- Пока что я не вижу непосредственной угрозы в зоне обороны Грозного. Нахожу, что гвардейские дивизии стрелкового корпуса полковника Мамынова необходимо немедленно перебросить на левый берег! Это лучшее, как вы сами знаете, что есть в моем личном распоряжении, дивизионный. Сложившаяся обстановка вынуждает, однако, идти на риск. Оголяя сейчас главную зону предполагаемой обороны, уже тем самым, я остановлю почти маршевое движение дивизий Руоффа на дальних подступах к этой зоне. Тем временем подойдут резервы ставки.
Воспользовавшись молчанием члена Военного Совета, обдумывающего его слова, генерал вдруг переменил тему:
- Моя доченька не заходила сюда?
- Наташа?.. А она с этим, с полковым комиссаром из дивизий Мамынова - Киреевым… Кажется, потащила его в театр.
- Киреев явился?.. Гм… - тепло усмехнулся командующий. - Сейчас он здесь очень кстати. А знаете, это ведь мой старый друг и сослуживец. Мы с ним ровесники. Я не приказывал, но просил вызвать его. Хочу побеседовать, как дела в гвардейских дивизиях… Дух людей крайне интересует меня. Хочется знать - выстоят ли.
II
Возвращаясь к себе на квартиру, Червоненков увидел, что, несмотря на позднее время, сквозь неплотно прикрытую дверь видна узенькая полоска света. Часовой отдал честь и посторонился, пропуская генерала. Бесшумно войдя в первую комнату, Червоненков присел на стул у дверей, облокотился на колено одной рукой и, продолжая оставаться незамеченным, стал наблюдать, как Наташа линейкой водила по карте, указывая Кирееву на занятые противником населенные пункты.
Полковой комиссар, казалось, никак не реагировал на взволнованную и порывистую речь девушки, но генерал, зная Киреева, не удивлялся этому. Это был очень сдержанный человек. Он казался медлительным и угрюмым. Однако главной чертой его было то, что он на редкость умел словом и личным примером повести за собой людей.
- Папочка пришел - по-детски звонко вскрикнула вдруг девушка и уже хотела броситься к отцу, но застыдилась и сконфуженно взглянула на полкового комиссара.
Киреев медленно повернулся лицом к дверям, - его взгляд встретился со спокойным, даже несколько холодным взглядом генерала. Наташа все время до прихода отца была полна самых радостных надежд, предвкушая, как обрадуются встрече старые друзья.
Но строгое лицо полкового комиссара вовсе не выражало бурного восторга. И еще больше поражало ее спокойствие отца, даже не сразу вставшего со стула. "Что-то случилось?!" - мелькнула у нее мысль. Она молчала, немного растерянная. В это время вдруг заговорило радио: "Граждане, воздушная тревога, воздушная тревога!"
- Здравствуй, Сергей Платоныч, - наконец произнес генерал. - У вас в полевых условиях, - он кивнул куда-то через плечо, - небось не так объявляют тревогу?
- Здравствуйте, Максим Михайлович, - глуховато произнес полковой комиссар. - У нас, конечно, проще - воздух! - и сам угадывай, где это… А впрочем, пока что сидим за тридевять земель от фронта, - в голосе его послышалось что-то похожее на упрек, - так немцы и не беспокоят нас.
Встряхивая руку товарища, генерал хитровато прижмурил под нависшими седыми бровями глаза.
- Ну, а как, довольны у вас таким положением?… Полным спокойствием?
- Нет, конечно… Пожары в Моздокской степи волнуют наших людей, Максим Михайлович…
- Только ваших, вы думаете?.. - деланно сердито заметил командующий.
- Да, правда… Беспокойством весь наш народ охвачен, - тихо сказал Киреев. - Но как другу скажу: куда ни покажешься - в полк, в батальон, в роту - один разговор: нашить бы гитлеровцам таких заплат!..
- Ну и портные!.. - усмехнулся генерал. - Не знаете, что ли, что прежде, чем шить костюм, с заказчика мерку снимают.
