- Сударыня, - сказала Батильда, когда гонец уехал, - надеюсь, теперь вы убедились, что я была права, когда успокаивала вас и говорила, что граф Мерсбург, многим вам обязанный, сделает все, чтобы оградить вас от любых треволнений и забот.
- Ты права, - согласилась принцесса. - И все же мне тревожно. Совершенно очевидно, что один из двоих был принц, а второй - граф Мерсбург… Почему супруг мой покинул двор? Что заставило его пуститься в путь в обличье простого рыцаря? Куда он направляется? Почему путь свой держит в тайне? Неужели, узнав, что подозрения, павшие на Кауница, оказались беспочвенными, принц заподозрил маркиза Тюрингского и сгубил его своей ревностью? А может, Мерсбург, коему маркиз полностью доверял, помог Фридриху совершить это страшное преступление? Ах, причины, побудившие супруга моего пуститься в дорогу, наверняка ужасны! Ведь Мерсбург не должен был уезжать, не получив моего ответа!
- А каким образом мог он его получить? - возразила Батильда. - Ведь он должен постоянно следовать за супругом вашим!
- Ах, дорогая Батильда, как все это подозрительно! Когда же сомнения мои наконец рассеются?!
Одни тревожные мысли сменились другими, и на следующий день принцесса поделилась ими с Батильдой: только с ней она могла говорить о том, что занимало ее более всего.
- Дитя мое, - начала Аделаида, - послание графа не только не успокоило меня, а, напротив, удвоило мои страхи. Кто поручится, что принц сегодня или завтра не появится в этом замке? Если у него возникнет такое желание, разве сможет Мерсбург ему отказать? Ты не представляешь, насколько велика власть Фридриха; его воля - закон. Мне страшно, Батильда, в замке Мерсбурга, ибо у меня есть основания сомневаться в искренности его хозяина. Поэтому я решила покинуть сей дом и поискать более безопасного пристанища; если ты согласна со мной, мы уйдем отсюда, как только соберем самое необходимое.
Полностью положившись на принцессу, дочь майора Крейцера возражать не стала, и уже на следующий день обе женщины отправились в Эрфурт, столицу Тюрингии, расположенную в нескольких милях от замка Мерсбурга.
Остановившись в дрянном трактире, единственном убежище, кое тогдашние города предлагали странникам, Аделаида прежде всего стала разузнавать новости о маркизе Тюрингском.
- Наш сеньор, - ответил ей трактирщик, - сейчас наместник всей Саксонии; недуги заставили государя Фридриха временно отойти от дел, и он призвал на помощь нашего сеньора, назначив его своим наместником до тех пор, пока сам он не вернется из паломничества, куда он отправился для поправления здоровья.
- А отчего занедужил ваш повелитель? - спросила Аделаида.
- От горя; говорят, у него с женой начались нелады, - ответил трактирщик.
- А в чем ее обвиняют?
- В том, что она посмела связаться с юным Кауницем, офицером на службе повелителя. Ее непотребное поведение наделало много шума при дворе, и Фридриху пришлось заточить ее в крепость Торгау, где, как полагают, она проведет остаток дней своих. Надеюсь, она не станет пытаться бежать оттуда, потому что, ежели она сбежит, за жизнь ее никто не даст и медного гроша.
Трактирщик умолк и более уже рта не раскрывал: то ли рассказать было нечего, то ли опасался сказать лишнего. Опечалившись, Батильда сникла, но Аделаида, как и положено венценосным особам, умела скрывать истинные свои чувства и смогла обернуть печаль девушки в пользу беглянок, так что никто ничего не заподозрил.
- Наконец я узнала то, о чем давно хотела узнать, - заявила принцесса Батильде, как только они остались одни. - Теперь ясно, что нам нельзя долее оставаться в Саксонии… Ах, Фридрих, Фридрих, я не боюсь твоей несправедливой мести, и знай, теперь у меня есть причина требовать расторжения уз наших!
- Сударыня, - воскликнула Батильда, - вы опасаетесь гнева супруга, но ведь он ищет вас; разве стал бы он вас искать, если бы хотел погубить? Ведь когда вы были в Торгау, он мог поступить с вами, как ему заблагорассудится.
- Мой побег наверняка входит в его планы, - ответила принцесса. - Он хочет убить меня, но не намерен пятнать моей кровью свой трон, а потому решил выманить меня из своих владений, чтобы удобнее было расправиться со мной. Оставляя же наместником возлюбленного моего, он разлучил нас навсегда.
- Если бы он подозревал маркиза Тюрингского, разве стал бы он убивать Кауница?
- Когда речь заходит о мести, ничто не может его остановить. Но по крайней мере, до тех пор, пока возлюбленной мой находится у кормила власти, он в безопасности.
- Что ж, сударыня, - промолвила Батильда, - тогда не отправиться ли нам в Дрезден?
