2
Из-за низкой облачности и непроницаемого тумана партизанских костров не нашли. Группу сбрасывали "на ощупь". В распахнутую дверцу фюзеляжа вытолкнули сперва грузовой парашют. За ним, через несколько секунд пошли друг за другом Плужников, Евдокушин, Слободкин.
Почти мгновенно после динамического удара, не успев сгруппироваться для приземления, Слободкин по пояс врезался в болото. В неудобной позе замер, стал прислушиваться. Сперва ничего не было слышно, кроме стука в висках. Потом до Сергея донеслись звуки, похожие на всплески, и тут же стихли. Он снова напряг слух. Еще через минуту или две звуки повторились. Как заранее было условлено, Слободкин прокричал горлицей. Два лесных голубя почти одновременно отозвались с двух сторон.
Отстегнув лямки парашюта, Слободкин подтянул к себе купол за стропы, скомкал перкаль в клубок и стал топить его, упрямо пузырившийся, в болотной жиже по всем правилам десантного дела. Болото обжигало холодом и сковывало движения. Никакой он не был парашютист в те минуты - обыкновенный стреноженный конь. Еле-еле выпростался из мокрых объятий кувшинок и еще каких-то незнакомых трав, похожих на стропы, длинных и крепких - не разорвешь.
К тому времени, когда троица собралась, выкарабкавшись на более мелкое место, уже начало светать Если действовать опять-таки по военной науке, надо было отсюда немедленно уходить. Но наука наукой, а грузовой парашют грузовым парашютом. Никак не могли понять, куда его зашвырнуло. Обшарили все вокруг, прочесали все кусты и деревья. Парашюта нигде не было. Не мог же он зацепиться за хвостовое оперение и улететь обратно? Не мог. Плужников и Слободкин свои ми руками вытолкали его за борт и ничего подозрительного не заметили. И штурман был возле них. Стало быть, надо возвращаться еще и еще раз туда, откуда с такими трудами выбрались, только лезть еще дальше и смотреть внимательней. Без грузового парашюта они мало чем смогут помочь партизанам.
В болоте было сперва по колено, потом по пояс, потом становилось и по грудь, даже самому рослому из них, Плужникову. О Евдокушине и говорить не приходится. Но делать нечего, месили и месили обжигающую холодом болотную жижу. Стократно избороздили вдоль и поперек огромную территорию, но грузового парашюта, на который возлагали столько надежд и который искали весь день, нигде не было.
Измученные, вымотанные к вечеру, они оказались на крошечном клочке сухой земли. Только у Плужникова, самого крепкого из них, хватило сил открыть банку свиной тушенки на троих. Они молча по кругу опорожнили ее и заснули. Спали тревожно. Особенно Слободкин. Он знал, что иногда сильно храпит, и сейчас больше метался, чем спал, прислушиваясь к самому себе. В груди его клокотало, то ли от простуды, то ли еще от чего, и он, боясь нарушить тишину, крутился с боку на бок, проклиная храпучую свою натуру. Первым Плужников это заметил:
- Не спится?
- Выспался, - неизвестно зачем солгал Сергей.
- Брешешь, Слобода, я тебя насквозь вижу. "Выспался"!
- Я тоже, - неожиданно подал слабый голос Евдокушин.
- Тоже брешешь или тоже выспался? - мрачно спросил Плужников.
- Тоже выспался, - стоял на своем Евдокушин.
- Оба хороши! - рявкнул старшой. Помолчал, похрустел затекшими суставами, спросил: - Какие предложения будут?
- Перевели дух немного, продолжим поиски, - сказал Слободкин. Подумал и добавил: - Тем более я рацию потерял.
- Шутка глупая, - устало пробасил старшой, помолчал и тоже добавил: - Дурацкая даже!
Слободкин вынужден был повторить, что в самом деле рации у них больше нет. Только та, что в грузовом парашюте. А его, запасная, соскочила с плеча во время приземления.
- Раззява! - зло сказал старшой, когда понял, что шутки тут нет никакой, ни глупой, ни дурацкой, ни тем более умной.
Они опять помолчали. Через какое-то время Сергей, которому было стыдно за свое "раззявство", за то, что вольно или невольно подвел товарищей, заметил:
- А если долго смотреть в одну точку, начинаешь все различать. Все, до капли.
