Утро в Нормандии. - Дэвид Ховарт 8 стр.


Больше всего его озадачивало то, что не один он бродил по лесу: ему попалось немало людей из его батальона. Они брели в самых различных направлениях и чувствовали себя столь же одинокими и потерянными, как и он сам. Джексону было ясно, что никто из личного состава не мог сориентироваться на местности. А причина этого заключалась в следующем. Головной самолет из-за низкой облачности и сильного зенитного огня сбился с курса и вышел на световой ориентир, который находился в совершенно другом месте - в трех милях от района высадки батальона, и там выбросил своих десантников; остальные же двадцать семь машин слепо последовали его примеру.

Такая ошибка имела тяжелые последствия для флота, который в это время сосредоточивался вблизи побережья и готовился к высадке своего десанта. Ведь батарея в Сен-Мартине представляла весьма большую опасность. Командиру батальона подполковнику Чапюи предстояло решить проблему посложнее той, которая стояла перед подполковником Отуэйем, штурмовавшим артиллерийскую батарею в Мервиле; Отуэй сумел собрать 150 своих солдат, а в распоряжении Чапюи было всего лишь двенадцать американцев, с которыми он поспешно двинулся по направлению к батарее. К своему удивлению, он нашел батарею разрушенной и покинутой. Воздушные налеты последних дней сделали свое дело: немцы увезли отсюда пушки и оставили позицию.

Капрал Джексон ничего не знал об этом и тщетно до самого рассвета искал батарею. На рассвете он набрел на лежавший на земле разбитый планер, около которого валялись убитые. В живых остался лишь один человек - офицер. Он сидел на земле и, по-видимому, не был даже ранен. Джексон спросил его, как он себя чувствует. Офицер ответил, что почти не пострадал, отделался лишь несколькими ушибами. Джексон присел на траву возле него, и офицер, оживившись, начал его расспрашивать о жизни дома, в Америке. Джексон рассказал ему о Вашингтоне, откуда был призван в армию, о том, что стал десантником только для того, чтобы доказать всем, что он такой же хороший солдат, как и его отец, флотский офицер. Этот разговор в окружении мертвых казался ему странным и совершенно бессмысленным. Внезапно Джексон догадался: офицер, очевидно, получил тяжелое ранение, ему очень больно и поэтому он стремится как-то отвлечься от действительности и перенестись в прошлое.

Джексон отправился дальше. Вскоре он заметил на поле человека и, подойдя к нему поближе, увидел, что это был полковник, командир его полка. Во время приземления он сломал себе ногу, так что не мог двинуться с места, и вот уже пять часов лежал там, где упал. Полковник приказал Джексону оттащить его на край поля, где можно было укрыться в небольшом овражке, по дну которого протекал ручей. Но не успели они сделать и шагу, как кто-то обстрелял их. Джексон успел заметить немца, быстро юркнувшего за изгородь. Он оставил полковника и погнался за немцем, улепетывавшим вдоль проселочной дороги. Джексон дал по изгороди наугад несколько очередей из автомата. Воздух тут же огласился криками и воплями, и над изгородью появился белый платок. "Камрад! Камрад!" - закричал Джексон, рассчитывая, что немец поймет его крик как приказание сдаться. Так оно и получилось. Но, к удивлению Джексона, из-за изгороди с поднятыми руками вышел не один человек, а целая дюжина. Одного из них, раненного в живот, несли на руках товарищи. Несколько человек буквально обливались кровью. Среди пленных был даже один юнец, которому по какой-то нелепой случайности пуля раздробила кисти обеих рук. В это время на звук стрельбы начали сбегаться парашютисты. Передав им пленных, Джексон вернулся к полковнику и оттащил его к ручью. Однако у полковника был очень сложный перелом, и ему необходимо было оказать срочную помощь. Во дворе заброшенной фермы Джексон отыскал тачку и встретил человека, который объяснил ему, где они находятся, - в четырех милях к югу от батареи. Джексон уложил своего командира в этот импровизированный экипаж и двинулся вперед по дороге. "Ему, очевидно, было чертовски больно, но, скажу я вам, у него еще хватало сил орать на меня и отдавать приказания", - с восхищением вспоминал впоследствии Джексон.

* * *

Генерал Тейлор встретил первого солдата своей дивизии в половине третьего ночи. Но и спустя сутки штаб дивизии все еще не был организован и не имел связи со многими частями. Повсюду царила неразбериха. Генерал, правда, не знал такого важного обстоятельства, что и у немцев в это время путаницы было не меньше, чем у американцев. Утром он объехал некоторые из своих частей и лично проверил, как выполнялась самая главная из стоявших перед ними задач - захват дамб, ведущих к береговым плацдармам.

