- После неудачного сватовства? Но отчего же вы, милый мой, так плохо утешаете ее высочество, что она впадает в тоску? Ведь вы находитесь при ней безотлучно.
Должно быть, эта фраза не особенно понравилась Бирону, потому что он гневно набросился на слуг, убиравших зал.
- Не так, не так, черт вас побери! Я вам показывал, проклятые олухи!
Бестужев пошел к герцогине, улыбаясь про себя.
"И этот старший лакей обуреваем столь честолюбивыми планами, мечтами! Что это: заведомо немецкое нахальство или действительно в истории России возможны такие поразительные чудеса?"
Анна Иоанновна так и рванулась к своему "старому другу".
- Петр Михайлович, как я рада тебя видеть! - искренне вырвалось у нее.
- Спасибо, ваше высочество, что думаете обо мне, - тепло ответил Бестужев. - За мои редкие посещения простите великодушно. Сами знаете, какое теперь положение дел.
Анна Иоанновна внимательно посмотрела на Бестужева.
- Как изменился ты в это время, мой милый Петр Михайлович! Поседел еще больше, согнулся…
- Проклятая политика не красит нас, дипломатов, - усмехнулся Бестужев и круто переменил разговор: - Даете бал, ваше высочество?
- Да, Петр Михайлович… Уговорил меня Эрнст… Большой он хлопотун! - оживилась Анна Иоанновна.
- О, да! Он очень энергичный человек, - как-то загадочно проронил обер-гофмаршал.
- И знаешь, Петр Михайлович, он готовит мне какой-то сюрприз! Ты ничего не слыхал об этом?..
- Кое-что слышал…
- Представь, он говорит, что выписал какого-то великого человека… Как, бишь, он называл его? Ах, забыла…
- Великим магистром Джиолотти?
- Вот, вот! Эрнст говорит, что этот самый магистр обладает чудесным даром открывать будущее. Ты веришь в это, Петр Михайлович?
- Поживем - увидим, - уклончиво ответил Бестужев. - А вот скажите, ваше высочество, что это такое происходит с вашей гофмейстериной баронессой фон Клюгенау? Я во второй раз встречаю ее в слезах.
Анна Иоанновна смутилась.
- Однако, Петр Михайлович, я вижу, что ты, несмотря на все твои многочисленные дела, зорко следишь за всем, что происходит в моем замке, - вспыхнула она.
- Это не должно удивлять вас, ваше высочество: я - не только резидент ее величества, но и обер-гофмаршал вашего двора.
- Произошло то, - герцогиня заметно заволновалась, - что эта особа, влюбившись в Бирона, бегает за ним по пятам и дошла до такой дерзости, что позволила себе устраивать мне сцены ревности! Как тебе это понравится?
- А-а!.. - протянул Бестужев, щелкая пальцем по крышке табакерки.
- И я решила выгнать ее вон.
Бестужев, затянувшись табаком, спокойно ответил:
- Конечно, это ваше право, ваше высочество, но я не советовал бы вам пока прибегать к таким резким мерам: в Митаве и без того идет немало толков и пересудов. Баронесса ведь из среды митавских аристократов.
- Ты думаешь, так будет лучше? - задумчиво произнесла герцогиня. - Но она надоела мне!
- Советую вам, ваше высочество, сделать так, как я сказал!
- Ну ладно, Петр Михайлович!
Уезжая, Бестужев опять встретился с Бироном.
- Ну, Эрнст Иванович, завтра уже бал; а где же ваш великий чародей? - спросил он. - Смотрите, вы слишком разожгли любопытство ее высочества.
Бирон самодовольно усмехнулся:
- Где он, спрашиваете вы, Петр Михайлович?
- Да.
- Он у меня.
- Как?! - удивленно воскликнул Бестужев. - У вас? Когда же он прибыл?
- Вчера.
- Но я… я ничего не знал об этом… Стало быть, Джиолотти каким-то чудом объявился в Митаве?
- На то он и чародей, - хладнокровно ответил Бирон.
Бестужев задумался.
- Слушайте, Бирон, могу я сегодня поздней ночью приехать к вам, чтобы повидать ваше "венецейское чудо"? - тихо спросил он.
- Пожалуйста… Сделайте милость, Петр Михайлович!..
- Хорошо. Так ждите меня.
И поздней ночью, накануне бала, состоялось свидание Бестужева с великим магистром.
IX
"Вторая память"
Первая зимняя метель крутила над Митавой, и в старых печах древнего кетлеровского замка уныло завывал холодный ветер.
Бирон представлял Бестужеву Джиолотти. Это был человек высокого роста, с очень красивым лицом, хотя его черты были не совсем правильны и резко очерчены; он обладал движениями гибкими, но порывистыми, "ухваткой тигра", как подумал про себя Бестужев.
