Он обошел машину. Красавчик уже вытащил омертвевшего от страха водителя.
- Нихт пиф-паф, - затараторил тот, увидев приближавшегося Юргена.
Он ударил себя ладонью в грудь, потом затряс перед собой сжатыми в кулаки руками, изображая крутящуюся баранку, потом вдруг опять разжал кулак на правой руке, опустил горизонтально отставленную ладонь чуть ли не на уровень колена, потом-рывком поднял ее сантиметров на двадцать и еще раз на столько же.
- Трое деток, говорит, - сказал Красавчик.
- Драй, драй, - обрадовался водитель, выхватив знакомое слово. И тут же спохватился - ведь это же русские! - Братцы! - завопил он. - Пожалейте! Трое ребятишек, мал-мала меньше! Меня насильно мобилизовали! Я только шофер! Мать больная! Мы же русские люди!
- Русские, - эхом отозвался Юрген.
Он подхватил за воротник норовящего бухнуться на колени водителя, немного встряхнул, поставил стоймя, ткнул дулом автомата в поясницу - давай вперед! Водитель побрел, дрожа всем телом. Когда они отошли шагов на двадцать от машины, Юрген сказал по-русски:
- Ладно, живи. Только помалкивай. У нас задание такое, изобразить, будто немцы Каминского убрали. Понял? Проболтаешься, из-под земли достанем. Понял? - еще раз строго спросил Юрген.
- Понял-понял, - суетливо сказал водитель, оборачиваясь, - задание, как не понять?
- Дуй отсюда! - сказал Юрген.
Водитель дунул. Поначалу как-то неуверенно, пошатываясь, то ли ноги плохо гнулись, то ли выстрела в спину ждал, а потом задал такого стрекача, что любо-дорого посмотреть, хоть завтра на армейские соревнования посылай.
- Отпустил? - сказал Красавчик, когда Юрген вернулся к машине. - Все равно не жилец. К кому бы ни попал, все прибьют.
- Но сначала он расскажет, что Каминского убили русские диверсанты.
- Расскажет, - согласился Красавчик, - вот только кому?
- К кому попадет, тому и расскажет.
- Хорошо бы, чтоб он к нашим попал, - сказал Красавчик.
- Угу, к СС, - кивнул Юрген.
- Сделай еще несколько выстрелов из пистолета Каминского, - предложил Красавчик. - Заберем с собой для убедительности. Активное сопротивление и все такое прочее.
- Тоже верно, - сказал Юрген.
Он подошел к телу Каминского, попробовал вынуть пистолет из его руки. Не удалось даже вырвать. Пришлось стрелять так.
- Может быть, Отто вторую мочку для симметрии отстрелить? - продолжал фонтанировать идеями Красавчик.
- Для убедительности? Можно, - сказал Юрген.
- Но-но, - взвился Отто.
- Ну, тогда тащи тело, - сказал Юрген.
Отто безропотно подчинился. Он понимал, что его взяли для грязной работы.
- Ты, Красавчик, тоже иди. Нечего тебе здесь делать. Табличку не потеряй. Мне ее на складе под расписку выдали.
Юрген вручил Красавчику табличку "Внимание! Контрольный пункт". Тот нежно погладил крыло машины, тяжело вздохнул: "Не делайте ей больно!" - и отправился по тропинке в лес вслед за Отто.
Брейтгаупт уже все подготовил. Два тела, козлы и разломанная на несколько кусков слега лежали в салоне машины. Им оставалось только скатить ее в кювет, расстрелять и поджечь. Она вспыхнула ярким пламенем. Или это так показалось в темноте ночи?
Подполковник Фрике ждал их у тайного лаза в лагерь. Пришлось раскрыть ему одну из маленьких солдатских тайн. Но ведь все равно они должны были днем покинуть лагерь. К тому же лазов было три, а они показали только один.
- Где Каминский? Как прошла операция? - немного нервно спросил Фрике, когда Юрген бесшумно возник перед ним.
- Операция прошла успешно, - доложил Юрген. - Вот только… Виноват, господин подполковник… Готов понести заслуженное наказание.
- Где Каминский? - переспросил Фрике.
Юрген тихо свистнул. Товарищи принесли тело, положили на землю. Красавчик включил фонарик, подал его Фрике.
- Да, это Каминский, - сказал тот, осветив лицо, - сопротивление при задержании? - Луч скользнул по ранам на груди. - Он стрелял из пистолета? - Луч фонаря остановился на пистолете, намертво зажатом в руке.
