- А зачем? - спросил его старшина и сам ответил. - Зачем в сторону стрелять, когда перед тобой, по прямой, целая куча народу.
Он еще несколько минут рассказывал, как нужно бежать впереди и как правильно прятаться за чужие спины. Последнее было неприятно юному бойцу Красной армии. Но в конце разговора старшина сказал то, что успокоило Гришу.
- Такая привилегия, бежать сзади, дается только в первом бою. Потом, как в шахматах, каждый раз на клетку дальше. И если ты выжил после трех-четырех атак, твое место в первом эшелоне: там, где встречаются взгляды, желающие друг друга убить.
Но для связиста Григория существовала своя наука, как идти в атаку и тянуть провод, чтобы он оставался целым. Первый принцип: в одну воронку бомба дважды не падает, хотя это и не всегда срабатывает. Надо тянуть провод от воронки к воронке и не зевать, смотреть за остальными. Замешкался, отстал - плохо. Оказался впереди - еще хуже. Нужно лавировать в атаке так, чтобы всегда оставаться рядом с остальными - в центре движущихся людей. Они, если что, подменят или сообщат, что связист ранен или убит. Комбат или ротный назначат другого тянуть связь.
Выслушав все это, Гриша вернулся в землянку, взял катушку и примерно рассчитал расстояние до высоты.
- Не приглядывайся. Одной катушки хватит, - крикнул ему связист-дед.
- Да, хватит. Я тоже так думаю, - ответил Григорий.
До начала атаки оставалось минут десять, не больше. Все сидели в окопе и ждали. Эти минуты тянулись, словно часы. Они были бесконечными и мучительными.
- Скорей бы уже, - подгонял время Григорий. Но оно не подчинялось ему и тянуло секунды еще медленней.
Но вот в темном небе среди звезд и яркой луны вспыхнула красная ракета.
Никто не стал кричать "ура". Все молча побежали. Противник еще не знал, что началась атака. Его прожекторы освещали прострельную территорию и пока никого не обнаружили. Но вот первые бойцы попали в эти яркие потоки света. И сразу оттуда, с этой спокойной высоты, вылетела несметная стая пуль. Они сплошной стеной прошли по наступавшим, но солдаты как-то ловко пригнулись. Григорий попытался в темноте рассмотреть, как это все они бегут и одновременно прячутся, но получил хороший удар в ухо. Звезды, что несколько минут назад висели около месяца, закружились вокруг него.
- Не высовывайся! - зарычал старшина.
Он словно из-под земли вырос и показался Григорию огромным богатырем. Юноша прижался к земле, но тут же услышал: "Пошли!". Это дед крикнул ему. Он находился в метре, а кричал как резаный. Летящий над головой шквал пуль создавал даже не свист, а вой: грубый и шипящий.
- Куда? - крикнул в ответ Гриша. - Там вон что!
- Не ссы, пацан! Это не твои пули! - с этими словами Гриша увидел спокойные глаза деда. - Сейчас фигня! Вот дальше мясокомбинат начнется.
Послушав деда, Гриша привстал и побежал за ним. Одной рукой он придерживал автомат, другой - крутящуюся со скрипом катушку. Сделав несколько шагов, он услышал "ложись", и сразу лег, прижался к какой-то мокрой кочке. Но, отодвинувшись в сторону, увидел, что это чье-то разорванное тело.
- Что? Ранили? - спросил его дед.
- Нет, это чужая кровь, - ответил парень. Он вытер измазанную щеку рукавом, при этом размазал еще свежие, прилипшие сгустки.
- Держись, сынок, - как-то бережно крикнув, попросил его старик.
- Все нормально, не волнуйтесь.
- Хорошо. Ну что, побежали? Наши вон уже где.
- Давай.
