- Ваш любезный родственник, сударыня, - обратился он к Аделаиде, - сгорает от желании выразить вам свое восхищение услугой, оказанной вами родине. Узнав об ответе вашем, он воскликнул: "Ах, если она столь щедро наделена талантом повелевать, почему ей не дана способность любить? Разве стоит воспламенить все сердца разом, если знаешь, что ни одна искра не найдет ответа в собственном сердце?"
- Пусть он придет, - ответила Аделаида, - тогда я, быть может, сумею убедить его, что, хотя поступок мой и заслужил всеобщее одобрение, услышать похвалы я хотела бы именно от него. Я знала, что ответ мой придется ему по душе: благодаря гордости своей я заслужила право встать рядом с ним… Иди, Мерсбург, и скажи маркизу, что принцесса охотно встретится с ним возле вольера в глубине сада.
В окружении кедров, там, где раньше был друидский храм, теперь высился храм для птиц - огромный вольер из позолоченной проволоки, окруженный пышными кустами сирени и роз. Не менее сотни пар самых редких пернатых нежно и сладостно воспевали в нем любовь, напоминая, что чувство сие делает отрадной жизнь и вдохновляет сердца.
- Сударыня, - воскликнул маркиз, увидев возлюбленную свою в столь пленительном уголке, - согласившись принять почести, кои вся Саксония сейчас воздает вам в моем лице, вы дали мне доказательство неизбывной доброты своей, и теперь я навеки ваш должник.
- Маркиз, - ответила Аделаида, - величие и силу, кои мне удалось поставить на службу Саксонии, я черпала в вашей душе. Я ответила так, как наверняка ответили бы вы сами, и эта уверенность помогла мне составить искомое письмо. Я горжусь тем, что сумела взять с вас пример.
- Я безмерно рад, сударыня, что пробудил в вас подобные чувства!
- Дорогой маркиз, мне не пристало выслушивать от вас такие слова. Вспомните о положении моем, и вы сами это поймете.
- О, как это прискорбно! Почему именно меня выбрал Фридрих привезти ему супругу, достойную составить мое счастье?
- Не говорите мне о ваших сожалениях, они бередят мне душу.
- Боже! Что я слышу! Если вы разделяете страдания мои, я готов забыть о них… Однако отныне мы вынуждены всегда жить вдалеке друг от друга! И ничто не сможет нас утешить, не сможет исправить зло, причиненное друг другу… мы молоды, а значит, нам суждено всю жизнь, до самой смерти оплакивать ту роковую минуту, когда мы узнали друг друга!.. Неужели, сударыня, и вы не знаете, каким образом могли бы мы облегчить свою участь?
- Увы, нет! Мне ничего не приходит в голову.
- Почему бы не избавиться от тяжкого бремени ненавистных уз?
- А вы знаете способ, приставший людям нашего положения? Разве могу я обесчестить трон, или рождение свое, или титул?
- Ах, почему вы делите трон не со мной!
- Почему вы явились ко мне, чтобы посадить меня на него?
- О, как горько об этом вспоминать! Молчите или воспоминания эти разорвут мне сердце!
- Ох, друг мой, станьте для меня примером мужества! Разве я не более несчастна, чем вы? Ничто не мешает вам постоянно пребывать у меня на виду; вы всегда можете быть подле меня… но вы понимаете, что более я ничего не могу вам предложить. Образ ваш следует за мной даже тогда, когда я обязана забыть его, ибо, заключая в объятия вашего соперника, мысленно я заключаю в свои объятия вас.
- Моего соперника!
- Нет, нет, я неправильно выразилась: у вас нет соперников. Как могу я разделить свое сердце, если оно принадлежит вам целиком? Я знаю, что не вправе говорить такие слова, но, если они успокоят вас, я не стану жалеть, что их произнесла.