- Пять или шесть раз, - ответил Юрген. Остальное не требовало комментариев.
- Хорошо, - сказал Фрике, но несколько неуверенно. - Фуражку, надеюсь, не в лесу потеряли?
- Сожгли вместе с машиной, - ответил Юрген.
- У-у-у, - застонал Красавчик.
- Собаке собачья смерть, - сказал Брейтгаупт.
"Wie gelebt, so gestorben"
Это сказал Брейтгаупт.
- Слишком почетная смерть для него, - поморщился Фрике, - он умер как солдат.
- Да, - сказал Юрген, - он не сдался.
- Крепкий был мужик, - встрял Отто, мнения которого никто не спрашивал.
- Следуйте за мной, - приказал Фрике, - с телом.
Они подошли почти к самому лагерному плацу, когда Фрике приказал остановиться и не высовываться без его приказа. Дальше он пошел один. Почти у самых ворот стоял большой армейский крытый грузовик. "Мерседес-Бенц 4500", - немедленно известил их Красавчик. Рядом стояла легковая машина. "Двухсотый", - несколько пренебрежительно сказал Красавчик. На их фоне прогуливалась группа из трех офицеров в блестевших в лунном свете высоких сапогах, длинных плащах и фуражках с вертикальными тульями. "СС", - поскучневшим голосом сказал Отто.
Фрике подошел к офицерам и о чем-то долго говорил с ними. Наконец один из офицеров отошел к грузовику и отдал какое-то распоряжение. Из кузова грузовика посыпались солдаты, никак не меньше взвода, построились поодаль. Фрике подошел и посветил фонарем внутрь кузова, потом призывно махнул рукой.
- Это он водителю, не нам, - тихо сказал Красавчик.
"Фрике не хочет нас светить", - подумал Юрген. Правильно подумал.
Грузовик выехал на плац, развернулся и сдал задом, остановившись в двух метрах от них. Они забросили внутрь тело Каминского. Фрике дал сигнал к отправлению.
- Без претензий, - сказал он им, вернувшись. - Этот вариант устраивает все стороны. Вы отлично справились с заданием.
- Рады стараться! - вылез вперед Отто.
Красавчик двинул ему кулаком в бок.
- Забудь, - сквозь зубы сказал Юрген.
- Уже забыл, - сказал Отто.
Брейтгаупт широко зевнул.
Он как всегда смотрел в корень, Ганс Брейтгаупт. Спать им оставалось совсем ничего, а назавтра, то есть уже сегодня, им предстоял тяжелый и долгий марш.
Они выступили в полдень. Их рота уходила последней. В лагере не осталось никого, кроме отделения саперов, они минировали казармы и складские помещения. Это неприятно кольнуло Юргена. Они-то сюда не вернутся, тут к гадалке ходить не нужно. Но командование, похоже, приказало уничтожить лагерь, потому что не верило, что им удастся удержаться на этом рубеже. Не Фрике, а более высокое командование, пытался убедить себя Юрген. Там, наверху, никогда не знают, как на самом деле обстоят дела. Впадают то в эйфорию, то в панику. Неизвестно, что хуже. Потому что расплачиваться за все приходится им, солдатам.
Где-то на десятом километре грустные мысли покинули его. Не от усталости, а от близости товарищей. У них подобралась отличная команда. Офицеров не хватало, поэтому их взводом командовал обер-фельдфебель Хаппих. Он, как и Фрике, засиделся в лагере и теперь радовался маршу на фронт, как солдат-новобранец первой увольнительной. Он так и сыпал всякими историями из своей богатой практики, которые были смешнее всяких анекдотов. Юрген получил отделение. Все сплошь - старые проверенные бойцы. Плюс двое салаг, Карл с Фридрихом, которых Юрген заприметил еще по прибытии. Они были настоящими салагами, попытались дезертировать через какой-то месяц после призыва и угодили в штрафбат. Но они были веселыми, сильными парнями и быстро всему учились, у них не было другого выхода. У них всех не было другого выхода, кроме как сражаться и стоять насмерть.
* * *
Они переправились через Вислу у Модлина. Это была крепость километрах в двадцати пяти севернее Варшавы. Для них это расстояние - легкая прогулка на полдня, тем более что все грузы везли на грузовиках и подводах. Семь верст - не крюк, вспомнился Юргену обрывок слышанной когда-то русской поговорки. Для чего не крюк, он уже не помнил. Наверное, для хорошего дела. Хорошим для них было то, что не пришлось идти через Варшаву. Ради этого Юрген с товарищами, побывавшими в этом ведьмином котле, готовы были и больше протопать.