Плужников негромко хохотнул:
- И давно ты так "долго смотришь в одну точку"?
- Не знаю, - на этот раз сказал чистую правду Слободкин. - Может, целый час уже.
Все трое стали напряженно вглядываться в обступившую их ночь. Не прошло и несколько минут, как Плужников тихо воскликнул:
- А ведь прав, Слобода! Кое-что вырисовывается.
- У меня глаза как сверла - любую тьму - насквозь. Вон тучи разъехались, первая звезда прорезается. Во-он там, за лесом. Смотрите, глядите!…
Никакой звезды никто, кроме Слободкина, не увидел - ни "вон там", ни "вот тут". Нигде.
Тем не менее все трое тяжело, но дружно поднялись на ноги.
- Раз ты глазастый такой, веди! - приказал Плужников Слободкину. - Все болотные версты перетолчем заново, а грузовой парашют и рацию сыщем. Или грош нам цена без палочки.
Верил в свои слова старшой или не верил, было неясно, пожалуй, и ему самому. Но никаких других слов не нашлось ни у него самого, ни у Слободкина, ни тем более у Евдокушина. Они и не искали других слов. Снова безропотно окунулись в холодную хлябь, но теперь она была уже не такой трудно проходимой. Так, по крайней мере, казалось Слободкину. Сказал об этом ребятам. Плужников поддакнул:
- Родная стихия! Скоро жить без нее не сможем.
Слободкин тоже буркнул что-то в тон старшому.
Так, невесело, но решительно поддерживая друг друга, они передвигались, разгребая окоченевшими руками прошитую водорослями болотную жижу. И ночь становилась непонятно почему уже не такой беспросветно темной и холодной, и новые силы откуда-то брались. Откуда? - спрашивал себя Слободкин. И не мог ответить. Только чувствовал, что ночь действительно не так уж беспросветно темна и холодна и кое-какие силенки в самом деле еще остались, не выпотрошены до дна. И выпотрошены будут не скоро - не раньше, как нашарят парашют и рацию. И еще Сергей почему-то был твердо уверен, что именно ему выпадет счастье первому крикнуть: "Нашел!" Почему? По очень простой причине. Еще в госпитале его одолевала мечта - попасть снова на фронт, опять оказаться в своей десантной роте. Много раз упрашивал начальство, чтоб доверили серьезное дело. Всеми правдами и неправдами упросил наконец, уклянчил. Вон какая задача выпала! Теперь самое главное - оправдать доверие.
Никогда в жизни Сергей не чувствовал себя таким уставшим и таким сильным. Таким беспомощным и таким всемогущим. Таким близоруким и таким дальнозорким. Старшой правильно сделал, что его вперед выдвинул. Правильней некуда. "Самый глазастый, веди!" И поведу, и повел уже. И даже тактику свою выработал.
- На меня смотрите, на меня, - приказал изнемогшим своим напарникам. - Ежели во весь рост продираться, больно глубоко грузнешь. Как я попробуйте, как я - легче ступайте, здесь почти плыть можно. Меньше хлебать будем этой дряни!
Слободкин тошнотно выплюнул гнилую муть, которой наглотался. Откашлялся.
- Не могу больше. Меня сейчас вырвет! - прохрипел Евдокушин.
- Ну и хорошо, что вырвет, пусть вырвет, - сказал Слободкин.
- Не могу… - повторил Николай.
Пришлось остановиться. Отдышались немного.
Плужников задал свой любимый вопрос:
- Какие предложения? Может, местами заменимся?
- Как это? - не понял Слободкин.
- Может, Евдокуху вперед запустить?
- Зачем? - снова не понял Сергей.
- На глазах у нас будет все время, не потеряется, - пояснил свою нехитрую мысль старшой.
- Не потеряюсь, - обиделся Евдокушин. - Мне лучше уже.
- Лучше? Или хорошо? - спросил Плужников, любивший во всем точность и определенность.
- Пристал! - еле слышно огрызнулся Николай. - "Евдокуху, Евдокуху"…
По всему было видно, силы его медленно, но верно все-таки покидают.