- Избрав пристанищем столицу Саксонии, мы можем нанести вред маркизу Тюрингскому, а мне ошибка эта может стоить жизни. Небо свидетель, я не слишком держусь за жизнь, она дорога мне лишь потому, что я лелею надежду когда-нибудь соединиться с возлюбленным своим. Поэтому поверь мне, Батильда, сейчас нам лучше покинуть Саксонию; когда гроза стихнет, мы сюда вернемся.
Взяв прежний экипаж, они решили отправиться во Франкфурт, а оттуда в ту страну, где пребывание казалось им наиболее безопасным.
Проехав целый день, они остановились на ночлег в убогой гостинице в Марбурге, у подножия гор, отделяющих Гессен от Франконии. Утром им предстоял переезд через горы, где дорог не было вовсе.
Когда они сидели за столом, к ним подсел приятного вида мужчина.
- Сударыни, - обратился он к ним, - полагаю, завтра вы намерены отправиться во Франкфурт? Я еду туда же; дорога очень трудная, а вы, я вижу, одни, поэтому я прошу дозволения сопровождать вас, дабы в случае необходимости оказать вам посильную помощь.
По доброте душевной Батильда, никогда ни о ком не судившая дурно, а о бесчестных людях знавшая только понаслышке, от имени хозяйки с радостью согласилась на предложение незнакомца.
Однако Аделаида остудила пыл девушки.
- Дитя мое, - сказала она ей, - боюсь, вы поступили легкомысленно, приняв предложение незнакомца. Если мне не изменяет память, я видела его в крепости Торгау, и там он носил солдатскую одежду.
- Я тоже видела его там, сударыня.
- Тогда почему ты приняла его предложение?
- Я согласилась, не подумав; теперь, после должных размышлений, я понимаю, что была не права.
- И как нам от него отделаться?
- Не знаю; если он действительно опасен, наш отказ только разозлит его. Хотя, - добавила Батильда, - я не помню, чтобы за ним числились дурные поступки; быть может, он действительно предложил свои услуги от чистого сердца, а так как он, очевидно, рассчитывает на вознаграждение, мы можем попытать счастья. Через перевал ходят разные люди, а наш новый спутник кажется мне храбрым малым.
Однако когда настал час отъезда, уверенность в правильности принятого решения мгновенно испарилась, и, когда явился новоявленный провожатый, обе женщины затрепетали от страха. Совладав с дрожью, Аделаида заявила, что они изменили свое решение и предпочитают не затруднять незнакомого человека и ехать самостоятельно.
- Сударыня, - ответил незнакомец, - как вам угодно. Я не намерен уговаривать вас принять помощь мою, и надеюсь, вам не придется в этом раскаяться.
С этими словами незнакомец исчез, а наши дамы сели в экипаж.
Подъехав к подножию гор, возница сказал, что лошадям тяжело перебираться через крутой перевал, поэтому он просит дам выйти из кареты и немного пройтись пешком. Наши героини согласились и, взяв с собой драгоценности и деньги, пошли по тропинке. Они шли так быстро, что вскоре опередили экипаж; не прошло и четверти часа, как они окончательно потеряли его из виду.
Оставшись одни, они в испуге остановились у корней раскидистого дуба и в ожидании повозки решили отдохнуть в его густой тени. Едва они устроились под деревом, как на лесной тропинке в сопровождении двух всадников появился незнакомец из трактира.
- Вот они, - произнес он, обращаясь к всадникам. - Я был уверен, что они от меня не скроются. Ну что, сударыни, вы по-прежнему не жалеете, что отказались от моих услуг?
- О, - воскликнула Аделаида, заламывая руки, - мы погибли!
- Пожалуй, вы правы, так оно и будет. Кстати, если вы думаете, что мы вас не знаем, вы ошибаетесь. Вы - принцесса Саксонская, и из-за вас ваш необузданный супруг убил вашего любовника. А вас, Батильда, дочь майора из Торгау, ожидает награда за заботы, коими вы окружили свою госпожу, хотя та и не считает нужным выразить вам свою признательность.
Сударыня, - продолжал Шиндерс (так звали главаря разбойников), - мы друзья и родственники погибшего по вашей вине Кауница: я его брат, а эти два господина - его кузены. Ваша кровь смоет пятно, оставленное кровью Кауница на репутации его убийцы; только такая цена нас устраивает.
- Что ж, - содрогнувшись при виде обнаженных кинжалов, ответила принцесса, - тогда пролейте эту кровь здесь. Зачем идти дальше?
- Нет, нет, - возразил Шиндерс, - такая смерть была бы слишком легкой. Мы хотим отомстить, поэтому искупление должно соответствовать совершенному преступлению, за которое мы мстим… Идемте.
