Шерер только качает головой.
- Поэтому генерал Татарану еще раз настоятельно обращается в армейский корпус с просьбой о своевременной доставке танков и тяжелых зенитных орудий. Генерал Татарану считает чрезвычайно важным для морального состояния войск, чтобы еще сегодня ночью в тылу его фронта в позиции готовности находились самоходно-артиллерийские установки или танки…
- И больше ничего, даже бомбардировщиков или штурмовиков ему не надо? - недовольно прерывает генерал.
Он еще доступен, но уже говорит гораздо холоднее, наставительно, хотя по-прежнему заманивает доверием.
- 4-й армейский корпус, - генерал даже не употребляет зашифрованных названий, - наилучшим образом осведомлен и информирован как о положении в целом, так и о положении отдельных полков. Поверьте мне, мы знаем, что происходит! - это он говорит лично Виссе. И потом переходит на более патетическую интонацию: - Сообщите господину генералу Татарану, что он, когда все начнется, сможет… рассчитывать… на нашу поддержку! - генерал прерывает разговор, говорит с кем-то, стоящим рядом с ним, и снова обращается к Виссе:
- Я высвобожу дивизион зенитных пушек и дивизион самоходно-артиллерийских установок и пошлю к вам!
Поддерживайте через вышестоящий штаб связи теснейший контакт с нами. Только в самых чрезвычайных случаях или если штаб связи недостижим или не функционирует, можете непосредственно обращаться в армейский корпус!
Обо всех событиях тактического характера в ходе ожидающихся событий вы должны регулярно докладывать! О наших мероприятиях безотлагательно информируйте румынское руководство, следите за тем, чтобы сохранялась авторитетность наших указаний. Полковник фон Бредов рекомендовал мне вас как способного и надежного офицера. Я ожидаю, что обо всем, что вам станет известно, вы будете подробно и точно информировать меня!
- Слушаюсь, господин генерал!
Виссе не успевает усердно заверить генерала, что приложит все усилия, как тот уже положил трубку.
Виссе вопросительно глядит на Шерера. Тот кивает успокаивающе, одобрительно, но с некоторым налетом насмешки.
- Посмел бы я так краснобайствовать, меня бы турнули отсюда уже на следующий день. Ну, вы еще будете иметь случай убедиться, как заносчива и самодовольна эта клика. Мне жаль, что вам придется пережить разочарование и ничего не удастся добиться. Просто сейчас у них от страха штаны полны, вот им и нужны люди, готовые действовать и чего-то добиваться. Но потом, когда они снова будут на коне, плевать им на вас! Потому-то я лучше отправлюсь опять на фронт и буду там говорить то, что хочу. Там уж мне никто не будет грозить переводом в боевые части, если я и так сижу в самом дерьме! Жаль, что было мало времени лучше ввести вас в курс ваших обязанностей!
Капитан ставит свой чемодан возле двери. Виссе помогает ему надеть тяжелое серое кожаное пальто на меху.
- Я позволил себе вызвать Кремера с машиной на четырнадцать часов.
- Конечно, само собой разумеется, господин капитан!
- Ах, да ладно, мне здесь делать больше нечего. Пошлю вам открытку из Верхне-Царицынского. Уж как-нибудь найду, на чем добраться до места. Если позволите, быстро дам вам еще один совет. Вы хотели еще сегодня осмотреть фронт? Слишком поздно. Через час стемнеет. К тому же, я думаю, здесь вы сейчас нужнее, потому что здесь всякое будет происходить, если завтра утром действительно начнется заваруха.
Капитан еще раз снимает фуражку, наклоняется, уже готовый ехать, над картой на столе, показывает на точку очерченного южнее долины Червленой фронта.
- Вот здесь 90-й полк полковника Попеску, наше самое слабое место. А здесь, севернее Червленой, полк полковника Мангезиуса, это самый лучший. Мангезиус из фольксдойче, помещик. Лучший офицер дивизии, даже по нашим меркам отличный. Солдаты его любят, что у румынских офицеров бывает редко. Отличается редкой удалью, выправкой.
