Горегляд сидел молча, обхватив голову руками. Это же настоящий аврал. Люди видят. Нельзя же их, опытных командиров, политработников, инженеров, считать за дошколят: сделай или в угол пойдешь.
- Раз приказ, будем выполнять, не о чем гово… - Горегляд осекся на полуслове. - Начнем планирование.
Махов всматривался в лица сидевших в классе людей, въедливо прощупывал их глазами, ждал, пока стихает встревоживший его недовольный шумок в классе. Уверенность, с которой он вошел в класс, медленно, словно песок сквозь пальцы, просачивалась куда-то, оставляя его один на один с тяжелыми взглядами людей. Им уже не владела долго вызревавшая в нем скрытая сила; все вроде бы оставалось на месте, а бодрость и сила таяли.
Нельзя расслабляться, потребовал он от себя, иначе все, конец. Люди сразу заметят. Держаться уверенно, жать до последнего. На карту поставлено все твое будущее. Может, теперь и рад был бы отступить, да некуда. Значит, надо идти до конца.
Первые же смены "поточного метода полетов" дали большой налет. ПМП внедрялся во все подразделения. Над аэродромом висел непрерывный гул и днем и ночью; тяжелые керосинозаправщики, подвижные агрегаты запуска, кислородные машины, полевые проверочные лаборатории беспрерывно сновали по стоянкам; перекачивающая станция едва успевала подавать топливо на заправочную. Учебно-боевые самолеты - спарки летали все смены подряд, и их техники от усталости валились с ног. Горегляд был вынужден за каждой спаркой закрепить по два техника, остановив боевые машины. Командир батальона обеспечения Колодешников жаловался Горегляду на то, что водители заправщиков и спецмашин спят по три-четыре часа, технические осмотры автомобилей проводить некогда. Горегляд посоветовал доложить об этом Махову, но Колодешников лишь испуганно замахал руками. Ничего не добьешься, а обругает на чем свет стоит.
К концу недели половина спарок выработала межрегламентный ресурс, и по приказу Махова учебные машины отбуксировали в ТЭЧ. Начальник технико-эксплуатационной части доложил Черному. Тот пошел к Махову.
- Не умеете работать! - встретил Махов инженера полка. - Ваш начальник ТЭЧ ищет лазейки! Я сам займусь ТЭЧ, если вы не можете навести там порядка!
Махов и Черный направились к высокому зданию. В ангаре были три машины с раскрытыми люками и расстыкованными фюзеляжами. Возле ангара на газовочной площадке стояли, ожидая очереди, еще два истребителя. Обойдя машины и бегло осмотрев ангар, Махов выговаривал начальнику ТЭЧ:
- Не умеете работать! Люди копошатся, как сонные мухи!
- Регламентные работы проводим в точно установленные сроки, - оправдывался начальник ТЭЧ.
- Везде перекрывают сроки!
- Опыта у людей еще недостаточно - машина новая.
- Опыт, опыт… - недовольно ворчал Махов. - Ищите новые методы регламентных работ!
- Возможности ТЭЧ используются в полном объеме, - попытался сгладить накалившуюся атмосферу Черный.
- Нет! - прервал его Махов. - Возможности гораздо больше!
- Мы работаем в две смены и ускорить время регламентных работ можно только за счет качества, - пояснил начальник ТЭЧ.
- Работайте хоть в три смены, а я не, позволю, чтобы образовалась стоянка небоеготовых машин! Спарки сделать к понедельнику! - потребовал Махов и сел в газик.
Начальники групп вместе с Черным двое суток не уходили со стоянки, но завершить регламентные работы в срок не смогли.
В понедельник примчался Махов и устроил разгон:
- Вы не выполнили моих указаний! Начальнику ТЭЧ объявляю строгий выговор! Если он и дальше не будет справляться, снимем с должности! А вы, товарищ Черный, - он зло зыркнул глазами на инженера полка, - вы, если не отладите работу ТЭЧ, будете строго наказаны.
