И только после этого понял, что совершил поступок безрассудный, глупый и опасный. Любой прохожий, услышав его слова, мог вызвать полицейского и сообщить ему о подозрительном иностранце. Здесь привыкли быть бдительными не на словах, а на деле. Было время, когда чуть ли не каждый день террорист-смертник взрывал себя в переполненном магазине или в автобусе.
То, что говорил Сергей, мог сообщать лишь шпион, засланный на территорию противника и предупреждающий ливанские ПВО о том, что им надо приготовиться к воздушной атаке. За такое могли посадить, надолго, может навсегда. А еще телефонные переговоры должны прослушивать и записывать. Как позже выяснилось, что съемочную группу "Аль Джазиры", за такие же звонки на ливанскую территорию с предупреждениями о налете, действительно посадили в тюрьму, но может, они и вправду были шпионами.
Хорошо, что их Игорь не слышал. Он пошел купить себе воды, пока Илья с Сергеем снимали улицу. Спецслужбам он их конечно сдать не мог, ответственность за то, что стал невольным участником преступления, тоже штука не очень приятная. А если бы ливанцы сбили те два самолета, полетевших на бомбежку?
"Хезболла" ответила на налет бомбардировщиков очередным обстрелом. Завыла сирена.
Громов знал, что теперь ливанцы пристрелялись. Если раньше от их обстрелов страдали лишь случайным образом, к примеру, споткнувшись и разбив нос на бегу к бомбоубежищу, то теперь человеческая кровь полилась по-настоящему.
Вдруг он услышал вой летящей ракеты и, сообразив, что она где-то рядом, невольно нагнул голову, словно бы пытаясь от нее уклониться.
К этому моменту все прохожие попрятались в бомбоубежище и на улице остались только Сергей с Ильей. Они стояли неподвижно, застыв, словно соляные столбы, прекрасно понимая, что им остается лишь надеяться, что ракета пролетит мимо.
- Никак вы не научитесь в бомбоубежище прятаться! - крикнул им Игорь.
Оглянувшись на его голос, Сергей спросил:
- А ты?
- За вами я пришел, - сообщил Игорь.
Он держал в руке запечатанную и запотевшую бутылку с минералкой, но пить явно не собирался, похоже про нее совершенно забыв.
Ракета врезалась в жилой дом, всего лишь в сотне метров от того места, где стояли Сергей и Илья. Дом был четырехэтажным с двумя подъездами. Вот один из подъездов медленно, очень медленно, как будто время приостановилось, начал разваливаться. Из окон вырвался огонь, стены раздулись, цементные швы разошлись. Подъезд осыпался, стал грудой битого камня, дорогу заволокло цементной пылью.
- О, черт! - сказал Илья.
Они не стали подходить к дому ближе. Ну, чем они могли помочь тем, кто в нем был? Они видели, что первыми к дому подъехали на двух внедорожниках хасиды - ортодоксальные евреи, похожие друг на друга, как родственники. Они всегда носят черные длинные халаты, из-под которых высовываются веревки с узлами, на головах у них черные шляпы, а из-под шляп торчат закрученные волосы.
Громов всегда считал, что во всем надо иметь меру, а такое проявление религиозности - уже за гранью. К примеру, у хасидов была специальная служба, которая занималась сбором останков людей. Они считают, что человек должен быть похоронен полностью, то есть собирают все разбросанные взрывом куски тел, а если на асфальте была лужа крови, то ее промачивают тряпочкой, а потом эту тряпочку хоронят вместе с другими останками.
- Дай глотнуть, - попросил Сергей у Игоря.
- На.
Тот протянул ему бутылку, покрытую следами грязных пальцев. Сергей откупорил ее, и хотел было сделать большой глоток, но вода оказалась слишком холодной, и у него заломило зубы. Пришлось пить осторожно, прежде чем глотать, предварительно согревая ее во рту.