Здесь русские легко не пройдут хотя бы потому, что севернее с Мангезиусом соседствует 297-я пехотная дивизия. Мы с лета работаем с ней вместе. Это одна из лучших и мощных немецких дивизий. Они там уже привыкли играть для нас роль пожарных.
Не откладывая свяжитесь с генералом Пфеффером. Он второй по старшинству командир немецкой дивизии в армии, но отличный парень, солдат без всякого высокомерия, участвовал еще в добровольческом корпусе.
Южнее с Попеску соседствует майор Мораро со своим саперным батальоном. Выглядит, как разбойнике Абруццких гор, отчаянный малый. Людей держит в состоянии подъема. Батальон так хорошо подготовил свои позиции, что выдержит и самый тяжелый огневой натиск. Мораро единственный командир части, который постоянно находится на передовой, там и живет. За Попеску находятся два подразделения артиллерийского полка.
Первое подразделение - тяжелое, хотя не имеет ни одного тяжелого орудия, только французские пушки. Несмотря на это, румынскую артиллерию признают и немцы, в боях она хорошо себя показала.
Виссе хочет, чтобы все, кто работает в штабе связи, выстроились проводить своего отъезжающего шефа. Шерер отказывается.
- Никаких церемоний, пожалуйста! Они бы и сами сообразили, если бы горячо меня любили. Я их всех приветствую, прошу меня извинить, часто вел себя с ними отвратительно. Вообще-то я не такой уж плохой, когда нервы в нормальном состоянии. В том числе с Безе. Вот кто вздохнет с облегчением.
Виссе стоит с капитаном перед бункером без шинели. Дует холодный ветер, мороз - 10 градусов ниже нуля. Шерер нервничает. Все уже сказано; последнее ожидание, которое ничего не дает, самое мучительное.
Автомобиль появляется из бокового ответвления балки. Когда раздается скрип тормозов, оба офицера пожимают друг другу руки. Шерер как-то робко спрашивает:
- Вы из Вены?
- Да!
- Я из Магдебурга! Конечно, женат, даже счастлив, двое сорванцов!
Вот и все, короткий личный, человеческий контакт. Шерер смотрит на Виссе, улыбается, стремительно влезает в машину. Недолгое прощальное помахивание рукой. Шерер торопит водителя, машина быстро отъезжает в западном направлении и исчезает за ближайшим холмом.
Звонит майор Биндер и вызывает Виссе на назначенное на восемнадцать часов совещание, в котором приказано участвовать всем командирам полков и других подразделений. Звонят полевые телефоны, не прекращаются сообщения: "Передаю для Фуре Катценштет"! - таково законспирированное название штаба связи.
Друг перед другом, они знают, что происходит - и молчат. Виссе наглядно представляет себе грядущее наступление. Мертвая тишина после артиллерийского обстрела, затем появление русских танков, землисто-бурых красноармейцев - сама смерть, страшная и многотысячная, спускающаяся с холмов на позиции румын; в горле возникает удушающее чувство страха. Он сотни раз участвовал в этом, испытывал это, и чудо, что он еще живой.
О чем могут думать майор и генерал?
Татарану явно испытывает сильные боли в парализованном суставе, лицо его исказилось от страданий, демонстрируемое для окружающих спокойствие стоит ему большого самообладания.
- Надеюсь, танки и зенитные орудия прибудут вовремя? - прерывает генерал тяжкую тишину. Видно, что ему хотелось бы остаться одному.
- Позвольте мне откланяться, господин генерал? Сегодня ночью я, по-видимому, не сомкну глаз и буду в любой момент в распоряжении господина генерала.
Генерал благодарно кивает и протягивает Виссе вялую руку, без рукопожатия.
Сухой снег скрипит под сапогами. Стоит такая темень, что Виссе какое-то время блуждает, прежде чем находит дверь бункера немецкого штаба связи. Обер-лейтенант подходит к печке, держит над ней окоченевшие пальцы, пытается собраться с мыслями и принять первые решения.