- Я еще раз вам докладываю, - угрюмо сказал Черный, - что ПМП требует увеличения штатной численности ТЭЧ, создания второго комплекта.
- Я не главный штаб! - оборвал Черного Махов. - И штатами не занимаюсь! Надо обходиться тем, что есть! Люди должны напрячь все силы. Все будут поощрены после окончания испытаний!
2
Сосновцев появился в полку, когда Махов был в воздухе, а Горегляд руководил полетами. Северину о его приезде дежурный по стоянке доложил после того, как машина начальника политотдела остановилась у ТЭЧ. Сосновцев выслушал доклады начальников групп регламентных работ, обошел расстыкованные машины, побеседовал с техниками и механиками, ознакомился с технологическими картами, подробно расспросил о расстановке людей. Самым узким местом оставались спецслужбы, никакие рывки и авралы здесь помочь не могли. Нужны новые группы, нужен второй комплект специалистов. А их нет и взять неоткуда. Горегляд усилил группы за счет личного состава эскадрилий. Одни дыры латаем, другие оголяем. Работа организована в две смены, а спецслужб - даже в три, с коротким перерывом на сон. "Поточный метод полетов" выматывал людей. В авиации авралы никому пользы не приносили. Северин прав: ТЭЧ - на пределе. Все держится на тонкой нитке. Она может лопнуть в любую минуту. Где-то недосмотрят, что-то проверят кое-как - и все.
Вечером Сосновцев встретился с Маховым. Разговор был долгий и крутой. Налет часов вскружил Махову голову. ПМП - это достижение, это прогресс. А недостатки, так они есть везде. "Поточный метод полетов" уже дает положительные результаты. Это факт.
- Но налет превратился в самоцель…
- Согласен, - кивал Махов. - На какое-то время - да. Потом все вернется на круги своя. Главное - вырвать два-три месяца.
- Слишком дорого они нам могут обойтись. - Сосновцев остановился возле методического городка. - Почему вы, Вадим Павлович, не любите людей? Грубы с ними?
- Жалуются? - не без удивления спросил Махов. - Я это, честно вам говорю, отношу к высокой требовательности. Никому не нравится, когда с него строго спрашивают. Проблема резкого увеличения налета - это крепость, и ее можно взять лишь с помощью высокой требовательности.
- Любую крепость взять можно. Но мудрый полководец, прежде чем дать команду на штурм, людей выслушает, все рассчитает, выберет лучший вариант и лишь после этого определит направление главного удара. Другой же ради быстрой победы и громкого рапорта будет брать крепость с ходу, невзирая ни на что. Сейчас настало время точного расчета, анализа и научного предвидения. Современный руководитель должен уметь считать все: от снаряда и ракеты, морального духа людей до количества топлива на операцию. Все должно быть учтено. Тот, кто умеет считать, тот и добьется победы. К сожалению, этого-то еще многие не поняли и к научной организации труда относятся скептически. "Это не для армии, - заявляют они. - Пусть НОТ внедряют на производстве". А теперь вернемся к тому, с чего начался разговор. О человеческом отношении к людям. Вместо того чтобы посоветоваться - совещание с разносом. Коллектив в полку крепкий, с ним можно горы свернуть. К сожалению, вы этого так и не поняли, решаете сложные задачи наскоком, силой данной вам власти. Хороший руководитель остается во главе коллектива, а не возвышается над ним. Вы увлеклись администрированием, обвешали офицеров взысканиями. У начальника ТЭЧ - хорошего, честного партийца - от вас два взыскания. Накалить обстановку нетрудно, а сделать ее рабочей сможет не каждый. Люди работают очень много, Вадим Павлович, к ним надо быть подобрее, позаботливее.
3
О своих намерениях Сосновцев сказал только замполиту эскадрильи Буту; тот организовал материальное обеспечение задуманной "операции". "Заговорщики" действовали скрытно, и, когда полковник Горегляд доложил Сосновцеву о служебном совещании в воскресенье, начальник политотдела сказал:
- Совещание переносится на шестнадцать ноль-ноль. Вам, Степан Тарасович, и Северину быть в пять ноль-ноль возле гостиницы. Форма одежды - комбинезоны. Прошу не опаздывать.