В крепости они не задержались. Этому они тоже были рады. После Бреста они не доверяли крепостям. А подполковник Фрике и вовсе нервно вздрагивал, проходя мимо ее стен. Оказалось, что в тридцать девятом, во время польской кампании, почти день в день шесть лет назад, он принимал участие в штурме этой самой крепости.
- Это старая русская крепость, мы едва не обломали об нее все зубы, - сказал он. - Мы тогда шли напролом, восемь дней подряд, неся бессмысленные потери. Командование хотело как можно быстрее закончить ту войну, а у нас не было, по сути, никакого опыта боевых действий. Даже у тех, кто прошел Великую войну. Ведь это была другая война.
Юргену было семнадцать, когда началась польская кампания. Он прекрасно помнил то время. У них, в Гамбурге, была самая настоящая паника. Можно было подумать, что это не немецкие войска вступили на территорию соседнего государства, а наоборот.
Отец постоянно говорил Юргену, что нацисты готовятся к большой войне и развяжут ее при первом удобном случае. Он сам видел, как толпы людей восторженно приветствовали возвращение Рурской области, аншлюс Австрии и присоединение Судет. Он не сомневался, что весь немецкий народ жаждет реванша и новой большой войны. И вдруг - паника и явный страх вместо восторженных воплей. Из радиоприемников неслись величественное обращение фюрера и воинственные речи Геббельса, на улицах гремели военные марши, а люди под аккомпанемент этого патриотического тарарама скупали соль, спички, керосин.
Это было тем более странно, что победа далась на удивление легко. Так следовало из кинохроники "Вохеншау", которую крутили в кинотеатрах перед каждым фильмом. Бравые, весело улыбающиеся немецкие солдаты на танках на фоне понурых польских кавалеристов. И ни слова о потерях. Складывалось впечатление, что каждый погибший возводился в ранг национального героя.
И вот они прошли мимо кладбища, где были похоронены немецкие солдаты, погибшие во время штурма одной только этой крепости. Героев было много.
- Поляки - хорошие солдаты, - сказал Фрике, косясь на ровные ряды крестов, - особенно когда они в седле.
- Хорошо, что в Варшаве на лошадях не повоюешь, - ухмыльнулся Отто Гартнер.
- Типун тебе на язык! - сказал Брейтгаупт.
"Möchtest du den Pips bekommen!"
Это сказал Брейтгаупт.
- Да я что, я просто хотел сказать, что их там кормить нечем, - начал оправдываться Отто.
- Заткнись, - коротко приказал Красавчик. Уж на что он сам любил побалагурить, ради красного словца не жалея ничего и никого, в первую очередь себя, но были вещи, о которых он предпочитал помалкивать. Не буди лихо, пока спит тихо - он эту истину на фронте твердо усвоил.
- Надеюсь, русские повторят нашу ошибку и тоже попытаются взять крепость с ходу и в лоб, - сказал Фрике.
Он был настолько погружен в свои мысли, что, скорее всего, даже не слышал перепалки идущих рядом с ним солдат. Мысли были невеселые. "Он не сомневается, что русские будут здесь, - подумал Юрген, - что мы не удержим рубеж". Он тоже погрустнел.
Но пока они шли на восток, навстречу солнцу и русским.
Местность была отличная, с обилием лесов и речушек, ее оборонять и оборонять. Было где разместить долговременные огневые точки и блиндажи, отрыть траншеи, раскинуть минные поля и устроить полосы противотанковых и противопехотных рвов и заграждений. Обер-фельдфебель Хаппих уже руки потирал, видя такой простор для деятельности. Здесь действительно было просторно, почти как в России. Они успели привыкнуть к русским просторам. Им здесь было комфортно. Это вам не клетка крепости.
Вот разве что новобранцы, Карл и Фридрих, сетовали на плохие дороги. Да что они понимают в дорогах! Нормальные дороги, так сказал Красавчик, а он у них был главным экспертом по дорогам. Такие дороги оборонять - одно удовольствие, добавил Красавчик, по ним даже "Т-34" не разгонится. А идти по ним можно, особенно если дождь не разойдется. Дождь не расходился, обычный такой позднеавгустовский дождик моросил. Это тоже было хорошо. За весь марш - ни одного авианалета.
