* * *
Был поздний вечер. По шоссе, идущему в лес около Выструце, двигались колонны автомобилей с затемненными фарами. Весь лес гудел от шума моторов.
По обочине одной из многочисленных лесных дорог, по которой передвигались цистерны с бензином и нефтью, шли два немецких солдата. Были они в касках с застегнутыми ремешками под подбородком, с автоматами на груди. На первый взгляд, они безразлично поглядывали на обгонявшие их автомобили и шли медленным шагом, как обычно ходит патруль. На каждой проезжавшей машине виднелся характерный опознавательный знак 3-й танковой армии генерала Раусса.
Они старались запомнить направление движения машин и мысленно "рисовали" себе карту района.
Вяровский и Кулиш вышли к холмам, поросшим густым лесом. Несмотря на ночь, заметили стоящие среди деревьев колонны автоцистерн, из которых горючее перекачивалось в подземные резервуары. Густая сеть дорог среди лесных холмов и оборудование для перекачки бензина и нефти указывали на огромные склады снабжения горюче-смазочных материалов 3-й армии.
- Следовательно, это здесь… - шепнул Вяровский. - Квадрат 14. Так мы и предполагали. Только бы не наскочить на какого-нибудь офицера, проверяющего посты и патрули…
Свернули на лесную дорогу. Прошли несколько километров. В темноте показалась будка часового. Отступать было поздно. Немец внимательно присматривался к идущим. Вяровский начал напевать немецкую песенку.
- Холодно? - спросил по-немецки часового.
- Страшно, - ответил тот. - А вы что, патрулируете район?
- Патрулируем.
- Здесь не пройдете. Снег и заграждения.
- Ночь, темно, можно заблудиться в этом проклятом лесу.
Вяровский достал сигареты. Закурили.
- Мы думали, что здесь есть проход. Еще час, и конец вахты. А ты будешь стоять?
- Еще два часа. Вам лучше обойти эти холмы. - Часовой показал рукой. - Так ближе к выходу.
Они попрощались с ним и медленно пошли назад. Чувствовали, как кровь пульсирует в висках. Блуждали в этом лесном лабиринте дорог, стараясь сохранить направление, чтобы потом обозначить необходимые квадраты на карте и сообщить координаты. Время летело молниеносно. Если до утра они не выйдут из этой опасной зоны, то могут остаться здесь навсегда…
Вот и холм, затем крутой поворот. Промчалось мимо несколько грузовиков. В тусклом свете прикрытой лампочки заметили барак, шлагбаум и несколько солдат и офицеров, которые останавливали машины, вручая водителям какие-то карточки.
Разведчики скрылись за деревьями. Мимо проехало еще несколько грузовиков. К счастью, разведчиков не заметили.
- Что теперь делать? - шепнул Кулиш.
- Может, идти через лес? - бросил Вяровский.
- А если он заминирован?
- Скорее всего, не заминирован. Сделаем так. Я пойду, - сказал Вяровский, - а ты останешься и подождешь в кустах. Если через три часа я не вернусь, ты достанешь радиостанцию и сообщишь координаты. За основу возьми то место, где стоит барак…
- Слушай, Юзек, идем вместе, - шепнул Кулиш, но Вяровский уже скрылся среди деревьев.
Через три с лишним часа Кулиш услыхал легкий хруст снега. Запыхавшийся Вяровский стоял перед ним. Когда они вышли из опасной зоны, приближалось утро. Усталость валила с ног, нервы были напряжены до предела. Очень хотелось есть.
С трудом дотащились до места, где спрятали радиостанцию. Несмотря на усталость, Вяровский быстро писал, составляя донесение, а Кулиш разворачивал радиостанцию. На их позывные разведотдел штаба фронта в Мураве ответил немедленно. Вяровский передал зашифрованную радиограмму. Советская авиация получила координаты размещения секретных военных объектов врага вблизи Выструце. Из штаба подтвердили, что донесение принято и добавили одно слово "завтра".
* * *
Вяровский и Кулиш должны были возвращаться, а они все еще сидели в лесу, в нескольких километрах от военных объектов, так как хотели собственными глазами увидеть результаты своего дела. Время от времени посматривали на часы. Время тянулось медленно. Тишину нарушал только приглушенный гул автомобилей, едущих на базу и выезжающих оттуда.
