Уже весной 1944 года, когда Холт осваивал свой недавно полученный корабль, ему было ясно, что эсминцу придется участвовать во вторжении на европейский континент. В мае 1944 года эсминец совершил переход в Клайд, где капитан-лейтенант Тор Холт в качестве командира современного боевого корабля получил свой первый боевой приказ. Эсминец "Свеннер" в составе своего соединения должен был эскортировать эскадру крупных боевых кораблей в район порта Уистреам (Франция), где им надлежало стать на якорь и, обеспечивая высадку первого оперативного эшелона вторжения, обстрелять противника на побережье. Затем для подавления береговой обороны немцев эсминцу "Свеннер" следовало подойти к берегу на полторы мили и прямой наводкой подавить огневые точки противника, уцелевшие после артиллерийского обстрела тяжелых кораблей английского флота.
2 июля 1944 года эскадра кораблей в составе линкоров "Уорспайт" и "Рэмиллис", эскортного миноносца "Роберте", крейсеров "Мауритиус", "Аретуза", "Данаэ", "Драгун" и "Фробишер" снялась с якоря и легла курсом на юг. Капитан-лейтенант Тор Холт собрал команду и рассказал ей о полученном боевом приказе. Большинство норвежских моряков, из которых состояла команда эсминца "Свеннер", были, как и Холт, в течение нескольких лет оторваны от своей страны, родных и близких, и больше всего в жизни мечтали о скорейшем окончании войны и возвращении домой. Они были рады приблизить это желанное время, лично участвуя во вторжении. Картина предстоящей грандиозной операции, нарисованная Холтом, сразу подняла настроение у норвежских моряков. Внушительный вид эскадры, которую они эскортировали, говорил им о многом. Когда же эскадра вошла в Ирландское море и к ней присоединились американские, английские, французские, датские и польские военные корабли, дух моряков поднялся еще выше.
Таковы были те силы, которые, чтобы не выйти из графика, предусмотренного планом, легли на обратный курс и в течение двенадцати часов шли на север, после того как Эйзенхауэр отложил на сутки начало вторжения. Такими они были и на третий день их пребывания в море, когда флот вторжения обогнул мыс Лондс-Энд, вошел в пролив Ла-Манш и достиг района, расположенного к югу от острова Уайт, который моряки прозвали тогда цирком Пиккадилли, так как там сходились маршруты всех конвоев. Отсюда флот вторжения повернул на юг и, придерживаясь десяти заблаговременно протраленных фарватеров, направился к берегам Франции.
В 11 часов утра корабли, войдя в восточную часть Ла-Манша, направились по обставленному светящимися буями фарватеру, который подобно хорошо освещенной улице пролег почти до Нормандии. Крейсер "Мауритиус", флагман отряда кораблей, которые должны были вести обстрел восточных плацдармов, где планировалась высадка англичан, шел головным; эсминец "Свеннер" держался под углом 30 градусов к его левому борту на расстоянии 5 кабельтовых от него. В полночь капитан-лейтенант Холт приказал команде занять места по боевому расписанию, и его в первый раз за все это время охватило чувство, которое испытывает каждый человек перед боем. В первом часу ночи корабли перестроились в кильватерную колонну, причем передним мателотом оказался эсминец "Сторд", за ним шел "Свеннер". К Холту непрерывно поступали донесения гидроакустиков и операторов на радиолокаторе - море было полно шумов от винтов кораблей, а эфир заполнен отраженными импульсами от непрерывно летавших самолетов. Сигналов было слишком много, чтобы в них можно было толком разобраться, и поэтому Холт мог только предполагать, что в море, в непосредственной близости от его эсминца, шли корабли союзников, а не противника и что в данной обстановке ему следовало опасаться лишь столкновения с ними. В воздухе стоял несмолкаемый гул авиационных моторов. В эту ночь тысячи самолетов, бесконечным потоком подымавшиеся с аэродромов Англии, разбудили ее жителей, которые с тревогой прислушивались к их гулу и гадали, что бы это могло случиться. К рассвету Холт и сигнальщики увидели с ходового мостика эсминца вспышки от разрывов авиационных бомб где-то впереди по курсу и огромное зарево от пожаров на берегах Нормандии.