- Я знаю вас, ваше превосходительство, - первым начал великий чародей, впиваясь в лицо русского вельможи взором своих поразительных черных глаз, в которых светился огонь необычайной внутренней силы.
Джиолотти говорил по-французски с еле заметным итальянским акцентом; иногда вместо "ж" у него выходило "з".
Бестужева это сообщение не особенно удивило, хотя он никогда в жизни не встречался с этим "великим магистром": он подумал, что Бирон, конечно, не преминул посвятить Джиолотти во всю подноготную его, Бестужева, жизни. Однако он слегка насмешливо ответил:
- Я что-то не упомню, синьор Джиолотти, чтобы мы где-либо с вами встречались…
Лицо магистра было бесстрастно.
- Я этому пока не удивляюсь, ваше превосходительство. Кажется, если я не ошибаюсь, вы пока не обладаете второй памятью, - спокойно произнес загадочный человек.
- Второй памятью? - удивленно воскликнул резидент.
- Да, именно так… Вы ничего никогда не слыхали о второй памяти, ваше превосходительство?
"Ну, так и есть: он - просто шарлатан, фокусник!" - пронеслось в голове Бестужева.
- Нет, не слыхал. - Он едва удержался от улыбки.
- Да, это не всем доступно. В коротких словах я вам поясню, что это такое. Второй памятью мы, жрецы тайных наук, называем дар человека прозревать то, кем он, человек, был до его теперешнего состояния.
Бестужев, ровно ничего не понявший из этого пояснения, захлопал глазами.
- Позвольте, любезный синьор Джиолотти! - воскликнул он. - Вы сказали, что можно прозреть, кем был человек до его настоящего состояния?
- Да.
- То есть как это? Простите, я этого понять не могу, - развел руками Бестужев.
Бирон принес и поставил на стол вино в золоченом кувшине.
- Я продолжаю, - торжественным тоном начал снова великий магистр. - Я говорю, что всякий человек, обладающий второй памятью, не только может, но должен знать все свои предшествующие перевоплощения, все те круги жизни, которые он перешел.
- Это… это из области чернокнижия? - захотел не ударить лицом в грязь перед приезжим фигляром Бестужев.
- Вы ошибаетесь, ваше превосходительство. Это - не чернокнижие, а книга Великой Мудрости, познанию которой посвятил свое служение наш орден "Фиолетового креста", великим магистром которого я имею честь быть, - спокойно возразил Джиолотти.
Этот уверенный, властный голос заставил "смириться" Бестужева.
- Прошу извинения, что я, русский дипломат, нахожусь не в курсе дел вашего "тайно-чудесного" ордена, любезный синьор Джиолотти, - сказал он. - Но я должен заметить, что все, что вы изволили сказать, является для меня до такой степени странным, неожиданным… Вы вот, например, заявили, что знаете, знакомы со мной… Но ведь это же - явное… недоразумение… Как иначе прикажете взглянуть на это?
Бирон подал Петру Михайловичу стакан вина. Бестужев осушил его.
Выпил и великий магистр.
- Хотите знать, ваше превосходительство, где мы встречались с вами?
- Жду с нетерпением.
- В римском цирке, на арене. Я тогда был гладиатором, а вы - строгим censor morum, - убежденно воскликнул Джиолотти. - И я кричал Нерону: "Ave, Caesar, morituri te salutant!" И вы вместе с другими бешено аплодировали мне, а, когда меня добивали, вы первые сделали "pollice verso", то есть "добей его!". И меня убили. Это была седьмая ступень моего перевоплощения.
Стакан, который держал в руках Бестужев, выскользнул, упал на пол и со звоном разбился.
Резидент откинулся на спинку кресла и широко раскрытыми глазами глядел на "венецейского чародея".
- Что это? Шутка?.. - слетело с его побелевших губ.
- Я не имею привычки шутить, ваше превосходительство! - резко ответил Джиолотти.
- В таком случае вы…
И резкое слово готово уже было слететь с уст "европейского" царедворца тогдашней темной, полуварварской России.
Бирон по-русски умоляюще прошептал Бестужеву:
- Ради Бога, Петр Михайлович, не оскорбляйте его! Вы сами не подозреваете, какая огромная сила находится в этом человеке…
Бестужев опомнился, овладел собою и обратился к итальянцу.
- Все, что вы говорите, право, забавляет меня, - усмехнулся он.
- Случалось ли вам когда-нибудь, ваше превосходительство, - зазвеневшим и вдохновенным голосом начал Джиолотти, - при взгляде на какую-нибудь неизвестную вам местность или на неведомое дотоле лицо содрогнуться всем вашим существом от чувства какой-то таинственности, непонятной тоски? В эту секунду вам с поразительной ясностью представляется, что где-то, когда-то вы уже видели и эту местность, и это лицо. Где и когда - вы не можете вспомнить, но убеждены в этом. Бывали с вами подобные явления?