Свет прожекторов и вспышки залпов зенитной артиллерии они сразу заметили на южной стороне леса. Откуда-то с неба долетал мерный рокот десятков моторов. Вяровский и Кулиш пожали друг другу руки. Высоко над лесом повисло несколько огромных осветительных бомб. Зловещий огонь артиллерии заглушил все. И вдруг в этот артиллерийский грохот ворвался сначала единичный взрыв, а потом еще несколько. Закачалась земля. Над лесом взвились огненные гейзеры горящего бензина и нефти.
Через минуту в гул взрывов бомб, в грохот артиллерии ворвались два могучих взрыва; казалось, в этом месте земля раскололась. Это рвались боеприпасы на складах, укрытых в темных лесах под Выструце. Зенитные орудия не переставали стрелять. Повсюду виднелись вспышки огня и дыма… Налет все усиливался. Вяровский и Кулиш стояли как зачарованные. Наблюдая за взрывом базы, они радовались тому, что в этом есть и их заслуга.
Убедившись, что задание выполнено, они направились на восток, в сторону фронта. Теперь перед ними стояла только одна задача - быстрее вернуться к своим, а линия фронта была еще очень далеко…
Бездорожье
Над озером Сайно нависла темная октябрьская ночь 1943 года. Когда из-за туч выплывал серп луны, вода озера, покрывавшаяся рябью от дуновения холодного ветра, приобретала серебристый блеск, а вокруг виднелись темные контуры древнего леса. Тишину ночи нарушал только свист пролетающих иногда над камышами диких уток.
Через лесные дебри урочища Подчарнуха в сторону озера Сайно пробирался человек. Он осторожно вышел на опушку леса, который по склону холма спускался вниз, к самой воде озера. Человек остановился, прислушался. Но, кроме плеска ленивой волны, шума камышей и шепота листвы деревьев, ничего не было слышно. Он присел под высокой сосной, свернул цигарку и жадно затянулся. Вслушивался в лесные звуки. Кого-то он ждал.
Через час чутким ухом уловил далекие шаги. Кто-то приближался со стороны урочища Бяла-Глинка. Человек снял с предохранителя пистолет и прижался к сосне.
Из леса появились пятеро, остановились и тоже прислушались. Он узнал своих. Вышел из-за сосны. Увидя его, они машинально подняли оружие.
- Пароль? - спросил один из прибывших.
- "Бор".
- Отзыв?
- "Короед".
- Долго ждали? - спросил Смелого командир партизанского дозора.
- С часок…
- На шоссе большое движение, и трудно было пройти. Сможете провезти нас впятером?
- Лодка, правда, небольшая, но попытаемся. Вода спокойная. Где пристанем?
- С левой стороны от устья Быстрого канала при его впадении в Сайно, - ответил командир.
Гребли попеременно. Смелый безошибочно направлял лодку к невидимому берегу. Плыли быстро и почти бесшумно. Вскоре замаячил берег.
- Подождите здесь, - обратился командир к лодочнику. - Через два-три часа, после выполнения задания, двое из нас вернутся на тот берег.
- Ладно, - коротко ответил лодочник.
Люди поспешно уходили в лес.
- Успеха вам! - бросил им вслед Смелый.
Он спрятал лодку в камышах и присел на пень. Времени было много, но заснуть он не мог - было очень холодно.
Звали его Ян Шостак, был он внуком повстанца 1863 года. Дед его был похоронен на августовском кладбище. Земли у Яна Шостака не было, уже много лет он работал в лесу, а семья была многочисленная. Он стал лесником в районе озера Сервы, оттуда в 1939 году перебрался в Чарнуху - охранять озеро Сайно. Нужда была частым гостем в его доме. Когда началась война, он продолжал работать лесником. К нему-то, и попадали первые партизаны этого района. Он их провожал по лесной чаще, показывал недоступные пристанища, учил, как жить в лесу. Был одним из главных связных партизанских отрядов Армии Крайовой в районе Кольницы, Бялобжегов и Чарнухи, доставлял продовольствие. Кличка его была Смелый. У Шостака была лодка, на которой в течение многих месяцев почти каждую ночь он пробирался по водам Сайно единственным безопасным путем в Августов и обратно. Перевозил бежавших и спасавшихся от лап гестапо людей, искавших убежища на другой стороне озера у партизан в лесу.
Сидя одиноко на берегу Сайно, он задумался. Как долго это еще будет продолжаться?.. Беспокоился он за свою семью, за сына Чеслава, который, хотя ему и было только пятнадцать лет, был уже связным партизанского отряда.
Очнулся Шостак от раздумий, когда двое партизан показались на берегу.
- Все в порядке? - спросил Шостак.
- Да. Едем, а то ночь короткая.
