Женщины в этих родовых обществах часто выдаются замуж по решению родителей в возрасте пятнадцати лет. О любви чаще всего речи не идёт. Вся тяжёлая работа в хозяйстве на её плечах: уборка двора, стирка, заготовка дров, приготовление пищи, уход за детьми, скотом и многое-многое другое. Из-за изнурительных работ от зари до зари, в молодом возрасте они выглядят довольно жухло. Какой-либо надежды на лучшее существование не имеется. Это безропотное создание - жена, не имеет права даже что-либо сказать, пока муж прямо не спросит её о чём-либо. Даже просто поздороваться с ней нельзя: не принято. За любую провинность следует наказание. Если муж решит развестись, он, в присутствии троих свидетелей, просто говорит примерно такое: "я развожусь с этой женщиной, теперь она мне не жена". Всё, формальность соблюдена, муж остаётся чистым, женщина же - запятнанной несмываемым пятном позора. Часто таким "чёрным вдовам" после промывки мозгов предлагают смыть позор и умереть за веру, надев пояс шахидки…
Во Владикавказе же явно чувствовалась уже подзабытая нами цивилизация и мирная жизнь. В эту жизнь мы со своим одичавшим видом совершенно не вписывались. Как ни странно никакого удивления, у встречавшихся на нашем пути людей, по этому поводу мы не вызывали, какое-то равнодушие. Будучи в Дагестане, в частности в Кизляре или Хасав-Юрте - явно была заметна доброжелательность к человеку в форме. А здесь - равнодушие. После Бесланских событий к военному человеку здесь стали относиться по-другому, с пониманием и уважением, но это стало гораздо позже.
Изредка на нашей стезе попадались такие же щетинистые и подпалённые военно-полевыми условиями вооружённые группы людей. Глаз безошибочно определяет, что они, также как и мы, находятся здесь временно, по каким-то своим делам. Вот в Кизляре - это да, там подобных, в то время, кишмя кишело.
Первым делом направились искать кафешку. Истосковавшиеся по нормальной пище желудки надеялись принять что-нибудь одомашненное. Добрые люди подсказали дорогу на Центральный рынок.
На огромном шумном рынке людей тьма-тьмы. Поняв, что нам и за день его не обойти, мы зашли в первую же попавшуюся кафешку и расположились там. Не могу написать слово "кафе", именно "кафешка": многие семьи, чтобы выжить, содержат такие маленькие и довольно уютные заведения. Нередко они занимают даже большую половину частного дома. Иной раз проходишь по улице мимо какого-нибудь здания, над дверью висит вывеска "Кафе "С Громким Названием", рядом раскрытое окно, на широком подоконнике женщины усердно месят тесто, и разносится благоухание аппетитных ароматов. В баре колонки магнитолы проигрывают благозвучную осетинскую мелодию, небольшой зал, примерно на четыре-пять столиков, на стенах светятся бра и висят картины. В общем - уют и благодать.
Спросив разрешения, сдвинули вместе два стола, заказали хинкал побольше ну и всего остального, что полагается к обеду. "Всего остального" на месте, к сожалению, не оказалось, но чтобы не терять клиентов, хозяйка заведения быстренько сбегала к соседям, закупила что нужно и вернулась.
Хинкал мы, вероятно, заказали многовато, потому-что на центр стола была выставлена посудина, напоминающая небольшой эмалированный тазик, с горкой этого самого кушанья. Надо сказать, что осетинский хинкал по форме напоминает русские пельмени, только размером разов в пять поболее, подаётся с острыми приправами и соусами - вкусно.