В 5 часов 30 минут линкоры и крейсера стали на якорь. Вскоре перед ними полностью открылся берег, но немцы, которые, без всякого сомнения, хорошо видели неподвижные корабли флота вторжения, находившиеся в пределах досягаемости не только местных батарей, но и тяжелых береговых батарей Гавра в 7–8 милях к востоку, не открывали по ним огонь. Тем не менее, чтобы прикрыть флот вторжения с этого направления, авиация начала ставить дымовую завесу. "Свеннер" и другие эсминцы, ожидая подхода тральщиков, которые должны были провести их к берегу, застопорили ход и остановились несколько западнее стоявших на якоре основных сил флота. Флот, в составе которого находился новейший эсминец Холта с испытанным и надежным экипажем, был готов к сражению. И вдруг в трехстах метрах от борта эсминца Тор Холт увидел торпеду, которая, оставляя за собой пенистый след, стремительно шла прямо на его корабль.
Три немецких миноносца, водоизмещением по 1400 тонн, проскочив через дымовую завесу, на полном ходу устремились навстречу основным силам флота вторжения.
Немецкий флот располагал в это время только тремя кораблями, большими, чем эсминцы, которые могли бы выйти в море навстречу флоту союзников. Немецкие подводные лодки вели уже фактически проигранную битву на морских путях в Атлантике, а корабли береговой обороны Германии в эту ночь не смогли своевременно обнаружить подход к берегам Франции флота вторжения и только после полуночи, когда он появился в непосредственной близости от побережья Нормандии, штаб береговой обороны немцев в Гавре немедленно оповестил об этом все береговые части и подразделения кораблей. По сути дела, флот Германии был почти уничтожен. Тем не менее кадровые морские офицеры продолжали верить в его боеспособность и не допускали мысли о возможности поражения в войне. Поэтому когда на рассвете дня "Д" командир дивизиона немецких миноносцев Генрих Гофман получил приказ срочно выйти в море, его действия отличались решительностью и высоким воинским мастерством.
Генрих Гофман находился в районе Ла-Манша с небольшими перерывами с 1940 года и участвовал в боях против англичан во время их рейдов в Дьепп и Сен-Назер. В течение этих лет он несколько раз совершал походы к берегам Норвегии и в район Бискайского залива и приобрел опыт коротких ночных морских боев. Гофман больше опасался английской авиации, чем надводных кораблей, и поэтому считал бесцельным и ничем не оправданным риском выходить в море в лунные ночи, когда авиация англичан действовала гораздо эффективнее надводных кораблей. Именно эти соображения удержали его в Гавре в ночь на 6 июня, так как луна то и дело показывалась в разрывах облаков. Штормовавшее море беспокоило Гофмана гораздо меньше.
Примерно в 2 часа ночи штаб береговой обороны немцев в Гавре оповестил Гофмана о появлении в бухте Сены шести крупных кораблей противника, которые шли курсом на юг. По всей вероятности, их засекла морская радиолокационная станция в Шербуре, которая не была выведена из строя авиацией союзников. Кроме того, английским радиоглушителям, которые практически парализовали армейскую радиолокационную сеть немцев, видимо, не удалось помешать ее работе. Генрих, в дивизионе которого насчитывалось шесть миноносцев, немедленно вызвал к себе на срочное совещание командиров кораблей. Оценив обстановку и убедившись, что к выходу в море готовы только три миноносца, он в 3 часа 30 минут утра 6 июня вывел из Гавра навстречу неизвестным силам противника только половину своего дивизиона.
В это время Генрих Гофман еще не знал и не предполагал, что его три небольших корабля идут навстречу целой армаде кораблей Соединенных Штатов Америки и Англии. Однако как только миноносцы вышли из порта и легли курсом на запад, Генрих услышал над своей головой гул моторов многих сотен самолетов, летевших на большой высоте. Это вызвало у него подозрение о возможном начале вторжения англо-американских войск на европейский континент. Гофман был полон решимости сделать все возможное и, если надо, пожертвовать собой и своими кораблями, чтобы помочь немецкой армии сбросить противника в море.
При виде дымовой завесы, поставленной авиацией англичан восточнее основных сил флота вторжения, Гофман сначала было подумал, что перед ним полоса утреннего тумана. Но через секунду он увидел самолеты, которые сбрасывали на воду дымовые шашки, и понял, что это начало вторжения союзников во Францию. На миноносцах Гофмана не было радиолокаторов, и он не мог знать, с какими силами встретится за дымовой завесой и какие цели будет атаковать. Не сбавляя хода, на скорости 28 узлов миноносцы стремительно прошли сквозь дымовую завесу и выскочили по другую ее сторону.
Прямо перед собой в свете разгоравшейся утренней зари Гофман увидел шесть линейных кораблей и огромное количество более мелких боевых кораблей. К величайшему его удивлению, ни один из кораблей противника не открыл по миноносцам огонь. Сообщив на базу в Гавр об обнаружении кораблей противника, Гофман совершенно беспрепятственно, как на учении, вышел в торпедную атаку, дал залп из торпедных аппаратов и скрылся снова в дымовой завесе.