Генерал приземлился очень близко от места, намеченного по плану операции. Это место находилось к западу от деревни Сент-Мари-дю-Монт и в четырех милях к юго-востоку от города Сент-Мер-Эглиз. Но даже и он не мог точно определить свое местонахождение. Совершенно очевидно, что сбрасывать парашютный десант в этой части Нормандии и рассчитывать, что в темноте можно собрать всех людей вместе, было абсолютно нереальной задачей. Хорошо, если парашютисту везло и ему удавалось заметить тот или иной ориентир за несколько секунд до момента приземления. Но такие случаи были единичны. В большинстве же случаев люди, приземлившись, дальше сотни метров уже ничего не могли увидеть.

Генерал двинулся на восток, к берегу моря. В пути ему встретилось немало всяких групп и подразделений, причем по какому-то странному стечению обстоятельств здесь было почему-то очень много офицеров. К тому времени, когда начало светать и побережье стало содрогаться от посыпавшихся на него бомб и снарядов, Тейлору удалось собрать около восьмидесяти человек. Среди них был еще один генерал - командующий артиллерией Мак Олиф - и четыре полковника. По мере того как небо на востоке все больше светлело, можно было различить на нем четкий силуэт высокой, красивой, весьма своеобразной колокольни церкви в деревне Сент-Мари-дю-Монт. Итак, они находились не далее чем в двух милях от оконечности самой южной дамбы. Ни один из бывших с генералом офицеров и солдат не принадлежал к тем двум батальонам, которые должны были атаковать и захватить эту дамбу. Но один из старших офицеров - подполковник Юлиан Ивелл - являлся командиром батальона, составлявшего резерв группы, а почти половина солдат, находившихся вместе с генералом, была также из этого батальона. Генерал Тейлор назначил Ивелла командиром этой группы и приказал ему сделать все возможное для захвата южной дамбы. Генерал Мак Олиф и полковники шли с ним в качестве наблюдателей, майоры и капитаны командовали отделениями; на долю же лейтенантов солдат не осталось. Когда группа двинулась в путь, Тейлор заметил Ивеллу, что, по-видимому, никогда еще столь большое количество командиров не вело в бой столь карликовое войско.

Юлиан Ивелл был кадровым командиром. Он окончил училище в Вест-Пойнте и имел для своего возраста (ему было двадцать восемь лет) весьма высокий чин. Это был его первый бой, который мог сыграть большую роль в его карьере, и, конечно, он предпочел бы вести операцию силами своего хорошо подготовленного батальона, а не кучкой солдат и офицеров, которые никогда не бывали вместе и даже не знали, как кого зовут.

Двухмильный марш прошел без особых осложнений: первые выстрелы по немецкому патрулю, первые убитые немцы, первый военнопленный (который, правда, оказался поляком), первая жертва - санитар, выбежавший на открытую лужайку, чтобы оказать помощь раненому офицеру. К тому времени, когда группа миновала Сент-Мари-дю-Монт, она значительно увеличилась за счет примкнувших к ней солдат, шедших по двое и по трое вдоль дороги. Некоторые из них приземлились прямо в деревне и, по их словам, уже успели побывать у немцев в плену и бежать из него.

У дороги, которая вела к дамбе, как раз у небольшого солончака, залитого водой, расположилась маленькая деревушка Пуппевиль. Когда Ивелл со своей колонной подошли к этой деревушке, они были обстреляны из ближних домов. Колонна остановилась.

Разгоревшийся вслед за этим бой был очень напряженным, хотя впоследствии Ивелл вспоминал о нем не иначе как о небольшой стычке. Немцев пришлось выбивать буквально из каждого дома. Сам Ивелл, хотя и пытался грамотно провести бой, почти до самого конца не вполне осознавал всю его серьезность. Он понял это только тогда, когда неосторожно высунул голову из-за угла и в тот же момент почувствовал удар по каске - это была пуля немецкого снайпера. Ивелл стал теперь более осторожным. Он пробрался вдоль улицы, укрылся за забором, который огораживал школьную спортивную площадку, и тихонько выглянул из-за него. Прямо навстречу ему с крыльца школы сбегал что-то кричавший немецкий лейтенант. Ивелл выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. В тот же момент немец поднял руки. Следом за ним из школы вышло еще около тридцати немцев. Первый бой Ивелла был проведен успешно.

Сразу же за школой виднелась дамба - узкая прямая дорога, по обе стороны которой стояла вода. А вдали можно было разглядеть песчаные дюны участка "Юта". Сначала на дамбе не было ни единой живой души. Однако затем в кустах около нее появились оранжевые флажки - это был сигнал, оповещающий, что воздушный десант встретился с морским.

Ивелл отправил вдоль дамбы несколько своих солдат, и вскоре они возвратились в сопровождении офицера, который представился генералу Тейлору как капитан Джордж Мабри из 8-го пехотного полка. Парашютисты глядели на него так, словно перед ними был выходец с другого света - ведь он прибыл морем! Это было в 11 часов 5 минут пополудни.