И только мы разлили аперитив и уже было раскрыли рты, как в кафешку вошли две приятные особы женского пола, лет за тридцать. Обе были в общевойсковой, притёртой по фигуре, камуфляжной форме. Судя по всему, как я уже и упоминал, не щетинистые, но подпалённые. На ногах у них были одеты обыкновенные высокие шнурованные солдатские ботинки - это у меня вызвало удивление, поскольку даже в грозненском медсанбате я обычно видел боевых медработников, шагающих невпопад в модных лакированных туфельках на высоких каблуках в последних рядах солдатского строя и, признаться - не идёт им эта деталь гардероба в сочетании с военной формой. А в данном случае - две красивые, ладно сложенные девахи - любо-дорого и есть на что посмотреть. Даже где-то внутри затеплилась кое-какая надежда на позитивный продукт нашего случайного знакомства.
Сходу, пока остальные ребятишки не начали хамить, я с ними вежливо поздоровался и пригласил к нашему столу, - приглашение было принято без какого-либо манерничанья, с достоинством. Ребятки, внимательно разглядев женщин, рты позакрывали, и от затеи отпускать в их адрес сальные шутки вроде бы отказались. После знакомства и за знакомство стали культурно кушать и беседовать. Одну звали Надежда, другую, кажется, Мария.
На Надежду я сразу же положил глаз: глаза у Надежды, помню, были красивые, но какие-то утомлённо-усталые. Высокая шатенка, никаких украшений в виде серёжек или колец, разве что на тонком запястье кажущиеся огромными командирские часы на широком кожаном ремешке. "Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть" (Быт.2:22–24), - с этим утверждением я полностью согласен и придерживаюсь: семья, дети, внуки, прочее. Но бывает, каюсь: несмотря на то, что седину в бороде регулярно выщипываю, бес, будь он неладен, всё ж таки прочий раз норовит проникнуть в щель между рёбрами, хорошо - не в другое место. Иногда ему это удаётся… в смысле - в рёбра.
Но не будем о грустном, не будем о плотском. Будем о более высоком: о платонической любви, то есть о том, как и с какой стороны на это дело посмотреть. Женщины делятся на две категории - цветные и чёрно-белые. Цветные - это те, мимо которых просто так не пройдёшь: обязательно обернёшься вслед, да ещё и заговорить с такой побоишься, а чёрно-белые, при всех своих достоинствах - пройдёшь и не заметишь.
К примеру - идёт женщина, одета неброско, но со вкусом, походочка - в жар бросает, и вдруг: "Ах!", - туфелька накренилась, ножку чуть не подвернула; подогнула эту самую ножку, согнув её спереди, стоит изящно на одной; сняла туфельку и, никого вокруг не замечая, поправила что-то в ней, затем - выгнула ножку уже в другую сторону, одела каким-то образом - не поймёшь - то ли со стороны спины, то ли как-то сбоку, и дальше шагает-цокает. Полагаете - все мужики бросились ей на помощь, пока она на одной ножке балансировала? Не тут-то было! Рады бы, да ведь страшно, боязно: красивая потому-что - а ну как пошлёт куда?
Вспомнил свой город. Стоял я однажды в фойе одного солидного учреждения и лясы со знакомыми постовыми точил: о том, о сём да о погоде. В это время в фойе зашла броская брюнетка и целеустремлённо направилась к лифту. Походка - что росчерк гусиного пера в руках поэта в порыве вдохновения. Брюнетка из "цветных": фигурка, кожаная мини - чуть ли не пояс, туфельки, макияж умеренный - самое, как говорится - то. Стоит у лифта, с ножки на ножку переминается, из-за этого и бёдра играют соответственно. Я на неё глаз ложу и парней спрашиваю:
- Ничего девочка, а? - это, наверное, у всех мужиков высшая степень похвалы.
Девочка, видно, мой взгляд заметила, давай тоже в ответ глазки строить, я даже несколько опешил, засмущался от такого внимания, зардел малость: "ну, не может подобного быть!", плечи расправил, осанку поправил.
- Да это и не девочка вовсе… - Отвечают парни, смеются.
- Понятное дело: уже не девочка, - говорю, - я в том плане что…
- Да это "оно", - потешаются, - сын Самого!
