* * *
Гауптшарфюреру Метцгеру было поручено отобрать из числа бойцов батальона тех, кому можно было поручить обслуживать стол рейхсфюрера СС во время обеда. Непосредственно руководить этой импровизированной группой официантов должен был обершарфюрер Шульце - единственный унтер-фюрер из состава "Вотана", награжденный Рыцарским крестом.
Вызвав к себе перспективных кандидатов, Метцгер принялся просматривать их одного за другим.
- Произнеси-ка эту фразу, парень: "Можно предложить Вам соль, рейхсфюрер?" - обратился он к рослому новобранцу родом из Румынии.
Парень повторил за ним сказанные слова, но его немецкий был так плох, что Метцгер побагровел.
- Нет, ты совершенно не годишься! - заорал он. - На каком немецком ты вообще разговариваешь? Ты что, думаешь, наш батальон - это что-то вроде вонючего Иностранного легиона?
Пара других кандидатов была отвергнута из-за того, что они не были блондинами, - ведь всем было известно, что рейхсфюрер СС предпочитал видеть вокруг себя блондинов. Наконец, Мясник обратил внимание на высокого парня в конце выстроившейся перед ними шеренги кандидатов. Это был один из бывших танкистов из состава 8-й бронетанковой дивизии, накануне влившихся в ряды "Вотана".
Метцгер ткнул пальцем в его сторону:
- Ты подходишь! Только смени этот танкистский комбинезон. Ты же служишь теперь в СС, не стоит об этом забывать!
- Разве можно забыть о таком крупном событии в жизни, как зачисление в ряды СС, гауптшарфюрер? - лениво осклабился солдат. - Сегодня ты можешь разделить с рейхсфюрером гороховый суп и сосиски, а завтра тебя втиснут в деревянный гроб. Служа в СС, можно действительно наслаждаться жизнью!
- Прикуси-ка язычок, ты, сопляк! - угрожающе бросил Метцгер. Но сейчас у него совсем не было времени заниматься воспитанием новобранца. Главным в данный момент было как можно более срочно подготовить бойцов для обслуживания стола рейхсфюрера. К тому же Гиммлеру вдруг срочно потребовалась минеральная вода, а ее нигде не было. Метцгер торопливо повернулся к Шульце:
- Шульце, вот твои помощники! Проследи затем, чтобы руки у них были чисто вымыты. И чтобы под ногтями у них не чернела грязь, собранная со всех русских степей! Для очистки ногтей можешь использовать вот это!
Он швырнул Шульце русский штык-нож, которые повара "Вотана" использовали для разделки мяса, и побежал искать чистую питьевую воду, которую потребовал рейхсфюрер.
Шульце вручил штык ближайшему бойцу и проследил за тем, как тот вычищает себе грязь из-под ногтей. Затем он передал оружие другому. Наконец, очередь дошла до вчерашнего танкиста из состава 8-й бронетанковой дивизии.
- Ну что ж, парень, давай-ка проверим, в какой чистоте ты содержишь свои когти! - Шульце вручил бойцу штык и вдруг заметил, что на пальцах его левой руки выколоты какие-то буквы.
- M-A-R-C-H-E, - прочитал Шульце. - Marche? Что, черт побери, это означает?
Вместо ответа мужчина протянул ему правую руку. На каждом пальце его правой руки тоже были синей краской выколоты буквы - но уже другие.
- Вместе это читается так: "Marche ou creve", - произнес он после небольшой паузы. - Если ты не настолько культурный, как я, то я тебе объясню: в переводе с французского это означает: "Иди вперед или сдохни".
- Значит, ты служил в Иностранном легионе? - с внезапным интересом посмотрел на него Шульце.
- Да, - кивнул Хартманн. - В течение восьми лет. Когда в 1941 году в Северной Африке высадился ваш Африканский корпус, я дезертировал из Легиона и перешел на вашу сторону.