- Да, - ответил Бестужев.
- А задумывались ли вы когда-нибудь над вопросом, что же это такое?
- Нет.
- Так вот, видите ли, ваше превосходительство, это и есть так называемая вторая память. Она открывает перед нами картины наших перевоплощений, наших прежних жизней. Инстинктивной второй памятью в слабой степени обладают почти все люди, но управлять этою второй памятью - удел исключительных натур, обладающих колоссальной силой.
Тревожное чувство охватило Бестужева. Тоска и страх перед этим диковинным человеком овладели им.
- Вы, как я слышал от господина Бирона, состоите великим магистром ордена "Фиолетового креста"? - спросил резидент.
- Да.
- Что это за орден? Какие цели он преследует? - стал допытываться Бестужев.
- Я вам уже говорил: изучение тайных, оккультных наук, благодаря которым мы можем сделаться совершенными, познать тайну "великого сущего" и лицом к лицу приблизиться к тому, что мы называем "Безначальным и Бесконечным".
- И вы, синьор Джиолотти, можете показать нам, простым смертным, картины прошлого?
- Безусловно. И не только прошлого, но и будущего! - пылко воскликнул великий магистр.
- Я понимаю, что по некоторым следам, которое прошлое накладывает на человека, его, это прошлое, еще возможно отчасти угадать, - задумчиво продолжал Бестужев. - Но будущее? Кто может прозреть его? Разве то, что должно совершиться, уже накладывает свою печать на нас?
Джиолотти встал и выпрямился во весь рост.
И перед ним Бестужев вдруг почувствовал себя крайне слабым, бессильным.
- Да, ваше превосходительство, - ответил итальянец. - Эта печать существует. И называется она "signum", знаком.
И еще долго шла беседа русского вельможи с таинственным чародеем Индии и Венеции.
Остаток ночи Бестужев, возвратившись к себе, провел в каком-то тревожном полузабытьи. Его душил кошмар, тяжелый, безобразный… Несколько раз он, обливаясь холодным потом, вскакивал на постели и дико кричал…
X
Бал герцогини. Чудеса великого магистра
Старый Кетлеровский замок заполнялся массой прибывающих гостей. Вся знать, родовитая и служебная курляндская аристократия, спешила на бал к своей "незадачливой" герцогине.
Такого пышного, роскошного праздника еще никогда не устраивала Анна Иоанновна. Море огней, гирлянды цветов, звуки музыки.
- Однако наша светлость раскутилась! - насмешливо прошептал маршал на ухо курляндскому канцлеру. - С чего это она?
- Мм… да… - удивился тот. - Это какая-то новая игра.
- А посмотрите на Бирона, как он горд и величественен. Этот "конюх" весьма снисходительно кивнул нам, нам - главным чинам Курляндии! Экий нахал! Проучить бы его надо.
Кейзерлинг стал нервно и озлобленно поправлять ленту на своем мундире.
А Бирон, камергер двора ее светлости, смотрел действительно и важно и надменно. "Случайный выскочка", но умник большой руки, он ни на секунду не терял веры "в свою великую, счастливую звезду".
Бестужев, обязанный на столь официальном приеме нести свою обер-гофмаршальскую службу, находился в покоях ее высочества-светлости.
- Петр Михайлович, поди-ка сюда! - приоткрыла дверь своего "бодоара" Анна Иоанновна, зовя своего старого, верного друга.
Она была еще в пудермантеле, но уже причесанная. Около нее суетились младшие фрейлины. Одна держала малиновую бархатную "робу", другая - цветы, третья - веер и драгоценности.
"Экая бестактность! - с досадой подумал Бестужев. - Полураздетая, приглашает меня, мужчину, к себе, и при всех".
- Съезжаются? - спросила герцогиня.
- Да, ваше высочество, - сухо, официально ответил обер-гофмаршал. - Вам бы надо поторопиться с туалетом.
- А ну их! Подождут! - улыбнулась Анна Иоанновна. - Ты вот лучше посмотри, что мне прислала императрица!
Герцогиня говорила радостно-возбужденным голосом.
- Вам? Прислали? Что? - удивленно спросил Бестужев.
- А вот полюбуйся, Петр Михайлович! - И с этими словами Анна Иоанновна подала Бестужеву огромный футляр. - Бери, бери. Раскрой и посмотри!
Бестужев повиновался.
Сноп разноцветных радужных огней, которыми горели и переливались бриллианты роскошного колье, ударил в глаза царедворцу.
- Я только сейчас получила это с курьером от ее величества. Читай, что она пишет.