- Да!? Не может быть! - уж и не знаю, как я выглядел, но ребятки ещё пуще развеселились.
- Да его все знают!
В это время лифт подошёл, "девочка", бросив в мою сторону многообещающий взгляд, исчезла. Я "её" дожидаться не стал…
Другой момент - вроде как и правильный: появилась у нас на работе молоденькая блондинка, цветная, опять же дочь Самого. Я на всякий случай дотошно у нашей кадровички Клавочки, (кстати, из чёрно-белых) выяснил: Алла Иосифовна - подлинная представительница прекрасного пола, даже в бумагах это указано.
Как ни странно - мы сразу с ней общий язык нашли: то чаёк, то перекур, то хиханьки, а то, бывало - и хаханьки. И под ручку её взять можно и за талию - не отказывает. Вот ведь все парни молодые мне завидовали чёрной завистью! Но не более того… Не вдаваясь в подробности сообщаю - цветная Аллочка оказалась розовой. Печально… Просто из-за моего возраста она увидела во мне вроде как друга. Или подружку?..
- А если я замуж выйду, - спросила недавно Клавочка, - ты ревновать будешь?
- У меня появился молодой сопэрник!? - грозно так спрашиваю, - или сопэрница?
- Да шучу я, шучу! - хихикает, - не переживай.
Не буду же я ей говорить чтобы поскорей бы кто её замуж взял, что ли - до того всё достало! Возраст - понятное дело, пора и остепениться. Поэтому честно и отвечаю:
- Выйдешь замуж, буду только рад!
Опять хихикает…
Надежда была цветной, но правильной. Обе девушки прибыли из Грозного, из медбата. Приехали так же, как и мы - на один день, за медикаментами.
Наевшись, парни стали с ленцой выковыривать вилками мясо из теста, травить байки и попивать пивцо. Компания разомлела, подружнела. Надя предложила мне выйти перекурить. Хоть я и не курил, но с удовольствием решил составить ей компанию: чего греха таить, всякое в командировках бывает, а вдруг повезёт. От Нади бабьим теплом так и прёт, но по её виду было понятно, что с глупостями к ней лучше не подступаться: видимо в войсках, с мужиками, иммунитета в этом отношении уже достаточно поднакопилось.
Какие у нас были разговоры, о чём? Да никакие. Откуда приехали, в смысле, с какого региона, мы мол, из Красноярска, а вы? Где стоите? Мы в Грозном. Ну и тому подобное.
- А вы когда отсюда уезжаете, Антоша?
- Да не торопясь к вечеру выедем.
- Красивый город.
- Эт`точно.
- А я была здесь в свадебном путешествии.
- Да-а!? - надежда на позитивный продукт встречи начала стремительно таять, тем не менее, подбодрив себя мыслью о том, что надежда, как правило, умирает последней - а это тоже своего рода надежда, предложил, - расскажи.
- Летом, сразу после свадьбы, ездили сюда, рядом, на турбазу. Почти месяц там жили, везде побывали. Муж здесь в Осетии был в служебке, во Владикавказе. Показывал мне свою казарму, это был 1990 год. Да, здесь красиво, лебеди в парке, в пруду плавали, и чеченцы в то время были очень приветливы. Они нас так принимали хорошо. Даже случай был очень интересный… Рассказать, Антош?
- Конечно, конечно, Надюша. - надежда растаяла полностью.
- Мы в Ведено поехали с женщинами, по магазинам. Жили на турбазе "Беной", около турбазы речка горная текла, вода там очень холодная, но мы все-равно в ней умудрялись купаться. Иногда ходили в горы где-нибудь рядом, а так особо развлечений там и не было. Ездили на экскурсии в Ингушетию, в Осетию.