- Значит, ты был в Северной Африке… Ну, ну, - задумчиво произнес Шульце. - Думаю, мне найдется о чем побеседовать с тобой, парень.
- Готов побеседовать с тобой в любое время, обершарфюрер. Но только не рассчитывай, что я сразу же влюблюсь в тебя. Дело в том, что я оставил в Африке свою единственную настоящую любовь. - Новобранец с усмешкой смотрел на Шульце.
В ответ гамбуржец лишь сделал непристойный жест рукой. Но в его душе этот обмен колкостями совсем не оставил неприятный осадок. Скорее наоборот… В его голове уже начал постепенно складываться кое-какой смутный план.
* * *
Мартин Борман жадно накинулся на гороховый суп. Он ел так, словно не принимал пищу вот уже несколько дней. При этом партайгеноссе совершенно не обращал внимания ни на Гиммлера, ни на офицеров СС, которые сгрудились вокруг его стола.
Покончив с супом, Борман воткнул вилку в сосиску - и так и съел ее, прямо с вилки. При этом по его подбородку стекал жир. Он рыгнул, вытер подбородок и резко вклинился в общий разговор.
- Сам я - мекленбуржец. - Голос Бормана был резкий и грубый, и офицеры "Вотана" удивленно покосились на него. - Тысячу лет назад Мекленбург был населен славянами. Они жили там, пока мы, немцы, не вышвырнули их оттуда. После этого десятки поколений добрых немцев неустанно трудились, чтобы превратить земли Мекленбурга и других восточных областей Германии в настоящую сказку. - Борман повысил голос, и все невольно почувствовали, что, несмотря на всю внешнюю грубость, этот человек обладает исключительно большой властью. Было ясно, что он привык отдавать приказы - и привык к тому, что его приказы неукоснительно исполнялись. - И если мы не сумеем разгромить большевиков в июле нынешнего года, то они сами начнут выталкивать нас из России. Но при этом они не остановятся ни в Польше, ни даже в Восточной Пруссии. Нет, господа, они дойдут до самой Эльбы, которая и была границей первоначального исторического расселения славянских племен. И границей их древнего славянского государства. Тогда земля Мекленбург вновь станет славянской. Вот почему то сражение, в котором вам очень скоро предстоит участвовать, является столь важным для судеб германского рейха. Это очень просто.
Наступила неловкая тишина. Борман с вызовом уставился на лица офицеров "Вотана", точно ожидая, что кто-то из них попытается опровергнуть его весьма резкое заявление.
- Ты, разумеется, прав, Мартин, - произнес Гиммлер и изящно пригубил стакан с минеральной водой. - Предстоящее сражение станет очень важным для рейха. Но не думаешь ли ты, что сейчас придаешь всему этому делу чересчур драматический окрас? Я имею в виду, что если ты думаешь, будто…
- Нет, - резко оборвал его Борман, и фон Доденбург мгновенно почувствовал, что рейхсляйтер бесконечно презирает шефа СС. - Я совсем ничего не драматизирую, Генрих. Пришло время разговаривать начистоту. В ходе этого сражения будет решаться вопрос о том, сможет ли рейх выжить. Времени становится все меньше и меньше. Если мы не сумеем сокрушить большевиков этим летом, то тем более не сможем сделать этого зимой. Полагаю, все помнят, какая участь постигла нас прошлой зимой?
Несколько офицеров кивнули в ответ на эту реплику Бормана. Катастрофическая неудача немецкой армии под Сталинградом в конце 1942 года навсегда врезалась в память каждому из них.
Мартин Борман вперил жесткий взгляд в обветренные лица офицеров "Вотана".
