гимнастерки, сел на край нар и стал докладывать:
- Я запретил Шеметову полагаться на Литвина и открывать ему организацию. Следить за Литвиным надо…
- Почему? - спросил Бондаренко, внимательно посмотрев на Алексея.
- Потому что чёрт его знает, что он думает. Неспроста он, директор, связан с предателем, лично с комендантом связан тоже неспроста.
- Да. Что у него на уме - нам, к сожалению, неизвестно, - согласился Бондаренко. - Полагаю, и с комендантом он связан действительно не случайно… Скажи, пожалуйста, Лёша, а с кем связан Шеметов? Не с тем ли же комендантом?
- Но ведь Шеметоз специально по нашему заданию…
- А некоторые вот и по заданию своей совести не хуже работают… По велению совести партийной, комсомольской, гражданской. Вера получила от нас задание? - спросил Бондаренко.
Дарнев опустил глаза и покачал головой.
Бондаренко вызвал членов бюро послушать Дарнева, и вскоре завязался общий разговор.
- Мне кажется всё идет правильно, товарищи, - сказал Бондаренко. - Народ втягивается в борьбу, и бояться этого не следует. Помочь народу - вот это важно… А новой группе надо помочь в первую очередь. Люди подобрались такие, что им глубокое подполье не по нутру, того и гляди вылезут наружу. Сдерживать надо. Ну, как решим, друзья?
Открывать Литвину всю организацию члены бюро райкома пока не советовали. Решено было сперва его хорошо узнать на заданиях. Он добывал оружие, установил связь с лагерем военнопленных, продолжал обрабатывать полицаев.
Вера помогала Литвину. Он не замечал даже того, что Вера фактически командовала им. Она давала Литвину указания, и он их беспрекословно выполнял.
Группа действовала смело и хорошо выполняла задание по разведке. Партизанское командование и райком собрали полные данные о численности и вооружении противника в Трубчевске. Знали, что затевают гитлеровские власти, и разрабатывали план разгрома трубчевского гарнизона, решив освободить заключенных и военнопленных.
10
В той же землянке с одним окном в потолке Дарнев, когда остался один, занялся "Дневником боевых действий отряда". Это была толстая общая тетрадь в клеенчатом переплете. Она лежала в столе штаба, и члены райкома, работники штаба и командиры записывали в неё всё, что делали, наблюдали, а иногда и то, о чём думали.
"Вернуться ещё раз к обсуждению вопроса, о котором на прошлой неделе говорили". Это записал Бондаренко. Дарнев очень хорошо знал его почерк. "Если до сих пор мы толковали об усилении действий на коммуникациях, то теперь нам указали конкретный объект: взорвать железнодорожный мост на участке Почеп - Расуха…". "Отдельные операции на дороге приносили не так уж много пользы. После крушения, сообщают Литвин и Вера, дорога расчищается и ремонтируется часов за пять. Через шесть часов после аварии проходит первый пробный поезд".
Дарнев ещё раз вернулся к имени "Вера". В памяти его отчетливо встали строчки её письма: "твоя и с тобой!"
"Шесть часов, а трижды шесть - всего навсего восемнадцать часов в неделю. Плохо".
Дарнев задержался на слове "плохо". Оно было жирно подчеркнуто дважды.
"Задача взорвать мост - трудная, - читал он дальше, - но если мы взорвем с умом, то достигнем того, чего и добивается от нас командование и обком партии".
В конце записи внимание Дарнева опять привлекли два имени: Вера и Литвин.
"Проверим и Литвина и новую трубчевскую организацию, - говорилось в дневнике. - Как они проникли в колхоз Буденного? Что за организация у них… Если хлопцы хорошие, надо создать в колхозе Буденного отряд".
Дарнев едва успел положить тетрадь в стол, как распахнулась дверь и бородатый партизан передал ему приказание Бондаренко срочно явиться в землянку райкома.
На заседании Бондаренко повторил почти всё, что стало известно Дарневу из тетради. Решили взорвать мост, но надо было достать тол.
Командир отряда тут же объяснил план операции. Он предложил расширить её и нанести одновременно со взрывом моста удары по дороге в нескольких направлениях. Взорвать мост поручили группе Дарнева и трубчевским подпольщикам.
После заседания Бондаренко попросил Дарнева остаться.
Закончив разговор, Бондаренко вытер платком покрывшуюся испариной лысину, окинул уставшим взглядом уходивших и, сев на кровать, прикурил от зажигалки трубку.
- Что скажешь? - спросил он Дарнева.
- Да надеюсь справиться. Только тол бы из города быстрее достать. Дело, кажется, верное…
- Верное, - согласился Бондаренко. - Но тут опять загадка.
Он достал из сумки сложенную вчетверо записку.