- Долго, слишком мы долго примериваемся. А Руофф, не останавливаясь, идет да идет!
- Остановится! - Червоненков кивнул Наташе на дверь и, проводив ее взглядом, сказал: - Для вашей дивизии, да и для всего корпуса, остались считанные часы ожидания. Это между нами, Сергей Платонович. - Он взял гостя за локоть, повел его к карте. - Вот мой домашний "адъютант" с точностью до километра отмечает движение вражеских войск. Так что не советую вам петрушку выращивать там, в своей обороне, не успеете… А начнем вот откуда, - ткнул он пальцем в карту против названия "станция Терек", - вот здесь наиудобнейшее место занять оборону. Сплошную и непроходимую. Да, непроходимую оборону!
Холодно поблескивая глазами, генерал объяснял обстановку, не приуменьшая тех тяжестей и трудностей, которые он, как командующий, отводит на долю стрелкового гвардейского корпуса полковника Мамынова. Вокруг погас свет. И опять по радио передали: "Граждане, укройтесь в траншеях. Вражеские самолеты приближаются к городу".
- Даже у вас свет выключают, - заметил Киреев.
- На квартире можно. Я ведь редко дома бываю. Но в штабе - там, конечно, не выключают. Маскируем. Наташка, - позвал генерал, - свечку бы зажгла нам? Дочь неотступно со мной, - продолжал он. - Всюду!.. Ее - заботливую доченьку - никаким вестовым не заменишь. Ну, где это она?! Наташа!
Киреев слушал голос генерала, а во всем его теле будто разливалось какое-то тепло, словно быстрей заработала кровь: "Быть может, уже отдан приказ о выступлении? Куда же?"
- В самом деле, где же Наташа? - проговорил он только для того, чтобы не молчать. И, не удержавшись, добавил: - Нас всех обрадует, Максим Михайлович, что мы, наконец, покончим с буднями в обороне. Наша дивизия, например, к бою вполне готова, как и весь гвардейский корпус.
- Наташа, свечу подай! - опять позвал генерал.
А Наташа в это время была на улице. Она глядела в небо - где же самолеты? - и ее не покидала мысль: "Почему это папа такой суровый сегодня?"
Над городом царила тишина, но далеко на северо-западе по небу шарили прожекторы и рвались снаряды зениток. С соседнего двора через улицу доносился приглушенный говор: "В случае зажигательных - песком, песком засыпайте. И с крыш их долой!"
Постояв немного в раздумье, девушка решительно направилась в дом. Войдя в комнату, она сразу испытала чувство удовлетворения, - отец и полковой комиссар говорили о том, когда гитлеровское нашествие на Кавказ должно провалиться, и как оккупанты получат смертельную рану, и что начать расплату должен будет прежде всего гвардейский стрелковый корпус Мамынова.
- Что это вы в потемках, папа? У нас же окна замаскированы!
- Так вот и зажги свечу.
- Я никогда не приуменьшал возможности разъяснительной работы - от этого силы умножаются, - говорил Киреев, - но у нас любят посуетиться, заводят разговоры по сравнительно маловажным поводам. А вот о силе примеров массовых героических поступков забывают иногда, не пропагандируют их или если заводят о них разговор, так уж черт знает как!.. И только о выдающихся героях, о необыкновенных людях…
- Да, о необыкновенных надо попроще рассказывать, - согласился генерал. - вы не были - член Военного Совета недавно проводил совещание редакторов армейских газет. Говорит: "Когда в газете жизненная правда нарушена надуманностью, преувеличением героических поступков и какой-то невероятностью условий, то есть нарушена излишней крикливостью о героизме, тогда и предстоящие поступки солдат, младших командиров будут диктоваться не железной психологической необходимостью, а произволом, необдуманностью". И я с ним согласен. Партийный и политический состав не должен приучать солдат закрывать глаза на предстоящие ему будничные испытания в борьбе с подлым и жестоким врагом. Солдат - это наша решающая сила, - он должен чувствовать подвиг не только в сверхгероическом, но и в повседневной фронтовой жизни. А она у него всегда тяжелая. И менее романтична, чем это иногда малюют в газетах. Когда солдат сидит в огневой точке, как гвоздик, заколоченный в землю по самую шляпку, и читает в газете о сверхгероизме, его будет мучить мысль: "Ну, а я зачем здесь сижу?" А в обороне ведь так - сиди и жди!..
