Её династия угаснет вместе с ней; она последняя из Тюдоров и не сожалеет об этом. Она дала Англии больше, чем кто-либо из её предков, и, когда настанет её срок, оставит Англию с чувством исполненного долга, граничащим с тщеславием. Когда-нибудь всё это унаследует сын её врага, покойной Марии Стюарт. Елизавета едва не улыбнулась при мысли об иронии обстоятельств, сделавших Иакова I Шотландского будущим королём Англии. Как рассказывали Елизавете, он ничем не напоминал свою красавицу мать; мал ростом и дурно сложен, из-за чересчур большого языка его речь была невнятна, а женщинам он явно предпочитал красивых молодых мужчин. Он был хитёр и коварен, но единственное, что могла сделать Елизавета, - это прожить как можно дольше и таким образом оттянуть его восшествие на английский престол. Она отогнала от себя эту мысль; она раздражала её и напоминала о смерти.
Она не могла себе представить, что ей и в самом деле суждено умереть; даже зеркала в её покоях были кривыми, чтобы скрывать следы времени и тревог и показывать её самой себе в ложном свете. Она стала быстро уставать, и её настроение чаще всего было дурным; её раздражали любые пустяки, и тогда она обрушивала свой гнев без разбора на правого и виноватого. Она была всемогуща и незаменима, а потому не видела причин сдерживать своё самодурство; она имела на это право. Ей полагалось только льстить, её полагалось ублажать и прославлять, поскольку сегодняшнее торжество состоялось благодаря ей. Она сумела оттянуть войну с Испанией на тридцать лет, а затем одержать в ней победу.
Если поступающие к ней на службу юноши и девицы, приходящие на смену её старым друзьям, не ценят этого и не проявляют надлежащего чувства благодарности и благоговения, то она заставит их быть почтительными хотя бы из страха. Её не беспокоило то, что большинство придворных её боится, поскольку рядом с ней по-прежнему находился тот, кто её любил. Ей достаточно было посмотреть вправо, перехватить его взгляд и улыбнуться ему, чтобы понять, что здесь она не упустила ничего существенного. Она праздновала свой триумф одна, и это одиночество было ей необходимо, но сегодня вечером, когда эти толпы напьются и будут плясать на улицах, он будет рядом с нею во дворце. И так будет каждый вечер, так долго, как только она в силах это себе представить.
Занавеси были опущены, и, хотя августовский вечер был тёплым, королева приказала растопить камин. Со дня благодарственного молебна прошла почти неделя, но Лестер всё ещё не оправился от переутомления и лёгкой простуды, которую подхватил ещё в Тильбюри; жар продолжал упорно держаться. Отдохнув и отоспавшись несколько дней, королева восстановила свои силы, но Лестера она старалась не утомлять; после ужина они иногда играли в карды, а иногда сидели и вспоминали прошлое. Взглянув на Лестера, Елизавета заметила, что глаза его были тусклыми и смотрели устало, а к еде он почти не притронулся.
- О чём ты думаешь, Роберт?
- Я вспомнил, как впервые увидело тебя в Хэтфилде.
Елизавета улыбнулась:
- Какие мы тогда были молодые; кто бы мог подумать, что мы будем сидеть, как сейчас, прожив вместе полжизни... Правда, мы так и не поженились, и всё же нам было совсем неплохо.
- Ты была права, что отказала мне. Я всегда был тебя недостоин; я оказался плохим мужем обеим своим жёнам.
- Ты просто ошибся в выборе, причём дважды, - возразила Елизавета. - И вторая ошибка была ещё хуже первой. Где она сейчас?
- В Уонстеде, - ответил Роберт. Теперь он мог спокойно говорить о Летиции; её неверность перестала его задевать. Он чувствовал себя настолько разбитым, что ему было всё равно. И хотя Елизавета была ревнива, а язык у неё был как бритва, она никогда не подтрунивала над ним в связи с неудачным браком и даже не говорила на эту тему, пока не увидела, что он может беседовать об этом вполне спокойно.
- Я узнаю о ней от своего пасынка, - сказал он. - Она отлично себя чувствует, у неё прекрасное настроение, и, полагаю, она слишком занята сэром Чарльзом Блаунтом, чтобы интересоваться мной.
- Забудь её. Я удивлена, что она сумела произвести на свет такое чудесное потомство, как Роберт Эссекс; должно быть, он пошёл в отца, а не в мать! Правда, я видела его лишь мельком, но он мне понравился, причём вовсе не потому, что он твой родственник.