Почти тут же приехали полицейские, пожарные, машины скорой помощи, оцепили район, стали заливать огонь пеной. От мигалок резало глаза, как на дискотеке. Из дома вытащили на носилках человеческое тело. Голову простыней не прикрыли. Значит, это был не мертвец. Тело запихнули в скорую помощь, врачи захлопнули двери, вскочили в машину, та, визжа шинами, сорвалась с места и, оглашая окрестности воем, помчалась в больницу.
Илья старательно все снимал, вызывая недовольство полицейских, но они не имели права ни прогнать оператора, ни помешать ему работать. Это было бы злостное нарушение законов о деятельности средств массовой информации. Поэтому стражи порядка, едва взглянув на висевшую на груди Ильи индульгенцию в виде аккредитации, с недовольными гримасами отходили в сторону. Для того чтобы никто не приставал к нему с ненужными вопросами, наподобие "Чем ты тут занимаешься?", оператор даже повернул пластиковую карточку наружу той стороной, где была его фотография. Впрочем, у полицейских и без него дел было по горло. Вот они принялись успокаивать мужчину, который что-то кричал, сгибался, будто у него были резкие боли в животе, потом разгибался и опять Что-то начинал кричать. Он был одет в джинсы, сандалии и рыжую майку, такого же цвета, что носили на Майдане Незалежности сторонники Ющенко, вот только на этой не было никаких провокационных надписей. С головы у него упала кипа, обычно крепившаяся к волосам специальной скрепкой, а он этого и не заметил. Полицейский поднял с асфальта кипу, хотел ее нахлобучить на голову мужчины, но тот, не понимая, что хочет сделать служитель закона, увернулся, отбежал прочь и вновь закричал, еще громче, чем прежде.
- Что он кричит? - спросил Сергей у Игоря.
- Кричит, что мы сносили палестинские поселения, и вот к чему все это привело.
- Сносили? - с театральной укоризной спросил Сергей, будто в этом был повинен Игорь.
- Было дело, - кивнул тот.
- Но вы и свои поселения со спорных территорий убирали. Это неправильно. Метод кнута и пряника неправильный. Пряника - тоже не правильный, а правильный только метод кнута.
Пока они разговаривали, один из полицейских, пытаясь привести в чувство возмутителя спокойствия, стал показывать ему руки. Тот должен был увидеть, что у него нет ни дубинки, ни электрошокера. Ничего, кроме кипы, которую он желает отдать.
- Теперь он кричит, что он в этом доме живет, что он вышел в магазин на несколько минут, вернулся, а от квартиры ничего не осталось, - продолжал переводить Игорь.
- Он часом не кричит, что в квартире кто-то остался?
- Нет.
- Тогда он должен танцевать от радости, потому что если бы ему не приспичило в магазин, сейчас, спасатели пытались бы найти его тело под развалинами.
- Он еще не понял, что чудом спасся. У него стресс.
- Вижу. К нему сейчас вообще лучше с микрофоном не соваться. Но и того, что он кричит - вполне хватит.
Громов осмотрелся, выбирая с кем можно поговорить. Полицейские - отпадали сразу же. Они находятся при исполнении служебных обязанностей, и вообще им было не до разговоров. Зеваки оставались на самый крайний случай, когда спрашивать больше некого. Следовало найти пострадавших и свидетелей обстрела. Задавать им вопросы будет легко, поскольку Сергей и сам все превосходно видел. Хронику происшедшего восстанавливать по чужим словам не было надобности. Пострадавших тем временем увозили кареты скорой помощи. Вот к ним-то полицейские могли и не дать пройти. Работа оператора мешала работе врачей. Впрочем, попробовать следовало.
Неожиданно Громов обратил внимание на человека в светлых брюках, в расстегнутой на верхние пуговицы рубашке. Под мышками у него начинали проступать пятна пота, как будто он только совсем недавно оказался на улице, а до этого сидел либо в офисе, либо в машине с кондиционером. Кстати, здесь, как и во многих странах мира, на машины чиновников мигалки не ставили. Подумав об этом, Сергей вспомнил, как однажды, застряв в лондонской пробке, премьер-министр Великобритании Тони Блэр был вынужден отправиться на работу на Даунинг-стрит, 10 на метро. Об этом написало множество газет и, скорее всего, это был неплохой пиар-ход, чтобы повысить рейтинг у общественности. Между прочим, их повышала и победоносная война.