Глава IV. Высадка на участке "Юта"

Несмотря на большой разброс парашютистов и сложный рельеф местности (это в какой-то мере нарушило намеченные планы), десантники, применяя партизанскую тактику, успешно атаковали противника и отрезали оборонявшиеся немецкие войска на побережье от их командования, которое до 12 часов дня не могло получить вразумительную информацию о начале высадки союзников на этом участке. Немецкие подкрепления не смогли подойти близко к месту высадки американцев. Операция прошла успешно и с гораздо меньшими потерями, чем предполагал Ли-Мэллори. Из 805 американских транспортных самолетов, принимавших участие в этой операции, было потеряно только 20 самолетов. Вначале казалось, что парашютисты понесли очень большие потери. Утром после выброски до 85 процентов парашютистов считалось пропавшими без вести. К вечеру почти половина десантников уже действовала в своих подразделениях, а многие, считавшиеся без вести пропавшими, блуждали в течение нескольких дней и потом находили свои части. Через три месяца, когда подводились итоги операции, было установлено, что в день высадки потери парашютистов составили только 10 процентов, включая убитых, пропавших без вести и оказавшихся в плену у немцев. Потери, безусловно, были немалые, но ведь они предполагались еще большими!

На следующий день после высадки Ли-Мэллори в своем донесении Эйзенхауэру писал, что иногда трудно признать свою ошибку, но он рад, что его сомнения относительно возможности выброски воздушного десанта не подтвердились. Он высоко оценивал прозорливость Эйзенхауэра и извинялся за то, что своими сомнениями причинил ему лишнее беспокойство.

* * *

Мабри находился на берегу уже четыре с половиной часа после высадки и за это время прошел около четырех километров. Он был первым офицером, который установил связь с генералом воздушнодесантных войск.

Мабри было двадцать четыре года. Он вступил в армию в период между событиями в Дюнкерке и трагедией в Пирл-Харборе. Будучи младшим офицером, Мабри неукоснительно придерживался правила: не заставляй делать других то, чего не можешь сделать сам. Когда Мабри думал о предстоящих боях, то всегда видел себя впереди всех и на самых опасных участках. Он свыкся с мыслью, что на фронте он, безусловно, будет убит, и это его нисколько не беспокоило. Он не говорил об этом никому, кроме жены. Оставшись в живых по окончании войны, он был несказанно удивлен.

В последние недели перед высадкой, когда младших офицеров уже ознакомили с планами предстоящей операции, Мабри был целиком занят разработкой плана действий своего батальона. Согласно этому плану две роты - 300 человек - его батальона должны были высадиться на левом фланге участка "Юта", а две роты другого батальона того же полка - на правом. Одновременно или вслед за пехотой высаживались 32 танка-амфибии. Пять минут спустя высадку начинал второй эшелон - 900 человек на 30 десантных судах, включая оставшуюся часть батальона Мабри. Затем высаживались остальные танки и саперы. Они должны были проделать проходы в заграждениях, построенных немцами, и взорвать прибрежную дамбу для прохода. В высадке на этом участке побережья должна была участвовать 21 000 солдат. Требовалось выгрузить 1700 машин и 1700 тонн различных грузов. Батальон Мабри был авангардом этого исключительно мощного передового отряда.

Мабри работал дни и ночи над планом действий своего батальона. Однажды поздно вечером в штаб батальона неожиданно прибыл заместитель командира дивизии бригадный генерал Теодор Рузвельт-младший. Тяжело ступая, он вошел в комнату, сел на стул и громко сказал: "Джордж, что за чертовщину вы замышляете? Перестаньте волноваться! Каким бы ни был ваш план, солдаты будут действовать правильно и сделают все, что в их силах, для его выполнения".

Генерал Рузвельт был известен подобными резкими заявлениями. Мабри бросил работу над планом, после высадки на берег он и сам убедился, что весь его план ничего не стоит. Уже на месте высадки, исходя из обстановки, генерал Рузвельт изменил многое в планах Мабри. Несмотря на свое звание и уже немолодой возраст, генерал решил высадиться на берег с первой ротой.

Рузвельт был старшим не только по званию, но и, возможно, по возрасту среди всех участников высадки десанта. Ко всем людям, исключая нерадивых, он относился одинаково, с какой-то мягкой грубоватостью. Внешне он мало походил на генерала. Рассказывают такой случай. В первые четыре дня наступления генеральские "джипы" были разбиты немецкими снарядами. В один из таких дней генерал прибыл на передовой командный пункт небольшого подразделения, снял свою каску, сел и вытер лоб. Подошел повар и, глядя на него, сказал: "Вы выглядите так, будто хотите чашку кофе". "Не откажусь", - ответил генерал и спросил: "Из каких лесных трущоб ты прибыл сюда?" "Из Питтсбурга", - ответил повар. "Питтсбург чертовское место, - сказал генерал. - Там совсем нет хорошеньких девушек, а если и есть, то их не увидишь из-за дыма".