- Они еще сильнее раздувают пламя моей страсти: неужели вы считаете, что, удостоив меня признанием, вы сможете заставить меня забыть мою любовь? Вот если бы случай…
- Как смеете вы так говорить, маркиз! И как могли вы подумать, что надежды на счастье я связываю с избавлением от уз своих?.. Нет, я далека от таких мыслей; сердце, где вы зажгли пожар, должно быть таким же чистым, как ваше. Позволив зародиться в головах наших хотя бы одной преступной мысли, мы оба запятнаем нашу честь. Без сомнения, страдания наши жестоки, однако преступления, порожденные насильственным расторжением уз, заставят нас страдать еще больше.
- Что ж, - воскликнул маркиз, - придется мне вас покинуть. Войны, во множестве ведущиеся в наших краях, позволят мне снискать славу, дабы она смягчила боль, что причиняет мне неугасимое чувство мое.
- Я запрещаю вам уезжать, - произнесла Аделаида.
- Хотите, чтобы я страдал у вас на глазах?
- Кто, кроме меня, сможет смягчить ваши страдания?
- Дозвольте мне хотя бы иногда встречаться с вами в этом месте!
- Будьте уверены, я не меньше вас жажду этих встреч, и сделаю все, дабы, улучив минуту, дать вам возможность излить свое горе, а потом усмирить его.
В эту минуту Аделаиде показалось, что среди деревьев, окружавших вольер, мелькнула какая-то тень.
- Нас предали! - в ужасе прошептала она, торопливо сжимая руку маркиза.
Посмотрев в указанную сторону, маркиз ничего не заметил.
- Уверена, он спрятался среди деревьев возле вольера, - произнесла Аделаида.
Однако когда маркиз сделал попытку пойти поискать соглядатая, она удержала его:
- Нет, нет, так мы признаем свою вину: решат, что мы боимся, в то время как мы не сказали ни единого слова, коего могли бы устыдиться. Лучше разойдемся в разные стороны; и помните, я запрещаю вам вести какие-либо поиски.
После свидания Людвиг отправился рассказать обо всем Мерсбургу. Он не скрывал, что суровость принцессы, постоянно ссылавшейся на свое положение, и обстоятельства отнимают у него всяческую надежду.
- Не могу с вами согласиться, - ответил граф. - Те же обстоятельства, что сегодня видятся вам препятствием, могут обернуться в вашу пользу: не секрет, заря счастья нередко всходит тогда, когда нам кажется, что фортуна окончательно покинула нас!
Людвиг рассказал, как встревожилась Аделаида, заметив таинственную тень, но граф успокоил друга, заверив его, что принц ни разу не покидал своих апартаментов.
- Однако тот, кто видел нас, может рассказать Фридриху о том, что он услышал!
- Если все обстояло так, как вы мне рассказали, то даже если вас кто-нибудь подслушивал, никакой опасности для вас нет.
- Ах, друг мой, неужели вы считаете, что те, кто служат принцам, всегда говорят им правду?
На протяжении долгих месяцев маркиз ни разу не имел возможности поговорить с возлюбленной своей, а значит, услышать от Аделаиды слова утешения. При дворе заметили, что с некоторых пор чело суверена омрачалось все чаще, и каждый поспешил сделать из этого собственные выводы. Таковы нравы любого двора: лицо монарха всегда является для придворных лицом фортуны. Частые беседы графа с принцем также не ускользнули от обитателей Фридрихсбурга, но так как содержание этих бесед осталось неизвестным, предположения строить было не на чем.
Возможность второго свидания казалась все более призрачной, но Мерсбургу удалось успокоить встревоженного Людвига.
- Завтра на закате, - сказал он ему, - принцесса будет ждать вас на том же месте, где вы встречались в прошлый раз; не опаздывайте и ничего не бойтесь. После нашего последнего разговора я не раз виделся с принцем, и мне кажется, что подозрения его усилились. Не знаю, возможно, тень, промелькнувшая за деревьями, принадлежала тому, кто намеревался устроить засаду и выследить вас. Впрочем, тогда мне удалось устранить опасения принца, но, сейчас, похоже, они вновь к нему вернулись.
- Неужели он подозревает меня? - взволнованно воскликнул маркиз.
- Нет, его подозрения весьма расплывчаты, никого определенного он не называет.
- Полагаю, вы снова успокоили его?