Они сорвались с места и рванулись за своей растворившейся в темноте ротой. Пробежав метров сто, Григорий почувствовал, что атака не такая и страшная, как ему описывали, но, попав на ту самую - прострельную - землю, Гриша шагнул в ад. Теперь он узнал, что такое "тройка". Из забетонированного ДЗОТа лупил крупнокалиберный пулемет. И таких пулеметов было три. Они из тумана пуль вешали в радиусе прострела такую пелену, в которой, как в мясорубке, человека за секунды разрывало на части. Причем если в кого-то попадала простая пуля, она оставалась в теле, а эта, из крупнокалиберного, попадая в плечо, отрывала руку. И летела эта рука, а за ней часть головы, а за ними вырванная грудная клетка назад, к тем, кто бежал сзади. Эти останки человека врезались в людей, а те, к удивлению Григория, не реагировали на этот кошмар. В синеватом свете прожекторов казалось, что над землей крутится огромный невидимый пропеллер. Он рубил всех и разбрасывал куски людей в стороны. Где-то в метре в грязь упала чья-то рука. Григорий посмотрел на нее и почувствовал тошноту.
- Не боись, поблюй! - крикнул дед. Он словно почуял состояние мальчишки. - Все через это проходят.
Гриша отвернулся, несколько раз дернулся, но рвать не стал.
- Вперед! - снова крикнул дед.
Они пробежали еще метров десять и залегли под подстриженным пулями кустом.
- Во, один заткнули! - обрадовавшись крикнул дед.
Гриша посмотрел и увидел, как из крайнего ДЗОТа повалил белый дым. Он стал переливаться в лучах света прожекторов, окутывая землю.
- Здорово, пердуняра! - неожиданно услышал голос Гриша. Он обернулся и увидел, как к деду подполз веселый светловолосый парень.
- Яшка, ты его, что ли, уделал?
- Не, это там Колек танцует. А я сейчас свет выключать буду.
Парень перезарядил снайперскую винтовку и стал стрелять по прожекторам. После первого выстрела большой прожектор потух, после второго и третьего черная ночь обволокла землю.
- Ну во, сделал как у негра в жопе, - недовольно высказался дед.
- А ты, дед, как жахни, так долетишь до высоты враз, - подшутил над ним Яшка.
- Хрен там долетишь. Ползти придется. Один бы хоть оставил, - снова заворчал дед. - Пусть светют. Нам же тоже виднее. А так куда?
- Сейчас погоди. Станет светло.
И точно, через минуту, над ними с гулом пролетело что-то яркое и осветило высоту мощным огненным взрывом, потом еще, еще и еще. Дед обернулся и, улыбаясь, произнес: "Катюша".
Минут двадцать они наблюдали, как плавится земля и бетон, а затем привстали и побежали. ДЗОТы и оборонительная линия врага превратились в перепаханное огромным плугом поле. Со стороны противника раздавались лишь одинокие выстрелы и редкие очереди.
Добравшись до проволоки, быстро перелезли через нее и стали взбираться на высоту. Дед не отставал, хотя и было видно, что он устал. Яша куда-то убежал в сторону. Он и его винтовка нужны были там, где кто-то одинокий не желал мириться с поражением.
Поднявшись до первых окопов, Гриша упал и прижался к земле. Со всех сторон снова засвистели пули, и в этом свисте он услышал крик комбата: "Связь!" Не обращая внимания на летающую и свистящую смерть, он кинулся к командиру, а когда подбежал, увидел, что комбат Киселев уже докладывает о взятии высоты. Дед оказался шустрее. Он первым подоспел к нему со своей катушкой и, подключив телефон, наладил связь.
- Ведь он всего лишь дублировал меня, - возмутился Гриша. - Сам мне об этом говорил. А может, на самом деле, было наоборот?
Гриша нахмурился, и, спрятав лицо, прижал его к рыхлой земле. Он лежал на краю окопа и почти ревел: он не успел со связью, старый пердун опередил его. Свист пуль утих, и над высотой взлетела зеленая ракета. Все! И нахлынуло остальное: паренек почувствовал, как его давит изнутри то, что он остался жив. В это просто не верилось, он вспомнил, что забыл о страхе, смерти. Его охватил какой-то неведомый азарт.