- Поверьте мне, фюрер знает обо всех тех страданиях и лишениях, которые вам уже пришлось перенести. Но он знает также, что должен требовать от вас еще большей самоотверженности и самопожертвования в ходе предстоящей битвы. Если бы вы находились рядом с ним двадцать часов в сутки, как я, и видели, как страшно беспокоится он за вас и за будущее Германии, то вы наглядно убедились бы в том, что ни один акт самопожертвования и самоотверженности с вашей стороны не проходит незамеченным для фюрера. Его сердце пронзает острой болью от потери даже одного немецкого солдата. Но он был вынужден воспитать в себе твердость по отношению к нашим потерям, иначе ему было бы невозможно руководить рейхом в столь трудный час. Вы тоже обязаны проявлять подобную твердость. Вы должны стать твердыми, как крупповская сталь. В предстоящем сражении вы должны добиться подлинного самопожертвования со стороны ваших бойцов. В конце концов в ваших руках находится судьба всего германского рейха.
Борман замолчал и взглянул на свою пустую миску с таким видом, точно судьба страны больше уже не занимала его холодный логический ум. Непринужденным тоном он обратился к Стервятнику:
- Я бы с удовольствием отведал еще пол-литра этого замечательного горохового супа. И сосиску. Вас можно попросить об этом, оберфюрер…
- Гейер, - назвал свое имя вспыхнувший Стервятник.
- Да, оберфюрер Гейер. Вы могли бы это организовать?
- Метцгер! - рявкнул Стервятник. - Обеспечьте еще одну порцию супа для рейхсляйтера. Не хотелось бы, чтобы он улетел с фронта, думая, что мы, воюющие здесь солдаты, стараемся оставить голодными тех, кто прилетает навестить нас из тыла, где, как каждый знает, еды катастрофически не хватает. - Сарказм Стервятника был более чем очевиден, однако Борман, похоже, его просто не ощутил.
- Благодарю вас, - безмятежно проронил он.
* * *
- Только не опускай свой палец в этот суп, парень, а то он у тебя отвалится, - сказал бойцу "Вотана", который должен был отнести порцию горохового стула на стол Бормана, бывший легионер Хартманн.
- Что? - удивленно вздыбил брови боец.
- Я плюнул в суп, чтобы приправить его; но дело в том, что меня еще не вылечили до конца от сифилиса, - прищурился Хартманн.
Шульце швырнул в миску с гороховым супом сосиску и пробурчал:
- Не слушай ты его. Этот комик просто подшучивает над тобой. А теперь беги, не стой здесь. А не то я придам тебе быстрое ускорение своей ногой.
Дождавшись, пока боец отойдет достаточно далеко, Шульце повернулся к Хартманну:
- А теперь рассказывай, в чем заключается твой план. И не вздумай дурить меня, а не то отведаешь моего кастета. - И Шульце угрожающе сунул руку в карман.
Но Хартманн опередил его. Прежде чем бывший докер сумел нащупать свою свинчатку, он уже выхватил остро заточенный с обеих сторон нож и наставил его на обершарфюрера.
- Первое, о чем узнаешь в учебной роте Иностранного легиона, Шульце, - это то, что ветераны легиона обожают молоденьких мальчиков. И упругие молодые задницы. И если только ты не желаешь подставлять им свою задницу все время службы в легионе, ты должен научиться мастерски обращаться с ножом. Только тогда от тебя отстанут. - Хартманн улыбнулся. Его улыбка была необычайно заразительной. Шульце невольно улыбнулся ему в ответ. Хартманн сделал неуловимое движение рукой, и острый нож исчез так же неожиданно, как и появился.
- Ты совершенно прав, - сказал Шульце. - Ладно, давай отойдем и присядем где-нибудь в тенечке. Чего нам все время стоять на ногах! Думаю, что этот жирный ублюдок из Берлина, который прилетел вместе с рейхсфюрером, уже сожрал свою вторую порцию и больше не нуждается в наших услугах.
Они молча подошли к ближайшему дереву и присели в его тени. Неподалеку от них бойцы "Вотана" распивали пиво, которое привез на своем самолете Гиммлер.
- Одна бутылка на двоих. Очень щедро, ничего не скажешь, - фыркнул Шульце. - Впрочем, этим молокососам достаточно просто понюхать фартук у кельнерши, чтобы свалиться с ног.