Получалось, этот чиновник бросил свою машину где-то на прилегающей улице. Наверное, она тоже была белая, чтобы не выделяться среди остальных. Будь на его месте наш чиновник, он все равно купил бы себе черный лимузин, несмотря на то, что тот нагревается гораздо быстрее и без кондиционера за несколько минут на солнце превращается в раскаленную печку, в которой можно свариться заживо.
Громов заметил, что толпа перед чиновником расступается, видимо узнавая. Еще следом за ним шло два человека, очевидно совмещавших в себе функции помощников, референтов, советников и охранников. Российские чиновники, даже очень низкого ранга обычно окружали себя свитами внушительнее. К примеру, начальник ДЭЗа шел на осмотр принадлежащих ему владений в сопровождении сантехников и дворников, в большинстве своем выходцев из средней Азии. Из-за этого он походил на мелкого хана, отправившегося в завоевательный поход. Чиновников рангом повыше сопровождали помощники и эскорт журналистов из районных СМИ, которые должны были осветить в местных изданиях славные дела повелителя.
- Мэр Хайфы, - сказал Игорь, посмотрев на чиновника.
- Давай-ка его немного помучаем вопросами.
- Думаешь, согласится?
- А зачем его спрашивать? Суешь под нос микрофон, начинаешь вопросы задавать, не захочет отвечать - ему же хуже и будет. Это можно расценить, как сокрытие информации. Он бюджетные деньги получает? Получает. Должен быть открыт для народа, и отвечать на самые провокационные вопросы.
- Ты будешь задавать провокационные вопросы? - спросил Игорь.
Похоже, ему переводить их не хотелось.
- Не буду, не бойся.
Вот только планам Громова не суждено было сбыться. В тот момент, когда они пошли к чиновнику, вновь раздался сигнал воздушной тревоги. За несколько секунд до этого помощник мэра что-то зашептал своему шефу на ухо, точно узнал о предстоящей бомбардировке заранее. Вот он схватил его за рубашку, потащил в сторону. Заметно побледневший мэр то и дело поглядывал вверх. Очевидно, он знал, что ракеты летят относительно медленно и приближение одной из них можно успеть заметить. Лучше бы он смотрел себе под ноги.
Между тем находившиеся на улице люди бросились в укрытия. Помощники буквально на руках отнесли шефа к стене ближайшего здания. Сергей еще успел подумать, что она - не самое хорошие укрытие от ракеты. Примерно такое же, как высокое дерево в грозу. Хотя от осколков стена способна и уберечь.
- Они сюда сейчас залепят! - крикнул Игорь.
Он, так же как и мэр, то и дело смотрел в небо и со стороны походил на Пятачка из советского мультфильма про "Вини Пуха", который, прикрываясь зонтиком, бегает поддеревом и говорит, что, кажется дождь начинается. У Игоря зонтика не было, да и от осколков зонтик - не защита, не то, что от дождевых капель.
- Они дождались, когда здесь соберется народ, и запустили вторую ракету, - объяснил Игорь.
Говоря, он все еще смотрел в небо, и возникала иллюзия, что сообщает он это тем, кто занимается обстрелом. Причем, они находятся прямо в небесах, а не в тридцати километрах отсюда, к северо-западу.
Да где-то так. Понять это стало возможно лишь после того, как был взорван дом. Воронки точно определить направление не давали.
Ох, сейчас и рванет, вдруг подумал Сергей. Посмотрев на Илью, он ткнул пальцем в сторону мэра с помощниками и крикнул:
- Валим туда!
Он знал, они, опытные люди, по звуку могли определить, куда ракета попадет и где от нее можно спрятаться.
Схватив впавшего в транс Игоря, Громов дотащил его до стены ближайшего дома и повалил на землю. Тот, не понимая, что с ним происходит, стал вырываться.