Лодка шла легко, и вскоре они оказались на южном берегу Сайно. До рассвета оставалось совсем немного.
- Завтра надо будет добраться до Августова на Борки, к тайнику, - обратился к Шостаку один из партизан, - и отдать записку Ольшевского. Оттуда к берегу придут два человека. Переправьте их сюда и сообщите, как связаться с отрядом Вирского.
- Понимаю.
- Вы пойдете или сын? - спросил партизан.
- Сын.
- Хорошо. Ну, пока!
Партизаны скрылись среди деревьев. Шостак спрятал лодку и возвратился в избу, когда уже светало. Он знал, что жена и этой ночью не спала. Разбудил сына. Минуту пошептался с ним, а потом, когда тот направился в Августов, лег на кровать.
Однажды он получил извещение прибыть в управление лесничества в Августове для выяснения некоторых вопросов. Однако партизанская разведка предупредила его, что это ловушка. Надо было бежать в лес. Вместе с ним уходил и пятнадцатилетний сын Чеслав. Отряд Вирского удачно инсценировал их "похищение". Вскоре по округе распространились слухи, что "бандиты" забрали Шестаков. Об этом узнало даже гестапо. Смелый и его сын по кличке Музыкант были включены в отряд Комара.
* * *
Стоя на опушке леса, партизаны ожидали разведчиков, которые пошли в деревню Грушки. Не было слышно никаких звуков, даже лая собак - всех их немцы перестреляли.
Разведывательный дозор вырос как из-под земли.
- Деревню проверили, дорога свободна! - доложил командиру один из партизан.
- Не было их сегодня в Грушках? - спросил Жвирко.
- Не было, пан командир.
- Пошли!
Шли на марше с охранением. Остановились у одной избы, Жвирко постучал в окно.
- Кто там?
- Откройте, отец, свои…
Юзеф Заневский отворил дверь. Партизаны вошли в избу.
- Есть хотим, отец! - сказал Жвирко, кладя около себя автомат. - Хотя бы картошки, хлеба. Два дня ничего во рту…
Заневский нарезал толстые куски черного хлеба. От волнения у него дрожали руки, он не мог оторвать взгляда от этих уставших лиц. Думал о Вицеке, своем единственном сыне. Смотрел, как эти люди жадно ели. Придвинулся ближе к Жвирко.
- Пан командир, мой тоже где-то там, может, такой же голодный…
- Сын? - спросил Жвирко.
- Сын, Винценты, ему двадцать лет. Жил в Чарнухе у родных и был членом какой-то организации. А потом - в лес, - Заневский кулаком вытер глаза, так как слезы навернулись при воспоминании о сыне.
- В каком он отряде? - поинтересовался Жвирко.
- Не знаю, где-то вблизи Кольницы. Командир сосредоточенно смотрел на карту.
- Нам пора, отец. Спасибо. - Он протянул Заневскому руку.
- Заходите почаще. А это на дорогу, - хозяин протянул хлеб и кусок свиного сала.
Он отдавал последнее: в доме не оставалось почти ничего. Вышел проводить гостей и смотрел, как партизаны исчезали в темноте…
* * *
Это было в памятные дни июля 1944 года, дни, принесшие свободу Белостокской земле. В те дни на поляну в глубине леса Вротки прибывали из лесных убежищ вооруженные люди и строго по-военному становились в строй. Это были партизаны VII округа Армии Крайовой на Августовщине. Они прибыли сюда по приказу командования. Речь шла о принятии важного решения. Среди собравшихся был Бронислав Ясиньский (Комар), командир VII округа.
Слово взял капитан Земста, инспектор Белостокского округа АК.
- Земляки! Братья! Солдаты! С востока вместе с Советской Армией идет какое-то Войско Польское. Это коммунисты! Мы, верные присяге, будем бороться против коммунистов! Приказываю разойтись по домам, переждать грозный момент, а потом взяться за оружие и бороться до последнего. Кто против нас - тот враг!
Капитан Земста умолк. Долго стояла напряженная тишина. Слышен был только гул орудий с востока и лязг танков, двигавшихся по шоссе за лесом.
Вдруг Чеслав Граевский (Вирский) медленным, тяжелым шагом вышел на середину поляны, передвинул автомат на грудь и взволнованно заговорил:
- Братья! Враг у нас только один - фашизм. Вот враг, и с ним мы должны вести борьбу не на жизнь, а на смерть! Кто со мной - против фашистов?.. - повернулся, поднял руку и замер в ожидающей позе.
