Особенно морщились они, когда он просил, организовать охрану для детей пропавших.
– Есть у тебя свободное время, охраняй сам, – говорили ему начальники, – это не наше дело, охранять людей по их квартирам, нет такого закона, нет!
На что Соколов ничего не отвечая, брал в дежурке пистолет и автомат, и охранял детей до тех пор, пока убийцы не были задержаны.
Потом на участкового свалилось еще и настоящее горе: умерла мать, ей плохо стало на работе, а скончалась практически в тот же день, в больнице.
Соколов, получив страшное известие, успел таки на последние земные минуты своей мамы, когда врачи в спешке кололи ей уколы, пытались реанимировать её электроразрядами, и последнее, что Андрей успел увидеть, это были глаза его мамы, смотрящие на него с всепрощающей любовью, и он явственно увидел, как свет исшёл из неё.
Вот и все.
Провожал ее целый район, ибо уважали ее очень многие, даже мэр Гадецкий умудрился побывать на похоронах, по какой причине Андрей тогда не понял.
Да и работы навалилось после этого весьма много, пошли случаи массовых исчезновений людей, в городе и районе.
Хотя многие бывшие знакомые, "выбившиеся в люди" не понимали его, говоря, что ты занимаешься не своим делом. Были среди них и "авторитеты", говорившие: "Командир, вот мы за ум взялись, на "джипах", да "мерсах" новых катаем, все стали предпринимателями, и депутатами, производство заимели, свои семьи на море не по разу в год возим, а ты? Как ездил на старой дряхлой "Таврии", так и ездишь, и семью свою ты ни разу на море не свёз отдохнуть, ради чего живешь и работаешь ты?"
На что Соколов отвечал им: – Я живу и работаю ради истины, верю, что моя помощь нужна людям, а истина моя, это справедливость, милосердие и любовь, и без истины этой все мы мертвы.
Удивлялись ему на эти речи, пожимали плечами и отходили, да и как понять его, если все друг другу, мягко говоря, не друзья, и что взять с ментозавра, взявшего в кредит, дорогущего ротвейлера, для общерозыскных целей.
Наметился у Соколова и определенный прогресс по розыску: так в одном случае сообразил он, что группа негодяев, отомстила пропавшей женщине, самым жутким образом, заманив ее в частный дом, на берегу реки, где убили ее, расчленив ее тело и утопили в реке, привязав кусок рельс к телу.
Был участковый ночью в том доме, с теми мужичками, и когда убийцы сообразили, что лейтенант догадался о случившемся, видя, что он один, глумились над ним: – Вот ты один, и без оружия, как выйдешь отсюда?
Впрочем, вышел оттуда участковый силой духа своего, не побоялся, и нелюдей за решетку определил.
По другому делу вообще все интересно выходило, пропадали у одного мужичка, раз за разом его приятели, догадался участковый в чем дело, осмотрел притон, где жил этот нелюдь на окраине города, а там ужасы – остатки расчлененных тел, да орудия преступлений – топоры и ломы со следами крови, никакого люминала не надо, а в холодильнике, вообще лучше не открывать! – головы "потеряшек".
Вызвал лейтенант опергруппу и спецназ, но не нашли нелюдя тогда.
Был у Соколова следующий день – выходной, в отделе строго, "ПМ" заставили сдать, и вот тебе незадача, получил он от своего доверенного лица информацию, где скрывался беглый преступник.
Ну, проверил участковый квартиру, да, подтвердилась информация, что беглый на притоне в этой самой квартире, на первом этаже пятиэтажки.
В ответ на стук в дверь, в лютой ярости кричал ему нелюдь тот: – Давай, участковый, заходи, на тебя и топор и ружье припасено, сегодня смерть твоя пришла, готовь гроб себе!
Вызвал Соколов тогда группу захвата, так как из оружия у него лишь форменная рубашка, да пустая кобура.
Прибывшая группа была малочисленной, всего два человека, зато в полной экипировке, с касками, бронежилетами, автоматами, пистолетами, и спецкарабином в придачу.