Их придали танковой дивизии СС "Викинг". Тут им тоже повезло. Это был вынужден признать даже подполковник Фрике, забывший на время старые обиды и ведомственные склоки. Это были славные парни. Они были норвежцами, мордатыми здоровенными норвежцами. Настоящими арийцами. Так считали наверху специалисты по расовой теории. Может быть, и так, во всяком случае, они ничем не отличались от них, немцев, разве что говорили между собой на своем языке. Но с ними говорили по-немецки со смешным, немного птичьим акцентом. Ну да у них там, в Норвегии, много птиц в ихних фьордах, поневоле наберешься.
Они были добровольцами. Им было скучно в их Норвегии, где по полгода не бывает солнца. Они просто рвались служить в СС и именно в танковых частях. Им нравились немецкая дисциплина, немецкий порядок, немецкая техника и немецкая чистота. И еще им нравились обширные русские участки, которые были обещаны им после войны. Они видели русскую землю под Воронежем и на Кубани. Это была отличная черная земля, не чета их камням. И хотя теперь до этих участков было дальше, чем до их родной Норвегии, они не теряли надежды и сражались с прежним упорством.
Да, они были хорошими солдатами, именно это примирило с ними подполковника Фрике. Они часто сидели вместе у костров, делясь воспоминаниями о прошлых боях. Им приходилось воевать в одних и тех же местах, хотя и в разное время.
Они рассказали норвежцам о битве на Орловской дуге.
- На белгородской? - переспросили те.
- Это почти одно и то же, - ответили они.
- Да, это была великая битва, - сказали норвежцы, - жаль, что мы туда не попали.
Подразумевалось, что они бы, конечно, задали иванам жару под Прохоровкой - это название они выкаркивали, как гагары, - и отстояли бы свои законные гектары. Но они не держали на них зла за то, что они в конце концов отступили. Норвежцы их только пуще зауважали, когда узнали, что они были там от первого до последнего дня и выбрались живыми.
Норвежцы в свою очередь рассказали им о летних боях в Белоруссии.
- Мы шли на Белосток, когда пала крепость Витебск, - начали они свой рассказ.
- Бывали мы в Витебске, - с тяжелым вздохом сказали Юрген с Красавчиком. Брейтгаупт просто вздохнул. - Тоже мне крепость!
- Русские взяли ее после одиннадцатичасового штурма. Тогда на карте образовалась дыра в сорок пять километров. И нас бросили в нее. Нами всегда затыкают всякие дыры. Нас наверху называют командой спасателей.
- Это нам очень хорошо знакомо, - сказали они, - нас тоже бросают во всякие дыры, только называют немного по-другому - командой вознесения.
- Это что такое? - спросили норвежцы.
Они объяснили.
- Один черт, - сказали норвежцы.
- Хрен редьки не слаще, - сказал Брейтгаупт.
"Wen die Nessel nicht brennt, den sticht die Distel"
Это сказал Брейтгаупт.
- Вот именно, - согласились норвежцы, - мы там потеряли половину машин и всю пехоту поддержки.
- А вот мы выдержали тридцать два часа непрерывного штурма, - с гордостью сказал Красавчик. Все познается в сравнении, а сравнивают с последним.
- Это где? - спросили норвежцы.
- В Брестской крепости, - ответил Красавчик.
- О! - только и сказали норвежцы. - Мы там тоже проходили неподалеку, - добавили они через какое-то время и уточнили: - к Варшаве.
Под Варшавой они действительно отличились. Они разбили русскую танковую армию и взяли несколько тысяч пленных, такого уже давно не бывало. Но они были скромными парнями. Они честно признали, что разбили целую армию не в одиночку, а вместе с танковой дивизией СС "Мертвая голова". Но, тут же оговорились они, благодаря тому, что командующим объединенным танковым корпусом был назначен командир их дивизии Папаша Гилле.
У них, как и везде, было принято давать прозвища командующим. Вот только прозвища у них были какими-то семейными. У них вообще все было по-семейному. Можно было подумать, что все они вышли из одной деревни.
И молодые парни все рвались и рвались из этой деревни на фронт, несмотря на большие потери. Но были и "старики", со многими из них Юрген подружился, им было о чем поговорить. А их командующий и вовсе воевал аж с польской кампании. С ним близко сошелся Фрике, им тоже было о чем поговорить. Они были приблизительно одного возраста и в эквивалентном чине - подполковник вермахта и СС-штандартенфюрер. Фрике, обычно такой щепетильный в обращении и даже подчас чопорный, звал его просто Ганнесом, как и все солдаты его полка.