4
21 час 43 минуты 14 секунд. Время московское.
Скорняков не заметил, как "Волга" проскочила мимо вытянувшегося часового и, взвизгнув тормозами, остановилась у входа в командный пункт, он торопливо сбежал по лестнице.
- Товарищ командующий! В воздухе три цели. На перехват подняты истребители! Метеоусловия: облачность десять баллов, видимость шесть километров…
Пока Прилепский докладывал, Скорняков не сводил взгляда с электронного табло. Чем больше он вглядывался в испещренный линиями, символами, цифрами планшет воздушной обстановки, тем яснее становилось положение там, в воздухе, на самых дальних подступах к охраняемым объектам. Он, словно пишущий картину художник, изредка наклонял голову и щурился, стараясь распознать замысел "противника", а значит, и упредить возможные варианты ударов нападающей стороны.
Здесь, на своем главном месте, после уяснения первичной информации он постепенно обрел уверенность, почувствовал подступавшую изнутри так нужную ему в эти минуты бодрость и ощутил, как увиденная на планшете обстановка постепенно преобразовывается в то, что принято называть основой решения. Скорняков еще не был готов отдать приказ, но отчетливо представлял, что он скоро снова обретет нужную форму.
Все события дня, встречи с людьми, груда пересмотренных и подписанных им документов, телефонные разговоры - все, будто ненужный груз, осталось там, за дверью КП. Теперь главным объектом, занявшим все его внимание, стал электронный планшет с нанесенной на нем воздушной обстановкой. И пока поднятые в воздух до его приезда перехватчики мчались наперерез "нарушителям", он думал о том, что будет дальше, как поступить ему, чтобы "уничтожить" все цели и выиграть бой.
Но прежде всего - распознать замысел "противника", выявить направление главного удара, определить состав групп. А если, рассуждал Скорняков, представить себя в роли нападающей стороны… Он мысленно оказался там, на стороне "противника", и попытался определить главную задачу: прорвать противовоздушную оборону и нанести удар по объектам и войскам. Где возможен прорыв? Главное - смотреть в оба у земли; наступило время малых высот, вся стратосфера насквозь прощупывается локаторами, куда ни кинь, везде электронные щупальца. Пока все идет нормально; посмотрим на "противника", где он и что собирается делать? Так, так. Идут одиночные цели. Появилась первая групповая. А если это отвлекающее звено? Значит, надо думать об ударной группе, там основные силы "противника". Искать ее. Думать о ней. Думать не переставая. Пусть группа Лисицына займется анализом воздушной обстановки. Пусть думают, просчитают варианты на ЭВМ. Одна голова хорошо, а две лучше. Лисицын - человек дотошный, пусть докопается до истины.
- Генералу Лисицыну, - Скорняков наклонился к микрофону, - определить замысел "противника", состав нападающей стороны и доложить предложения.
Тут же услышал голос Лисицына - тот подтвердил получение задачи. А пока - взгляд на планшет. Две цели начали снижаться - решили выйти из зоны локаторов и продвигаться к объекту на малой высоте. Что ж, попытайтесь, хам не пустят. Люди - что надо, и ракетный комплекс безотказен в любой обстановке. А что же все-таки за горизонтом? Что думает "противник"?
Скорнякова не волновало первое звено целей. Их, считай, уже сбили. Конечно, локаторщики предупредят о новом налете, но надежнее было бы сейчас предвидеть то, что начнется чуть позже. Упредить! Предусмотреть возможные варианты. Смоделировать предстоящий бой.
Поднявшись с вращающегося кресла, Скорняков принялся ходить вдоль столов и пультов, изредка бросая взгляд то на электронный планшет, то на притихших офицеров расчета командного пункта. Он снова подумал о своем противнике; тот, видимо, тоже пытается определить сильные и слабые стороны противовоздушной обороны и соответственно построить боевой порядок. Кто кого передумает? Кто первым разгадает замысел противника? Настало время точных расчетов и анализов. Любой руководитель, прежде чем принять решение, должен просчитать модель боя, обосновать боевую задачу, добиться ее выполнения.
Последовала информация об учебном уничтожении одиночных целей. Потом доложил Прилепский. На очереди - удар "противника" главными силами, попытка прорвать ПВО, "уничтожить" объекты, а если удастся - пойти и дальше.
Стыки не просмотреть бы. Сам прикидываешь - вроде бы все правильно, все верно. Ум хорошо, два - лучше. Так, так. Один ум ошибся - одна ошибка, а два - две ошибки. Что ж, послушаем заместителя.
