Роман окончен в 1942 году. Отрывки романа: "Бой за дворец культуры", "Проверка", "У дворца культуры", "Матвей Ковалёв" печатались в 1942 и 1943 годах в "Огоньке", "Известиях", "Вечерней Москве" и "Советском писателе".
Полностью издан только в 2016 году в журнале "Сибирские огни" №№ 07-12
Содержание:
Всеволод Иванов Проспект Ильича 1
Елена Папкова Предисловие 1
Глава первая 1
Глава вторая 3
Глава третья 4
Глава четвертая 6
Глава пятая 7
Глава шестая 8
Глава седьмая 9
Глава восьмая 11
Глава девятая 12
Глава десятая 13
Глава одиннадцатая 14
Глава двенадцатая 15
Глава тринадцатая 16
Глава четырнадцатая 16
Глава пятнадцатая 17
Глава шестнадцатая 19
Глава семнадцатая 20
Глава восемнадцатая 21
Глава девятнадцатая 22
Глава двадцатая 23
Глава двадцать первая 25
Глава двадцать вторая 26
Глава двадцать третья 28
Глава двадцать четвертая 29
Глава двадцать пятая 30
Глава двадцать шестая 31
Глава двадцать седьмая 32
Глава двадцать восьмая 33
Глава двадцать девятая 35
Глава тридцатая 37
Глава тридцать первая 37
Глава тридцать вторая 39
Глава тридцать третья 40
Глава тридцать четвертая 42
Глава тридцать пятая 43
Глава тридцать шестая 44
Глава тридцать седьмая 46
Глава тридцать восьмая 47
Глава тридцать девятая 48
Глава сороковая 49
Глава сорок первая 50
Глава сорок вторая 52
Глава сорок третья 53
Глава сорок четвертая 54
Глава сорок пятая 55
Глава сорок шестая 57
Глава сорок седьмая 58
Глава сорок восьмая 59
Глава сорок девятая 60
Глава пятидесятая 62
Глава пятьдесят первая 62
Глава пятьдесят вторая 63
Глава пятьдесят третья 64
Глава пятьдесят четвертая 66
Всеволод Иванов Проспект Ильича
Роман
Елена Папкова Предисловие
Среди многочисленных не публиковавшихся при жизни произведений Всеволода Иванова есть книга, о неблагополучной издательской судьбе которой сам писатель горевал более всего. Это военный роман "Проспект Ильича", написанный в 1942 г. Он, "может быть, единственный раз в жизни, сам добивался опубликования именно этого романа, много раз переделывая его. <…> Думается, что самое обидное для человека, когда отвергается его искренний горячий порыв своими усилиями закрепить не свое личное, а именно общее дело", - вспоминала Т. В. Иванова. После смерти мужа она прикладывала огромные усилия, чтобы напечатать романы 1930-х гг. "Кремль" и "У", произведения "фантастического цикла", хранившиеся в архиве. Будучи внучкой писателя, я старалась продолжить ее работу - в 2001 г. вышли "Дневники" Иванова, в 2012 г. в серии "Литературные памятники" переиздана подвергшаяся в 1920-х гг. истребительной критике книга "Тайное тайных". А сейчас я искренне радуюсь, что к нелегкому этому делу постепенно присоединяются молодые исследователи. Особенно приятно, что Ирина Алексеевна Махнанова, подготовившая к первой публикации в журнале "Сибирские огни" роман "Проспект Ильича", - сотрудник Омского государственного литературного музея им. Ф. М. Достоевского. С Омском, где Иванов жил с 1917 по 1921 г., в трагическое для Сибири и России в целом время, тесно связана творческая судьба писателя. Здесь формировался его удивительный талант жесткого реалиста и фантаста, экспериментатора. Здесь, в Сибири, он был свидетелем революции, стремительной смены правительств, братоубийственной Гражданской войны. Все это нашло отражение в "Партизанских повестях", особенно в знаменитом "Бронепоезде 14–69". "Партизанами он начал, партизанами надо ему кончить" - так, по воспоминаниям Т. В. Ивановой, в 1940-х гг. пошутил один из руководителей Союза советских писателей. Однако ни во время Великой Отечественной войны, ни позднее роман "Проспект Ильича", где по-другому, чем в 1920-х гг., рассказывалось о другой войне, не был напечатан. Не помогло ни то, что Иванов с июня 1941 г. стал военным корреспондентом "Красной звезды" и "Известий", ни то, что в 1943 г. он был на Орловско-Курской дуге, а в 1945-м - в поверженном Берлине. Какие "еретические" мысли Иванова так напугали редакторов и издателей - это современному читателю предстоит понять, читая само произведение в журнале "Сибирские огни". Мне же хочется выразить глубокую благодарность всем тем, кто помог осуществлению мечты писателя о публикации романа "Проспект Ильича".