Горегляд переглянулся с Севериным. Тот пожал плечами и удивленно поднял брови.
Утро выдалось тихое и росистое; из соснового бора неслись неумолчные птичьи хоры; с голубой высоты на землю падали милым перезвоном песни жаворонка; от озера тянуло прохладой и свежим запахом скошенного тростника. И необыкновенная тишина, нависшая на вершинах бронзовоствольных сосен, и птичьи голоса, и шелест вымахавшего в человеческий рост камыша, и прозрачный, звонкий воздух - все это кипение и утверждение жизни наполняло грудь стоявшего у порожка Сосновцева. Он запрокидывал голову, стремясь отыскать сквозь редкую крону хвои трепыхавшийся в васильковом мареве неугомонный серый комочек жаворонка, вслушивался в шелест ножевидных листьев камыша, вглядывался в подернутую тонкой кисеей тумана озерную даль и радовался всему этому, скупо улыбался, беззвучно шевеля губами.
Подошли Горегляд и Северин, поздоровались, настороженно глядя на начподива. Горегляд предполагал, что предстоит внезапная проверка всей караульной службы (вахта с четырех до семи утра недаром называется "собачьей" - больно в это время спать хочется, часовым трудно преодолеть желание сомкнуть глаза). Северин думал, что Сосновцев зря людей дергать не будет, раз вызвал, - значит, в этом есть острая необходимость. Оба стояли навытяжку, в отглаженных комбинезонах и начищенных ботинках, ждали очередного срочного задания. Но полковник словно не замечал их и продолжал всматриваться в небесную голубизну, восхищенно цокая и покачивая головой. Наконец отвлекся, окинул взглядом Горегляда и Северина:
- Задание будет следующим. Достаньте карты.
Горегляд и Северин щелкнули кнопками планшетов, вынули карты.
- В квадрате 3460, - официально и сухо продолжал Сосновцев, - находится спецобъект.
- Так это же озеро! - вырвалось у Северина.
- Точно так. Начинаем выдвижение в квадрат 3460.
Втроем двинулись по тропке в сторону озера. Шли молча, вытянувшись в цепочку. "Что надумал начподив? - Может, Северин знает, но помалкивает? Нет же. Спрашивал, когда шли к гостинице. Подвох какой-то. Спецобъект. Карты. Тут что-то не так, - думал Горегляд. - Сосновцев неспроста держит все в секрете".
Приближаясь к озеру, почувствовали прохладу, услышали звонкий комариный писк, пронзительный свист проносившихся над головами стрижей. На берегу озера остановились.
- Теперь карты убрать. Планшеты снять, - предложил Сосновцев. - Докладываю обстановку. Ввиду более чем двухмесячной работы без выходных есть решение, - он заговорщически подмигнул обоим, - сегодня выйти на рыбалку и отдохнуть!
- Ну, Виктор Васильевич, - Горегляд облегченно вздохнул, - гора с плеч! Шел и мучил себя: а что, что задумал полковник Сосновцев? Спецобъект, карты, квадрат…
- Разве вас, чертей упрямых, вытащишь на рыбалку обычным путем? Нет! Вы и командующему пожалуетесь, что вас отрывают от работы. Пришлось таким вот манером. Извините, если нечаянно заставил поволноваться.
Сосновцев свистнул. Из-за скалы вышел капитан Валерий Бут. В руках снасти, свертки, противокомариные сетки.
- И ты, Бут! - засмеялся Северин. - Заговорщики! Все в глубокой тайне. Я тебе покажу! - шутливо пригрозил он замполиту эскадрильи.
Сосновцев и Бут сели на весла, Горегляд и Северин - на корму лодок. На берегу остался радист с переносной радиостанцией и ракетницей: в случае необходимости подаст сигнал.
Встав на якорь, огляделись, размотали лески, нацепили червяков, закинули снасти. Горегляд следил за поплавками, изредка бросая беспокойный взгляд в сторону берега - не появились ли над камышами яркие дуги сигнальных ракет.