В общем, началась тут стрельба – пальба, Соколов только людей успевал отгонять от притона, затем штурм!
Во время штурма, когда Соколов и два бойца выбили двери притона, накрыв группу местных жуликов этой самой дверью, бандиту удалось вскочить, он схватил топор, видя перед собой беззащитного и безоружного участкового, с силой метнул в него топор.
Два бойца в полной броне, отпрыгнули по сторонам, конечно и Соколов мог уйти с линии атаки, но в данный момент, из соседней квартиры выскочили малые дети, и участковый в прыжке назад, отталкивая их, закрыл детей собой.
Участковый не особенно верил в чудеса, но в этот момент произошло необъяснимое: Андрей был готов поверить, что время остановилось, и летящий прямо в голову топор, застыл в воздухе, затем, словно пробудившись, время пошло очень быстро, топор-убийца неисповедимым путем поменял траекторию полета, и больно ударил участкового в левое колено. Оставшись без оружия, преступник сдался милиции.
Что было дальше, Андрей никогда не забудет, нет, это не то, как его грузили на "Скорую помощь" ребята с автоматами, а запомнилось то, что когда его выгружали со "Скорой" перед больницей, к нему подошел один из замов мэра Гадецкого, толсторожий, рыжеволосый, Селев, и как-то по крысинному, плотоядно улыбнувшись, поинтересовался: – Что здесь, учения?
Увидев набухающую от крови повязку, на ноге участкового, цинично поинтересовался, а знает ли он, что его мать до инфаркта довел именно мэр Гадецкий, сорвав на ней злость, а в больнице ее лечили, по указанию свыше не от инфаркта, а от болезни желудка!
При этом городской чиновник выразительно посматривал, на кобуру участкового, и взгляд его красноречиво спрашивал, как отомстишь ему за смерть матери?
Соколов не помнил, что ответил тогда этому чиновнику, помнится, что побелел весь-весь, и сердце свело от знакомой боли, нет, ничего он не ответил тогда этому человеку, да человеку ли?!!
Даже когда зашивали рану, Андрей не чувствовал ничего, хотя на душе было невыносимо больно.
Еще больнее было, когда он, прогуливаясь на костылях на улице, вероятно случайно, повстречал полковника Ужикова, который "порадовал": – Ну, что, довоевался? Против тебя начата служебная проверка, готовься к наказанию, рапорт за задержание, на твою госнаграду я порвал, и вообще, ты поступил, как свинья, нечего тебе было там делать! Выздоравливай, затем марш на медкомиссию, и вон из органов!
Что самое удивительное, даже те, кого он считал друзьями, предали, испугавшись проведать его на дому.
– За что? – молча плакал у прекрасного деревенского пруда лейтенант, горячие слёзы беззвучно катились из его усталых глаз по обветренному лицу и падали в чистые родниковые воды, – За что…?!
Впрочем, молился за своих обидчиков наш лейтенант, ибо воистину "не ведают, что творят!".
Но время шло, и действительно на участковом все зажило, как на собаке. Едва выйдя на работу, Соколова вызвал к себе начальник отдела кадров, и старательно пряча глаза, подал ему бумажку – направление на медкомиссию: – Бери, Андрей, не расстраивайся, там уже все решили за нас, готовься на гражданку, а так у тебя сегодня последний рабочий день, прогуляйся по участку…
Солнце светило ослепительно ярко и празднично, как и тогда, в тот день, когда началось наше повествование.
Участковый шел, слегка прихрамывая на раненую ногу, до дома оставалось не так уж и много. Переходя дорогу на светофоре на включенный для пешеходов зеленый свет, привычно поздоровавшись с неторопливо, гуськом переходящей "зебру" группой воспитанников детского сада с воспитателями, Андрей услышал рев несущейся автомашины.
Так и есть, нарушая все возможные правила, на светофор вылетел на огромной скорости, большой черный джип с тремя шестерками на номерах, мэр Гадецкий, как всегда пьяный!