Елена Папкова ( Иванова ) ,
сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН
Глава первая
Сожрал бы волк кобылу, да на оглоблю напоролся.
(Пословица)
Проспект Ильича, во всей своей громаде, виден оттуда, откуда вы придете, миновав старинные губернские улицы, наполненные ампирными зданиями и купеческими особняками "модерн" тех времен, когда городовые походили на царей; а цари, разумом и видом своим, не очень-то отличались от городовых. Вы входите на площадь, до сих пор носящую название Базарной, хотя уже много лет с нее сметен базар, и разве напоминает о нем гул в пивной, где сталкиваются кружки да биллиардные шары, выщербленные временем. Трамваи с певучим звоном, свойственным только этому городу, обгоняют вас, звеня над самым ухом. Но вы не сворачиваете. Вы стараетесь вникнуть в атмосферу старинных строений…
И, вдруг, со средины площади вы видите нечто похожее на странную, сказочную процессию кубов, полушарий, колонн, шпилей, ромбов, соединенных в удивительно стройном разнообразии… Перед вами - Проспект Ильича. Как весела и легка эта улица! Какой талант мог вообразить и вычертить эти линии? Чьи вдохновенные руки выстроили ее? Вы спрашиваете, смотрите, - взор ваш не в состоянии оторваться от этих то лазоревых, то зеленых, то белых зданий. И вот, вам кажется, что удивительная процессия сейчас уйдет от вас, гремя, хохоча; и распевая сказочные песни. Боясь упустить ее, вы упиваетесь красками. Вы рассматриваете то черный бархат асфальта, на котором вышитым жемчугом искрятся точки, отмечающие переходы, и вам думается, что только по этому переходу, под светом этого светофора, вы перейдете на сторону счастья. К тому же, на бархате шаловливо сияют, словно воткнутые серебряные булавки с алмазными головками, столбы фонарей, и шары их, битком набитые электрическим светом, качаются под влажным ветром с реки. То вы глядите удивленно на красивый, недостроенный еще домище, сквозь багровый кирпич которого уже проступает, кажется, мрамор украшений и мыслятся витиеватые орнаменты. Голубой забор охраняет домище, - словно строители боятся, что здание понесется в плясе да так и не воротится, - потому что всякое бывает на свете! То вы поразитесь бесконечным плитам лабрадора, нежным, как атлас, обнимающим два или три этажа да еще, вдобавок, украшенным золотом вывесок и хрусталем витрин… Кому не понравится красота и легкость множества зданий во время заката, когда солнце, прощаясь, заливает их своими пламенными лучами и кажется: дивные заморские птицы, - розовые, зеленые, оранжевые - взмахнув крыльями, того и гляди исчезнут в глубоком небе, манящем их к полету.
Великолепен Проспект Ильича!
И над всем его великолепием господствует многоэтажный и многооконный дворец, называемый Дворцом культуры. Даже те, кому не нравятся современные дома и кто называет их коробками, которые можно вложить друг в друга как дети вкладывают один в другой свои игрушечные кубики, даже те находят в этом дворце красоту изумительную, которой, видимо, не суждено погибнуть. И чем больше вы всматриваетесь в это здание, тем вам кажется убедительней мысль, что здание и само чувствует свое достоинство.
Дворец построен уступами. На одном из уступов возвышается громадная статуя Ленина. Он стоит, сделав шаг вперед, простерши руку на запад. Вы глядите, и мало-помалу вам начинает чудиться, что он уже отделился от здания, и сейчас вы услышите его тяжелый громоподобный шаг. Стремительность его - прекрасна! Одушевление, охватившее его, - необычайно и пленительно! А простота его, - его пиджак, любимый галстух в горошинку, кепка, - приближает его воодушевление так близко к вам, что кажется, вы слышите его дыхание, - и дышите в такт с ним. Словно огромная мысль, воплощенная искусством в камень и бронзу шагает впереди вас статуя Ленина! И, всюду, где бы вы ни стояли на проспекте, вы видите Ленина так жe, как всюду в мире чувствуются теперь его мысль, его бессмертная воля, его неудержимый и стремительный гений.