Рыбалка удалась на славу. Клев был все утро, и донья обеих лодок были устланы серебром плотвиц, зелеными спинами окуней, оранжевыми плавниками красноперок. Пока из лодок выбирали рыбу, Бут, по просьбе Северина, сбегал в жилой городок. Вскоре появились жены Горегляда, Северина и Бута. Женщины принялись готовить завтрак.
Уху готовила Рая Северина - она слыла мастерицей в этом деле; рыбу на становище чистили все; потом жена Бута мыла ее в озерной воде. Горегляды готовили специи по заданию Раи; сам Северин вместе с Бутом налаживали костер, подвешивали огромную черную кастрюлю, с треском ломали пересохший хворост.
Мужчины завершили свои хозяйственные дела и, отмахиваясь от наседавшего комарья, уселись в густую прибрежную траву; потянуло дымком разведенного Бутом костерка. Дым пощипывал глаза, отгонял стаи комаров, сизой кисеей стлался вдоль берега, нависал на кустах бузины и свесившихся к воде ветках плакучей ивы.
- До чего же хорошо у вас! - Сосновцев окинул взглядом начавшую блестеть в лучах поднявшегося солнца озерную даль. - Не гарнизон, а райские кущи! У бога за пазухой живете!
- Некогда радоваться всему этому, Виктор Васильевич! - устало пробасил улегшийся на траву Горегляд. - Почаще к нам приезжайте и, как сегодня, вытаскивайте нас на природу.
- Непременно буду! - пообещал Сосновцев и вслед за Гореглядом улегся на зеленый ковер. - Душой отдыхаю у вас. Человеку иногда покой необходим. Для разрядки.
От костра вместе с дымком аппетитно потянуло запахом вареной рыбы. Бут сходил к лодкам, вернулся с сеткой пивных бутылок. Сосновцев открыл бутылки, разлил пиво.
- Хорошее пиво. Свежее. Угощайтесь.
Пили не спеша, наслаждаясь вкусным, прохладным напитком.
- Посоветовал бы, Юрий Михайлович, Мажуге пользоваться пивом вместо водки.
- Черт бы побрал этого Ма… - Горегляд поперхнулся и долго откашливался, багровея лицом. - Чего только ему ни советовали, чего ни говорили, да толку нет! От него все отскакивает, как горох от стенки.
Помянули Мажугу недобрым словом и Северин с Бутом. В семье алкоголиков вырос парень. Дед и отец пьяницы, и мать выпивала. Пьянство - это беда не только самих пьяниц, но и последующих поколений, беда общества. Сколько сил и времени оно тратит на таких, как Мажуга…
Рая помешивала вкусно пахнувшее варево и вслушивалась в мужской разговор. Вот всегда так, соберутся и о своих служебных заботах. Есть же и другие темы: книги, воспитание детей, искусство. Нет - полеты, дисциплина, люди, политработа. Сыновья и те порой спрашивают отца: чего грустный такой, опять самоволки? Особенно старший. Любит Юрия, может, и догадывается, что не родной, но молчит, никогда ни слова. "Папочка, папка, папуля".
- Товарищи мужчины! - наконец позвала она. - Мойте руки и готовьте тарелки! Кто раньше - тому погуще!
Первым отведал ухи Сосновцев. Похвалил:
- Ну и ушица! Давно такой не едал! Янтарная уха, скажу вам, друзья-товарищи! Высший сорт!
Уха понравилась всем, все охотно подставляли миски для добавки, хвалили поварих. Рая краснела, отмахивалась: чего уж там, уха как уха. Взглянув на Сосновцева, сказала:
- Беру обязательство в следующее воскресенье приготовить уху еще вкуснее! Приезжайте, Виктор Васильевич, не пожалеете!
- Спасибо за приглашение! - отозвался Сосновцев. - Непременно буду. И Кремнева приглашу.
После короткого отдыха принялись мыть посуду, укладывать снасти, собирать одежду.
