- Мне сегодня грустно, Власта, - признался Штефан. - Мне становится всегда грустно, когда события и встречи возвращают меня к дням моей юности. Эта племянница… - он хотел сказать "президентская", но спохватился, кинув взгляд на кельнера, безнадежно ожидавшего заказа, - напомнила мою мачеху, - и Штефан с иронической усмешкой вспомнил свои юношеские искания добра и правды. На Востоке в таких случаях спрашивают: "Тебе нужна правда или ее двоюродный брат?" Теперь он видит, что искал двоюродного брата. Все оказалось страшным слюнтяйством. Он не знал своего народа, во имя которого произносил выспренние речи и готов был на деле жертвовать многим, может быть и жизнью. В действительности все оказалось куда проще и величественней, когда он познакомился и близко узнал лесоруба Алоиза Ковача и шахтера Михала Свидоника, сына кельнера Хложника и обувщика Павлинду не по книгам, а по совместной борьбе за ту родину, которая из-за слюнтяйства многих таких, как Брунчик например, стала игрушкой в руках карьеристов, хапуг и ханжей.
В кафе было пусто, даже кельнер в черном фраке куда-то исчез. За стойкой буфета, в другом конце зала, дремал белоголовый старик.
Власта призналась, что чувствует усталость. В то же время она постоянно возбуждена. События дня преследуют ее и во сне. Может быть, это вызвано реакцией после напряжения последних двух недель. Игра с огнем - занятие довольно острое, сказала Власта, однако не безнаказанное даже для человека с крепчайшими нервами. Пусть Такач не думает, что она жалуется. Боже упаси! Просто появилась потребность с кем-нибудь просто так, о чем только захочется, поговорить, не контролируя себя на каждом слове. Она даже не представляла себе, какое это счастье так вот говорить с человеком, как она сейчас говорит с ним, Такачом.
А Штефан слушал и любовался девушкой. Она была очень хороша и вовсе не казалась такой утомленной, как говорила. Ему было приятно, что Власта видит в нем друга, человека, которому можно открыть сердце.
Штефан подозвал кельнера и расплатился, дав на чай. Кельнер низко поклонился.
- Дякуем. - И он с таинственным: видом сообщил, что завтра опять будут заварные пирожные - именно такие, какие понравились прекрасной пани.
- Даже кельнер и тот влюбился в вас с первого взгляда, - засмеялся Такач, когда они вышли.
На улице было немного народу: обыватели отсиживались по домам, боясь попасть в цепкие лапы вербовщиков домобраны - тисовского ополчения. О ее роли в деле спасения родины от "красной чумы" трубили все газеты. И фарар из архиепископского дворца, где находилась резиденция Тисо, благословлял своей президентской старческой дланью словаков, вступающих в ряды домобраны. Но молодые люди не очень-то охотно шли на зов президента. Власта видела, как юноши, взятые в домобрану, прыгали на ходу из поезда по пути из Бошан в Братиславу.
Они прошли под сводами древних Михалских ворот, и Штефан привычно кинул взгляд на башенные часы, как это делал сотни раз в студенческие годы, когда торопился на лекцию или на свидание с Евой. Не раз он целовался с ней под мрачными сводами этой башни, не раз следил за движением стрелок на часах, дожидаясь Еву. А в последний раз, в осенний день 1942 года, так и не дождался - из лагерей смерти не возвращаются…
Потом Штефан с Властой оказались на тихой, чистенькой Францисканской площади со старинными фонарями, лавчонками и закусочными. Власте вдруг захотелось пить. Они вошли в лавчонку, у входа которой стояли две кадки с цветами. Хозяйка, очень милая старушка с белым кружевным чепцом, сказала, что прекрасная пани оказала честь, выпив у нее стакан лимонаду.
- При нынешних порядках, - старушка тяжело вздохнула, - все трудней становится готовить хороший лимонад, который славится еще со времен…
- Очень хороший лимонад, - согласилась Власта. - Мы вам очень благодарны.