Ленин!
Ленин стоит над Проспектом и видит не только его, но и весь город, все его сады, здания и заводы. Проспект переходит в мост, который пересекает большую реку. Ленин видит и мост, реку, и леса за рекой, и нивы колхозов. Закатывается солнце. Но - Ленин стоит так высоко, что думается: он видит не только закат, но ему уже виден восход.
Ленин стоит, простерши мощную руку на запад!..
Сияющий, искристый камень, темно-зеленый и твердый, из которого создана статуя, выламывали раскосые желтолицые люди в предгорьях хребта Туну-Ула. Длинный плот из столетних бревен нес камень этот по Енисею. Ревела река. Тайга шумела, как в песне. Плотовщики, бородатые русские мужики, сидели, покуривая махорку у костра, возле рулевого бревна, и тянули старинные сибирские: о той ли о каторге, о тех ли бродягах, о том ли славном море Байкале, о той ли омулевой бочке… А, молодежь, послушав их, заводила песню о Ленине. Старики, подумав и решив, видимо, что молодежь права, подтягивали басом, от звуков которого просыпались и вздрагивали в тайге медведи. Гигантский легендарный камень возвышался на столетних бревнах, и плескалась у его подножья, во тьме, река словно плескалась сама вечность.
Ленин стоит, простерши мощную руку на запад!
Поезд, вздымая тучи пыли, несется степями Казахстана. Он везет тяжелые медные слитки, выплавленные там, где катит свои мелкие волны, длинный, окаймленный камышами и лихорадками, Балхаш; где роет пески Или, где нескончаем через нее плашкоутный мост, по которому бегут к меди автомобили; где жгуча жаром и холодом мрачная пустыня Бетпак-Дала. Эти слитки меди казак шлет из Балхаша, дабы блестели поручни лестниц, по которым поднимаются к тебе, чтобы ближе рассмотреть твое лицо, возвышающееся над Проспектом и над нашим счастьем.
Ленин стоит, простерши руку на запад!
И, везли золото. Его везли из гор Алтая; из долин южного Урала; его добывали на Алдане; возле Верхоянского хребта; за ним ходили старатели к горам Черского; и плыли по реке Индигирке; и по реке Омолон; и по реке Анюй; и шныряли вдоль всех рек и ручьев, где только блестят, как рыбьи чешуйки, эти золотые искры. И гремели драги, и текла вода, и взрывали скалы, и размывали землю, и раздували огонь в плавильных печах, стучали молотом, плюща слитки, чтобы на фронтоне Дворца гигантскими золотыми буквами вылепить: "Просвещение - трудящимся. Дворец культуры имени Владимира Ильича Ленина".
Ленин стоит, простерши мощную руку на запад!
И, везли мягкий, нежный как улыбка в шестнадцать лет, алый шелк, взлелеянный возле арыков Узбекистана, где тутовые деревья пьют воду из потоков, прорытых человечеством еще в те времена, когда Гомер правил первую корректуру Иллиады, списка, сделанного по его личному манускрипту. Из этого шелка, вечно прекрасного, как строй Иллиады, вытканы знамена, украшенные твоими мыслями и твоим обликом, знамена, которые колышатся ныне над гвардейскими полками, несущими победу; и стоят в залах цехов; и стоят в университетах; и стоят в колхозах; и стоят везде, потому что
Ленин стоит, простерши мощную руку на запад!
И по бешеным, неистовым волнам Каспийского моря везли сюда асфальт из Баку, чтобы залить его бархатом весь Проспект и все окрестные улицы, над которыми возвышаются твоя мысль и твоя статуя. И, на пиры народа, когда поднимали бокалы в твою честь, и вставал Сталин, и вставал весь народ, - на столах лежали плоды и вина Азербайджана, Грузии, Армении, и холодок сладостных винных паров напоминал всем ледники и горный воздух Кавказа.
Проспект Ильича!
Ты создан в обычном провинциальном городе некоей бывшей губернии некоей бывшей империи. Ты выстроен за пределами городской черты губернского некоего города, а значит, - и за пределами империи. Ты выстроен на том месте, где еще недавно торчала городская свалка, голели пустыри да малоприбыльные огороды. И, посейчас еще откуда-то из окрестностей Проспекта везут осенью возы с бледно-зеленой капустой, и хотя на гладком асфальте возы не колышатся, все же падают с них вялые и вогнутые листья капусты, словно напоминая о том, что они некогда господствовали здесь. Вряд ли так уж много людей в мире знают о твоей красоте, Проспект, потому что выстроен ты ни в Москве, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке, словом, не там, где любит бывать людская пытливость, а выстроен ты в бывшем губернском городе нeкoeй бывшей империи, возле территории громадного завода сельскохозяйственных машин - CXМ - и возле некоторых других заводов и шахт.