- Он умён и честолюбив, - сказал Лестер, - и у него верное сердце. Он всегда был ко мне доброжелателен, и я в меру сил помог ему выдвинуться. Возможно, он будет тебе полезен, госпожа. Через год-другой ты могла бы подыскать ему место.
- Могла бы, - мягко отозвалась Елизавета, - и подыщу, если ты этого желаешь. - Она уже обратила внимание на пасынка Роберта, и он произвёл на неё самое благоприятное впечатление. Нет ничего удивительного в том, что красивая внешность и изящные манеры вызывают симпатию, а молодой граф Эссекс - один из самых красивых мужчин, которых ей довелось встречать на своём веку. Пожалуй, внезапно подумала она, материнские рыжие волосы и отцовская смелая, уверенная улыбка делают его даже красивее, чем Роберт в его лучшие годы.
Когда Елизавета вспомнила этого пышущего здоровьем и силой юношу, ей вдруг бросилось в глаза, какой болезненный и изнурённый вид у Лестера, который сидел совсем близко к жаркому огню. Она поднялась со стула и, к его удивлению, встала рядом с ним на колени.
- По-моему, ты нездоров, - быстро проговорила она. - Я пошлю тебя к моему личному врачу. И ты будешь принимать всё, что он пропишет, даже если мне придётся самой кормить тебя этими снадобьями!
Он взял её за руку, взглянул в лицо, увидел написанные на нём тревогу и нежность и, подчиняясь внезапному порыву, положил голову ей на плечо.
- Госпожа, - медленно проговорил он, - должен тебе сказать, что я чувствую себя совсем разбитым, а этот жар меня вот-вот доконает. Что бы со мной ни было, здесь это не вылечится. Сегодня я во второй раз приходил к врачу, и он говорит, что мне следует на время тебя оставить.
Он ощутил, как королева напряглась, и поспешно добавил:
- Совсем ненадолго: я только съезжу в Бакстон - говорят, тамошние воды творят просто чудеса. Если я поеду туда, то вернусь к тебе бодрым и не буду слоняться здесь, как больная собака, пока окончательно тебе не надоем.
- Эта опасность миновала добрых десять лет назад. Мне без тебя никак, Роберт, тебе это известно?
- Тогда не о чём и говорить. Пожалуй, я смогу обойтись и без вод. - Главным для него были её желания; он был слишком слаб и утомлён, чтобы отстаивать свою позицию.
- Мне без тебя никак, - продолжила Елизавета, - и тем не менее ты поедешь. Ты отправишься в Бакстон, и я ставлю тебе лишь одно условие - ты должен писать мне каждый день, а я буду писать тебе. Я хочу, чтобы ты был здоров, бедный мой любимый Роберт, потому что я ужасная эгоистка и не могу без тебя жить. - Она повернула его лицом к себе, минуту они смотрели друг другу в глаза, а потом он почувствовал, как она нежно поцеловала его в щёку.
- Тридцать лет спустя после нашей встречи, превратившись в старую каргу, я могу тебе сказать, пока ещё не поздно: я люблю тебя, Роберт, и ты мне нужен. Теперь я знаю, что так было всегда.
* * *
Элизабет Трокмортон стояла в полумраке в глубине комнаты. Она ждала уже почти десять минут, глядя в спину королеве, которая неподвижно сидела у туалетного столика и молча смотрела в зеркало.
Рука фрейлины, через которую были перекинуты три тяжёлых платья королевы, затекла, но она не смела заговорить. В комнате были другие женщины, они молчали и ждали: парикмахерша с париками, две дамы, которые помогали королеве надеть корсет, ещё одна дама с несколькими парами туфель и доверенный слуга, который готовил притирания для лица.
На одевание королевы всегда уходило два, а то и три часа; за те несколько недель, что прошли с тех пор, как она вышла из своей опочивальни и появилась на людях, жизнь для всей её челяди превратилась в сущую пытку. Она осматривала предложенные платья и бросала на иол, если они ей не нравились; она дала пощёчину Элизабет Трокмортон, когда та предположила, что корсет затянут слишком туго... Ей ничто не нравилось; ничто не могло заинтересовать или взволновать её, а если такое и случалось, она заходилась от гнева. Фрейлины Елизаветы жили в постоянном страхе и говорили только шёпотом; когда она не гневалась на них и не сотрясала воздух отборной руганью, она плакала и перечитывала письма, которые держала в шкатулке возле кровати.