- У меня есть пол-ящика пива, - спокойно проронил Хартманн. - Я незаметно утащил его, когда ты нарезал сосиски.
- Вот это да! - восхитился Шульце. - Да ты просто гений. Ты слишком хорош, чтобы прозябать среди этого дерьма.
- Я знаю, поэтому-то и не намереваюсь продолжать прозябать туг. - Бывший легионер вытащил миниатюрную трубку и кисет самого странного вида, который когда-либо видел Шульце.
- Послушай, а что у тебя за чудной кисет?
- Этот кисет сделан из сиськи кабильской женщины, - проронил Хартманн, деловито набивая табаком свою трубочку. - В 1934 году я сам отрезал ей грудь и высушил кожу. Она, очевидно, была молодой девственницей - об этом говорит состояние ее соска и кожи в целом. Видишь, нигде нет ни одной морщинки?
- Что за чертовщина! - с отвращением сказал Шульце. -Лучше убери этот кисет с глаз долой. Ты представляешь, что могут подумать другие?
- У нашего капрала Гримальди был кисет, сделанный из мошонки одного негра, - непринужденным тоном проронил Хартманн. - Этот кисет был таким огромным, что в него можно было смело запихать хоть килограмм табаку. - Он все-таки спрятал мешочек, сделанный из женской груди, и продолжил: - Мой план очень прост, Шульце. Существуют десятки способов, как сделать это. Конечно, я не стану заражать себе глаз гоноррейной инфекцией - так можно и зекалки лишиться - но, например, я вполне могу помазать себе свежую ранку налетом из-под зубов, и на этом месте образуется абсцесс. Можно пару раз капнуть в глаз касторовым маслом - и тогда у тебя разовьется замечательный конъюнктивит. Наконец, можно засунуть себе в сапог пробку и спрыгнуть с двухметровой высоты - и перелом обеспечен.
- Прекрасно, старина, я это и так все знаю! Не надо мне больше рассказывать. Я тебя понял. Но только что даст тебе все это?! Ты в любом случае останешься в армии. И когда костоломы поставят тебя на ноги, то отправят потом туда же, откуда ты и пришел - то есть в батальон СС "Вотан". А ты знаешь, что это означает?
Улыбка на лице бывшего легионера внезапно померкла.
- Да, - вздохнул он, - быструю смерть за короткое время.
- Точно, старина! Сейчас мы уже в третий раз воюем в России. И это пребывание на Восточном фронте ничем не будет отличаться от двух предыдущих, поверь мне. - Шульце махнул рукой в сторону бронзовых от загара бойцов, которые пили пиво. - Большинству этих молокососов, которые сейчас с таким увлечением хлещут баварское, суждено погибнуть еще до конца этого месяца.
- Но ты-то ведь не хочешь оказаться среди них, не так ли, обершарфюрер?
- Нет, Хартманн, - и в этом ты совершенно прав. Красивый маленький сынок фрау Шульце чувствует, что сейчас начнется настоящая мясорубка, и совсем не желает попасть под нож!
- И как же ты собираешься решить эту задачу? - спросил бывший легионер.
- Пока еще преждевременно говорить тебе об этом, Хартманн. Но не сомневайся: я этого добьюсь. И знаю, как добиться. Единственный вопрос состоит в следующем: могу ли я полагаться на тебя, когда наступит нужный момент? Мне нужен опытный напарник. Такой, который знает мир…
Но, прежде чем Хартманн успел ответить Шульце, перед ними возникла огромная туша Метцгера.
- Давай, Шульце, шевелись! Ты что, думаешь, у нас тут воскресная школа или что-то в этом роде? Рейхсфюрер СС собирается отбыть, и мы должны торжественно построиться, чтобы проводить его. Давай, Шульце, и ты тоже, Хартманн, бегом! Становитесь быстрее в строй!