Что думал и чувствовал в те минуты Андрей, мы уже никогда не узнаем, по словам очевидцев, он выскочил вперед и закрыл собой группу детей.
И – о чудо! Словно бы включилась какая-то неведомая сила, словно невидимой стеной, закрывшая участкового и детей от грозящей опасности, и чёрный джип, словно ревущий зверь, стал запрокидываться и ложиться набок, как игрушечная машинка, и тут случилось непредвиденное, от стайки детей, отделилась маленькая девочка – несмышленыш и бросилась в туже сторону, куда падала машина.
В прыжке вырвавшись из-под щита спасительной защиты, Андрей сумел отбросить девочку в сторону, а вот сам уберечься не смог, многотонный ревущий джип, накрыл его, всей своей звериной тяжестью.
Когда приехала "Скорая помощь", все уже было кончено, у смятого, закопченного джипа, с отвалившимися и обгоревшими номерами, лежало два трупа, слева – обугленного, как головешка пьяного мэра, справа – абсолютно не тронутого огнем, нашего участкового, у которого стояла на коленях и плакала воспитатель детского сада, та самая юная школьница, которую когда-то он спас от насилия…
Хоронили участкового Соколова при небольшом скоплении народа, с утра шел дождик, омывший следы недавней трагедии, затем прояснило, и выглянуло солнце, ярко одаряя всех своим светом и теплом, словно бы ничего и не случилось, говоря всем своим видом, жизнь продолжается, и жизнь удивительна и прекрасна.
Народ шушукался, мол, в этот же день, погребают мэра Гадецкого, там вся тусовка, куча "меринов", говорят даже приехал зам. губернатора, и даже есть решение назвать именем мэра одну из городских улиц.
Не многие пришли из РОВД, а те, что и пришли, пристыжено и сконфуженно молчали, и в глазах многих, читалось если не осуждение, то непонимание.
Из руководства присутствовал только начальник отдела кадров капитан Качанов, ему и предоставили слово, он подошел к гробу, хотел что-то сказать, но закашлялся, даже старого служаку пробила слеза: – Не могу, вы понимаете, я ничего не могу… ни сделать, ни тем более исправить…
В это время, небо полностью прояснилось, и вдруг на небе, над местом похоронной церемонии, показалось светлое облако, и в тот же момент, из гроба исшёл ослепительный, яркий свет, который был подобен свету сварки, и тысячи сверх ярких ослепительных прожекторов.
Откуда-то сверху, зазвучала строгая торжественная песнь, будто бы сам Небесный хор воспел, отдавая дань высших почестей Приходящему.
Когда гимн стал не терпимо громким, а свет – невозможно ярким, люди увидели ослепительный шар, как бы с крыльями, парящий над гробом, подобно голубю.
Многие тогда божились, что видели в этом шаре фигуру как бы светоносного Ангела, вид которого был дивен и прекрасен, и его одеяние блистало чистотой первого снега.
Когда потрясенные люди очнулись, первое, что они заметили, что все стоят на коленях, с молитвенно поднятыми руками, а над ними, по всему небосклону, сияет немыслимыми красками, ярче любых бриллиантов, радуга, и не сразу все заметили, что ГРОБ БЫЛ ПУСТ!
Зверь
Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с небес, как молнию.
Иисус Христос. Евангелие от Луки
Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека
И спросил его: как тебе имя?
И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что наемного.
Иисус Христос. Евангелие от Марка
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры
Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!
Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геену?
Иисус Христос. Евангелие от Матфея
Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ищя кого поглотить.
Святое писание. 1 соборное послание, Святого Апостола Петра
Городок Согдинск считался маленьким провинциальным городком на севере Вологодской области. Населением не блистал, всего тысяч пятнадцать по последней переписи. Одна большая центральная улица Пролетарская, по которой раскинулись городские магазины и магазинчики. Пара небольших заводов с хлебокомбинатом в придачу, да вот, пожалуй, и все достопримечательности.