Из рядов стали выходить поодиночке с оружием. Бронислав Бондзюл, Винценты Заневский, Ян и Чеслав Шостаки, Станислав Дычевский, Александр Мёдушевский, Чеслав Белявский. Около Вирского встало человек двадцать.
Две молчаливые шеренги смотрели друг на друга. Казалось, что между ними вырастет пропасть, через которую еще в этот момент можно было перешагнуть. Это был поворотный момент в жизни этих людей.
Чеслав Граевский подал команду. Повернули налево и скрылись в кустах. Шли на восток…
* * *
Городок Липск на Августовщине кишел войсками. С востока непрерывно двигались танки и артиллерия. Проходили нескончаемым потоком колонны пехоты. Все стягивалось к фронту. Престарелые люди в грубой поношенной одежде, подростки и матери с детьми на руках - все со слезами на глазах подходили и целовали тех, кто пришел сюда.
Призывная комиссия расположилась в небольшом доме. Здесь регистрировали и зачисляли в ряды Войска Польского добровольцев и призывников по мобилизации. Их провожали матери, невесты, жены.
Капитан, возглавлявший призывную комиссию, от усталости валился с ног, а ожидающих было еще очень много. Вошел очередной доброволец и браво представился. Капитан взглянул уставшим взглядом на него и спросил:
- Имя и фамилия?
- Винценты Заневский, родился в Грушках в 1924 году, - выпалил тот.
- Медленней, медленней! - унял его капитан. - Место жительства?
- Чарнуха.
- Партизан?
- Так точно! Партизан Армии Крайовой из отряда Чеслава Граевского.
- Долго пробыл в отряде?
- Почти год.
- Почему хочешь вступить в ряды Войска Польского?
- Я бил фашистов, был партизаном. Хочу стать офицером… - Он покраснел до самых ушей.
Капитан с минуту смотрел на статного парнишку, потом что-то отметил в бумагах.
- Это значит, что я принят, пан капитан?
- Принят. Следующий!
- Пан капитан, рядовой Ян Шостак, прошу принять в Войско Польское. Как бывший партизан Армии Крайовой, хочу продолжать воевать с фашистами и дойти до Берлина! - отрапортовал Шостак.
- Спасибо, вольно! В армии служили?
- Так точно!
- Сколько вам лет?
- 44, пан капитан.
- Семья?
- Жена и семеро детей. У меня просьба, пан капитан. Сыну Чеславу 16 лет. Он был со мной в партизанском отряде. Можно и его записать в армию?
- Слишком молод.
- Пан капитан…
- Достаточно! Хозяйство у вас есть?
- Нет. До войны был лесником, охранял озеро Сайно. Трудно было. А земли не имел.
- Приняты. Следующий…
* * *
Миновала полночь, мороз усиливался. Шел снег. Был январь 45-го.
Ян Шостак стоял на наблюдательном посту и всматривался в заснеженный берег Вислы. За рекой вырисовывались руины города, где еще был враг. Шостак напрягал зрение, но темнота мешала что-либо рассмотреть, Вот он заметил саперов в белых маскировочных халатах. Они разминировали предполье, по которому через несколько часов должно начаться наступление. Из землянок доносились голоса. Никто перед атакой не спал.
Сменили Яна через час. Он снова проверил оружие, положил еще несколько гранат в сумку.
Загрохотала артиллерия. На другой стороне реки разгорелось настоящее пекло. Пехотинцы ожидали команды, прижавшись к земле. По приказу все с криком "ура" лавиной ринулись по льду Вислы. Прижатые пулеметными очередями врага, прятались за мостовые быки. Но цель становилась все ближе…
Шостак с двумя солдатами продвигался в направлении пулеметного гнезда. Были уже близко, и тут один из солдат, вскочивший, чтобы броситься к окопу, был сражен пулей и упал. Теперь их осталось двое. Все отчетливее видели они тех, кто преграждал им путь к Варшаве. Измерили взглядом расстояние и, разгоряченные сражением, возбужденные, опьяненные наступлением, ринулись к противоположному берегу, бросая гранаты.
Шостак подскочил к вражескому пулеметному гнезду один. Когда он перепрыгивал через окопы противника и тела убитых немцев, увидел, что слева и справа лавиной наступает в сторону города пехота его полка. Он присоединился к группе, которая атаковала укрепленный дом, и тут был сражен пулеметной очередью. Упал на снег. Он пришел в сознание, когда санитары подняли его на носилки.
- Шостак, Варшава свободна! Наши пошли вперед! Не умирай! - крикнул ему в ухо санитар.