В глазах девушки светился восторг от лимонада, от старушки в кружевном чепце, от всей этой прогулки по Братиславе рядом со Штефаном. Он хотел проводить ее до дома - она жила почти в центре. Ян Колена считал, что Власте следует жить в аристократическом квартале, это соответствовало роли, которую она играла и должна была еще сыграть. Но Власта не захотела, чтобы Штефан ее провожал.
- Нужно, - сказала она, - быть осторожным в городе, наводненном соглядатаями гестапо.
- Мне давно не было так хорошо, - заметил Штефан.
Она поняла, что скрыто за этими словами, и Штефан увидел, как порозовело ее лицо. Власта казалась в эту минуту школьницей, прибежавшей на первое в своей жизни любовное свидание. Казалось, от нее исходит аромат любимых им цветов, хотя был январь и с неба падал снежок.
Они улыбнулись друг другу, и Штефан сказал:
- Значит, завтра в три на том же месте.
- Нет, место нужно сменить, - ответила Власта. С отвагой у нее соседствовала осторожность.
- Где же? - спросил Штефан.
- Давайте, - предложила Власта, - на Францисканской, у той же старухи.
Он кивнул:
- Ладно, - и еще немного постоял, глядя ей вслед.
Она шла удивительно легко, мелкими шажками и ни разу не оглянулась. Потом Власта повернула за угол, и Штефан вынул сигарету, закурил. Он шел, тянул сигарету и не замечал, что снег все усиливается. Незаметно для себя Штефан вышел к Дунаю.
Слева был виден порт - портальные краны с поднятыми стрелами и какой-то маленький допотопный пароходик с густо дымящей трубой. Штефан вспомнил, что Колена готовит диверсию на одном из этих пароходов, стоящих в гавани, но на каком, он не знал.
Милый Ян не хотел втягивать его в это опасное дело. А Штефан сейчас чувствовал потребность в деятельности, в напряженной и опасной работе. Ему становилось противно при одной мысли о богомолке с тонкими бледными губами.
ДЕНЬ В БРАТИСЛАВЕ
Ян Колена действительно готовит диверсию в порту, но не ту, о которой думает Такач, и не одну. Знают же о них только непосредственные исполнители. Так обеспечиваются конспирация и безопасность всей организации в случае провала одной из групп.
Продолжая работать агентом по продаже швейных машин, Колена не вызывает никаких подозрений. Тисовским охранникам долгое время и в голову не приходит, что этот немолодой уже человек с седыми висками и близорукими глазами, скрытыми за толстыми стеклами очков в золотой оправе, этот представительный и, видимо, состоятельный господин - красный, коммунист, в руках которого сходятся нити многих "удерок" - ударных подпольных групп Сопротивления, ведущих тайную и разрушительную войну против тисовского режима и самого фюрера "великой Германии".
И вот сегодня, как это было вчера и много дней до этого, ровно в восемь утра звучит колокольчик у входной двери кафе пани Гуличковой и порог переступает пан Колена.
С полминуты он топчется на коврике у дверей, вешает пальто и шляпу на олений рог, ставит в угол палку, садится на излюбленное место у окна и разворачивает приготовленную для него газету.
- Что-то сегодня делается на нашем шарике? - задает он свой обычный, заменяющий приветствие вопрос.
И сразу из кухни появляется сама хозяйка - толстая и добродушная пани Гуличкова.
- С добрым утром, пан Колена! Как вам нравится эта погодка?
Пану Колене нравится погода. Ему вообще все по душе. Такой уж это человек. Он всегда в прекраснейшем настроении, пан Колена… только бы раскупались его швейные машины. А пани. Гуличковой не нравится погода. Не зима, а какая-то слякоть. И многое другое не нравится пани Гуличковой. Она ставит на мраморный столик тарелки с поджаренным хлебом и тонко нарезанным сыром, кофейник, кладет салфетку и переходит к текущим событиям.
- Жизнь становится все больше похожей на представление иллюзиониста в цирке. Сегодня не знаешь, что будет завтра, утром не знаешь, что ждет тебя вечером, - говорит пани Гуличкова и достает щипцами из хрустальной вазочки сахар.