И вот однажды решили мы с женщинами съездить в Ведено, просто, по магазинам, и поселок посмотреть - интересно же. Мы вышли на дорогу, на автобусную остановку около турбазы, ждали автобус, а он все не ехал… там расписания не было… могли еще долго стоять… И вот едет машина, не знаю как она называется, ну, раньше на них продукты возили, сзади фургон такой…
- Автофургон, ладно. - оказалось, я совершенно разучился разговаривать с женщинами, да и мысли вокруг некой призрачной надежды всё же дают о себе знать, отвлекают.
- Слушай, а тебе это на самом деле интересно? - Надя выбросила выкуренную почти до фильтра сигарету, но вопрос прозвучал без обиды, как-то равнодушно-понимающе.
Изобразив на лице крайнюю степень заинтересованности - это помогло мне хорошо замаскировать смущение, ответил:
- Конечно, Надя.
- Ну да… - Надя прикурила вторую, - вот машина остановилась, и пассажир, сидящий в кабине, спрашивает, куда это мы, мол, едем… чеченцы, возраст примерно до тридцати и даже старше, сейчас так трудно вспомнить подробности, столько лет прошло. - Тем не менее, Надя рассказывала обстоятельно, стараясь не упустить ни единой мельчайшей детали той, прошлой, жизни, - мы сказали, что в Ведено, он нам и предлагает: и мы туда же, можем вас подвезти, только придется ехать в фургоне.
Мы согласились. У нас же в то время и в мыслях не было что-то подумать о плохом. Сели в фургон, а там еще двое или трое чеченцев сидело. В фургоне окон не было, и я даже не представляла куда нас везут, долго ехали… Через какое-то время машина остановилась, двери фургона открылись, мы оказались в поселке. Водитель нас спросил, долго ли мы собираемся здесь гулять, мы ответили, что только по магазинам пройдемся и назад поедем. Он сказал, что они тоже освободятся через час, и поедут обратно, в Грозный, и могут нас снова обратно подвезти. Нас это конечно устраивало.
Походили мы по магазинам, купили все, что хотели, и встретились в положенном месте. Поехали обратно… а с нами в группе ехала очень интересная женщина, она в Ижевске работала, в школе, кажется, учителем. Такая шустрая была и очень разговорчивая. Мы с мужчинами, благодаря ей, уже на обратном пути разговорились, они нам про свой край начали рассказывать, про жизнь, местные обычаи. И один из них вдруг предложил: "Давайте мы вам покажем, как мы живем, забирайте сейчас своих детей и мужей на турбазе, и свозим вас, покажем свой быт". Они так настаивали, трудно было отказаться и мы согласились.
Остановились они поблизости от турбазы, мы своих забрали, и поехали дальше. Нас набралось примерно десять человек. Турбаза находилась в пятидесяти километрах от Грозного в сторону Ведено. Приехали в Грозный уже вечером, они своих домашних предупредили и мы поехали еще дальше, за город. Приехали, не помню уже куда, посёлок какой-то маленький, там люди жили, у них во дворе был пруд, они в нём форель разводили. Было уже совсем поздно, темнело, но женщина из семьи, куда мы приехали, приготовила нам свое народное кушанье. В то время даже не знала, что это хинкал называется… вкусно было… нас коньяком угощали, шампанским, мясом кормили… А потом в пять утра разбудили тех, кто спал, и повезли обратно на турбазу, им же еще надо было успеть вернуться на работу в Грозный.
И вот представляешь, они нас просто свозили бесплатно туда и сюда, накормили, напоили, показали свой быт, рассказали много о себе. Знаешь - интересно было и весело. И все это просто так, безвоздмездно… Вот такая у меня история… Они оказались инкассаторами. В Ведено, оказывается, семь миллионов рублей тогда везли, когда нас подсадили. Уже на обратном пути из Ведено мы автоматы у них увидели… Вот такие бывают люди.
- Да-а, интересная история, Надя-Надежда. А дальше то, что было? - мне по-настоящему стало интересно.
- Ну что дальше… а дальше война началась… муж без вести пропал, а я вот, как видишь…
- Вижу, Надя.
