- Добивай!.. - растерянно, упавшим голосом вырвалось у Анны Иоанновны.
- Вы, конечно, хорошо знаете Лефорта? - спросил Бестужев.
- Я думаю.
- Так вот представьте, он писал Морицу, что Курляндию можно приобрести еще иным путем: стоит только жениться на Елизавете Петровне…
- Что?! - воскликнула герцогиня.
- То, что вы изволите слышать, ваша светлость, - невозмутимо продолжал Бестужев. - Но этого мало. Лефорт вообще принял на себя роль свата принца Морица. Не угодно ли вам познакомиться с отрывком одного из его писем к Морицу?
И Бестужев вынул из бокового кармана изящную записную книжку.
- А как же… как же, Петр Михайлович, ты ознакомился с содержанием этого письма? - удивилась Анна Иоанновна.
Тонкая, ироническая усмешка пробежала по губам дипломата.
- Мой совет вам, ваша светлость, - ответил он, - никогда не спрашивать дипломатов и царедворцев, как, каким путем они узнают то, что им необходимо знать. Это все равно что - по французской поговорке - говорить в доме повешенного о веревке. Итак, Лефорт настаивает, чтобы Мориц сам приехал в Петербург. - Бестужев, вытащив крошечные листки бумаги, начал читать: - "Вы должны явить собою важную особу, держать открытый дом, устраивать празднества, делать подарки, ибо русские самки любят веселье, что входит в ритуал русской жизни. Осмелюсь также указать вам, что в иных случаях необходима широкая щедрость".
- О! - негодующе вырвалось у Анны Иоанновны. - "Русские самки"! Ах, он…
И она произнесла слово, не совсем удобное в устах русской царевны и герцогини Курляндской.
Бестужев закашлялся.
- Ну-с, ваша светлость, - через минуту продолжал он, - а вот, что граф Мантейфель спрашивает Лефорта: сколько будет стоить Морицу приобретение симпатии и друзей в наших губерниях? И вот что отвечает Лефорт: "Трудно сказать. Если говорить о Нан - надо уметь, если о Лиз - надо знать".
- Что это за "Нан"? - спросила Анна.
- "Нан"? Это - вы, ваша светлость, "Анна", - ответил Бестужев, - а "Лиз" - это Елизавета Петровна. Я не буду далее читать вам это интереснейшее письмо, а скажу только следующее: Лефорт пишет, что взять Елизавету будет стоить дороже, чем вас, а если вообще похерить вопрос о Елизавете, то, безусловно, лучше и выгоднее предпочесть вам дочь Меншикова.
Анна Иоанновна, дрожа от волнения, подошла к окну и резким движением распахнула его.
- О! - простонала она. - Какой ужас, как все это низко, гадко!.. - Теплый ветер, ворвавшись в комнату, заиграл пламенем свечей в канделябрах и пышной прической царственной пленницы. - Ты прав, ты прав, Петр Михайлович, - продолжала она, - горе тем, кто носит горностаевые мантии!.. Сколько дрязг, хитрых интриг сплетается клубком вокруг них!..
Бестужев, подойдя к герцогине, произнес:
- Не сердитесь на меня, Анна… ваша светлость, за то, что я раскрыл вам все это. Я не считал себя вправе держать вас во тьме неведения.
- Сердиться? На тебя? Бог с тобой! - воскликнула Анна Иоанновна. - Я тебя благодарить должна, Петр Михайлович. И знай: если это случится - ты будешь первым из первых. Ну, чем я виновна, что он понравился мне? Разве я - не женщина? Разве я могу заказать моему сердцу: молчи, не рвись, потому что ты - царевна, герцогиня…
Резкий свист донесся из глубины парка.
Бестужев захлопнул окно.
- Что это? - отшатнулась Анна Иоанновна.
- Идите в ваш "бодоар", ваша светлость! - ответил резидент. - Тот человек, которого мы ждем, прибыл. Это его сигнал.
Бестужев довел Анну Иоанновну до будуара, а затем быстро вышел.