Проспект Ильича!
Смотрите, как великолепен Проспект весной, когда снега набухнут и станут мягки будто вата: дотронешься до него и думается, что снег загрустил и плачет, жалея зиму. Из-под снегов уже вылазят ручьи, сверкая бойкими голубыми глазенками. Лепеча и бормоча, булькая и шлепая, стремятся они по Проспекту, так что тысячи машин, бегущих к воротам СХМ, не в силах заглушить их торжественного и растущего лепета. Наверху горит солнце, внизу блестят ручьи, и все окружающее их, охваченное весенним порывом, так, кажется, и летит к реке, через которую проложен такой высокий, мост, что до него не добраться никаким водам и льдинам мира. Но, река наша, сильна, могущественна и горда! С каждым часом, вместе с солнцем, она поднимается выше и все выше. Вы глядите вниз с моста. Как решительны воды! Какой грохот на реке от ломающихся льдин! Вот-вот - и вода уже моет подошвы ваших сапог. Чудесная штука - весна, замечательная штука - весна! Шагайте по весне, промачивайте ноги в лужах, отталкивайте льдины от берега, падайте лицом в молодую травку, - весна проходит так же быстро, как и весна вашей жизни.
Да, изумителен весной Проспект Ильича!
Но, куда великолепнее Проспект зимою, когда посыплется с неба, крупный, как лепестки, снег; когда на улицу, забыв свои книжки, вывалят ребята; когда множество машин пытаются убрать снег, расплавить его, разгрести, а он все валит и валит, колет и щекочет глаза своим блеском, и лебедино-спокоен и величественен, ибо он-то знает, что такое красота. И кажется, прошло не более минуты, а уже - Новый год! Вот тогда-то и начинает снег крутить, и выть, и возноситься, как будто самый лучший поэт, и прискакивать, и приседать, и менять ежесекундно очертания сугробов и вообще делать такое, что вы способны вообразить, будто он выпьет и высосет всю вашу душу, и запугает вас насмерть. Никакие фонари на Проспекте не могут пробить этой удивительной прекрасной синей мглы его, которая сама в себе купается, охорашивается, и сама себе поет подобно соловью или же лает хриплым воем невесть для чего.
Да, великолепна и живописна жизнь в бурных снегах моих, дующих зимою по Проспекту Ильича!
Однако, и тогда, когда снега лежат спокойно, они тоже прекрасны. Достаточно посмотреть на толпу, которая ночью, под месяцем, выходит из Дворца, где смотрела она фильм или слушала скрипку московского гостя. Над нею недвижно повисло небо, такое тихое и чудесное, что и выразить нельзя. Звезды, словно золотая дробь, рассыпанная охотником, а само небо - дымчато-черно, будто порох, и также таинственно таит в себе силу, глядя на которую, даже самый спокойный человек впадает в лихорадку ожидания. Люди, пораженные неслыханной красотой ночи, говорят шепотом. Они не знают, чего и зачем им хочется. И как замечательно то, что они этого не знают!
Да, живописны снега на Проспекте Ильича. Хорош он в этих снегах, - удалой, могучий, вечный!..
Но, больше всего мне нравится Проспект Ильича поздним летом, когда уже отчетливо предчувствуется осень. Когда начинают жать хлеба; когда из-за руки, по черноземным полям, доносится сюда в город звук падающих на землю тяжелых колосьев нашей страны, и запах засыхающего жнивья так сладок и так замечательно трепещут и вьются в жнивье перепела; и так уверенно гудят комбайны; и так быстро несутся грузовики с зерном; и так прекрасна девушка, остановившая машину возле вас, и неизвестно почему, пристально вглядывающаяся в прозрачную даль своими большими карими глазами. Что она видит? Кого? Не на вас ли она засмотрелась? И вы, как дурак, двигаетесь к ней. А она что-то кому-то крикнула, завела машину, - и не успели вы протереть глаза, как ее уже и нету! Но, вы спокойно идете дальше, ибо мир велик и прекрасен, страна наша огромна и надежд много…