- Гвоздь держит подковку, подковка - лошадь, а лошадь - человека, ну, а человек - весь мир! Да еще если это наш советский человек сядет в огневую точку… Это сила, Максим Михайлович.
- Да и чтобы он чувствовал плечом своего соседа! - уже весело подхватил Червоненков. - Я уверен - мы остановим Руоффа!
В это время Наташа принесла зажженную свечку.
- Папа, тебе нужно немедленно в постель! - взглянув на стенные часы, строго сказала она.
- Слышите, Сергей Платоныч? Она просто командует мной! - Генерал подошел к дочери и обнял ее за плечи. - Ох и жестокий же ты адъютант у меня, Наташа! А где же у тебя Тамара, твоя доченька, Платоныч?
- Не знаю, Максим Михайлович. Совершенно не знаю, что с ней, - грустно проговорил Киреев. - Я ведь все время служил на Дальнем Востоке, а она с женой жила в Смоленске. Кончила мединститут, работала в деревне врачом. Переписывались мы с ней… А тут война… Надеюсь еще… может, где-нибудь служит… Вот - разыскать не удается…
- Может, в армии - ты запрашивал?
- Да, конечно, - ответили: в сануправлении врача Киреевой не значится. Вот и все. Боюсь, что и жена осталась в Смоленске, - расстреляют гитлеровцы, если узнают, кто ее муж.
Генерал, помолчав некоторое время, спросил тихо:
- А сынок у тебя - воюет?
- Гриша на истребителе летает, - батька у меня тележного скрипа боялся, а сын его и внук - профессиональные военные.
- Да вот и мой реверансы не отвешивал, - задумчиво сказал генерал, - а молотком по наковальне лупил… Здоровый был пермяк. Похоронил я его в прошлом году. - Он помолчал. - А ты знаешь, что с женой у меня случилось? Наташа, наверное, рассказывала уже?
- Да, Наташа рассказывала…
- Не вышла из окружения под Киевом, - шепотом сказал Червоненков. - Полагаю…
- Нет, папа! - обрывая отца, почти вскрикнула девушка.
Взяв Наташу за подбородок и поцеловав ее в обе щеки, генерал взволнованно сказал:
- Да, мы, конечно, еще надеемся…
Лицо Киреева было по-прежнему спокойно, но думал он в это время о своей семье. И сердце его больно сжималось.
Когда друзья улеглись, перед тем как уснуть, полковой комиссар долго глядел в окно, с которого Наташа сняла светомаскировочную занавесь, - казалось, приближается гроза. За окном то царила тьма, то появлялись, западая в комнату, какие-то отдельные взблески, и затем вдруг становилось совсем светло. По нему метались и шарили лучи прожекторов.
- Слушай, Сергей, - тихо проговорил со своей койки генерал, - помнишь, как мы с тобой на озере Ханко воевали с самураями? Ты в полку комиссаром, а я командиром - помнишь?
- Ты к чему об этом, Максим? Да-авно это было.
- Давно, это верно. - Генерал долго молчал, обдумывая что-то. - Давно. А знаешь, что я вспомнил? Наши беседы. И какие были правильные у нас суждения тогда!.. Каждый из нас, бывало, не только обдумывал небольшую свою личную, боевую работу - именно работу! - порывисто и громко повторил генерал, - но и помнил обо всех процессах подготовки к бою, которые производились без нас и до нас. Я это говорю к тому, что теперь тоже каждый из нас, делая большое или малое дело, всегда должен учитывать и начало, и продолжение всей операции в целом, помнить, что мы здесь, на Кавказе, не какая-нибудь обособленная частица советских вооруженных сил, хотя и оторваны от других фронтов.