- Давай мне свой сидор и автомат, - приказал Плужников.
- Не дам! - еще раз огрызнулся Евдокушин, немного погромче, чтоб показать: богу душу покуда не отдал.
- Не трожь человека, - вмешался Слободкин. - Скоро оклемается, я знаю его.
Это была не чистая правда, а стало быть, неправда чистая. Не слишком-то хорошо знал Слободкин Евдокушина. Ни в каких передрягах с ним не был. Просто стало ему жаль парня. Из троих молодой самый. Старшому тоже было жаль, но он жалел грубовато. От такой жалости человеку чаще всего еще хуже делается. Надо, конечно, пожалеть парня, но чуть-чуть по-иному, чтоб он этого и не заметил даже. Так и поступим, решил Сергей. Через минуту-другую сказал:
- Меня тоже тошнит. Не могу больше…
- Врешь, - спокойно отреагировал Евдокушин, разгадавший, как ему показалось, маневр Слободкина.
Но Сергей на этот раз выдал чистую правду. Его в самом деле мутило, он еле сдерживался. Пересилив себя, словцо про белорусские болота ввернул. Будто бы тянутся они "сколько хотят" и бывают среди них поглубже, а зимой и намного прохладнее этих.
Старшой угрюмо ухмыльнулся:
- Так то ж зимой! Утешил. Пропаганда и агитация? Давай, давай, полезное тоже дело.
- Не пропаганда, - спокойно ответил Слободкин, - и не агитация. В болотах тех покувыркался я вот так. И вот какую интересную вещь заметил. Через каждую сотню метров там островки попадаются. Есть где дух перевести. Я думаю, и тут набредем на такие места. Должна же эта зараза когда-то кончиться!
- Должна, - согласился Плужников. - Что дальше будет?
- Дальше нормальное болото пойдет.
- Оптимист! - мрачно хохотнул старшой.
- Отчасти, - уточнил Слободкин. - Но я носом чую тот край, где начнутся хоть и не частые, но острова. Во-он там…
Он показал в ту сторону, куда они и двигались в данный момент.
- Кому голову морочишь? - спросил старшой.
- Говорю, знаю - значит, знаю.
Еще с пяток минут так поспорили, поогрызались. Время было не потеряно, а выиграно, цель, поставленная Слободкиным, достигнута: отдышались малость, теперь можно новый заход начинать.
Двинулись. То шагом, то почти вплавь, то опять шагом…
Обшарили все окрест. Парашюта и рации нигде не было. Но один из обещанных Слободкиным островков наконец попался.
- А ты, оказывается, спец по болотам! - похвалил его Плужников. - Давайте привал делать, хлопцы. Я тоже не могу больше.
Начиналось новое утро. Надо было подумать и о маскировке, и об отдыхе. Даже старшого, самого сильного из них больше действительно не держали ноги. Остановились. Плужников предложил было "расхомутаться", подсушить обмундирование. Евдокушин промолчал. Слободкин же посоветовал:
- Из сапог дрянь выгребем, портянки выкрутим. И всё. Немец близко.
- Откуда знаешь? - спросил старшой. - Заплутали же мы.
- Расчет простой. Если нас сбросили где надо, он должен быть рядом - сказано: за партизанами по пятам ходит.
- Сбросили там, где полагается, - не очень уверенно ответил Плужников.
- А тебе почем знать? - возвратил ему вопрос Слободкин.
- Штурман сказал, ошибка, конечно, может быть, но небольшая, - объяснил старшой. - Плюс-минус пять - десять километров.
- Значит, я прав, - сказал Слободкин. - И штурмана народ точный. Редко ошибаются.
- И все же бывает? - еле слышно подал голос Евдокушин.
- Бывает, - вздохнул Слободкин.
Старшой с ним согласился.
Спать решили по очереди. Сперва Евдокушин со Слободкиным, потом Плужников. Такой график старшой сам выработал. Слободкин спорить не стал, только попросил будить его, ежели расхрапится.
Но график графиком, а смертельная усталость быстро и неотвратимо взяла свое. Распластанные на прелой, склизкой траве, туго спеленутые мокрой одеждой, они почти сразу же канули в забытье. Все трое. И спали долго.