Всадники посадили дам на крупы своих коней, и по той же тропе, по которой и приехали, направились в лес. Чем дальше они продвигались по узкой тропинке, тем извилистей и непроходимей она становилась; старые деревья, обрамлявшие ее с обеих сторон, давали такую густую тень, что среди бела дня всадники едва могли различить друг друга. Наконец они выехали на поляну, где посредине был вырыт пруд, а в центре его, на окруженном со всех сторон водой островке, высилась старинная башня. В лодке разбойники переправились на остров и вошли в башню, с шумом захлопнув за собой железную дверь. Невзирая на темноту, они уверенным шагом прошествовали в мрачное просторное помещение, более напоминавшее темницу, нежели жилую комнату.
- Вот здесь вы будете жить, сударыни, - сказал Шиндерс. - Конечно, для принцессы, привыкшей к придворной роскоши, жилье это неказисто, но оно вполне соответствует вашим проступкам. Когда из-за вас перестанут убивать, тогда, быть может, вы удостоитесь менее мрачного помещения. Пока же вас ожидает заслуженное наказание. Видите пеньку и инструменты, что лежат на столе? В наказание вы сплетете пеньковую веревку длиной в сорок футов. Как только управитесь, я разделю эту веревку на две части и повешу на ней вас обеих, одну и другую, - вон на той балке. Так что считайте, дни ваши сочтены. Будете вы работать быстро или же медленно, нас не интересует, ибо, смирив жажду мести, мы будем знать, что каждый миг вашей жизни неумолимо ведет вас к гибели. Конец ваших бед будет зависеть только от вашей работы. Но, понимая, что столь невеселое занятие нагоняет скуку, мы решил предоставить вам кое-какие развлечения: идемте, посмотрите, как вам предстоит развлекаться…
С этими словами Шиндерс провел узниц в сад и там, вручив каждой по заступу и указав на большой кипарис, сказал:
- Здесь вам предстоит вырыть себе могилу; если вам угодно вместе уйти из жизни, можете завершить свой труд единовременно. Итак, работайте, сударыни; каждый месяц я буду навещать вас, а когда настанет срок, я избавлю вас от жизни, которая к тому времени станет для вас столь ужасна, что вы сами пожелаете сократить дни ее.
С этими словами Шиндерс вышел, столь громко хлопнув дверью, что башня содрогнулась.
- Ах, милая Батильда, - воскликнула Аделаида, обращаясь к своей верной спутнице, - почему мы такие несчастные!
- Не падайте духом, сударыня, - ответила девушка. - Если нам удалось улизнуть из Торгау, мы постараемся сбежать и отсюда.
- Дорогая, это невозможно!
- Не стоит отчаиваться, сударыня, лучше давайте плести веревку; как знать, вместо того, чтобы прервать дни наши, она, быть может, продлит их…
И вот, содрогаясь, принцесса Саксонская нежными ручками своими принялась плести орудие собственной казни; медлительность удваивала ее мучения, быстрота же приближала ее конец.
- Ах, - вздыхала принцесса, - почему людям уготованы такие муки? Ведь и труды, и удовольствия, в коих проводят они дни свои, равным образом приближают их к смерти.
В семь часов вечера несчастным для восстановления сил принесли черствый хлеб и дурно приготовленные овощи; после жалкой трапезы обе устроились на жестком ложе, расположенном в сыром углу мрачной темницы, и забылись спасительным сном. Тяжкий, изматывающий душу труд не позволил им предаваться бередящим душу размышлениям, а потому ночь принесла им отдохновение.
Утром Батильда окружила Аделаиду заботами, оказывая все те услуги, кои оказывала прежде, когда ее приставили прислуживать принцессе… Во времена несчастий подобные знаки внимания поистине бесценны, ибо на них неспособны грязные души, готовые ласкать только тех, кого возносит фортуна.
С помощью Батильды Аделаида привела себя в порядок, и они отправились в сад, оказавшийся размером немногим больше той комнаты, что служила им темницей; высокие стены, окружавшие сад, убивали всякую надежду перебраться через них.
- Ах, сударыня, - воскликнула Батильда, глядя на заступы, - если вы не возражаете, мы к ним даже не притронемся: мне не хочется ни умирать, ни ложиться в собственноручно выкопанную могилу. Идемте, сударыня, не будем печалиться и позавтракаем под кипарисом, которому предстоит окутать тенью наше последнее пристанище; давайте лучше есть вареную морковь, составляющую весь наш завтрак. Вода здесь, как видите, вполне чистая, что, принимая во внимание, из какого грязного пруда она берется, весьма удивительно: поверхность пруда плотно заросла ряской.
Ободренная поистине философским оптимизмом своей спутницы, принцесса последовала ее примеру и съела свою половину скудного завтрака.
- К счастью, - проговорила она, - наши драгоценности и деньги остались при нас.