Люди с ожиданием смотрят на него, у них вытянутые лица, они ждут, что он даст указания и придаст им уверенности.
Зато Безе в своей родной стихии. В полном военном обмундировании, сидя в освещенном керосиновой лампой бункере, среди ночи, он повесил на шею бинокль.
Виссе не удается остаться серьезным, и его люди тоже смеются, когда он спрашивает:
- Вы никак собрались в разведку? Кремер беззастенчиво ухмыляется. Безе сохраняет серьезность.
- Было бы не так уж и плохо. Я бы сразу же пошел посмотреть, что там делается у Ивана!
- До какого места вы довезли господина капитана Шерера? - спрашивает Виссе водителя.
- До Верхне-Царицынского. Но там ему не удалось найти машину. Я хотел было его быстренько подбросить до Калача. Но по дороге он пересел на грузовик и отослал меня. Господин капитан просил передать еще раз, что желает господину обер-лейтенанту ни пуха, ни пера и всему штабу связи тоже, включая господина зондерфюрера Безе!
- Премного благодарен! - бурчит Безе.
- Все ли подготовлено к перемещению или к возможной обороне немецкого штаба связи? - спрашивает Виссе.
Не прося о помощи, Безе с трудом вытаскивает из-под койки ящик, наполненный ручными гранатами и винтовочными патронами. Сверху лежит автомат и две сумки с магазинами для него.
- Славненькое спальное место, гранаты под задницей! - Не говоря ни слова, Безе протягивает автомат обер-лейтенанту, который вешает его над своей постелью на крючок рядом с каской.
- Каски снять, оружие тоже, - командует он, и люди облегченно вздыхают. - Передвижные радио- и телефонная станции в порядке, "опель" и вездеход заправлены, готовы к отъезду?
Водители могут, если их оружие, походная выкладка и неприкосновенный запас при них, идти. Валяйте, красавцы! - приказывает он Кремеру и Кнаучу, который тоже является водителем.
Можете лечь до четырех утра, выспитесь как следует. Вам очень скоро придется крепко повкалывать!
Оба радиста должны держать в полной готовности свои аппараты; они могут спать до 24 часов, а потом сменят телефонистов. Ефрейтор, ведающий канцелярией, должен подготовить все документы, донесения, дневник и прежде всего секретные материалы для уничтожения в самом крайнем случае!
- Я уже распорядился, господин обер-лейтенант! - усердствует Безе. - Кроме того, я приказал погрузить продовольствие, весь личный багаж, все снаряжение, в общем, весь хлам на грузовик. Так что, если понадобится, мы можем через пять минут смываться!
Теперь Виссе благодарен Безе за то, что тот избавил его от мелочей, и он может полностью посвятить себя основной задаче.
Безе потеет, жутко ругается по-тирольски, рассказывает грязные анекдоты, он вошел в раж и непрерывно заставляет людей что-то делать, чтобы у них не было времени раздумывать и предаваться ненужным мыслям.
Виссе снова внимательно изучает карту, запоминает каждую дорогу, каждый ручей, самый маленький поселок в радиусе тридцати километров.
И тут начинают без умолку трещать оба телефонных аппарата. Телефонист не успевает записывать приказы и сообщения. Он повторяет вслух то, что слышит, и Виссе помогает ему стенографировать донесения.
Позже Виссе на короткое время ложится: хочет заставить себя поспать часа два.
Его тело ноет, словно разбитое, но мозг работает вовсю и нервы так напряжены, что ему не уснуть. То, что он хочет спать и не может, вызывает у него ожесточение и еще больше действует на нервы. Каждые четверть часа, когда он наконец чувствует, что засыпает, заявляет о себе мочевой пузырь, и Виссе в бешенстве выбегает из бункера в ледяную ночь.