- Как всегда, два куска, пан Колена?
- Благодарю вас, пани Гуличкова, как всегда - два.
- Приятно знать, что хоть один человек в Братиславе постоянен в своих привычках и ничто не может изменить их, даже война, даже… - Пани Гуличкова быстро оглядывается на дверь и, склонившись почти к самому уху клиента, спрашивает: - Вы слышали, пан Колена, о несчастье в гостинице на Вайнеровской? Взорвалась мина и уложила шесть человек. Да, да. И все - нужно же такое совпадение! - немецкие солдаты.
- Вот как!
- И все заслуженные. Крестами награждены. Представьте себе…
Опять оглянувшись на двери, пани Гуличкова спрашивает:
- Как вы думаете, пан Колена, кто мог подложить эту мину?
Пан Колена выразительно пожимает плечами: как может знать это агент по продаже швейных машин!
- Глупый вопрос, я понимаю, - смущенно соглашается пани Гуличкова.
А Ян Колена помешивает серебряной ложечкой кофе и с удовольствием думает: "Какие же они молодцы, мои дорогие девочки!"
Девушек прислал Зорич. Вначале приехала Гелена, потом Боришка. Первой - девятнадцать лет, второй - двадцать, и внешне они сильно отличаются друг от друга. Гелена - высокая, стройная девушка, и на ее узкие плечи волнами ниспадают каштановые волосы. Гелена ходит в черной широкой юбке и вязаной зеленой кофте, туго обтягивающей высокую грудь. Девушку можно принять за работницу одной из братиславских фабрик. Но, возвращаясь в партизанский лагерь с донесением Колены, девушка быстро сменяет кофту на френч, и тогда на ее кудрях появляется пилотка с красной лентой, на груди - портупея, а на боку - маленький пистолет. Гелена происходит из семьи чиновника.
Боришка - дочь крестьянина. У нее слишком высокий лоб, несколько портящий лицо. Но зато у нее красивые глаза - черные и выразительные. А рот маленький. И вся она хрупкая - никто с первого взгляда не скажет, что это отчаянная девушка. В партизанском лагере Боришка ходит в простой крестьянской кофтенке, как у себя дома, стрижет черные гладкие волосы "под горшок" и носит беретик.
Гелена любит танцы не меньше Нины Чопоровой, и лицо девушки часто освещается милой улыбкой. А Боришка угрюма и замкнута. Гелена и Боришка - лучшие связные Колены и одна из самых боевых пар.
"Значит, диверсия удалась", - размышляет Ян Колена, уже не слушая разглагольствования старухи Гуличковой о том, как уберечься в такую мерзкую погоду от инфлюэнцы. Первое время Колена использовал девушек только в качестве связных. Потом они стали распространять листовки с сообщениями Совинформбюро. Листовки проникали всюду. Хозяйки доставали их из кошелок, возвращаясь с рынка. Утром обыватели находили их в почтовых ящиках. Тайные и преданные руки расклеивали их в ночной темноте на столбах и заборах в порту. Листовки находили даже в ящиках письменных столов полицейских чиновников, и они доставали эти листки, как бомбы замедленного действия. Листовка вызывала румянец на впалых щеках рабочего, когда он находил ее в инструментальном ящике. Два слова: "Сообщение Совинформбюро", напечатанные, а иногда написанные от руки на серых, розовых или синих листках, вселяли в сердца одних людей надежду, вызывали страх у других.
Пани Гуличкова рассказывает (в который уже раз!), как ее дорогой и незабвенный Йозеф "схватил инфлюэнцу и сгорел за три дня". Это случилось в 1919 году. А Ян Колена мысленно опять возвращается к своим девочкам. Все ли у них в порядке, не нужна ли им помощь?.. На некоторое время, должно быть, придется укрыть их в безопасном месте. Немцы такие шутки не прощают, начнутся репрессии. Колена вспоминает семьи патриотов, которые могут предоставить кров его девочкам. "Может быть, у инженера Кужняра? Или лучше у грузчика Недбала? Нужно сегодня же выяснить".