- О сударыня, эти люди не воры, они действительно мстители.
- Но почему месть их направлена на меня? Разве я виновна в смерти Кауница? Разве он был моим возлюбленным?.. Неужели никто не усмотрел в этой истории никаких противоречий?
- Кауниц, - ответила Батильда, - мог наделать глупостей, а глупости могли ввести в заблуждение принца. Люди же, похитившие нас, мстят за брата, а так как знают они об этой печальной истории только по слухам, они уверены, что именно вы повинны в его смерти.
- Получается, нам придется умереть, так и не узнав истинной причины несчастий наших!
- Нет, сударыня, мы непременно все узнаем… прежде, чем похитители наши покусятся на нашу жизнь, мы сбежим отсюда.
После завтрака несчастные узницы принялись за работу.
Так как внимание читателя принадлежит сразу нескольким персонажам, мы просим у него дозволения рассказывать то об одних, то о других, до тех пор, пока все они наконец не соединятся.
В Дрездене все шло как нельзя лучше; маркиз Тюрингский мудро и великодушно правил доверенными ему землями, в них воцарилось изобилие, войны на границах прекратились, и все в Германии стали говорить, что, попав в руки правителя столь рассудительного, Саксония отныне обретет счастье. Но хотя маркизу удавалось сохранять спокойствие и благоразумие, он отнюдь не был счастлив. Зная о побеге возлюбленной своей из Торгау и опасаясь, как бы Фридрих, отправившийся странствовать с единственной целью отыскать супругу свою, уже не нашел ее и она не стала жертвой его мести, он терялся в догадках, где сейчас обретается предмет его страсти нежной… подобные мысли терзали его денно и нощно, и надобно было обладать счастливым характером, чтобы, будучи несчастным, усердно радеть о счастье других.
Фридрих же, по-прежнему в сопровождении графа, пробыв некоторое время в Гамбурге, решил отправиться в Голландию. Там, в окружении людей различных званий, он научился распознавать характеры и ценить доброе отношение, чему вряд ли обучишься на троне, ибо окружающие тебя придворные обычно являются либо низкими льстецами, либо надменными завистниками.
Однажды в Амстердаме ему довелось обедать за одним столом с известнейшим в Европе купцом; не зная, кто сидит напротив него, негоциант завязал с Фридрихом разговор.
- Сударь, - начал он, - поверьте, мои занятия и мои связи гораздо более важны и обширны, нежели труды и союзы монархов; а так как это утверждение пока никто не оспорил, следовательно, я могу утверждать, что моя персона полезнее короля.
- Сударь, - ответил Фридрих, - я с вами не согласен. Вы работаете только для себя, заботитесь только о своем благе. Монарх же заботится о благосостоянии всех своих подданных, ему чужд эгоизм, в то время как у вас он является единственной побудительной причиной всех ваших поступков. Достойный государь олицетворяет собой Бога на земле, вы же являетесь олицетворением гнусной алчности.
- Однако среди негодяев кого только не встретишь! Но мы сейчас выносим суждения наши относительно сословий, а не отдельных личностей. Так что, сударь, я продолжаю утверждать, что весы стоят больше скипетра, а ремесло, позволяющее людям зарабатывать на пропитание, является самым почтенным.
- Но вы забыли о правах, дарованных нам рождением!
- Это не права, а всего лишь случай! Предположим, вы дворянин. Но что вы сделали для того, чтобы родиться дворянином? Ваши добродетели, сударь, могут придать вам благородства, но ваши предки не сделают этого никогда.
- Так, значит, вы полагаете, что наши добродетели полностью зависят от нас самих?
- Нисколько, равно как и рождение наше. Склонности даруются нам природой, а мы властны придать им то или иное направление. Благодаря своим привычкам человек становится тем, кем он хочет стать. Если с самого детства он воспитывается в добронравии и соблюдает достойные обычаи, то дорога сия непременно приведет его к добродетели. Если бы все знали, насколько важны примеры, увиденные нами в юности, и какое большое влияние оказывают они на нашу последующую жизнь! Но позаботиться о себе ребенок сам не в состоянии, и, если наставник не поможет ему выбрать правильные примеры для подражания и выработать достойные привычки, вряд ли он преуспеет на пути добродетели. О, с каким тщанием следует родителям выбирать чаду своему наставника!
- Не вижу в этом никакой необходимости, - вступил в разговор незаметно подошедший к столу незнакомец. - Считаю, что лучше предоставить природе полную свободу действий, нежели отягощать ее советами, которые все равно забудутся, как только пробудятся страсти. Бунт против преград, коими пытаются окружить человека, заложен в природе самого человека, поэтому все усилия ваши напрасны. Пусть опыт заставит его поступать так, как вы хотите внушить ему своими наставлениями.
- Но если проступок уже совершен, не значит ли это, что время упущено? - спросил Фридрих.