- Надя, с мелькнувшей в глазах надеждой, спросила:
- Может ты встречал его где?
- Кого?
- Мужа. Имя у него запоминающееся - Кирилл. Кирилл Денисов, капитан. Вот, - Надя показала изрядно пошарпанные командирские часы на руке, - вот и всё что от него осталось, почему-то в тот раз с собой не взял.
Я понял - этот вопрос она задает всем.
- Нет, Надя, не встречал, - и как-то неуклюже дотронувшись до её плеча, обнадёжил, - найдётся, наверное. - Имя на самом деле запоминающееся, редкое - Кирилл.
Чтобы скрыть от меня повлажневшие глаза, Надя стала заводить часы, только сейчас я и заметил на её безымянном пальце скромное обручальное кольцо.
Ещё пальчик!
"С огнем не шути, воде не верь".
Чеченская пословица.
В полевых условиях жилище роты специального назначения ГРУ внешне ничем не отличается от других подобных, принадлежащих федеральным силовикам: такие же палатка, приусадебное хозяйство и другие подсобные помещения. Но отличия всё-таки есть: в ней живут солдаты-срочники. Серьёзные караулы по периметру располаги, в палатке: двухъярусные, однотипно заправленные кровати; никаких излишних, позволительных у ментов, вещей и украшательств; сколоченная из досок, надёжно запертая на висячий замок комната хранения оружия и отдельное, огороженное в закутке палатки, "помещение" командира.
Из помещения, по ходу дела пинком отшвынув в сторону стоящую у выхода табуретку, вышел пошатывающийся командир роты в изрядно полинявшей и мокрой от пота камуфляжной майке, и с гранатой РГД-5 руке:
- Соссунки-и!.. Всех уррою!..
Первым на тревожный симптом реагирует замкомвзвода - старший сержант Филиппов: намётанным глазом заметил отсутствие кольца на гранате:
- Товарищ капитан!.. - сержант схватил своего командира за руку, а тон такой, будто убеждает его: "В чём-то вы не правы!", - спокойно, спокойно, - на левой руке офицера повисло ещё двое солдат с бледными лицами, - хорошо… хорошо… ещё пальчик…
- Ка-азлы-ы!.. - широко раскрытые глаза у командира на смуглом лице не шевелятся, даже не моргают.
- Товарищ капитан…
- …Уррою-у!
- Ну, всё, мужики, положите его!
Тело вяло сопротивляющегося командира унесли в его закуток, раздался звон упавших со стола бутылок; в запал гранаты, принимая все меры предосторожности, парни воткнули булавку - так будет проще и быстрее: где-то искать и вставлять родную чеку в запал, когда от неприятного возбуждения трясутся все поджилки - долго и муторно.
Блинообразное азиатское лицо Филиппова расплылось в довольной улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в совершеннейшие щёлочки:
- Где дежурный!? Открывай оружейку!
Для традиционного вложения злополучной гранаты в ящик в помещение набилось человек пять любопытствующих.
Кто-то, напрягая указательный палец, считает в ящике количество гранат с булавками:
- …Пять, шесть, семь…
Кто-то возмущается:
- Козёл безбашенный!..
Нашлись и защитники:
- Да у него всю роту в своё время положили, вот башня и съехала.
- Вот завтра он нас поимеет!
- За что?
- Так скрутили-то как пацана!
- Не вспомнит…
Филиппов командует "молодым", фразы небрежно бросает, как бы ни к кому лично и не обращаясь:
- Разгрузку его притащите, а то ещё очухается - стрелять начнёт!
Один из самых "зелёных" побежал:
- Автомат принести?
- Не надо, - сержант захлопнул крышку ящика, - магазины заберёте, и хватит.
Правда на следующий день Филиппов вспомнит, что автоматные магазины, при желании и даже не напрягаясь, можно легко обнаружить под любой кроватью, но на сегодня вроде бы всё обошлось. Поджилки же не могли погасить вибрации до самого отбоя.