Хотя нет, была ещё в Согдинске "достопримечательность" – долгострой огромной для их небольшого городка девятиэтажки, возводимой едва ли не с времён царя Гороха. Но в последние годы стройка возводимого дома, действительно заканчивалась, ещё бы – возведением дома занимался самый "элитный" человек Согдинска, даже можно сказать "человечище" – предприниматель Цыпкин Лев Борисович.
Считался Лев Борисович самым "знатным" и нужным человеком в Согдинске, хотя на дворе и стоял май 2015 года, все понимали, что время таких, как Цыпкин, окончательно пришло и довольно-таки надолго. Поэтому многие местные чиновники, не стесняясь этого факта, "состояли" на службе у Льва Борисовича.
На конец мая сего года в городке планировалось провести торжественную сдачу в эксплуатацию первой в Согдинске девятиэтажки под деятельным руководством Цыпкина. Правда, злые языки поговаривали, что дом сдаётся и принимается с огромным количеством недоделок и огрехов, что довольно-таки опасно для будущих жильцов.
Всё это прекрасно знал и понимал предприниматель, "освоивший" и недовложивший огромную кучу бабла при строительстве данного дома. Не то что Лев Борисович был злым человеком и веры не имел, нет, нательный крестик, как и все, он носил, конечно. Даже помогал возводить в угоду нынешней моде каменную дорогущую церковь в городке, не хуже, чем в Москве! Правда вот, в глубинах своей души, он поклонялся лишь одному своему богу, а им был культ бабла, очень большого бабла.
Так и сейчас, довольно посмотрев в зеркало в своём офисе, Цыпкин засобирался по делам сдачи дома в мэрию.
…На смотрящего в своё отражение зеркало смотрел страшный зверь, с огромной чёрной гривой, львиной пастью вместо головы, и страшными ядовитыми змеями, которые шипя, закрывали лысый череп чудовища вместо волос. Страшные огненные глаза зверя с блудливой мерзкой улыбкой вперились своим омерзительным взором в смотрящего, заставляя его отшатнуться…
Подъехав к мэрии, предприниматель Цыпкин уверенно и без очереди зашёл, даже не подав "дежурной" шоколадки секретарше, в кабинет к мэру.
В кабинете у градоначальника Велесова Вольфа Борисовича размазывая слёзы, сидела старая бабуля, которой только что без всяких там угрызений какой либо совести, понятия, незнакомого и чуждого современному чиновнику, было отказано в получении аварийного жилья.
– Но вы поймите, Вольф Борисович, – плакала пожилая женщина, и в такт её рыданиям грустно позвякивали на её груди медали и ордена за нелёгкую трудовую жизнь, – никто и не предполагал, что мой деревянный домишко сгорит из-за треклятого соседа-алкаша! Поймите меня, пожалуйста, мне просто негде жить, хоть руки на себя накладывай!
– У нас в стране полная свобода выбора для всех, – не без ехидства комментировал её слезливую речь мэр, – но я уже сто раз объяснял вам, что согласно подпункта пункта соответствующей статьи законодательства, не заложившего материального обеспечения именно в ваш житейский вопрос, не представляется возможным выделение вам аварийного жилья! Возможностей у нашего маневренного фонда нет, денежки отсутствуют!
Закончив длинную, по-чиновному малопонятную и витиеватую речь, взятую прямо скажем "с потолка", мэр Велесов довольно посмотрел на плачущую бабку: – Вам всё понятно, Вера Станиславовна?
– Я на вас прокурору, начальнику полиции и председателю суда пожалуюсь! – обидчиво поджав губы, посмотрела на мэра старая женщина, – Нельзя так с людьми обращаться!
Показывая "великолепное чувство юмора", мэр встал, театрально оглядевшись в поисках неведомых "людей" и сухо пресёк дальнейшие жалобы вредной старушенции: – Жалуйтесь куда угодно, не поможет! Теперь наша власть пришла, ступайте, ступайте вон, и больше не возвращайтесь! Решение по вашему вопросу принято, и ничто его уже не изменит!