- А я думаю сейчас о численности немцев.
- Да, в Моздокской степи, например, стрелковых дивизий у них восемь, румынская кавалерийская да еще две танковых. Правда, часть из них откалывается в направлении на Малгобек. Но все равно против гвардейского корпуса будет в общем не меньше чем восемь дивизий. Но помни, ведь скоро подойдут наши резервы - подравняем силы. Дело дивизий вашего корпуса - остановить движение. Затем хорошо продуманными контрударами выбить противника из обороны, если она будет им занята, и наделать дыр в боевых порядках Руоффа. Но самое существенное - нанести танковым дивизиям Макензена тяжелые потери. Отучить их от "клещей" и от "блицкригов". Я даже мечтаю: может быть, именно на нашу долю выпадет честь положить предел отступлениям наших частей при танковых налетах - именно мы должны показать всю могучую силу сплошной обороны в непересеченной местности, чтобы затем наш опыт мог быть применен в оперативном масштабе.
- Мечты не плохие, Максим.
- И эти мечты - результат точного, почти математического анализа всей обстановки. Сегодня я только подкрепил свое убеждение: как раз здесь, на Кавказе, гитлеровская грабьармия сломает себе хребет! Именно их обороны мы нанесем удар по основной группировке фон Клейста. А она определенно сейчас на левом берегу Терека. Не имея возможности обойти ее, будем со лба рассекать на части, ведь оборона наша будет подвижной.
Дважды подходила Наташа к дверям и, наконец, решилась снова напомнить отцу, что ему время спать. Ведь от этого, как она была убеждена, будет зависеть завтрашняя работоспособность его. Ведь он и так свой сон сократил до четырех часов в сутки.
- Папа! - в третий раз появилась в дверях девушка. - Опять разговоры!
- Сплю, сплю! - и как только Наташа ушла, генерал смеющимся шепотом пожаловался: - Вот, брат, какой у меня домашний адъютант. Не военный, и накричать на него нельзя. Невозможно строгий товарищ! - Помолчав некоторое время, он добавил шутливо: - Да и не за что накричать. Беспокойство о командующем - дело не частное.
Киреев не успел ответить генералу, как Наташа снова порывисто вошла в спальню. Склонившись над отцом, она что-то зашептала ему. Генерал поднялся с постели и стал торопливо одеваться.
- Немцы, Сергей Платоныч, прорвались, - проговорил он, застегивая ремень.
Минутой позже командующий уже стоял у машины, в которой его поджидал адъютант. Они уехали к штабу.
Киреев поднялся более спокойно, чем генерал. Этот человек всегда и все делал как будто неторопливо и со стороны казался медлительным. Но зато каждое его движение, каждый поступок были предельно четкими и обдуманными.
- А папа ни капельки так и не поспал, - сказала Наташа.
- Что поделаешь, Наташа, - не тотчас ответил полковой комиссар. - На твоего отца государством возложена огромная ответственность.
Затем он попрощался с Наташей и вышел на улицу.
* * *
Подполковник Василенко не поднялся, когда вошел полковой комиссар, а остался неподвижно сидеть на ящике, закинув ногу на колено. Комдив был без гимнастерки, в безрукавой голубенькой майке, с обнаженными крепкими мускулистыми руками, открытой широкой грудью.
- С приездом, Сергей Платоныч, - проговорил он, медленно поворачивая свою красивую голову на короткой жилистой шее к полковому комиссару. - Рассказывайте, как там большой хозяин, щедр на угощение или скряга?
- Я большого хозяина видел только ночью. Да и в такой неподходящий момент… Некогда было угощаться, - ответил Киреев ровным голосом, досадуя, что комдив не с того начал с ним разговор.
Василенко возвел на него быстрые, хитровато прижмуренные глаза. В них чуть заметно трепетали светлячки задорной усмешки, что отражало его хорошее настроение.