- Молодец! Молодец, пацан, - кто-то крикнул ему.
- Живой, гляди-ка! И штаны не воняют, - подшутил проходивший мимо сержант Фролов.
- А где старшина? - спросил Гриша.
- Да он там, на самой вершине, под облаками. Добивает и собирает.
- Чего собирает?
- Да наших, наших, сынок. Тех, кому не так сильно повезло, как тебе. Даже не обосрался, надо же!
- Странно, - подумал Гриша. - Я не чувствовал страха, забыл о нем, - вспомнил он свои мысли. - А меня столько учили, как с ним бороться. А может быть, так и должно происходить? - он посмотрел на свой автомат и понял, что ни разу не выстрелил, а дед, как на зло, сидел рядом и заряжал магазин. - Неужели он все патроны истратил? - подумал Гриша.
- Ты молодец, сынок! - неожиданно произнес старик. - До этого был у меня малец, так я его последние сто метров то на пинках, то за шиворот тащил. А ты молодец, сам дошел. А может, ты воевал уже?
- Нет, - стесняясь, ответил Григорий.
- Ну, тогда ладно. Пошли место на ночь искать.
Они дошли до полуразрушенной землянки и дед, увидев удобную лежанку, произнес:
- Ты ложись, а я на аппарате подежурю. Утром сменишь.
Ночью пришел старшина, поздравил с первой атакой и угостил спиртиком, а утром Григорий впервые увидел, что такое "Катюша".
Солнце еще не успело подняться, а высота уже застонала. Григорий стоял и смотрел на рваные раны земли. Он не мог представить, что ее так можно исковырять. "Конечно, в таком месиве никто не мог выжить", - подумал он. Потрогал распухшее ухо и отправился к комбату проверять связь и менять дежурившего деда.
2. Высота
Григорий подошел к землянке, где ночью был сформирован штаб, но увидел, что в ней никого нет. Он осмотрелся по сторонам и решил подойти и узнать расположение штаба у сидящих возле костра солдат. Солдаты с готовностью объяснили, что штаб перенесли в оставшийся целым ДЗОТ. Он находился на самой вершине высоты.
- Немцы теперь с другой стороны. Оттуда полезут. Нужная это высота, да и слишком легко мы ее взяли, - произнес один из солдат.
Он выставил к костру руки, пытаясь их согреть. Григорий удивился этому, ведь холода еще не наступили. Солдат смотрел на огонь и, казалось, разговаривал сам с собой. Гриша посмотрел на сидящих у костра и уже решился о чем-то заговорить, но вспомнил о дежурившем деде и поспешил сменить его.
Дед сидел у телефона в почерневшем от взрывов каменном укреплении. Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Григорий решил, что старик спит, но Петрович, не открывая глаз, произнес:
- Пришел?
- Да.
- Выспался?
- Да.
- А что снилось-то?
- Ничего. Спал как убитый.
- Типун тебя на язык, сплюнь и не говори так никогда.
Гриша не был суеверным, но послушал деда и трижды переплюнул через левое плечо. Старик открыл глаза, встал и молча пошел к выходу. Остановившись в каменном проеме, он обернулся, посмотрел на парня и спросил его:
- Надеюсь тебе по связи и подключению ничего объяснять не надо? Хорошо в учебке учился?
- Да. Не надо, - немного смутившись, ответил Григорий.
- Вот и хорошо. А что, ухо болит? - улыбнувшись, спросил Петрович.
- Да нет, не очень.
- Повезло. Если в первом бою старшина перекрестил, значит, будешь жить. Тьфу, тьфу, тьфу. Примета хорошая. А наш старшина, если кого отметит, считай, с войной познакомит. А она своих жалеет. Ладно, я пошел. Там место не заняли?
- Нет, все сюда наверх перебрались, - ответил Григорий, а услышав последние слова старика, подумал: "Значит не один я про войну так думаю. Живая она - вот и дед мне это подтвердил.