II
Тайное свидание Морица Саксонского с Анной Иоанновной
Анна Иоанновна, опершись на высокую спинку кресла, застыла в каком-то безмерно-жутком немом ожидании.
"Кого это он пригласил? Кто этот таинственный гость?" - проносилось в голове герцогини, вконец измученной тяжелым разговором с Бестужевым.
Дверь будуара распахнулась.
Первым вошел Бестужев, за ним порывистой походкой высокий, стройный человек, закутанный в черный плащ.
Анна Иоанновна вздрогнула. Мысль, что ее, быть может, пришел убить какой-нибудь наемщик, пронизала все ее существо.
- Ваша светлость! - торжественно возгласил Бестужев. - Как гофмаршал вашего двора, я принял смелость пригласить сюда для совещания его высочество принца Морица Саксонского.
Прибывший сбросил с себя плащ.
Вздох облегчения и радости вырвался из груди Анны Иоанновны.
- Ах, ваше высочество… вы?! - воскликнула она.
А высокий, красивый, в раззолоченном мундире Мориц Саксонский опустился перед ней на одно колено и осторожно-почтительно поднес ее руку к губам.
- О, ваша светлость! Сегодняшний вечер - счастливейший в моей жизни: я вижу вас… - пылко произнес претендент на Курляндское герцогство.
В этой чрезмерной порывистости чувствовалось больше театральности, поддельной аффектации, чем истинного рыцарства.
Но не Анне Иоанновне, взволнованной радостью неожиданного свидания и вообще, по свойству своей грубоватой натуры, не понимавшей тонкостей, было понять, подметить это.
Она низко склонилась к Морицу и вопреки этикету горячо поцеловала его в лоб.
Бестужев кашлянул и вмешался в эту "трогательную встречу".
- Ваше высочество! Вы вооружены с ног до головы? Эти пистолеты… - резидент указал на шарф мундира Морица, за который были заткнуты два пистолета.
Побочный сын короля Августа II вспыхнул.
- Что делать, ваше превосходительство, если здесь, в Митаве, на своего будущего герцога собираются охотиться, как на вепря или дикого кабана, - раздраженно вырвалось у него.
- Как? - всколыхнулась Анна Иоанновна. - Вы, ваше высочество, подвергаетесь здесь такой опасности?
Тревога влюбленной женщины зазвучала в голосе герцогини.
- Да, да, ваша светлость! - ответил Мориц. - Вам должно быть известно, какое сильное противодействие встречает в Петербурге мое желание сделаться герцогом Курляндским. А вы знаете, что в политике все средства хороши и допустимы, раз они ведут к определенной цели. Поэтому мне приходится быть зорким, охраняя свою жизнь.
И Мориц Саксонский, этот гениальный политический авантюрист с "нечистой царственной кровью", горделиво откинул голову назад.
Анна Иоанновна совсем простодушно залюбовалась им.
- Я полагал бы, ваша светлость, что его высочеству не мешало бы подкрепить свои силы бокалом доброго старого польского меда или золотистого токайского? - обратился к своей повелительнице хитроумный гофмаршал Бестужев.
- Ах, да, да! Спасибо тебе… вам, Петр Михайлович, что вы напомнили мне о моих обязанностях гостеприимной хозяйки, - засуетилась Анна Иоанновна. Она повернулась к изящнейшему принцу Морицу и с попыткой на кокетство спросила: - Вы не откажетесь, ваше высочество?
Мориц, прижав руку к сердцу, произнес:
- Но только с одним условием, ваша светлость…
- С каким же?
- Чтобы я, ваш скромный рыцарь, удостоился высокой чести выпить первый кубок из ваших рук! - с пафосом, низко склоняясь, воскликнул Мориц.
Бестужев налил два кубка меда.
- А себе? - бросила ему герцогиня.
- Там, где племянница императора изволит чокаться с сыном короля, кубку простого смертного, не августейшего, нет места, - почтительно склонился Бестужев.
И, если бы Анна Иоанновна была чуть-чуть проницательнее, она заметила бы ироническую усмешку, тронувшую углы губ ловкого царедворца.
Бестужев скрылся за портьерой.