А с двадцати трех часов все попытки стали тщетны. Через час он уже не знает, кто звонил, и кто о чем его просил: о самоходно-артиллерийской установке или о тяжелом бомбардировщике. Словно он, по крайней мере, командующий группой войск - от него требуют все! Генерал Пфеффер, командир 297-й пехотной дивизии, тоже берется за телефонную трубку:
- Скажите, у вас там Иван уже как-нибудь проявился? У меня пока ничего не происходит! Разве что несколько пулеметов устроили трескотню, а в остальном у Ивана тишина.
- У нас кое-что происходит, господин генерал! Я тут спарил один аппарат с теми, что стоят в штабном бункере, и поэтому одновременно с ними слышу, что передают полки и более мелкие подразделения.
- И что же вы слышите, господин Виссе, вас ведь так зовут?
- Так точно, господин генерал. С участка саперного батальона докладывает майор Мораро!..
- Старый разбойник!
- Так точно, господин генерал! Он докладывает, что русские проводят свои подготовительные работы к наступлению без всяких мер предосторожности!
- Похоже, Иван лучше знает, что происходит у нас, чем мы сами!
- Так точно, господин генерал! Майор передает, что перед его позициями воздух наполнен гулом моторов тягачей и лязганьем танковых гусениц!..
- Черт побери, очень поэтично!
- В передних траншеях даже отчетливо слышны крики команд, отдаваемых комиссарами и офицерами!
- От оранья толку мало, это мы знаем по себе!
- За высотками русские едут с дальним светом фар. Отдельные моторизованные части проезжают так близко от наших позиций, что светом своих прожекторов освещают наши окопы!
- Потрясающе! Наверное, у некоторых господ, которые поближе к переднему краю, уже штаны полны от страха!
- Перед нашим артиллерийским полком у русских все выглядит, как на долгой стройке, где работают по аккордной системе. Все беспрепятственно разъезжают и бегают взад-вперед, офицеры орут что есть мочи, подъезжают "Катюши", и ночь светла от прожекторов!
- И вы можете спокойно там сидеть и все это наблюдать?
- Я сам артиллерист, господин генерал, и знаю, что продолжающиеся огневые налеты сконцентрированных сил артиллерии разбивают такие исходные позиции или, по крайней мере, сильно ослабляют!
- Почему же вы, черт возьми, не передадите им по радио?
- Три дивизиона нашей артиллерии очень удалены друг от друга. У нас только легкие орудия и к тому же так мало боеприпасов, что мы должны экономить их для атаки.
- Да, печально все это выглядит - смотреть, как противник совершенно спокойно точит нож, чтобы перерезать нам глотку! А что же наши славные люфтваффе!
- Предсказан туман.
- Черт побери, сейчас-то вполне ясная видимость!
- Отдельные самолеты находятся в воздухе, господин генерал!
- Да, несколько старых "Мельниц" там барахтаются и каждые полчаса сносят по яичку. Несколько дней назад они не прекращая бомбили Сталинград, в седьмой раз переворачивая там каждый булыжник, а теперь, когда они необходимы здесь… Тошнит от всего этого. Да, так спасибо вам, и спокойной ночи. Люблю ночью немножко поболтать, когда бессонница одолевает!
- Господин генерал, господин генерал! - кричит Виссе в трубку.
- Да, в чем дело, молодой человек?
- Могу ли я еще раз попросить господина генерала, если потребует положение…
- Помочь вам и сыграть роль пожарных. Сделаю, мой мальчик, будь спокоен, пусть Иван почувствует, что старый перец - еще острая приправа! Спокойной ночи, и с Богом!
- Господин обер-лейтенант!
- Что случилось? - бурчит Виссе. Он только что чуть было не уснул.
- Если вы еще не спите, господин обер-лейтенант, господин генерал просит вас пожаловать в штабной бункер.
- Скажите, что я тотчас буду!
У телефона дежурит Зелльнер. Он рисует человечков, домики и голых женщин в блокноте для донесений, который быстро прячет от Виссе.
- Все важные звонки переводите для меня на штабной бункер!