- Твою мать! - крикнул Сергей. - Ща рванет. Лежи…
Бам!
Вспышки он не увидел. Услышал всего лишь, как ракета взорвалась. Причем, где-то очень близко, возможно в соседнем доме.
Немного погодя Игорь встал и отряхнулся. На лице его читалась обида. Очевидно, ему казалось, что с ним на глазах мэра Хайфы обошлись слишком бесцеремонно. Впрочем, помощники мэра оказались ничуть не в лучшем положении.
- Мэра я тебе все-таки заснял, - сообщил Илья. - То, как он тут взрыв пережидал.
- Ты гений! - воскликнул Сергей и посмотрел на часы. О том, что случилось в городе, стоило рассказать. - У нас еще минут сорок. Потом придется возвращаться в гостиницу.
Сергей сидел за столом и набрасывал текст для предстоящего прямого включения. Илье поляки предложили свою камеру, но он отказался. Ему было привычнее работать с той, с которой приехал в Израиль. Каждая камера имеет свой характер, как машина, к ней надо привыкнуть, почувствовать ее, понять - на что она способа и когда начнет капризничать.
Илья поставил свою камеру на штатив, подключил проводами к аппаратуре, установленной в микроавтобусе поляков. Потом они выставили перед своим микроавтобусом с тарелкой складной столик, пластмассовые кресла, расправили зонтик от солнца. Они устроились с комфортом, как на курорте. Когда не было работы и не требовалось перегонять отснятый материал, загорали, складывая зонтик. Администрация гостиницы смотрела сквозь пальцы на то, что они иногда расстилали на газоне полотенца и валялись на них. Проголодавшись, они отправляли дежурного в ближайшую забегаловку, и тот приносил, завернутую в бумагу, шаверму, а пиво, соки и вода хранились у них в маленьком холодильнике. Его подключили к генератору, к нему же подключали кофеварку. Не работа, а рай на земле, причем за это еще полагались суточные, поскольку все происходило на войне.
Десять минут назад, когда Громов подошел к польскому видеоинженеру и объяснил, что будет делать включение с его тарелки, тот сказал:
- Нам уже позвонили, и включить тебя мы готовы. Что будешь пить? Кофе, чай, кока-кола?
Потом поляк посмотрел на часы, высчитывая - сколько еще осталось до прямого включения. Время заказывалось по Гринвичу, а если у кого-то и было двое часов, то их выставляли по местному и по времени своей страны. У Сергея часы стояли по-московскому, а мобильный телефон - по-местному. Мобильный телефон будил его по утрам, а по часам он сверялся - сколько времени осталось до эфира. Поляка звали Збигнев.
- Еще сорок минут? - спросил поляк.
- Подходит, - согласился Сергей.
- Так что налить?
- Кофе, - почти не раздумывая, сказал Сергей, и обратился к Илье: - А что ты будешь пить?
- Кока-колу, - последовал ответ.
Поляк кивнул и, уступив Громову свой стул, пошел к холодильнику.
Набрасывая строку за строкой, Сергей взглянул на Илью. А тот как раз перегонял отснятый материал.
Лет десять назад все снимали на камеры формата Бетакам. Теперь вновь начиналась война форматов. Прошлую выиграла фирма "Сони", а в этой пока кто одерживает верх было неясно. Пока что поле битвы оставалось за "Панасоником". Предложенные этой фирмой кассеты - оказалась во много раз меньше, чем бетакамовские, примерно такие же, как и аудиокассеты. Соответственно они занимали меньше места в сумке. Вместо одного получасового бетакама, а более продолжительные кассеты в камеру вообще не влезали, и их можно было воспроизводить только на магнитофонах, в сумку умещалось пяток кассет нового формата. Качество съемки при этом не страдало, напротив - картинка получалась более четкой, да и по продолжительности новые кассеты вдвое или втрое превосходили старые. Но и они устарели почти сразу же. Началась эра цифрового телевидения, появились камеры, снимающие на флешки, на диски. Чтобы перегонять со всех этих форматов, пришлось бы забить микроавтобус кучей всевозможных магнитофонов. Поди угадай - в каком формате тебе принесут отснятый для перегона материал. Но проблема решалась просто. Картинку и записанный звук - можно было перегнать, подключив к ретранслирующей аппаратуре камеру. А вот с бетакамом подобный номер не проходил.