* * *
Пропеллеры личного самолета Гиммлера начали стремительно вращаться. Перед "шторьхом" под палящим июльским солнцем выстроились все имевшиеся в наличии силы батальона СС "Вотан". Стоявший справа от фон Доденбурга новоиспеченный оберфюрер Гейер приложил руку к фуражке. По его лицу стекали капли пота.
Взбежав по трапу самолета, Гиммлер и Борман на мгновение задержались в проеме открытой дверцы. Гиммлер бросил последний взгляд на бойцов "Вотана", которые выстроились перед ним. Даже сквозь рев авиационных моторов он мог различить уханье немецких орудий, которые уже принялись обстреливать советские позиции перед решающим танковым ударом. К глазам Гиммлера подступили слезы. Он сорвал свое пенсне, которое делало его похожим на школьного учителя из провинции, и торопливо вытер их.
- Товарищи, - сдавленным от волнения голосом произнес он, - я, рейхсфюрер СС, отдаю вам честь! - Гиммлер щелкнул каблуками и выбросил вверх руку в нацистском приветствии. - Хайль Гитлер!
Стоявший позади фон Доденбурга обершарфюрер Шульце поднатужился, чтобы громко перднуть и выразить тем самым свое презрение по отношению к тыловым крысам, которые так легко посылали на смерть столь многих людей, совершенно не задумываясь над этим. Но стоявший рядом с Гиммлером Мартин Борман опередил его. Он взял Гиммлера за руку и непринужденным тоном произнес:
- Ради бога, Генрих, давай поспешим. Сегодня вечером в ставке фюрера нас ждут жареные цыплята, и если мы не успеем вовремя, то этот ненасытный Гофман, личный фотограф фюрера, просто сожрет все, - и нам уже ничего не достанется.
Часть III. СХВАТКА ПОД КУРСКОМ
Битва, в которой вам доведется участвовать спустя сорок восемь часов, станет крупнейшим танковым сражением в истории человечества. И те из вас, кому будет суждено участвовать в ней и выжить, будут потом вспоминать о ней как о главном событии во всей своей жизни.
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер офицерам "Вотана", 9 июля 1943 г.
Глава первая
Когда над горизонтом показался оранжевый солнечный диск, русский генерал-лейтенант поднес к глазам бинокль и принялся внимательно рассматривать передовую линию немцев.
Он увидел сломанные ящики от боеприпасов, брошенные канистры из-под бензина, ржавые мотки колючей проволоки, подбитые русские и немецкие танки, которые уже поблескивали в лучах восходящего солнца. За ними располагались немецкие склады и их "тигры" и "пантеры", укутанные в брезент. Вдруг ему показалось, что с немецкой стороны стали доноситься какие-то слабые звуки - что-то вроде позвякивания металла и человеческих шагов. Приглядевшись, военный убедился, что слух не подвел его: вокруг немецких танков засуетились техники и члены их экипажей, готовя машины к предстоящему бою.
- Фрицы, я смотрю, поднимаются рано, - процедил он, обращаясь к своему собеседнику - командующему Пятой танковой армией генерал-лейтенанту Ротмистрову.
- Немцы-это великий народ, товарищ Хрущев, - ответил Ротмистров, считавшийся одним из наиболее выдающихся военачальников-танкистов Красной армии. - Они умеют работать - и воевать тоже.
- Верно. И товарищ Ленин тоже считал их великим народом. В течение многих лет он верил, что именно немцы положат начало мировой пролетарской революции. Но в этом он ошибся, не так ли? - Хрущев улыбнулся, обнажив свои желтоватые зубы. Однако, несмотря на улыбку, в его глазах не было никакой теплоты. Он ткнул себя пальцем в грудь:
- Тем не менее я убежден, что не ошибусь, если скажу вам, товарищ Ротмистров, что сегодня в этой степи под Курском мы, русские, победим фрицев. И нанесем им такое поражение, от которого они уже никогда не оправятся. - Он сделал паузу. - Сегодня, товарищ Ротмистров, мы фактически выиграем войну!