Анна Иоанновна протянула кубок Морицу.
- За что же мы выпьем, ваше высочество? - взволнованно спросила она.
- А как бы вы думали, ваша светлость? - дрогнувшим голосом ответил он вопросом на вопрос и впился долгим, пристальным, горящим взглядом в лицо герцогини.
Та сомлела. И бесконечно жутко стало "Измайловской" царевне, герцогине Курляндской, и бесконечно сладостно.
"Ах, этот взгляд!.. Как он глядит на меня!" - все так и запело и заликовало в ней.
А лицо чужеземного, сказочного "прынца" все ближе и ближе склонялось к ней, а голос, бархатный, нежный, так и лился в душу.
- Вы молчите, ваша светлость? Хорошо, я дерзну сказать вам, за что я подымаю мой кубок. Слушайте же, царица моей души!.. Вы держитесь рукой за одну часть герцогской короны, но другая часть этой короны свободна, она как бы висит в воздухе. И вам одной тяжело держать ее. Правда?
- Правда… - еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.
- Вы задыхаетесь здесь? Да?
- Да…
- И вот является к вам человек, которому день и ночь снится ваш дивный образ. Этот человек говорит вам: "Вам не следует самой держать корону над собой; надо, чтобы другой держал ее над вашей прелестной, царственной головкой. Позвольте, чтобы я облегчил вашу работу…" Скажите, ваша светлость, что вы ответили бы этому человеку?
Рука Анны Иоанновны, державшая кубок, сильно дрожала.
- Я… - с трудом выжимая из себя слова, начала она. - Я… сказала бы этому человеку: "Что ж, помогите мне, подержите корону надо мной!"
- А?! Так?! Ну, в таком случае я гордо, смело поднимаю мой кубок за наше совместное счастье! О, Анна, Анна!
Ликующий возглас пронесся по небольшой гостиной мрачного кетлеровского замка, и Мориц, залпом осушив кубок меда, бросился к племяннице великого Петра и с силой прижал ее к своей груди.
Бешеным градом посыпались поцелуи на ее лицо, ее грудь, ее открытые руки.
- Моя! Моя! Моя невеста, моя будущая герцогиня Курляндская. Le duc Frederick Wilhelm est mort vive le duc Moritz de Saxe! - пылко произнес Мориц.
- Милый мой… милый… - лепетала словно в бреду Анна Иоанновна. - Я все ждала принца, который пришел бы ко мне, скучающей затворнице, и вызволил бы меня из постылого заключения. И вот явился ты, такой гордый, сильный, смелый…
Портьера зашевелилась.
- И я смело отдаю тебе мою руку! - горячо сказала герцогиня. - Мой Мориц, мой долгожданный жених!..
Портьера распахнулась, и в гостиную вошел Бестужев.
Анна Иоанновна высвободилась из объятий Морица Саксонского. Ее лицо пылало румянцем счастья. Она со счастливой улыбкой подошла к своему гофмаршалу и прерывистым от волнения голосом радостно проговорила:
- Поздравь нас, Петр Михайлович!
За нею подошел и Мориц.
- Да, да, наш добрый, верный друг, - сказал он, - все кончено: вы видите перед собою жениха и невесту, Бестужев.
Лицо резидента и гофмаршала было бесстрастно. Ни один мускул не дрогнул на нем.
- Ваше высочество, сейм еще не состоялся… Еще неизвестно его решение, - спокойно произнес он.
Анна Иоанновна отшатнулась. Краска гнева бросилась ей в лицо.
- Петр Михайлович! Ты забываешься! О чем ты говоришь? При чем тут сейм, раз я, я желаю этого?! - воскликнула герцогиня и гневно топнула ногой.
- Увы, ваша светлость, вы не вольны избирать кого бы то ни было в герцоги Курляндские, - усмехнулся Бестужев.
- Но ведь завтра все это решится, ваше превосходительство, - смутился Мориц. - Позвольте, разве к вам не явился генерал-кригс-комиссар литовского войска Карп с веряющим письмом от литовского гетмана Потея к курляндским обер-ратам?