Повар похлопал его по плечу и начал горячо защищать свой Питтсбург и девушек. Но тут он заметил каску с генеральской звездой и в смущении выскочил из комнаты. "А я-то думал, что это какой-нибудь служака из старых сержантов", - рассказывал он потом.

Генерал все время был среди солдат при высадке, подбадривал и воодушевлял их в бою, поминутно рискуя своей жизнью. Он умер от сердечного приступа шесть недель спустя после высадки десанта, и его похоронили в Сент-Мер-Эглизе.

Наконец наступил день посадки десанта на суда. Батальон Мабри грузился в порту Торбей. Сам он стоял на причале маленькой гавани (прежде она использовалась для стоянки туристских яхт и лодок) и наблюдал, как его люди перетаскивали свое снаряжение На суда, которые доставляли их на транспорты в заливе Торбей. В этот ответственный момент Мабри был уверен в успехе операции.

Месяцы, проведенные в Англии, напоминали ему долгое ожидание в очереди на прием к зубному врачу. Теперь, думал он, наступил конец тягостному ожиданию.

Невысокий солдат, согнувшись под тяжестью миномета, поднимался по аппарели на судно. Мабри внезапно услышал громкий голос генерала: "В армии ничего не изменилось за сотни лет: маленькие солдаты по-прежнему таскают на себе самые тяжелые грузы". Услышав это, солдат улыбнулся и демонстративно поднял свой груз еще выше.

Перевозка пехоты через пролив на транспортных судах была менее опасной, чем на небольших десантных судах. Солдаты размещались на нижних палубах. Они знали, что после суток плавания в море, на рассвете, они высадятся во Франции. В пути Мабри слышал, как генерал кричал своему адъютанту:

"Черт возьми, Стэви, где мой спасательный пояс?" - "Я его только что передал вам", - отвечал адъютант ворчливо и даже с некоторым укором. "Я потерял его, будь он проклят! Дай мне другой", - не унимался генерал.

Адъютант спросил Мабри: "Видели вы его вооружение? Пистолет с патронами и палка. Он утверждает, что это все, что ему нужно".

Драматические события развернулись глубокой ночью. Мабри вышел на палубу. Было темно и очень тихо; слышен был только шум ветра. Корабли стояли далеко в открытом море. Когда глаза Мабри свыклись с темнотой, он начал различать отблески слабого света на волнах с востока. Вокруг себя он видел темные силуэты кораблей, а далеко на западе вспыхивали огненные зарницы. Очевидно, на полуострове Котантен уже начался бой.

Тишина казалась угрожающей. Никто не знал, почему немцы не атакуют. Никто не мог поверить тому, что они просто не подозревают о прибытии сюда флота союзников. У людей было такое ощущение, будто противник затаился или подготовил какую-то засаду. Разговаривали между собой полушепотом, словно немцы могли их услышать.

Пересадка с транспортов на десантные суда была проведена хорошо, хотя во время спуска десантных судов тишина нарушалась скрежетом железа, трущегося о борта транспортов, и это ужасно действовало на нервы. В 4.05 утра, почти в полной тишине войска первого эшелона десанта начали пересаживаться на десантные суда. Поэтому команды генерала при посадке были отчетливо слышны всем.

Десантные суда одно за другим отваливали от транспорта.

В 4.55 все десантные суда были построены и начали свой длинный полуторачасовой путь к берегу. Их вели два патрульных судна и один небольшой катер, оборудованный радарной установкой. Катеров с радарными установками должно было быть два, но один из них не смог выйти в море из-за аварии: в последний момент перед выходом в море на винт намотался трос.

Десантные суда повернули на запад. Мабри стоял на носу своего судна и смотрел поверх аппарелей. Его судно не входило ни в один эшелон десанта и поэтому могло проводить высадку в любом месте. Вначале его судно шло позади второго эшелона, затем опередило его и начало догонять первый эшелон. Мабри уже мог различить силуэты боевых кораблей: впереди находились американский линкор "Невада" и несколько английских и американских крейсеров. Сзади виднелись флагманский корабль "Бейфилд", транспорты и десантные суда с танками. По мере наступления рассвета все больше и больше судов выступало из ночной мглы - эскадренные миноносцы, минные тральщики, старые английские мониторы "Еребес", "Куинси", "Тускалуза"; множество других кораблей заполнило собой все видимое пространство. Они стояли неподвижно, а с северо-запада уже доносился отдаленный гул артиллерийской канонады: там американские миноносцы обстреливались с берега и английский крейсер "Блэк Принс" вел артиллерийскую дуэль с немецкой береговой батареей.

Назад Дальше