3
Первым поднял тяжелые веки Слободкин. Мутным, еще не совсем проснувшимся взглядом молча смерил с головы до ног двух незнакомых бородатых людей, стоявших рядом, зажмурился, повернулся на другой бок. Потом вдруг вскочил, потянулся за автоматом.
- Отставить! - тихим, но властным голосом остановил его один из бородачей. - Свои!
- Свои?! Ты что, дед!… - затараторил Сергей. Автомат уже был у него в руках.
- Ты все-таки опусти пушку то, опусти, - спокойно вступил в разговор другой бородач. - Ну чего ты? Черта от дьявола отличить не можешь?
- Пароль! - выпалил Слободкин и уставился на бородатых пришельцев.
- Горлица! - без запинки последовало в ответ.
- Точно! - громко воскликнул Сергей и тут же перешел на шепот. Но оплывшие ото сна, ошалевшие от неожиданности Плужников и Евдокушин уже повскакали на ноги и тоже кинулись было к оружию…
Оказалось, штурман был точным, несмотря на непогоду. Грузовой парашют спустился недалеко от того места, где надо, хотя костров, ясное дело, с самолета не увидели и увидеть не могли. Слишком низкая облачность, слишком плотный туман. Такие туманы - редкость даже в этих местах, совсем не случайно прозванных гиблыми. Партизаны нашли грузовой парашют почти сразу же после его приземления - больно сильно плюхнулся, даже купол не успел наполниться воздухом. А вот самих парашютистов едва сыскали.
- Только час назад обнаружили, - сказал один из бородачей с сильно осипшим, гудящим голосом. При этом он, кажется, чуть-чуть улыбнулся. Но в точности определить, так это или не так, было не возможно. Улыбка сквозь бороду не пробилась, хотя, вроде, и сделала таковую попытку.
- Час назад? - изумился Плужников. - Я же глаз не сомкнул. Вы что-то путаете.
- Час тому, - повторил бородач. - Даже с лишком, пожалуй. Будить не стали, хоть и надо было. Прикрыли вот кое какой одежонкой, дай, думаем, отдохнет новое пополнение. Отдышались, пришли в себя?
Плужников, Евдокушин и Слободкин только тут заметили, как сползают с их плеч партизанские телогрейки.
- Ну а теперь докладайте по порядку, - прогудел партизан, у которого борода была чуть не до пояса. - Кто командир из вас? Ты, что ли? - инстинктивно обратился он к Плужникову.
- Я, вроде, - неохотно отозвался тот и тут же уточнил: - Теперь мы все в вашем распоряжении.
- Понятно, - удовлетворенно пробасил бородач, отдавая должное своей проницательности. Как состоянье? Здоровье? Терпимо?
Плужников ответил за всех:
- Вроде, живы-здоровы. Вы-то здесь как?
- Если в общем и целом, то ничего. Но положенье сложное. Если б не вы, дело, может, совсем дрянь было бы. Теперь кое-чем разжились. Боеприпасы, аккумуляторные батареи, лекарства, консервы и все прочее из грузового парашюта выгребли и уже отправили куда надо. Ежели еще по радиосвязи поможете - вот так выручите. На два отряда один радист, и тот еле дышит, вот-вот концы отдаст.
Слободкина грубоватые эти слова покоробили. Но он постарался пропустить их мимо ушей. Подумав минуту-другую, спросил:
- Два отряда?
- Наших два. А что?
- Ничего. Нам про один говорили. Два так два. Но, может, вам, отец, объединить отряды в один - не распылять силы-то? - решил блеснуть стратегической мыслью Слободкин.
- Верно, кое для чего лучше, - согласился партизан. - Но есть в военном деле еще такая штуковина - тактика. Мы ведь не отсиживаемся в лесах-болотах. Хоть и малыми силами, но колотим его. А это с двух сторон сподручнее получается. Он думает, нас тут целые тыщи…
- А вас? - Слободкину, да и всем им не терпелось скорее узнать про партизан все.
Они скоро все и узнали. Только вводили их в курс дела не сразу, постепенно.
Бородач с осипшим голосом грубовато представился:
- Я командир первого отряда. Василий.
- По батюшке?