Текст писался легко, впечатления от увиденного еще не ушли, не стерлись из памяти и были куда как ярче, чем все снятое Ильей. На камере картинка все равно получается неполной. Чтобы полностью почувствовать происходящее, надо оказаться на месте, почувствовать на своей шкуре, а потом передать словами. Когда Сергей закончил, у него осталось до включения еще минут двадцать пять. Он перечитал текст и кое-что подправил. Поляк сказал Громову, что тот может смело открывать холодильник и, не спрашивая, брать из него все, что захочет, но Сергей ограничился еще одной чашкой кофе.
В Москве он подходил к камере минут за пять до включения. Бывали случаи, что ведущий в студии начинал уже читать подводку, а на него еще продолжали навешивать наушники и микрофоны. Режиссеры в студии обливались нервным потом, поскольку надо было проверить до включения - уровень звука и выставить кадр. Тут же они ничего из этого не успевали, и случись накладка - исправить ее сразу уже могли и не успеть.
Сейчас он встал в кадр заранее, поговорил с Москвой. Все было нормально, его слышали, и он слышал студию. До эфира оставалось минут семь, когда опять завыла воздушная тревога. Поляк, вновь севший на пластиковый стул, посмотрел в небо, развел руками, объясняя Сергею, что вой сирены будет слышен в микрофон, может даже перекроет немного его слова, но тут уж ничего не поделаешь.
- Что там у вас? - услышал Сергей в наушнике голос режиссера.
- Воздушная тревога.
- Ого, это опасно? Может обойдемся без прямого включения? - голос был уже другой. Подобное решение мог принимать шеф-редактор выпуска или кто-то рангом повыше.
- Да ладно, прорвемся, - махнул рукой Сергей и почти сразу же услышал голос ведущего из студии, обращавшегося к нему.
Как раз за несколько секунд до этого сирена замолчала, поскольку минута, отведенная на эвакуацию, истекла.
Громов подумал, что наверное так следует учить спортсменов ставить рекорды. Не успел добежать за минуту до бомбоубежища - все, считай, что ты труп. Каждый раз расстояние надо увеличивать и со временем спортсмен за минуту будет пробегать все большую дистанцию. Кажется, он даже видел подобную систему в одном из тележурналов "Ералаш" и называлась она бразильской. Там один мальчик именно так учил своего приятеля стоять на воротах. За его спиной были не настоящие ворота, обтянутые сеткой, а витрина парикмахерской. Пропусти он мяч - тот разобьет витрину. Когда они витрину все-таки разбили, то тут же стали по бразильской системе обучаться бегу.
Поляк с тревогой смотрел на нечто находившееся у Сергея за спиной, в море. Кажется, там что-то происходило. Даже Илья, забыв о камере, смотрел туда же.
Понимая, что это отвлекает от репортажа и, испытывая поэтому раздражение, Громов оглянулся и как раз застал тот момент, когда в море упало две ракеты. В месте падения выросли высокие столбы. Получилось очень эффектно, словно ливанцы положили ракеты точно у него за спиной, поскольку прознали о включении.
То, что ракеты попали в фокус камеры и теперь видны на заднем фоне, можно было не сомневаться. Илья их тоже видел и конечно чуть скорректировал план.
"Только бы режиссеры в студии, как раз сейчас, не перекрыли меня какой-то картинкой", - подумал Громов.
Он чуть изменил текст сообщения, рассказал о ракетах, и это удачно вписалось в новость, которая началась с информации о воздушной тревоге, замолчавшей лишь несколько секунд назад. Теперь все могли увидеть ее причину.
- Будьте осторожны, - напутствовали его из студии.
Збигнев показал большой палец и спросил:
- Все?
- Да.