- Отметить торжественную встречу не потребовалось бы много времени, - продолжал он, словно намереваясь разжечь самолюбие полкового комиссара. - Нечего сказать, встретились давнишние друзья!.. Кури, трубка, табак, да иди с богом. Или вы рады этому, чтобы тем же отплатить?
- Владимир Петрович, нам сейчас не до шуток, - веско молвил Киреев, не глядя на комдива. - Может, сейчас, а может, немного позже, но предстоит бешенный марш навстречу войскам генерала Руоффа. Сегодня ночью некоторые его передовые отряды прорвали оборону наших войск. Где это произошло - в глубокой ли Моздокской степи, вблизи ли железнодорожной линии, - я не могу вам сказать. Но общее положение стало весьма серьезным. Вы спросите: а в какой мере это затронет наш гвардейский корпус?
- Разумеется.
- Командующий ставит перед нами задачу: остановить дальнейшее продвижение вражеских войск в район Червленной!
- Одним нашим корпусом? - выждав немного, озабоченно переспросил Василенко, глядя на полкового комиссара широко раскрытыми глазами. - Не слишком ли "боевая" задача? Корпусом против всей армии Руоффа!!!
Так как Киреев не ответил, то Василенко, достав с окна пачку папирос, не торопясь, закурил и, глядя на сизовато-серые клубочки дыма, скручивавшиеся и таявшие перед его лицом, усмехнулся. А когда их взгляды снова встретились, он грустно подмигнул своему комиссару, словно этим хотел сказать: так-то! вот! И затем он продолжал:
- А что слышно насчет подхода резервов ставки?
- Они еще на подступах к Кавказу. Может, как и нам приходилось в свое время, болтаются в Каспийском море на баржах.
Поморщась, Василенко покачал головой. Затем он, выставив вперед ногу, наклонился, щупая и потягивая кверху голенище сапога, плотно облегшее вокруг мясистой икры его. Встав, топнул ногой о пол, прошелся по комнате, прихрамывая.
- Жмут сапоги. Да, еще вот о чем: почему вы, Сергей Платоныч, говорите - "Может сейчас, а может быть, несколько позже"? Разве этот вопрос окончательно не решен? Уж действовать, так надо бы действовать быстро!
- О "быстроте" уже позаботились, - сказал полковой комиссар с иронической, зло задрожавшей на его губах усмешкой. - "Сверхбдительные" люди из местных оборонцев через Терек мост взорвали!
В это время вошел адъютант комдива и доложил, что полкового комиссара желает видеть капитан Рождественский - комиссар одного из батальонов.
Минутой позже Киреев, как бы желая предупредить его, сам протянул ему руку, заговорил: - Здравствуйте, товарищ Рождественский. Так вы куда, в какие места за семьей намереваетесь?
- Немного дальше станции Терек. Это в сторону станицы Калиновская. Там, на хуторе, жили мать и сестра. Возможно, туда же прибыла жена с детьми. Если она успела эвакуироваться из Ростова, - быстро объяснил Рождественский. Голос его был мягким и приятным, хотя немного и срывался. Капитан, по-видимому, хотел высказать все одним выдохом. - У меня трое деток, жалко… Разрешите, товарищ гвардии полковой комиссар? В полку обещали грузовую автомашину. Вернусь в течение суток. Мне только бы успеть выхватить их из-под огня!
Киреев с сочувствием посмотрел на Рождественского, не зная, что ответить. Он снял свое пенсне, достал из кармана футляр и извлек из него кусочек замши, стал не спеша протирать стеклышки.
- К сожалению, туда невозможно проехать на автомашине, - заговорил Киреев. - Мост через Терек взорван. К тому же район тот сегодня ночью, вероятно, занят противником.
- Уже?! - проговорил Рождественский дрогнувшим голосом. - Занять противником!.. Сегодня ночью?.. Разрешите идти, товарищ гвардии полковой комиссар? - точно вдруг очнувшись, спросил он, выпрямившись.
- Идите, - согласился Киреев и в тон себе кивнул утвердительно.