- Просто Василий. А насчет "отца" я так скажу, сынок. Ты с какого будешь?
- С семнадцатого, - ответил старшой.
- С девятьсот семнадцатого?
- С девятьсот.
- Поздравляю ровесника Октября и моего тоже!
- Неужели? - поразился Плужников.
- Вот тебе и неужели! - ухмыльнулся Василий. - А вот этот действительно отец, - указал он на своего напарника. - С пятнадцатого. У нас его все Стариком зовут. Даже немцы знают это имя. Ужас на них нагоняет. Ну-ка дай свой карабинчик, Старик.
Тот протянул командиру винтовку. Василии, проведя шершавой ладонью но бесчисленным зарубкам на ее ложе, сказал:
- Рашпиль!
Плужников со свойственной ему обстоятельностью представил Василию свое войско. Когда сообщил, что самый юный из всех троих - Евдокушин и что он силен в радиотехнике, командир обрадовался, смерил Николая изучающим взглядом.
- Вот это уважили так уважили! Как только выйдем на связь, благодарность центру отстукаем. Перво-наперво, ясное дело, доложим, что вы нашли нас.
Плужников не удержался, внес поправку:
- Не мы вас, а вы нас.
Командир две формулы свел в одну:
- Вы нас, а мы вас. Так совсем точно будет. С чего начнем? Может, сразу и двинемся? Только путь не ближний, учтите, кружной. Болотами нашими, вижу, вот как сыты - в обход придется чапать.
Плужников глянул на своих товарищей. Остался их видом в общем и целом доволен, кажется. Пообсохли малость, пришли немного в себя. Голодные, конечно, как бобики, но натощак даже лучше шагается, давно установлено. Острый кадык его шевельнулся в тот миг и даже хрустнул.
Василий заметил это, подбодрил, как мог:
- Часика через три-четыре будем в первом отряде. Там подхарчимся, все обмозгуем, а сейчас пере кур - и по коням?
- По коням, - за всех ответил Плужников.
Никто так не обрадовался предложению покурить на дальнюю дорогу, как Слободкин. Он давно уже шарил по карманам своей гимнастерки, но кисета, подаренного еще шефами в госпитале, не находил. Да если бы и нашел, что толку? Какую лапшу болотную обнаружил бы вместо махорки?
Командир, угадав в Слободкине заядлого курильщика, шагнул к нему первому, отвинтил крышку пулеметной масленки, до краев наполненной самосадом.
- Отведай. И вы тоже, - он каждому поочередно поднес свой "портсигар". - Местная. Все, что осталось в тутошних деревнях. Жителей по лесам разогнал, животину порезал, сожрал, хаты порушил, колодцы отравил, а махорка вот кое-где уцелела. Не принимает наш табачок, свой, искусственный тянет.
- Пускай тянет, паразит, - выругался Плужников, - не так долго ему тянуть осталось.
Командир насторожился:
- Точно?
Плужникову на мгновенье изменила его железная приверженность к строгой определенности во всем и всегда:
- Разговоры идут всякие. Скоро ему капут-гемахт будто бы.
Командир глубоко вздохнул.
- В том-то и дело, что "будто бы…". Нам поконкретнее б малость. А?
- Конкретнее, думаю, никто не знает. Ты полегче подкинуть можешь вопрос?
- Про второй фронт что нового? - мрачно спросил командир. - Будет он или нет? И если будет, то когда? Сколько можно?…
Плужников и на это не знал, что сказать утешительного:
- Тушенки отведали из грузового?
- Я лично не успел еще. И он тоже, - командир глянул на Старика. - Говорю же, сразу, как грузовой парашют подобрали, содержимым полюбовались и тут же в отряд все отправили, а сами вас разыскивать начали. А что? Хороша тушенка?
- Глаза б мои на нее не глядели, - сознался Плужников.
- Что так? - удивился командир.
- "Вторым фронтом" Черников ее в насмешку прозвал.
- Кто такой Черников? - не понял Василий.
- Кореш мой по госпиталю. Большой весельчак был, заводила и выдумщик.
- Весельчак и выдумщик? - переспросил командир. - А мы тут, откровенно говоря, надеемся. Вот-вот откроют, думаем.