"Однако вначале, - размышляет Колена, смакуя кофе, - надо заглянуть на Вайсшнеевскую к портному Холмовскому". Здесь в одиннадцать назначена встреча с Коллером, возглавляющим группу патриотов в управлении пограничной стражи.
- Сегодня превосходный кофе, пани Гуличкова. Благодарю вас, - говорит Колена, поднимаясь.
Тысячу раз, а может быть, и больше слышала хозяйка кафе эту похвалу, но всякий раз она доставляет старухе большую радость. И в этом нет ничего удивительного. Клиенты сейчас пошли угрюмые, вечно озабоченные своими делами, а зачастую озлобленные невзгодами. Эта война, нашествие прожорливой саранчи из Германии внесли в жизнь людей много горечи и беспокойства. Нет, Анна Гуличкова не обвиняет людей в черствости. Но тем более приятна похвала такого человека, как пан Колена.
- Желаю вам успеха во всех делах! - сердечно напутствует старуха. - Смотрите, промочите ноги, обязательно на ночь насыпьте в носки горчицы…
- Непременно.
- Да хранит вас святая Мария!
Если бы она только знала, какие тучи собираются над седеющей головой пана Колены! Но старуха Гуличкова уверена, что ее клиента интересуют только швейные машины. "Политика, пани Гуличкова, - как-то признался он, - не моя сфера".
Ян Колена медленно идет по улице и мысленно обсуждает с Коллером план диверсии в порту. Сейчас особенно важно вывести из строя портальные краны. Пускай пока один, как предлагает Коллер, чтобы не вызвать подозрения немцев. Но вывод из строя даже одного крана, например третьего, снизит скорость разгрузки не менее чем на три часа в сутки. Он подсчитал.
Этот портальный кран занимает его внимание в конторе во время оформления заказов на несколько машин и тогда, когда он ведет переговоры с дотошным и нудным коммерсантом из Ламачи. Часы показывают без пятнадцати одиннадцать, когда он достигает, наконец, Вайсшнеевской улицы.
Скромная вывеска сообщает, что портной мужской и женской одежды Штефан Холмовский проживает на втором этаже. Колену встречает жена портного - приветливая женщина, любящая угощать друзей мужа кофе, приготовленным из разного рода плодов, но только не из настоящего кофе. Да и где его сейчас достанешь!
- Штефан сию минуту будет, - приветливо сообщает пани Холмовская и усаживает дорогого гостя в кресло на тонких ножках.
Через минуту на низеньком столике появляется чашечка кофе какого-то особого вкуса.
- Вы только попробуйте, и я не сомневаюсь, что попросите еще чашечку. Штефан говорит, что такого он еще не пил…
Появляется хозяин, полный мужчина с вечной улыбкой на круглом лице. Что бы ни случилось, Штефан Холмовский всегда спокоен и приветлив. На нем отлично сшитый костюм и сверкающий белизной крахмальный воротничок. Как только входит хозяин, жена исчезает, чтобы не мешать разговору с гостем. Знает ли она, каким опасностям подвергает муж и ее, превратив дом в явочную квартиру патриотов? Конечно, знает. И гордится мужем, хотя вечно в страхе за него. А когда он как-то намекнул на те опасности, которым подвергает ее, и просил простить его, она лишь сказала:
- А где это написано, что жена пана доктора может быть патриоткой, а жена портного может и не любить свою родину?
Рассказывая об этом Колене, когда тот спросил его о жене, Холмовский признался, что после этого разговора он как будто вновь открыл "эту замечательную женщину, которую, поверите ли, я люблю больше своей жизни…".
Вскоре приходит Лео Коллер. Движения его быстры и несколько угловаты. Коллеру тридцать семь лет, но выглядит он значительно старше. Возможно, потому, что сутул и в светлых волосах заметно проглядывает седина. Но глаза у него совсем молодые, взгляд ясен и проницателен.