- Слушаюсь, господин обер-лейтенант.
Кодряну и Станческу работают с большим напряжением.
Генерал лежит на покрытой грубошерстным одеялом походной койке и курит.
Когда входит Виссе, он поднимает голову: под глазами залегли глубокие тени. Постанывая, он выпрямляется и опирается тяжелым туловищем о стол. Он говорит с обер-лейтенантом по-румынски, хотя знает, что тот не владеет языком, и, кажется, недоволен тем, что его не понимают.
Генерал симпатизирует молодому обер-лейтенанту, хотя в голосе его звучат раскаты грома. Он слегка приподнимает парализованную правую кисть, сдержанно стонет.
Гневно подавляет он жалкую слабость тела. Несломленный дух, бушующий в дряхлой оболочке.
Заметно стараясь смягчить речь генерала и как бы отстраниться от нее, майор переводит:
- Господин генерал хочет узнать, господин Виссе, известно ли Вам, что некоторые господа, среди них высшие немецкие офицеры, изволят называть своих румынских союзников свинарями или свинопасами?
Обер-лейтенант поражен, но очень быстро справляется со своей растерянностью.
- Передайте, пожалуйста, господину генералу, что мне об этом ничего не известно, - тоном суровой отповеди готов ответить Виссе. Татарану опережает его, говорит по-немецки.
- Офицеры моей дивизии за спиной подвергались подобным оскорблениям со стороны немецких союзников. У меня есть свидетели! - отрезает он Виссе путь к любым оправданиям или возражениям.
Они словно решили помериться силами. Элегантная форма генерала измята и испачкана сигаретным пеплом. Сочувствие, которое сдавливает Виссе горло, душит любые возражения.
- Вы разрешите, господин генерал? - Виссе берет свой платок и счищает пепел с мундира на груди генерала. "Черт возьми, что я делаю, - соображает он слишком поздно. - Я как офицер потерял лицо".
Прошу вас меня извинить, господин генерал! - заикаясь произносит он.
Генерал улыбается.
- Благодарю вас! - он вытирает рот, поправляет свой мундир, выпрямляется, подбирается и кивает Виссе.
Не показной надменностью, а именно этой маленькой неловкостью совсем молодого человека, в которой проявились признание и почтение к более старшему по возрасту человеку и более высокому по званию офицеру, Виссе завоевал уважение, симпатию и доверие генерала и, совершенно очевидно, присутствующих румынских офицеров.
- Ни дивизион самоходных артиллерийских орудий, ни зенитный еще не прибыли! - снова переводит майор Биндер.
- Я еще раз обращусь с запросом, господин генерал!
- Да что уж там! Они давно должны были быть здесь! - Генерал смотрит на карманные часы Кодряну, которые лежат на столе и громко тикают. - Уже четыре часа сорок семь минут! - Татарану опускает голову, чтобы сосредоточиться, прежде чем он вновь посмотрит на них и начнется разнос.
Я нахожу, что настало время ясно осознать, что произойдет, ибо пока ничего не происходит, и принять некоторые решения! - при этом он смотрит на Виссе.
Я друг и почитатель Германии! Мы уже привыкли видеть, как германский вермахт на Востоке наносит превосходящим силам противника неожиданные, молниеносные удары и добивается блестящих побед. Вязьма, Брянск и весной Харьков - это были великолепные битвы на уничтожение противника.
Хотя Советы для своего наступления в районе Сталинграда собрали восемь армий, немецкое командование сухопутных войск все же выставило четыре армии - две румынские и две немецкие элитные армии: 4-ю танковую и 6-ю.
Итак, отнюдь не такое уж пугающее соотношение сил, особенно если учесть, что генерал-фельдмаршал фон Манштейн в Керчи со своими шестью немецкими и румынскими дивизиями не только сумел укрепить свои позиции против двадцати русских, но и при троекратно превосходящих силах противника сумел развить наступление и завоевать полуостров.
Он также умел правильно и успешно использовать румын.