Вечером после совещания, усаживаясь в "Волгу", Сосновцев сказал Горегляду:
- Следующее воскресенье объявите выходным днем. Пусть люди отдохнут, побудут с семьями в лесу, пособирают грибы, половят рыбу.
- Махов сказал, что в воскресенье будет день технической подготовки.
- С Маховым я улажу. А вы с Севериным планируйте отдых.
4
У поворота, где МАЗ ударил газик, Кремнев попросил остановить машину.
- Здесь?
- На этом месте, - ответил Васеев. Напоминание об аварии тут же отозвалось в ноге тупой болью.
Приехали на завод. Северин скрылся в проходной. Вернулся с секретарем парткома Стукаловым.
- Знакомьтесь.
Кремнев и Стукалов обменялись рукопожатиями.
- Как ваши подшефные? - поинтересовался Кремнев. - Не обременяют вас?
- Что вы, Владимир Петрович! - ответил Стукалов. - Они нам больше помогают, чем мы им.
Вчетвером направились к последнему, стоявшему на отшибе возле железнодорожных путей зданию из бетона с высокой застекленной крышей.
Кремнев шел первым твердой, уверенной походкой. Возле цеха остановился, одернул китель. Медленно открыл массивную дверь. Перед ним простирался длинный пролет цеха с прямой линией станков. Отовсюду доносился ровный металлический гул. Оглядевшись, Кремнев направился вдоль станков. И тут же увидел, как из залитой светом глубины цеха ему навстречу вразвалку, широко расставляя ноги, идет высокий, плечистый, о копной темных волос мужчина. Так размашисто в полку шагал только один человек - механик Иван Устякин. Кремнев отчетливо видел его продолговатое, с редкими, круглыми оспинами лицо, расширенные, полные удивления глаза, приоткрытый рот. Ну конечно же, это он при ярких вспышках разрывов бережно укладывал под куртку Кремнева свернутое знамя полка!
Устякин узнал Кремнева, едва тот вошел в цех. Перед ним стояла его юность, словно воскресшая из прошлого, шагнувшая к нему прямо с войны. Иван Макарович заспешил, едва не побежал на встречу с самим собой, помолодевшим сразу на четверть века…
- Володя! - осипшим от волнения голосом крикнул Устякин и шагнул в распахнутые руки Кремнева. - Володька! Ты ли это? - Он тормошил генерала, крепко сдавливал его в своих объятиях.
- Ваня! - охрипшим от волнения голосом произнес Кремнев.
Они обнялись и притихли, сдерживая неровное дыхание.
Люди молча смотрели на них потеплевшими глазами. Никто не разговаривал; те, что постарше, неловко прятали глаза, вздыхали, вспоминая друзей и товарищей, не вернувшихся с войны.
- Радость-то какая для нашего Макарыча! - нарушил тишину Стукалов.
- Повезло Устякину, - ответил стоявший рядом рабочий. - Считай, в свой полк попал. Есть что вспомнить. И как это пересеклись их пути-дороги? Столько лет не виделись, а тут судьба свела.
Вокруг фронтовиков начали собираться рабочие.
Стукалов обеспокоенно посмотрел на часы - конец смены. "Можно и гуртоваться", - облегченно подумал он и жестом пригласил остальных, выжидательно смотревших на Кремнева и Устякина.
- Ты совсем не изменился, - говорил Устякин. - Сними генеральские погоны, надень лейтенантские - и прямо в полк, на левый фланг. Туда, где новичков в войну ставили.
- А седина? - потер виски Кремнев. - Ее, как погоны, не снимешь. Она тоже - пять баллов.
- Тут ты прав. Седину не спрячешь.
- Давай, Ваня, рассказывай по порядку. Что произошло после вылета? - попросил Кремнев. - Тебя долго искали, но не нашли.
- И не могли найти. Как только ты пошел на взлет, гитлеровцы перенесли огонь на ангар. Наверное, думали, что из него и другие самолеты взлетать будут. Вокруг взрывы, вспышки, свист снарядов. Куда податься?