На Коллере его обычная зеленая форма подпоручика пограничной стражи. В управлении, где он работает, Коллер создал группу Сопротивления. В нее вошли офицеры, решпициенты - сержанты пограничной стражи, служащие в министерстве и непосредственно в порту.
После крепкого рукопожатия Ян Колена и Лео Коллер сразу же переходят к делу, как только затихают за дверью шаги хозяина.
- Я говорил с Йозефом по поводу интересующего вас крана. Что ж, это возможно, - говорит Коллер.
Обоим хорошо известен Йозеф Милко - руководитель группы Сопротивления в порту, и называть его фамилию нет необходимости. Колена к тому же знает, что Йозеф коммунист и слов на ветер не бросает. Будучи заведующим портового склада, Йозеф Милко постоянно в курсе всех портовых дел и сумел привлечь не только грузчиков, с которыми ему больше всего приходится общаться, но и рабочих водокачки, типографии и служащих почты. Две "удерки" созданы из числа речников, работающих на грузовых судах, и ремонтных рабочих.
- Если Милко что-нибудь обещал, то сделает обязательно, - одобряет Колена. - И на какое же время можно вывести кран из строя?
- Думаю, недели на две.
- А дальше?
- Ну, пока сменят шестеренки в первом кране, говорит Йозеф, можно вывести из строя пятый. Немцы встревожились, но думают, что все дело в масле.
- Вот как!
- Да, так. Масло, считают, дрянное, вот и плавятся подшипники, летят шестеренки и все летит к чертовой матери. Эту версию горячо поддерживают все специалисты словаки, даже и те, кто не входит в группу патриотов. Да и чиновников эта версия устраивает: лучше ругать масло, чем признаться в своей слабости против патриотов…
Кто-то робко стучит в двери, и входит пани Холмовская.
- Не угодно ли чашечку кофе?
- Очень благодарны, пани Холмовская.
Поставив кофейник и две свежие чашки, пани Холмовская уходит.
- Лео, а вам не приходила мысль, что этим маслом ведь можно воспользоваться и на судах… - оживляется Ян Колена.
- Еще бы!
- Ну и что же?
- Я говорил с Йозефом, и он обещал попробовать…
- Это было бы превосходно. Словом, задача остается прежней, но теперь она имеет первостепенное значение: чем дольше мы будем задерживать военные грузы, тем лучше, сами понимаете. Сейчас многое решают время, часы…
Попивая кофе, они на минуту задумываются. И каждый по-своему представляет себе немецкую военную технику - танки, скрытые в буковых и ясеневых рощах Словакии, камуфлированные самолеты, ожидающие горючего на оперативных аэродромах, и полки, дивизии, настойчиво требующие патронов, снарядов, военного снаряжения. Колена вспоминает шифровку Зорича: "Во что бы то ни стало задерживайте отправку на фронт боеприпасов и горючего…" Об этом он говорил и тогда, когда они прощались. Колена неплохо разбирается в технике. Хотя он имеет университетское образование, но любовь к технике у него осталась с юных лет, и теперь это может пригодиться.
- Я много думал о вашем предложении и пришел к выводу, что оно представляет интерес, - говорит Колена. - Но я еще не получил ответа от Зорича. Думаю, однако, что принципиальных возражений не будет, и поэтому не следует ли уже сейчас начать подбор людей?
Речь шла о подготовке диверсии на мосту важнейшей железнодорожной магистрали немцев. Колена сообщил майору Зоричу о намерении группы Коллера, но связной еще не возвратился. Однако Колена, как, впрочем, и Лео, был уверен, что дело задумано хорошее.
- Рад сообщить вам, что подготовка начата, отобраны исполнители и они выясняют конкретные условия для осуществления нашего проекта…
Оба опять берутся за кофе, потом взглядывают друг на друга, и глаза этих людей, ежедневно и ежечасно подвергающихся смертельной опасности, выражают теплое участие и дружбу. С делами покончено, все выяснено, и сейчас тянет просто, по-человечески, поговорить о том, ради чего они рискуют жизнью и во имя чего готовы в любую минуту отдать ее.