- Смотри здесь! Немцы готовятся, молчат. Нужна им эта высота. Если кто придет и скажет идти окопы рыть - смело отвечай, что дежуришь на телефоне, ждешь приказ. Понял?
- Понял. А что, приказ должен поступить?
- Кто его знает, о чем они там наверху думают. Скажут комбата позвать, беги по траншее, что слева прорыта. Увидишь большую землянку, он в ней. Только сильно не ори, там ребята спят.
- Я все понял, не волнуйтесь, - ответил Гриша.
- Вот и ладно. Я пошел.
Старик вышел из ДЗОТа и, пригнувшись, побежал с холма вниз, к той полуразрушенной землянке, где ночью спал Григорий. Дед быстро нашел ее, увидел лежанку, поставил у обгоревшей доски автомат, лег и накрылся скинутой шинелью. А Гриша стал рассматривать бетонное укрытие, построенное немцами. Стены, потолок и пол были литыми - серого, мрачного цвета; ему казалось, что этот дом сделали из одного целого камня: выдолбили в нем помещение с длинным узким окном для пулемета и небольшим проходом. Привыкнув и удобно устроившись на ящиках от патронов, он снял с плеча вещь-мешок, достал из него банку тушенки и хлеб. Нашел в кармане подаренный учителем-майором нож связиста, открыл его и стал вскрывать тушенку. Этот нож был особенный, его майор пронес с собой через два года войны. Получив тяжелое ранение в правое легкое, он был комиссован, потому что ни бегать, ни быстро ходить не мог - задыхался. Майор Федорчук - преподаватель из Ташкентской школы связи - был высоким и крепким мужиком. Точнее, он казался таким. Ранение отобрало у этого человека и силы и здоровье. Родился и вырос он в Крыму и часто рассказывал о Черном море. В его взгляде, походке и манере общения было что-то морское. Многие это замечали и часто спрашивали, не служил ли он во флоте. Но майор не был моряком, хотя и мечтал об этом. Закончив Симферопольское училище связи, работал до войны на телеграфе. В 41-м получил бронь, но после нескольких десятков рапортов все же добился своего - и его призвали на фронт. Вырос от сержанта до майора, а после ранения не оставил службу и был направлен учителем в Ташкентскую школу связи. Он всегда носил форму и медаль "За отвагу" на груди. Гриша часто вспоминал Федорчука, ведь этот учитель как-то сразу полюбил его. Ему нравилось, что курсант Михайлов легко запоминал азбуку Морзе и мог из двух разбитых телефонных аппаратов собрать один - рабочий. Гриша до этого не изучал аппаратуру, но он любил технику, был любознательным и схватывал на лету все, что ему показывали и рассказывали. Как самому лучшему и добросовестному курсанту по окончании школы связи майор подарил ему нож. Он выпустил не один десяток связистов, но Григорий был особенным. Остальные все время жаловались на голод, слабость и отказывались досконально вникать в тонкости связного дела. Запоминали, как что подключить, соединить - и все. Григорий никогда не жаловался. Он узнал, что такое голод еще в интернате, а надев форму курсанта, помнил, что есть люди, которые живут хуже и голодают сильнее. По сравнению с интернатом в школе связи кормили сносно, и это был уже не тот голод, который ему пришлось пережить.
Теперь на фронте Гриша отъедался. Тушенка с хлебом доставляли ему столько наслаждения, что хотелось петь и летать. А когда попробовал тушенку американскую ("Второй фронт", как ее называли солдаты), то не мог поверить, что существует такая вкусная еда.
Время тянулось, телефон молчал. Гриша вытер нож, убрал хлеб в вещмешок и, высунувшись из ДЗОТа, выбросил пустую консервную банку. Вернулся к аппарату, посмотрел на него, прижался к стене. Решил подремать сидя, как это делал дед.
Неожиданно сработал, протрещав, телефон, и Гриша, сняв трубку, по привычке доложил:
- Курсант Михайлов слушает.
- Кто? - переспросил голос на том конце связи.
- Рядовой Михайлов, - поправил себя Гриша.
- Ты когда прибыл?