- Без сомнения. Будьте уверены, сейчас он никого не подозревает. Но предупреждаю: хотя вам и нельзя опаздывать, Аделаида намерена прийти раньше вас. Когда караульные известят, что настало шесть часов, она явится в рощу - ровно в шесть; вам же следует появиться на четверть часа позже; причину этого она объяснит вам сама, я всего лишь передаю настоятельную просьбу ее.
Людвиг обещал сделать так, как его просили, однако неожиданное событие нарушило не только его планы, но и безмятежную жизнь замка: когда он намеревался отправиться на свидание, стало известно, что принцесса схвачена и препровождена в крепостной замок Торгау, расположенный на берегу Эльбы, в десяти лье от Лейпцига. Причина столь жестокого поступка никак не объяснялась; Фридрих лишь сообщил придворным, что, несмотря на его искреннюю привязанность к супруге, целый ряд политических причин побудили его заточить ее в темницу, и как бы горько ему ни было, к подобной мере он прибег во благо Саксонии.
Не трудно представить себе состояние маркиза, когда он узнал ужасную новость.
- Вы один виноваты в этом несчастье, - заявил он Мерсбургу. - Вы либо позволили обмануть себя, либо сами обманули меня и вовлекли в ваш жестокий замысел. Кто докажет, что вы мне не лгали? Из-за вашей преступной небрежности принцесса попалась в ловушку, и у меня есть основания предполагать, что таково и было ваше намерение.
- Маркиз, - отвечал Мерсбург, - я знаю, что несчастье порой делает людей несправедливыми; но не будьте столь пристрастны ко мне! Я в курсе всех секретов принца - он ревнует не к вам; другой обманул наше доверие, другой пришел на свидание, назначенное вам принцессой, и этот другой - тот, чью тень вы заметили во время вашей последней встречи. Виновником печального происшествия является Кауниц, чье внезапное исчезновение позволяет предположить, что принц уже осуществил свою месть. Что ж, если он приказал убить его, нам это на руку.
- Но разве Аделаида его любила? - воскликнул маркиз в страшном волнении.
- Ах, как скора на подозрения ревность!.. Кауниц узнал время обещанного вам свидания и, без сомнения, застал принцессу врасплох, так что гроза, разразившаяся над возлюбленной вашей, ударила в того, кому Аделаида не намеревалась отвечать взаимностью.
- Так она по-прежнему любит меня?
- Неблагодарный! Как вы могли в этом усомниться?
- Тогда давайте скорей обсудим, как нам освободить ее: ведь если решат, что подозрения, павшие на нее, оправданны, кинжал, поразивший Кауница, может умертвить и ее!.. Ах, дорогой граф, нельзя терять ни минуты!
- Поспешность все испортит, ибо таким образом вы невольно навлечете на себя подозрения, а вам это ни к чему: вас же никто ни в чем не подозревает. Также вам должно стараться, чтобы подозрения не пали и на меня, ведь никто, кроме меня, не сможет оказать вам те тайные услуги, в коих вы столь нуждаетесь; поэтому поберегите друга, которого вы уже ненароком оскорбили, но который слишком к вам привязан и даже в мыслях неспособен ни обидеться на вас, ни - тем более - вас предать.
- Ах, милый граф, я ни в чем вас не обвиняю, но вы сами видите, куда может завести человека несчастье. А кто сейчас может быть несчастнее меня? Что делать, чтобы разбить цепи Аделаиды?.. С кем она теперь?.. Кто властвует над ее судьбой? Как Фридрих посмел поверить, что Аделаида, только что оказавшая неоценимые услуги государству, способна на предательство? А если кто-то дерзнул запятнать честь самой благородной из женщин, сколь горько будет мне сознавать, что я не вправе защитить ее доброе имя и пресечь бессовестные попытки очернить его.
- Давайте освободим ее, друг мой, и тогда тревожащие вас соображения исчезнут вместе с ее цепями.
- Но куда везти ее потом? Осмелится ли она вновь занять место, куда вознесла ее судьба? Сможет ли она сесть на трон, который, как станут судачить в свете, мы запятнаем?..
- Фридрих может оправдать ее.