- Да, он был у меня.
- Так в чем же дело? Разве обер-раты пойдут против ясно определенных инструкций?
- Не пойдут, ваше высочество, - невозмутимо продолжал Бестужев. - Я, со своей стороны, сделал все возможное… Более того, я не сомневаюсь, что завтра сейм провозгласит вас своим герцогом. Но… - Бестужев, глядя в упор на Анну Иоанновну, докончил: - Но не забывайте Петербурга, не забывайте Меншикова.
- Я усмирю этого подлого раба! - гневно воскликнула герцогиня-царевна.
- Предостерегаю вашу светлость: пока он - всесилен, - уклончиво ответил Бестужев.
Анна Иоанновна хотела что-то ответить, но вдруг ее бриллиантовая корона, прикрепленная к высокой, пышной прическе, сорвалась и упала на пол.
Мориц бросился поднимать ее, но был предупрежден Бестужевым. Последний поднял корону и подал герцогине.
Суеверная Анна Иоанновна побледнела как полотно.
- Что это… что это должно означать?.. - тихо, упавшим голосом прошептала она.
- О, моя дорогая невеста, не придавайте слишком большого значения этому ничтожному факту! - пылко воскликнул Мориц Саксонский.
- Разумеется, разумеется, - поддакнул Бестужев. - Голова вашей светлости не может остаться без короны.
Анне Иоанновне, выпившей два кубка, вино бросилось в голову.
- Я знаю, что за мной многие бегают, но я хочу сама распоряжаться своей судьбой! - резко произнесла она. - Мне не нужно ваших ставленных женихов…
- Ваша светлость… - строго произнес гофмаршал.
- Да, да, да! Ты слышишь это, Петр Михайлович?! - уже грозно, бешено докончила герцогиня.
В дверь гостиной раздался стук. На секунду все как бы оцепенели.
- Кто это?.. - первая спросила герцогиня.
Бестужев спокойно вошел в будуар Анны Иоанновны и вышел оттуда с черным плащом Морица Саксонского.
- Наденьте его на себя, ваше высочество, закутайтесь в него хорошенько, - тихо по-французски произнес Бестужев, подавая плащ Морицу. - Иногда бывают случаи, когда инкогнито лучше открытого забрала. А выйти вам отсюда некуда.
Претендент на курляндский престол быстро задрапировался в плащ, опустив капюшон на лицо.
Бестужев подошел к двери, в которую стучали, и настежь раскрыл обе ее половины.
На пороге стояла гофмейстерина ее светлости Анны Иоанновны баронесса Эльза фон Клюгенау, красивая, уже пожилая женщина с хищным и хитрым выражением лица.
- Что вам надо? - несколько взволнованно и грубо бросила своей придворной по-немецки Анна Иоанновна.
- Приношу тысячу извинений вашей светлости, что осмеливаюсь беспокоить вас, но господин обер-камер-юнкер Бирон домогается видеть вас по важному делу, - быстро проговорила гофмейстерина.
Анна Иоанновна недовольно сдвинула брови; Бестужев закусил губу.
- Что ему надо? - неудачно вырвалось у ее светлости.
- Обер-камер-юнкер двора вашей светлости не считает меня в числе своих конфиденток и потому не поверяет мне сущности разговоров с вашей светлостью, - запутанным немецким периодом злобно-торжествующе ответила придворная герцогини Курляндской, а взгляд ее быстрых, острых глаз не сходил с задрапированной черной фигуры.
- Так в чем же дело, ваша светлость? - встал Бестужев. - Если Бирону надо что-либо сообщить вашей светлости, пусть он войдет. Просите его, любезная баронесса! - властно отдал он приказ гофмейстерине, захудалой вдове одного из митавских баронов.
Через секунду в гостиную вошел среднего роста, склонный к полноте человек в придворном мундире. Его лицо нельзя было назвать красивым, за исключением глаз, в которых сверкали какая-то скрытая внутренняя сила и, главное, поразительная самоуверенность.