Лисицын докладывал деловито и обоснованно; длинная указка скользила по карте, ненадолго задерживаясь возле синих стрел, изображающих направление главного удара "противника"; в докладе часто слышалось одно и то же слово - ЭВМ. "ЭВМ показала", "ЭВМ анализировала", "ЭВМ просчитала", "ЭВМ предложила"… Что ж, Лисицын верит в электронику, как в таблицу умножения. Чуть что - свой самый сильный аргумент: "Раньше культура государства определялась количеством потребляемого мыла. О мощи государства судили по протяженности дорог. Теперь и культура и мощь страны определяются количеством ЭВМ!"
- Таким образом, - оглядев присутствующих, закончил доклад Лисицын, - на основании тщательного анализа и рекомендаций АСУ налет "противника" возможен с двух направлений. Предлагаю… - Лисицын доложил предложения и, окинув присутствующих взглядом одержавшего победу полководца, остановился у края хорошо обработанной цветными фломастерами карты.
Скорняков слушал доклад Лисицына спокойно. На лице не дрогнул ни один мускул, глаза доверчиво открыты, руки сцеплены чуть ниже груди. Он даже слегка улыбнулся, едва сдвинув брови, но где-то в глубине души почувствовал настороженность. Уж больно все складно. И наука не забыта. И опыт войны… Черт возьми, красиво научились говорить… Как легко доверяем первичной информации. Нет бы: послушал предложения - проверь все до основания, просчитай лишний раз, взвесь аргументы. А здесь - машина выдала и - на бумагу. Конечно, электроника оперирует цифрами быстро, память у нее емкая, и не считаться с нею нельзя.
- Машина - это хорошо… - размышлял вслух Скорняков. - А что вы сами, Петр Самойлович, думаете? - Скорняков поднялся и, не ожидая ответа, принялся всматриваться в карту. - Что думают люди? Мнение людей учли?
- Расчеты, алгоритм, заложенная в машину программа составлялась с моим участием, поэтому я согласен с ее прогнозом и предложениями. Люди могут ошибиться. ЭВМ же не ошибается. Налет, - голос Лисицына стал тверже, - возможен через час-полтора с двух направлений. Разведчики "противника" вскрыли выход в эфир некоторых наших радиолокационных станций, ракетных дивизионов и, естественно, сообщили об этом, а коли так - "противник" будет пытаться прорвать ПВО вот отсюда, - Лисицын показал указкой, - и вот сюда.
Почему, думал Скорняков; не сводя взгляда с карты, Лисицын так упорно отстаивает идею двух направлений? С ним, видимо, согласны и остальные офицеры. Главный оператор полковник Тужилин молчит. Парень еще молод, головастый. Привыкнет помалкивать и будет: "Чего изволите?" Надо с ним поговорить. Прилепский тоже голоса не подает. Неужели все так ясно и понятно?
- Значит, с двух?
- Так точно! - Лисицын, готовый решительно отстаивать свои доводы, вызывающе посмотрел на Скорнякова. - Подтверждение тому - действия разведчиков. Они шли с двух направлений.
"Молодец, Петр Самойлович", - молча похвалил Лисицына Скорняков. Доклад короток, но емок и содержателен. Сразу видна оперативная подготовленность. Умен, ничего не скажешь. Если так, продолжал рассуждать Скорняков, то надо отдавать распоряжение о распределении усилий частей и подразделений. Времени в обрез. Значит, два направления.
- Разрешите? - Из-за стола, уставленного множеством телефонов и экранов отображения воздушной обстановки, поднялся полковник Прилепский.
Скорняков, не отрывая взгляда от карты, согласно кивнул. Наконец-то. Решился. Прилепский выждал, пока командующий посмотрел в его сторону, и начал докладывать:
- Отражение массированного налета "противника" потребует…
- Мы сами знаем, чего оно потребует! - оборвал Прилепского Лисицын. - Чего вы лезете не в свое дело? Порядок взаимодействия давно определен. Офицеры управления подготовлены. Это не вопрос!
Прилепский осекся на слове и обескураженно посмотрел на Лисицына. "Что же это такое? Ведь я же дело хотел предложить. Черт дернул ввязаться, лучше смолчал бы".
- Продолжайте, - донесся до него знакомый голос. Скорняков поднял ладонь, словно предупреждая Лисицына. - Что предлагаете, Вадим Витальевич?
Прилепский вздрогнул, услышав свое имя-отчество. Ослышался, конечно. Вроде бы и не принято так.
- Что предлагаете? - переспросил Скорняков.
Прилепский коротко доложил.