- Слушай:
"Литвина почти по пятам преследует комендант. По словам Литвина, он ведет себя странно. Старается уединяться с Литвиным и вызвать его на откровенный разговор. Пророчит поражение гитлеровской Германии и собирается всячески содействовать ему. Много пьет и не позволяет Павлову сгонять в город крестьян. Говорит: "Хлеб давай, а не мужиков". Литвин теряется в догадках, а вдруг провокация! Опасение законное. Я тоже опасаюсь".
И вот ещё:
"Вера работает энергично. Указание райкома - послать в колхоз Буденного человека - выполнено. Она рекомендовала молодого парня Волгина, ручается за него. Он организует боевую группу в колхозе. Люди есть.
Операцию на дороге, по-моему, откладывать нельзя. Тол Литвин достанет. Сегодня вечером необходимо встретиться с Литвиным и Верой вам лично. Если согласитесь, встретиться можно на берегу Десны. Там же".
- От Шеметова? - спросил Дарнев.
- Да, - подтвердил Бондаренко. - Код усвоил отлично, а коротко писать никак не научится… Ну, что ж, давай собираться, Алексей!
Несколько дней назад Бондаренко получил сообщение и от Тимофея Ивановича. Он передавал, что в колхозе имени Буденного организована группа, она объединяет людей и из соседних сел. Руководит ею товарищ по фамилии Волгин, присланный из города.
В тот же вечер Бондаренко и Дарнев с группой партизан на лыжах вышли к крутому берегу заваленной снегом Десны и встретились с Верой и Литвиным.
Литвина Бондаренко узнал и обменялся с ним крепким рукопожатием, а Веру тогда он увидел впервые.
- Знаю вас, Алексей Дмитриевич, - сказала она. - Еще с тридцать девятого года. Помните, вы в школу к нам приезжали на елку? Играли с нами… - И она, вспомнив что-то весёлое и смешное, засмеялась.
- Кажется, приезжал, - ответил Бондаренко и тоже вспомнил Новый год, елку в школе, разноцветные свечи, а главное - ощущение покоя, мира и благополучия, которое было тогда во всём. Он приехал вместе с Шеметовым. И тот, нарядившись в белую шубу и нацепив длинную бороду, изображал деда Мороза.
- А помните, кто был дедом Морозом?
- Шеметов, - сказала Вера.
Бондаренко посмотрел на Веру. Ему хотелось разглядеть её лицо, но голова девушки была закутана большой пуховой шалью, и Бондаренко увидел только длинные заиндевевшие ресницы и темные глаза.
- Он тоже в городе, Алексей Дмитриевич, - сказал Литвин, - работает с нами.
- Вот как? - удивился Бондаренко, точно впервые узнал об этом. - Ну, и отлично. После операции расскажете обо всём, а теперь - к делу. Нам нужен тол, помогите нам вывезти взрывчатку из города.
- Тол есть, - ответил Литвин, - вывезти его из города можно с ящиками масла с нашего завода.
- Когда масло повезете в Почеп? - спросила Вера Литвина.
Литвин стоял по колени в снегу, точно вкопанный. Одет он был тепло и несколько щегольски - в шубе-барчатке, с приподнятыми к поясу полами. Широкодонная, кубанка была лихо сдвинута на затылок.
- В понедельник, - ответил он.
- Как в понедельник? Через семь дней?
- Правильно подсчитала.
- Завтра надо вывезти, - сказал Бондаренко.
- Завтра нельзя, опять вьюга будет.
Вера запрокинула голову и глянула на черное небо. Крупные хлопья снега мягко ложились ей на лицо, таяли.
- Ворона - поганая птица. Ты, часом, не из стаи ворон? - съязвила Вера.
- И впрямь беду накаркаешь, Литвин, - сказал Бондаренко, перебив Веру.
- Ворона и каркает, - невозмутимо ответил Литвин. - Комендант от барометра не отходит.
- Комендант, говоришь, у барометра каркает? Что ж, метель так метель! Это нам даже сподручнее.
- Пора уже тебе командовать комендантом, - сказала Вера. - В комендатуре у тебя как никак и протекция есть. - Вера намекнула на связь коменданта с бывшей женой Литвина.
- Да, кстати, - вмешался опять Бондаренко, отводя Литвина в сторону. - Как всё-таки ты… с женой?
- Запутанная это история, Алексей Дмитриевич. Очень запутанная. И прямо скажу - я несколько теряюсь. Он ведь ненавидит фашистов, открыто презирает и бургомистра, то есть папашу моей бывшей. И откуда такой - не пойму. Вообще, так сказать, академически умозрительного склада человек. Занимался историей, чистой наукой. А теперь пьёт!
- Вот оно как! - протянул Бондаренко.