* * *
Когда капитан-лейтенант Холт увидел торпеду, он машинально рванул ручки машинного телеграфа на "полный вперед" и дал команду резко положить руль вправо. Подтвердив принятие команды, коротко звякнул машинный телеграф - и затем время остановилось. Холт стоял на мостике, безучастно наблюдая за движением торпеды, которая, вспарывая крутые волны, с каждой секундой приближалась к эсминцу. Холт был уверен, что она через несколько секунд потопит его корабль, так как на нем были застопорены машины, и знал, что у него, Холта, нет ни малейшей возможности спасти свой недавно полученный, но ставший таким близким и любимым эсминец. На мгновение он удивился, почему торпеда шла к правому борту не со стороны открытого моря, а из середины якорной стоянки основных сил флота вторжения. Затем Холт увидел след торпеды уже рядом с эсминцем, и ему на миг показалось, что она прошла под его днищем. Сердце Холта радостно дрогнуло, но почти одновременно с этим мощный взрыв потряс корабль. Торпеда попала точно в центр эсминца, и огромный фонтан мазута, выбитый взрывом из топливных цистерн, окатил палубу с носа до кормы.
На Холта, который стоял на ходовом мостике, взрыв не произвел большого впечатления: он находился как бы в состоянии гипноза, и внешние раздражители, даже такие сильные, как взрыв, не действовали на него. Немедленно после взрыва эсминец "Свеннер" стал заметно прогибаться, и Холту стало ясно, что он через несколько минут разломится и пойдет на дно. Прошло, однако, около двух минут, прежде чем Холт отдал приказание команде покинуть гибнущий эсминец. Шлюпки были повреждены или полностью разбиты при взрыве, и поэтому матросы спустили на воду несколько плотов и стали прыгать за борт корабля. Последним прыгнул с мостика Холт. Эсминец, с грохотом разломившись на две части, пошел ко дну. По иронии судьбы в этот момент он напоминал гигантскую букву "V" - первую букву слова "victory" - победа. С горьким чувством смотрел Холт на свой эсминец, который погиб, не успев сделать по противнику ни одного выстрела.
* * *
Одновременно с торпедным залпом миноносцев Генриха Гофмана английские корабли открыли по ним ожесточенный огонь, причем их первые снаряды легли впереди по курсу и к непосредственной близости от них. Миноносцы не успели отвернуть и на скорости 28 узлов врезались в водяную стену, образованную всплесками снарядов первого залпа англичан. От сотрясения на миноносце Гофмана вышла из строя судовая радиостанция, погас свет. Гофман открыл по английским кораблям ожесточенный ответный огонь из своих орудий. Продолжая резко менять курс, все три немецких миноносца благополучно ушли под прикрытие дымовой завесы.
Гофман увидел впереди печальную картину: навстречу миноносцам восьмиузловым ходом шли три вооруженных рыболовных тральщика, которые оказались единственными боевыми кораблями немецкого флота, направленными немецким командованием к месту высадки англичан. Они шли навстречу верной гибели, но Гофман не мог предупредить их об этом по радио. Однако внезапное появление из дымовой завесы трех миноносцев, которых сопровождали взрывы крупнокалиберных снарядов, оказались достаточно тревожным сигналом об опасности, и тральщики немедленно легли на обратный курс. Пользуясь показаниями радиолокаторов, англичане продолжали обстрел миноносцев Гофмана. Когда миноносцы поравнялись с головным тральщиком, англичане перенесли огонь на всю группу немецких кораблей. Гофман, чтобы отвлечь их огонь только на себя, резко повернул вправо и перерезал курс тральщиков по носу. Точность огня англичан заметно уменьшилась, но все же они успели подбить один из немецких тральщиков, который немедленно затонул. Затем в небе появились английские истребители-бомбардировщики, преследовавшие немецкие миноносцы и тральщики до тех пор, пока они не укрылись в Гавре. Семнадцать торпед, выпущенные дивизионом миноносцев Гофмана, шли точно по центру скопления крупных кораблей английского флота. Две торпеды прошли между линейными кораблями "Рэмиллис" и "Уорспайт", одна шла прямо в середину штабного корабля "Ладжс", который, дав полный ход назад, пропустил ее по носу. С эсминца "Вираго" сообщили, что торпеда прошла рядом с кораблем, а остальные ушли в открытое море, не причинив английскому флоту никакого вреда. Торпедная атака, осуществленная миноносцами Гофмана, была единственной попыткой немецкого флота оказать противодействие вторжению, а эсминец "Свеннер" и американский эсминец "Корри", потопленный немецкой береговой батареей вблизи плацдарма "Юта", - единственными кораблями этого класса, которые англо-американский флот потерял в день "Д". На эсминце "Свеннер" погибли 32 человека из состава экипажа и два офицера связи, находившиеся в момент взрыва на его борту.