- Убедительно, - согласился Скорняков и, дав задание штабу, снова принялся то рассматривать карту, то ходить возле нее. Зря отмахнулся Лисицын - прав Прилепский. Ночь, начнется налет, в воздухе десятки самолетов. Молодец, Вадим, не побоялся. Другие спешат в рот начальству заглянуть, боятся высказать свое мнение. А вдруг - вразрез? Плохо это… Не многим нравится активный подчиненный. Легче работать, когда тебя внимательно слушают, записывают, молчаливо соглашаются со всем, что говорится. Может, стареем - раньше чаще лезли в драку, сам не раз получал синяки и шишки. Теперь же некоторые стараются побыстрее получить пироги и пышки. Нередко люди сидят и молчат, видимо, следуют поговорке: "Слово - серебро, а молчание - золото". Нет, не нашего времени эта пословица. И даже вредна. Она порождает соглашателей. Вспомнилось недавнее совещание в центре, когда многие не восприняли предложение старшего начальника, но молчали. В перерыве же сразу кинулись в атаку: "Явная ошибка. Надо сказать!" "А что же ты не поднял руку и не попросил слова? Скажи! Потом век помнить будешь". - "Пусть другие - нам еще рано с предложениями выступать". Да, вздохнул Скорняков, кое-кто приспособился, боится лишний раз потревожить начальство, правду о деле высказать. Ни тебе споров, ни обсуждений. Так-то оно спокойнее. Прилепский не побоялся сегодня. Смелее стал.
После Прилепского встал оператор полковник Тужилин. Его предложение по распределению сил приняли с ходу, никто против не высказался, все было учтено и просчитано на ЭВМ. Машина такие задачи решала быстро и точно. Это Скорняков знал и доверял машине полностью. Цифры, рассуждал он, машина любит и оперирует с ними играючи, только успевай запоминать. И на бумагу выдаст все, до последней точки.
5
22 часа 3 минуты 11 секунд. Время московское.
И все-таки Скорняков не чувствовал облегчения, что-то скребло внутри, мешало оставаться спокойным. Почему два направления? А стык? Он наверняка будет использован нападающей стороной. Одно направление, туда основные силы. А если ошибка? Что тогда? Конечно, в военном деле почти невозможно предусмотреть все в полном объеме, но здесь, как нигде, не должно быть ошибок и просчетов, ибо в условиях войны каждая ошибка - это огромные потери… Не должно ошибаться военное ведомство. Не должно. Искать и находить пути оптимального решения. Предусматривать различные варианты. Просчитывать все боевые потребности. Создавать резервы.
Мысль о резерве возбудила его, он почувствовал облегчение, будто сбросил груз с плеч.
- Оставьте в резерве, - сказал он, - две эскадрильи перехватчиков.
"Если ошиблись в определении главного направления, - подумал он, - используем резерв. Будет чем заткнуть прорыв. Резервом перевеса, конечно, не создашь, но часть сил "противника" можно отвлечь, а если удастся, то и втянуть в затяжной бой".
- Все согласны? - Скорняков обвел взглядом присутствующих офицеров.
После того как все разошлись по своим рабочим местам, Скорняков с Тужилиным отошли в притемненный угол зала, чтобы поговорить с глазу на глаз. Тужилин отвечал односложно, больше "да" и "нет", но смотрел на Скорнякова как-то по-детски обиженно, словно просил защиты.
- Вы правильно заметили, товарищ командующий. Мы ни предложений не приучены высказывать, ни рекомендаций. Приучили нас язык за зубами держать. А если есть идеи - иди к шефу. Одно скажу, товарищ командующий, надоело быть мозговым донором.
Скорняков осмотрелся и заметил входившего Лисицына. Почему Тужилин так внезапно закончил разговор? "Мозговой донор". Оригинально. Не раз встречался с Тужилиным. Всегда с докладом аккуратен, точен, мыслит не шаблонно. Отличный оператор. Сын командира РККА! Столько довелось человеку пережить… На четвертый день войны немцы ворвались в гарнизон на юге Литвы. Жен и детей командиров сразу начали расстреливать. На его глазах немцы мать и младшую сестренку убили, он же с соседским мальчишкой успел в погреб спрятаться до вечера. В темноте вышли - и в лес. Четверо суток шли по лесу, пока не наткнулись на хутор, где-то на севере Белоруссии. Там их и приютила белорусская женщина Алеся; всю войну поила, кормила, а мальчишки ей по хозяйству помогали. В сорок четвертом партизаны пришли на ночевку, с ними и упросился Колька Тужилин. В разведку ходил, связным не раз посылали. После войны, когда муж с фронта вернулся, Алеся усыновила обоих, вырастила, заботилась, как о близких, и называла их сыночками. Подросли ребята, школу кончили. Митя в колхозе остался, а старший - Николай захотел в военное училище.