Бестужев про себя прочел содержание августейшего послания:
"Понеже умно Вами было поступлено и велениям моим Вы не противились по Морицову делу, - жалую Вам сию безделицу, блеск и играние камней коей да отвлекут ваши мысли на иной путь".
Бестужев прочел и усмехнулся про себя.
Анна Иоанновна была почти уже одета.
- Ну а этот-то господин-сюрприз прибыл? - бросила она Бестужеву.
Тот, догадавшись, что речь идет о Джиолотти, ответил:
- Я не видал. Это уже дело Эрнста Ивановича.
Все приглашенные уже съехались. В большом зале и прилегающих к нему гостиных стоял тихий гул голосов, точно жужжание пчелиного роя. Та скука, которая всегда наблюдалась на балах Анны Иоанновны, начинала царить и теперь. Многие удивлялись, что ее светлость не показывается так долго, и положительно не знали, что делать. Правда, некоторые упитанные обер-раты ухитрились уже пробраться в открытую буфетную и там вознести малое жертвоприношение богу Бахусу. Наскоро опоражнивая бокалы с вином, а то и просто с напитком Гамбринуса - "напитком богов и людей", - они уже с жаром начали было вести разговоры об излюбленном предмете - политике.
Митавские прелестницы, все эти упитанные, дородные обер-ратши, приготовлялись к своему любимому занятию - сплетничеству.
Но вот послышались звуки труб и литавр.
Это было до такой степени неожиданно, что все вздрогнули и невольно обратили изумленные взоры друг на друга.
- Это что же обозначает? - послышались тихие возгласы.
- Ого! С каких это пор у этой Анны завелся такой церемониал?
Митавцы могли удивляться: действительно, до сих пор приемы Анны Иоанновны отличались большой простотой.
Бестужев постучал тростью по паркету зала и торжественно возгласил:
- Ее высочество, ее светлость изволят следовать!
Гробовая тишина воцарилась в зале. Взоры всех присутствующих устремились на двери, из которых выходила царственная митавская "затворница".
Анна Иоанновна была и величественна, и почти красива в этот вечер. В своей роскошной "робе", искусно нарумяненная и насурмленная, сверкая бриллиантами, она выступала как-то особенно горделиво. И даже во взгляде ее маловыразительных глаз светилось что-то бесконечно властное, уверенное. И невольно перед этой величественной женщиной склонились головы митавской знати.
- Я рада, господа, видеть вас всех на моем скромном бале… - начала Анна по-немецки своим особенным голосом. - После неприятных дней странного и нежелательного волнения, которое охватило Митаву, нам надо немного развлечься… Я буду счастлива, если вы все будете чувствовать себя сегодня весело и непринужденно…
Тихий гул одобрения собравшихся гостей был ответом на приветствие ее светлости.
Стоявший во главе группы блестящих курляндских гостей канцлер Кейзерлинг выступил вперед и, низко - по-придворному - склонившись перед герцогиней, произнес:
- Имея честь приветствовать вас, ваша светлость, я позволяю себе от имени всех собравшихся принести вам нашу почтительнейшую благодарность за…
"Пошли немецкие нескончаемые периоды!" - усмехнулся в душе Бестужев.
А Кейзерлинг между тем продолжал:
- …за ту высокую честь, которую вы оказываете нам вашим милостивым приглашением и почетом.
Голова несчастной Измайловской царевны откинулась еще горделивее. В этих простых, лживо-пустых словах курляндского магната Анна Иоанновна почувствовала признак раболепия, и это сознание наполнило ее тщеславную душу трепетом восторга.
"Ага! Преклоняетесь? То-то вот… А то нос все задирали, меня в грош не ставили!" - молнией пронеслось в ее голове.
По данному сигналу грянула музыка.
Анна Иоанновна величественно "изволила следовать вперед" посреди растянувшихся и кланявшихся гостей и подошла к герцогскому трону.
В ту секунду, когда звуки труб и литавр на секунду стихли, к ее высочеству и светлости подошел Бирон и громко произнес:
- Ваша светлость! Благородный синьор Джиолотти, великий магистр Ордена "Фиолетового креста", прибыл и ожидает высокой чести улицезреть вас, ваша светлость…
Все в удивлении переглянулись. Кто это такой Джиолотти? Откуда он появился? Митава еще не знавала такого гостя. Какой "магистр", да еще "великий"? Какой орден "Фиолетового креста"?
Жгучее любопытство засветилось в глазах нарядной, блестящей толпы.
- Попросите его, господин камергер! Мы будем рады видеть столь почтенного иностранца, - ответила Анна Иоанновна и обратилась к гостям: - Мне говорили, что синьор Джиолотти - великий алхимик, чародей и ученый. Быть может, он развлечет всех нас, показав нам свои чудеса.