Прошло уже два месяца с тех пор, как умер граф Лестер; он отправился в Бакстон и умер в пути, и, когда Елизавета услышала об этом, она упала в обморок. Затем она удалилась в опочивальню, заперла дверь и долгое время находилась там, не желая выходить или пускать кого-либо к себе, пока премьер-министр лорд Бэрли, не побоявшись ответственности, не приказал взломать дверь и вошёл к ней. Свидетелей их встречи не было; никто не знал, что он ей сказал и как убедил совладать со своим горем и вернуться к исполнению своих обязанностей. Если бы ему этого не удалось, вполне возможно, что королева довела бы себя до смерти.
В зеркале она видела своё смертельно исхудавшее и обескровленное лицо; на этом лице жили только глаза, и они выражали муку и отчаяние.
- Какого чёрта ты делаешь? На что это ты глазеешь? - Элизабет Трокмортон вздрогнула и подскочила к королеве.
- На ваши платья, ваше величество. Не взглянете ли вы на них и не выберете ли, какое вам надеть?
Королева медленно повернулась.
- Красное, - сказала она, - и золотое, и зелёное... Вы что, леди, насмехаетесь надо мной, что приносите наряды таких расцветок? - Молодая женщина съёжилась и передала платья своей подруге Маргарет Ноллис.
- Прошу прощения, ваше величество. Я принесу вам другие.
- Принеси какие тебе угодно и иди к чёрту! - рявкнула королева. - Принеси что-нибудь траурных цветов, ибо я в трауре. Где эта дура с париками?
Королеве принесли три завитых и надушенных парика, сделанных из тонкого шёлка различных оттенков: от тёмно-каштанового до бледно-золотистого.
Её собственные седые волосы были коротко острижены и стянуты на затылке. Она прикинула на себе самый тёмный парик, взглянула в зеркало и отбросила его в сторону. Всё было напрасно; ничто не могло скрыть бледность её лица и жуткие круги под глазами; даже это хитроумно искривлённое зеркало показывало, что она - старая развалина, и, будто в насмешку, в нём мелькали отражения склонившихся над нею молодых лиц.
Никто не смотрел на неё с восхищением, в которое она могла бы поверить; она окружена молодыми мужчинами и женщинами, которые преклоняют колени перед грозной королевой Англии, но не испытывают никаких чувств к Елизавете Тюдор. Не важно, что на ней надето, если сегодня вечером Роберт её не увидит. Роберт не будет стоять за её стулом, не будет её смешить, не проводит её в опочивальню и не проведёт с нею часок-другой перед тем, как она ляжет спать.
Он мёртв. Он умер вдали от неё, по дороге в Бакстон, и ей теперь нечем утешиться, кроме его писем; последнее из них было написано всего за два дня до того, как его не стало. Он умер без неё; жестокий поступок, несправедливый поступок, оставивший её влачить одинокое и пустое существование наедине с безжалостным государством, навязывать людям свою волю двадцать четыре часа в сутки, править и совещаться с Бэрли, который так одряхлел, что едва может ходить, смотреть на стареющие лица людей, бывших молодыми, когда она была молодой, и молодые лица людей, которые знают её только лишь как деспотичную старуху.
Теперь, когда годы берут своё, она смертельно нуждается в утешении со стороны какого-то человека, в тепле человеческой любви. И именно сейчас она осталась совершенно одинока.
Ежевечерне она торжественно ужинала вместе со своими мажордомами и виночерпием, сидя на возвышении под бархатным балдахином. Она выходила к столу под звуки труб и вяло ковыряла еду, которую ей подавали четыре фрейлины, ужинавшие тем, что она оставляла на тарелках. Дни шли за днями, её окружало всё то же монотонное великолепие, и, удаляясь в свои покои, она либо сидела одна, либо была вынуждена выходить к своим придворным и слушать, как другие играют и поют и танцуют. Бэрли следовало бы позволить ей умереть, а не заставить оставаться в этом мире наедине со своими обязанностями. Он не в силах восполнить её потерю, потому что, когда наступает вечер, он клюёт носом, изнурённый нескончаемой работой, - усталый старик, которого хватает лишь на исполнение его обязанностей, после чего он возвращается домой, где его ждёт жена.