Каждый год в отпуск приезжал и подарки отцу с матерью привозил. Служил и на востоке, и на севере, и везде о нем самое хорошее мнение. Экзамены в академию сдал на "отлично". Горел на работе! А потом сник, замкнулся. Не может же способный человек с ясным мышлением отмалчиваться. Не те времена. Сейчас больше бойцы-пулеметчики нужны, чем подносчики патронов. Нельзя ни Тужилину, ни таким, как он, оставаться в роли подносчиков патронов. Пора и за пулемет. Пришло время о Тужилине позаботиться. "Мозговой донор…" Таких офицеров растить надо, из них то-о-лковые руководители получаются. "Но почему я об этом так поздно узнал, - корил себя Скорняков. - Люди молчаливо отсиживались на совещпниях, и это не беспокоило тебя…"
- И все-таки, Николай Николаевич, - Скорняков взял за локоть Тужилина, - почаще лезьте в драку, спорьте, доказывайте, вносите предложения. Без боя ни одну высоту не возьмешь! Ваши высоты ждут вас! А разговор мы продолжим.
Скорняков улыбнулся и заметил, что глаза Тужилина посветлели, уголки губ чуть приподнялись в едва заметной улыбке, весь он оживился и, как показалось Скорнякову, преобразился, стал выше ростом. Широкие плечи развернулись, спина выровнялась, стала по-строевому прямой, чуть длинноватые руки полусогнуты в локтях. "Конечно же, - мысленно рассуждал Скорняков, - он сейчас не бросится доказывать и спорить, но что-то в нем должно измениться. Помочь ему надо. Да и по службе пора выдвигать".
Они сели - каждый на свое место; Скорняков придвинул к себе вычерченный операторами план-график варианта боевых действий. Работа Тужилина. Все четко и ясно. Так, так. В резерве две эскадрильи. Посмотрел на часы, придвинул к себе микрофон:
- Разведчики, доложите обстановку!
Доклад разведчика изобиловал словами "вероятно", "может быть", "ожидаем". Скорняков дважды прерывал его, предлагая поточнее излагать данные о "противнике", но тот, словно не слыша командующего, продолжал говорить с той же неопределенностью. О времени налета ни слова, ни полслова.
- Плохо! - оборвал разведчика Скорняков. - Очень плохо! Вы не утруждаете себя денно и нощно следить за "противником", накапливать о нем информацию, по крохам собирать данные о его технике и тактике! Нам очень важно знать, что там - за горизонтом.
- Нам прислали… - пытался оправдаться разведчик, но Скорняков досадливо отключил микрофон.
И опять узнал позднее, чем надо, сердился на себя Скорняков. Давно пора убрать с командного пункта такого некомпетентного работника, но его защищали. "Пусть служит, войну видел". Да, да, пусть работает, но не на такой ответственной и оперативной должности! Здесь нужен ищущий, пытливый, энергичный офицер. Опять просмотрел, товарищ командующий. Не вник должным образом в работу с кадрами. Не ты ли недавно выступал на заседании Военного совета и говорил о партийности, компетентности, дисциплинированности, инициативе и творческом подходе к делу?! Твои слова: "Мало для современного руководителя призывать людей. Надо лично самому быть на острие самых ответственных участков работы, и в первую очередь - с кадрами. Не устарел лозунг тридцатых годов: "Кадры решают все", В любой области, а в военной особенно, нужны надежные, хорошо подготовленные кадры с высокой партийной ответственностью".
Говорил, а сам недоглядел в этом деле. Так-то вот…
Скорняков с набрякшими веками и покрасневшими глазами отрешенно смотрел на планшет воздушной обстановки, изредка поворачивая голову в сторону табло, на котором вот-вот, по расчетам Лисицына, должен был появиться сигнал оповещения о налете "противника". Если расчеты верны - первые цели появятся скоро. Его же не столько беспокоило время начала налета, сколько основные направления; начнется налет четвертью часа позже или раньше - не страшно, люди и техника готовы, давай сигнал - и все придет в движение.
Он на мгновение представил себе родной аэродром, на котором сидят летчики в кабинах истребителей. Сидел и он, капитан Скорняков, ожидая сигнала к вылету. Машины - рядом с опушкой леса, откуда часто раздавались отчаянные трели соловья, заливистые песни малиновки… Наверное, там, как и здесь, на КП, тишина, все ждут; техники молча докуривают возле вздыбленных хвостов перехватчиков, механики - рядом с агрегатами запуска - все так же, как и много лет назад. Такие же добрые, дружеские, бесхитростные отношения между летчиками и техниками…
Все так и вроде бы не так. А жизнь идет своим чередом: молодежь уже осваивает новое поколение машин…
- Цель 6432, курс - 115, высота - 25. - Он услышал набор цифр не сразу и потому какое-то время вглядывался в планшет, стараясь отыскать силуэт цели, но участившиеся доклады о новых целях заставили его мгновенно окинуть взглядом весь огромный планшет и оценить обстановку.
- Цели идут с двух направлений, - негромко доложил Прилепский.