– Так что мне, руки на себя наложить?! – в отчаянии и с вызовом посмотрела на чиновника старая женщина.
– Как вам угодно, – улыбнулся холодной, равнодушной и пустой улыбкой чиновника мэр, – как я уже говорил, у нас свобода, каждый может поступать по своей совести, но хотел бы сказать вам, что вы говорите недостойные слова для человека вашего возраста, как вам не стыдно ваших государственных наград?! Рекомендую сходить в церковь, покаяться и запомнить, что надо терпеть!
– А если это невозможно?!! – с грустью и с каким-то надрывом посмотрела на него бабуля.
– Всё в вашей власти, – цинично и безжизненно улыбнулся в ответ мэр, – считаю, что любые переговоры и переписку с вами необходимо прекратить ввиду нецелесообразности, прощайте, я не смею задерживать вас более…
Не попрощавшись, согнутая горем старая женщина вышла из кабинета градоначальника.
– Видал? – презрительно показал рукой в сторону ушедшей женщины мэр, обращаясь к предпринимателю, который по-хозяйски сидел напротив его, – Что они всё ходят, чего-то ищут?
– Люди надеются, – усмехнулся в ответ предприниматель, – верят…
– Оставь надежду всяк сюда входящий, – не без удовольствия процитировал известную фразу градоначальник, – неужели им, всем этим людишкам не ясно, что их время прошло раз и навсегда!
– Какое время? – не без интереса посмотрел на Велесова предприниматель Цыпкин.
– То время, когда ещё им можно было надеяться хоть на что-либо, – с жаром ответил мэр, – здесь все свои, не на отчёте и на съезде! Все мы одинаковы! И я, посмотрев в зеркало увижу себя, так и любой высший госчиновник – олигарх с Москвы глянув в зеркало, увидит то же самое, что вижу и я – самого себя! О чем это я?! А, о народе! Им больницы, предприятия, школы закрывают – а они молчат! Им цены поднимают на всё – а они молчат! Бессловесный скот, который ведут на бойню, и то мычит в недовольствии своём, удобный у нас народец попался! Даже бог у нас удобный – молчаливый… Впрочем, по мне так его и нет, потому что, если бы был, то было бы страшновато… Сами понимаете, мистика, ад, черти… Но мы с вами люди современные и прикидываться умеем, в угоду времени и любой власти!
Мэр цинично посмотрел на Цыпкина и продолжил: – Как я и говорил, все мы одинаковы! И у меня, да и у вас, как я знаю, прикуплен на народные денежки островок в чужом море, где не будет ни этих вечно стонущих терпил, ни этой грязной вонючей страны с её холодами и вечно разбитыми дорогами, а будет прекрасный пляж с пальмами и с юными, на всё согласными мулаточками, разносящими вечерний бренди в бикини!
– Не очень-то ты жалуешь Россию, – зевнув как лев, усмехнулся предприниматель, – а родные берёзки, к ним тебя не потянет?
– Нет, – с презрением и каким-то отвращением ответил мэр, – не потянет, как и к этому народу, который словно зомби ходит и просит у нас то, что мы ему дать не в состоянии!
– А не жалко народец-то? – посмотрел на Велесова предприниматель, – А вдруг вымрут все и не будет матушки-Расеи, которая, кстати, и кормит нас, и на островок, и на прочие шалости подкидывает, ась?
– Пусть сдохнут! – с какой-то злостью и яростью выдал своё сокровенное мэр, – И страны этой ничуть не жаль, если она позволяет делать с собой то, что делаем с ней мы! Впрочем, извини, Лев Борисович, отвлёкся, довела-таки бабка по непоняткам своим! Что у тебя ко мне?
– Сущая ерунда, Вольф Борисович, – улыбнулся предприниматель, – по планам, в этом месяце, я сдаю долгострой, и в городе впервые появляется элитная девятиэтажка для простого народа, ведь избирателей своих мы любим?
Глянув на Цыпкина, градоначальник плотоядно улыбнулся.