- Оправдывают виновных, она же ни в чем не виновата… Кто сейчас служит комендантом в Торгау?
- Почтенный офицер, сражавшийся во многих битвах империи; его дочери, юной и сообразительной особе, доверили составить компанию Аделаиде.
- Так как же вызволить ее оттуда?
- Гораздо проще, чем вы думаете.
- Тогда действуем. Только напоминаю, сам я не могу даже сделать вид, что подготавливаю или покрываю ее побег; меня считают непричастным к этой истории, и я не должен добровольно брать на себя роль ответчика.
- Давайте разойдемся, - сказал граф, - ибо вижу я, как за нами наблюдают; отложим на время наш разговор.
Людвиг отправился лелеять свое горе, а Мерсбург пошел к принцу.
- Ну что, граф, - встретил его Фридрих, - неужели, мучимый ревностью, я совершил ошибку?
- Признаюсь, ваша светлость, я никогда не подозревал ту, кого вы почтили своей любовью.
- О друг мой, сердце женщины нелегко понять, это настоящий лабиринт; стоит только возомнить, что ты наконец нашел выход, как тотчас запутываешься еще больше. Я обожал эту женщину, а она меня предала; я думал, она со мной откровенна, а она оказалась лживой и коварной. Положившись на слух о ее добродетели, я приблизил ее к трону: и вот какова моя награда! Кауниц… кто бы мог подумать? Молодой человек, которого я осыпал благодеяниями! Кому же тогда могут доверять принцы?.. Не знаешь ли ты, друг мой, как долго продолжался их роман? Неужели они любили друг друга?.. Ты в это веришь?..
- Ваше высочество, если бы мне было что-нибудь известно, неужели я бы стал таиться от вас? По-моему, вся вина ложится на Кауница: он мог любить вашу супругу, даже если она не отвечала ему взаимностью.
- Но это свидание?
- У нас нет доказательств, что это было именно свидание. Принцесса имеет обыкновение прогуливаться возле вольера с птицами, Кауниц мог последовать за ней, а она об этом даже не подозревала.
- Но они разговаривали друг с другом!
- Совсем недолго; ибо как только его заметили возле вольера, вы тотчас отдали приказ арестовать вашу супругу.
- Я ударил его кинжалом; говорят, когда он умирал, он даже не пытался отречься от своей любви.
- В таком случае ваше высочество поступили весьма предусмотрительно, подвергнув его столь суровому наказанию.
- Я с трудом удержался, чтобы не подвергнуть тому же наказанию и Аделаиду.
- А потом стали бы раскаиваться! Вы любите принцессу, а потому не всегда можете сдержать пылкость своих чувств, коих, осмелюсь сказать, она по-прежнему достойна.
- И именно эти чувства терзают меня и приводят в отчаяние, заставляя подозревать обожаемую мной супругу! О, где мне искать успокоения и утешения?
- Разберитесь в этой истории, монсеньор, и если ваша супруга сумеет оправдаться, почему бы вам вновь не приблизить ее к себе?
- Простит ли она мое заблуждение? Боюсь, дорогой граф, она возненавидит меня, и в ее глазах я навеки останусь тираном, вызывающим ужас… как можно простить несправедливые оскорбления, пятнающие твою честь? Хаос царит в мыслях моих, я хочу в нем разобраться и в то же время боюсь это сделать. О, сколь непомерна вина моя, если она невиновна! О, сколь велико отчаяние, если она виновна! Мерсбург, поезжай в Торгау и во всем разберись. Если она по-прежнему достойна меня, привези ее обратно, а если она хотя бы на миг дерзнула оскорбить меня, пусть следует в гроб за своим коварным любовником.
- Ваша светлость, - попросил граф, - дозвольте мне взять с собой помощника.
- Кого мне отпустить с тобой?
- Маркиза Тюрингского, ваша светлость. Исполняя вашу волю, он привез вам супругу из Брауншвейга; теперь он привезет ее из Торгау: удача, увенчавшая его первую миссию, станет порукой удачи и второй; более достойного помощника, чем маркиз Тюрингский, мне не найти.