* * *
Для французского населения, которое проживало в деревнях и городках, расположенных на побережье Нормандии в районах высадки английских войск, авиационная бомбардировка и артиллерийский обстрел с моря оказались тяжким испытанием. В результате обстрела почти каждый дом вблизи береговой черты был либо разрушен, либо сильно поврежден. Жертв среди гражданского населения оказалось меньше, чем предполагалось. Это, может быть, объясняется тем, что за год до начала вторжения население было предупреждено о возможном артиллерийском обстреле с моря при подготовке к высадке десанта. Почти половина населения, проживавшая на побережье Франции, переселилась во внутренние районы страны. В некоторых случаях немцы насильно выселяли жителей и переоборудовали каменные здания в районах предполагаемой высадки союзников в доты, группируя их в своих опорных пунктах, входивших в систему обороны Атлантического вала. Значительно больше французов погибло в городках, несколько удаленных от береговой черты, - в Кане, Монтебурге, Валони, которые в течение нескольких недель оставались в пределах захваченного англичанами плацдарма.
На участках "Юта" и "Омаха" жилых строений было значительно меньше, так как прибрежные деревни находились в основном в двух-трех километрах от берега. Вероятно, по этой причине ни один француз не был свидетелем высадки американцев на участке "Омаха", а на участке "Юта" за ходом высадки американцев наблюдали только лишь полтора-два десятка местных жителей. Здесь во время высадки американцев с одним из жителей произошел трагический случай, закончившийся, к счастью, благополучно. Этот француз жил в небольшом коттедже, расположенном сразу же за дюнами, неподалеку от берега. Его жена только что родила первенца. Рано утром дня "Д", услышав странный гул, доносившийся со стороны моря, француз вышел из дому, чтобы узнать, в чем дело. В это время начался артиллерийский обстрел, и одним из снарядов дом был превращен в развалины. На глазах несчастного стены дома обрушились и погребли под собой его жену и только что родившегося ребенка. Обезумев от горя, он бросился к развалинам и начал разбирать завалы голыми руками. За этим занятием его застали американские солдаты, которые к тому времени уже пересекли дюны; они задержали его и отправили под конвоем на берег, где немедленно погрузили на самоходную десантную баржу. Он протестовал, кричал, пытался разъяснить солдатам, что на берегу под обломками дома остались его жена и ребенок, но никто его не понимал. Не успел он опомниться, как его переправили с баржи на войсковой транспорт, стоявший в нескольких милях от берега, который доставил его в Англию. Вполне вероятно, что американцы решили на всякий случай изолировать неизвестного человека, который почему-то оказался вблизи побережья и мог быть либо одним из коллаборационистов, активно помогавшим оккупантам, либо просто немецким шпионом.
Спустя некоторое время мимо развалин дома случайно проходили уже другие американские солдаты, которые услышали стоны женщины и плач ребенка. Они откопали их. Прошло немало времени, прежде чем муж и жена смогли снова встретиться на французской земле.
В отличие от пустынных дюн в районе участков "Омаха" и "Юта" на побережье, где высаживались англичане и канадцы, было полно маленьких городков и деревушек, которые соединялись между собой почти непрерывной цепью вилл, отелей и пансионов. Жители приморских французских городов и деревень пострадали при вторжении, так же как жители городов Ковентри, Роттердама, Гамбурга. Однако, несмотря на ожесточенный артиллерийский обстрел с моря и авиационную бомбардировку, жителей подбадривала мысль о том, что четыре года немецкой оккупации наконец-то подходят к концу.
Во время бомбардировки и обстрела побережья больше всего пострадало население города Уистреам. Он был самым крупным населенным пунктом на побережье в районе вторжения англо-американских войск. Кроме того, немцы сильно его укрепили, построив долговременную оборону в портовой части города, расположенного в устье реки Орн и канала Кан. Доты противника находились прямо среди городских зданий. В Уистреаме и курортном поселке вблизи города на модном пляже Рива Белла До войны проживало примерно 4000 жителей. В летнее время население увеличивалось до 20 000 человек, но к началу лета 1944 года здесь насчитывалось не более 400 человек, так как все остальные жители переселились в глубинные районы Франции. Из этих четырехсот человек в день "Д" было убито и тяжело ранено примерно две трети.