- Вчера.
- В штурме высоты участвовал?
- Да.
- Хорошо. Комбат где?
- Спит.
- Ну, пусть спит, не буди. Скажи, чтоб связался со мной.
- Так точно доложу, - волнуясь, отрапортовал Григорий.
Связь прекратилась, и тут он понял, что растерялся и не спросил, с кем нужно связаться комбату. Как он доложит, кто был на связи? Григорий посмотрел на телефон и почувствовал страх. Такого страха он не чувствовал даже перед боем - это был другой страх. Он давил изнутри и нагнетал что-то ужасное. Мысли путались, хотелось все бросить и убежать от этих строгих и страшных людей. Но Гриша не сдавался, он боролся с тем, что пыталось вырваться из него, не показывал и изо всех сил держал свой страх, загоняя его еще глубже в себя. Он поднялся и стал ходить по ДЗОТу. В углах стояли ящики от патронов, некоторые из них были разломаны и валялись на полу. Григорий перешагнул через них и подошел к бойнице с брошенным пулеметом. Из него торчала искореженная лента с несколькими патронами. Взрыв гранаты сильно изуродовал этого бездушного убийцу. Он внимательно посмотрел на труп пулемета, подошел ближе и заглянул через бойницу на поле боя. Туда, где еще вчера, у разрушенного сарая, строился их батальон. Все было как на ладони, и казалось, возьми пулемет - и всех сразу: вот они мы, ходим там.
- Интересно, почему немец не стал стрелять? - подумал Григорий. - Возможно, ждал приказа, - ответил он сам себе.
Увидев свои старые позиции, Гриша на какое-то время забыл о телефоне и строгом человеке из штаба, имени которого он не спросил. Он увидел лежащие на земле трупы. До этого они словно не существовали, а тут вдруг появились все сразу. Волнение и непонятный вязкий страх, сковывающий тело, вернулись.
- Как я смог? - шепотом спросил он сам себя. Вспомнил, как во время атаки, словно в каком-то забытьи, уперся лицом в разорванное тело и испачкался кровью. Гриша сел у аппарата на ящик, стараясь забыть страшную картину и не думать о вчерашней атаке. Он посмотрел на телефон, собрался и стал спокойно размышлять, как ему сообщить комбату о звонке.
- Чего мне боятся своих? Вон чего надо бояться: не остаться наполовину разорванным, торчащим из земли, - вновь прошептал он.
Все его мысли и придуманные планы рухнули, как только снова сработал телефон. Григорий снял трубку и четко доложил:
- Рядовой Михайлов слушает!
- Ну что, комбат встал? - услышал он тот же голос и почувствовал, как на смену чужому, тупому и непонятному страху пришла радость. Он решил, что теперь обязательно узнает имя старшего командира. Причем сделает это по форме, как его учили.
- Никак нет. Спит. Не приходил.
- Придется будить. Беги за ним, скажи, комдив вызывает.
"Ну вот, - подумал Григорий, - и спрашивать не пришлось".
Он четко ответил:
- Есть.
Положил трубку и побежал к землянке. Выскочив из ДЗОТа, он глубоко вздохнул, вспомнил слова деда, что орать не надо и поспешил за комбатом.
Быстро прошел по траншее, увидел землянку и стоящего около нее капитана Киселева: он внимательно рассматривал позиции немцев и докуривал маленький чинарик, еле удерживая его кончиками пальцев.
- Товарищ капитан, комдив на проводе!
- Иду, - ответил Киселев и, бросив в рыхлую землю остатки сигаретки, выпрыгнул из окопа и, пригнувшись, побежал к ДЗОТу.
Их разговор затянулся: сначала они, смеясь, приветствовали друг друга, но затем лицо комбата стало мрачным. Григорий, увидев это, понял: предстоит серьезное сражение и со стороны фашистов будет предпринято все, чтобы вернуть высоту.
Киселев положил трубку телефона посмотрел на Григория и, улыбнувшись, спросил:
- Ну, как, выстоим?