- Не возражаю, - ответил Фридрих. - Идите и все ему расскажите. Он добродетелен сверх меры, а так как он верный друг принцессы, рассказ ваш его наверняка опечалит. Я не хочу бередить свою рану, поэтому вы сами все ему объясните. Поступайте так, как сочтете необходимым, я заранее одобряю все, что сделаете вы с маркизом.
Граф поспешил донести до Людвига распоряжения принца.
- Полагаю, вы больше не сомневаетесь в моих дружеских чувствах к вам: вы вновь увидите возлюбленную вашу и сами доставите ее супругу. Более счастливого стечения обстоятельств придумать просто невозможно.
- Граф, - ответил маркиз Тюрингский, - слова ваши выдают, скорее, желание услужить другу, нежели свидетельствуют об осмотрительности. Эта поездка, без сомнения, скомпрометирует Аделаиду; а если ненароком секрет наш выйдет наружу, меня непременно обвинят в лицемерии! По-моему, мы говорили о том, чтобы устроить принцессе побег, а не возвращать ее назад супругу. Если Аделаида покинет Саксонию, у меня останется надежда, но как только она вернется к Фридриху, всем моим надеждам конец. Разумеется, я виноват, раз дерзаю высказывать подобные соображения; но не буду ли я виновен вдвойне, вернув возлюбленную в объятия ревнивца, который, быть может, завтра обойдется с ней так же, как обошелся с тем, кого посчитал ее любовником? Если я всего лишь сменю один нависший над ее головой меч на другой, я нарушу не только священные для меня законы любви, но и законы приличий. Поэтому поезжайте один, дорогой Мерсбург, и передайте той, кто украшает дни мои и превращает жизнь в муку, мои пожелания и изъявления моей любви. Объясните ей, почему я вынужден был отказаться поехать с вами, и если вы действительно хотите услужить мне, не привозите ее сюда. Пусть она укроется в Брауншвейге, у своего отца, а об остальном я позабочусь: как только она прибудет в родные края, я буду знать, что делать.
- Вы меня удивляете, - произнес граф. - Не ожидал, что вы отвергнете предприятие, затеянное мною исключительно ради вас. Тем не менее, поразмышляв о причинах, породивших ваш отказ, я нахожу их вполне разумными и не могу понять только одного, а именно ваше нежелание вновь видеть здесь принцессу. Если я буду уговаривать Аделаиду вернуться к отцу, я не выполню волю Фридриха, да к тому же предложу Аделаиде совершить поступок, нисколько ее не оправдывающий, так что вряд ли подобное предприятие мне по силам: ее честь не позволит ей поддаться на мои уговоры, а моя честность - уговаривать ее.
- Снисходительность ее мужа вполне может оказаться видимостью, поэтому лучше умолчать о ней. Вспомните, что от решения ее, возможно, будет зависеть ее жизнь, и тогда все колебания по поводу того, стоит ли скрывать от нее полученный вами приказ, сразу отпадут.
- По-вашему получается, она сама должна выбрать себе убежище, и сама назвать мне его. Что ж, я попытаюсь угодить всем, - продолжил Мерсбург, - но каковы бы ни были результаты наших действий, никогда не обвиняйте меня в пренебрежении вашими интересами.
- Ах, - воскликнул маркиз Тюрингский, - у меня и в мыслях такого не было, ибо я крепко рассчитываю на вашу дружбу.
Так как Фридрих торопил Мерсбурга с отъездом, друзья расстались и более к этому разговору не возвращались. Отказ Людвига от поездки нисколько не рассердил принца.
- Маркиз, - обратился он к нему, - мне понятны причины вашего отказа, изложенные вами графу Мерсбургу. Разумеется, никто не питает относительно вас никаких подозрений; злые языки найдутся всегда, но ваше благоразумие лишает их пищи для сплетен.
- Я принял решение, руководствуясь осмотрительностью, - ответил кузен Фридриха. - И все же, принц, позвольте вам заметить, что, не разобравшись, вы поспешили заточить супругу вашу в крепость и тем самым нанесли оскорбление ее добродетели, а подобные оскорбления очень трудно забываются… несчастный же Кауниц, коего дни вы пресекли…