Раньше Елизавета горевала о Роберте и оплакивала его, теперь она начала ему завидовать.
Она встала и, опершись на леди Ноллис, задержала дыхание, когда на ней затягивали корсет, а затем облачилась в чёрное платье с серебряным шитьём. Она выбрала светло-рыжий парик и обернула вокруг шеи длинное жемчужное ожерелье, а затем одна из фрейлин застегнула ей под подбородком широкий воротник из кружев тончайшей работы. Из зеркала на неё смотрело её отражение - бледное, угловатое и печальное.
- Как вы прекрасны, ваше величество, - сказала леди Ноллис.
Елизавета бросила на неё испепеляющий взгляд:
- Не лги мне!
Ноллис была самой послушной из её прислужниц - возможно, потому, что приходилась родственницей вдове Лестера. Теперь, когда его не было в живых, королева не считала нужным жалеть Летицию; та вновь вышла замуж с такой неприличной поспешностью, что шокировала даже своих циничных друзей. Теперь она носила титул леди Блаунт, но её обязали погасить все долги покойного мужа казне до последнего пенни; когда этот долг будет выплачен, её уже нельзя будет считать не только богатой, но даже зажиточной.
- Я не лгу, ваше величество, уверяю вас. Вчера я слышала то же самое от лорда Эссекса, когда он увидел ваше величество в Длинной галерее.
Елизавета нетерпеливо щёлкнула пальцами, требуя свой белый веер из страусовых перьев:
- Что этот мальчишка понимает в красоте - он годится мне в сыновья!
Она снова повернулась к зеркалу; издали её отражение выглядело обманчиво. Она всегда была близорука и теперь видела очень стройную, худощавую женщину в сверкающем чёрном платье, почти молодую. Через минуту леди Ноллис кашлянула. Её родственники научили её, что нужно говорить королеве; сам Эссекс репетировал с нею несколько дней, но она не нашла в себе мужества повторить всё, что от неё требовалось. Эссекс обезумел от честолюбия: ему не терпелось занять место, которое тридцать дет занимал Лестер. Никому было не под силу убедить его, что королева - вовсе не одинокая, слабая женщина, которой отчаянно хочется верить в то, что она молода и любима и что она едва ли готова пойти на неслыханное унижение и принять эту иллюзию из его рук. На это было бессмысленно надеяться, но леди Ноллис обещала хотя бы попытаться.
- Ваше величество... он сейчас в приёмной и надеется встретиться с вами.
Елизавета не ответила; она раскрыла веер и снова его закрыла. Её первым желанием было презрительно рассмеяться и передать Эссексу язвительный приказ удалиться.
Эссекс ждёт её. Эссекс, двадцатидвухлетний, в расцвете своей великолепной мужественности, красивый, сильный и чудовищно юный... Это смешно. Это не просто смешно, это оскорбительно. На мгновение Елизавета разгневалась, и вдруг она заколебалась. Уже два месяца её приёмная была пуста, если не считать министров и просителей; так же пуста, как её жизнь и досуг. Если он войдёт, они смогут немного поговорить, поговорить о Роберте, поговорить о чём угодно, прежде чем одиночество снова сомкнётся вокруг неё. Она боролась с этим искушением целую минуту. Но это такая мелкая слабость, такая безвредная поблажка самой себе - увидеться с пасынком Роберта и обменяться с ним несколькими словами.
Леди Ноллис внимательно наблюдала за ней, позднее она клялась, что видела: королева пожала плечами:
- Иди и передай графу Эссексу, что он может войти.
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
1533 год
В Гриниче родилась будущая королева Англии Елизавета I Тюдор.
1534 год
Согласно акту Генриха VIII Елизавета назначается наследницей престола.
1537 год
Согласно новому акту Генриха VIII Мария и Елизавета Тюдор лишаются права на наследование престола.
1544 год
Восстановление права Елизаветы на наследование престола в случае смерти Эдуарда VI и Марии Тюдор.
1554 год
Двухмесячное заключение Елизаветы в Тауэр и последующая затем ссылка в Вудсток и Хэтфилд.
1558 год
После смерти Марии Тюдор Елизавета становится королевой Англии.
1562 - 1564 годы
Война с Францией с целью возврата порта Кале.
1585 год
Оказание Англией помощи Нидерландам в их восстании против испанского владычества.
1587 год