Его движения были ловки, смелы, едва ли не повелительны. Несмотря на то, что в нем не виднелось ни йоты аристократизма, "породы", он как-то невольно привлекал к себе внимание.
- Очевидно, произошло что-либо чрезвычайно важное, любезный Бирон, если вы дерзнули утруждать ее светлость в такой неурочный час? - Бестужев выпрямился во весь рост перед своим ставленником.
Бирон, низко поклонившись герцогине, с улыбкой посмотрел на Бестужева и ответил:
- Вы не ошиблись, ваше высокопревосходительство… Но, разумеется, если бы я знал, что у ее светлости находится ее гофмаршал, я не минул бы вас за разрешением предстать перед ее светлостью.
Бирон говорил с сильным акцентом.
- И сделали бы хорошо, мой милый Бирон, так как у ее светлости находится доктор. Ее светлость нездорова.
- Что вы хотели… - начала было герцогиня.
Но Бирон фамильярно перебил ее:
- Ах, ваша светлость, у вас доктор? Благодарите судьбу!
- Послушайте, Бирон!.. - вспыхнул Бестужев.
- Ах, оставьте, ваше высокопревосходительство! - все так же преувеличенно громко и развязно продолжал обер-камер-юнкер. - Во-первых, моя уехавшая сестра шлет вам свой поклон, а во-вторых, я продолжаю настаивать, что я чрезвычайно рад, что у ее светлости находится доктор.
При словах "моя сестра шлет вам поклон" Бестужев изменился в лице.
- А… а на что вам понадобился доктор? - быстро оправился от еле заметного волнения резидент и гофмаршал.
- Дело в том, ваша светлость, что ваша любимая лошадь Маркиза Помпадур серьезно захворала. Зная, как вы, ваша светлость, любите ее, я решился потревожить вас в столь поздний час. Но, может быть, это к лучшему? Может быть, присутствующий здесь доктор не откажет в милосердии бедному животному?
Мориц вскочил. Край его плаща распахнулся и обнажил блестящий мундир.
- Наглец! - загремел Мориц. - Если ты - конюх, так ты должен знать, что животных лечат не те доктора, которые лечат людей.
Бирон смертельно побледнел и отшатнулся.
Это слово "конюх", случайно вырвавшееся у принца и брошенное прямо в лицо обер-камер-юнкеру, было равносильно для того удару хлыста, потому что Бирон (Бирен) не мог похвастаться знатностью происхождения: Он был сын низшего служащего при дворе прежних Кетлеров.
- За подобное оскорбление вы дадите мне сатисфакцию! - перехваченным от бешенства голосом прохрипел Бирон.
- Я?! Тебе? Да ты, любезный лошадник, с ума сошел! - расхохотался Мориц, но вдруг спохватился и повернулся к герцогине: - Простите, ваша светлость, что в вашем высоком присутствии я позволил себе произнести несколько резких слов по адресу этого шута. Но его нахальство взорвало меня.
Бирон не сводил горящего гневом взора с лица Анны Иоанновны. А та совсем растерялась, не знала, что ей делать, как поступить.
Эту тяжелую сцену окончил Бестужев. Он заявил:
- Я, как гофмаршал двора ее светлости, принимаю на себя миссию выяснить завтра же для обоюдного соглашения то печальное недоразумение, которое только что произошло. А пока, опять-таки как гофмаршал, я хочу напомнить, что в настоящую минуту ее светлость нуждается в покое. Доктор, мы можем отправиться с вами вместе. До свидания, господин Бирон, завтра мы увидимся.
Бирон, никому не поклонившись, вышел из гостиной.
Бестужев направился в будуар герцогини.
- Следуйте за мною, ваше высочество, - тихо шепнул он принцу и скрылся в будуаре.
Мориц порывисто обнял Анну Иоанновну.
- Итак, дорогая Анна, все кончено? Вы согласны быть моей женой? - спросил он.
- Да!.. - счастливым шепотом вырвалось у герцогини.
- О, в таком случае я буду гордо и смело бороться за корону! Знаете ли вы, какие силы таятся во мне, как я безумно горд и честолюбив, как владею шпагой и какой я великий полководец?