- Удрал, гад, от меня! За этими треклятыми елями может спрятаться целый полк, и его нипочем не сыщешь. Однако я все-таки отнял у него револьвер. Я почти уверен, что ранил его, но он все же ухитрился улизнуть.
Старик взял у него револьвер и задумчиво покачал на ладони.
- Наган, вот как? Да, ребята из НКВД, не иначе.
- Как мы и говорили с самого начала, - раздраженно сказал Порта. - Если б начальство больше прислушивалось к нам, эта гнусная война, может, уже кончилась бы.
Старик вернул Малышу револьвер, и мы осмотрительно тронулись в темноте, чтобы присоединиться к роте. Барселона продолжал говорить о той девушке. Она явно не давала ему покоя; в то время вряд ли кто из нас верил словам Легионера, что она выложила все по своему почину. Это казалось совершенно невероятным; лично я был почти уверен, что Малыш пригрозил ей своей смертоносной удавкой.
- Что же вы не взяли ее с собой? - спросил Барселона. - Ведь прекрасно знаете, что эти скоты сделают с ней, когда узнают. Сами видели, как они обращаются с людьми.
- Это не наша забота, - ответил Старик. - Наше дело воевать, а не нянчиться с предательницами.
- Не согласен, - с горячностью возразил Барселона. - Одно дело - платные предатели. Люди, которые вынуждены быть предателями, - совсем другое. Приставь пистолет человеку к голове, и…
- Да кончай ты, - сказал Легионер. - Сколько можно повторять - никто не заставлял говорить эту сучонку. Она заговорила сама. По доброй воле. Тот вопящий гаденыш, что там был - ее. А кто отец, знаешь? Гауптштурмфюрер треклятого СС! Вот такая она курва!
- Возможно, он изнасиловал ее, - сказал Барселона.
- Мне плевать, что он с ней сделал, - холодно ответил Легионер. - Я только знаю, что, по ее собственному признанию, она выдавала своих направо и налево при каждой возможности. Сама сказала нам. Видимо, считает это своим предназначением в жизни. Я считаю это предательством, а по мне любой предатель пусть пропадет пропадом, на чьей бы стороне он ни был.
- Она, - сказал Барселона.
- Она, он или оно, - ответил Легионер, - мне все едино.
- Возможно, она считала, что влюблена в того скота.
- Господи боже, ты только что говорил, что он ее изнасиловал!
- В общем, она мразь, - сказал Малыш убедительным тоном, - и мне плевать, что с ней будет. Она донесла на собственную мать - сама сказала нам. Мать отправили в Сибирь всего навсего за то, что она стащила окорок. Я прикончил бы эту девку на месте, только нам приходилось думать о более важных вещах.
Теперь уже казалось явным, что девушка заговорила по своему почину. Малыш непременно бы похвастался очередным подвигом с удавкой, а Легионер не видел бы смысла скрывать, что правда была вытянута у нее силой. Бессмысленно жестоким он не был, но при необходимости становился безжалостным и не делал из этого тайны. В целом я теперь склонен был верить его словам и не беспокоиться о том, что сталось с девушкой. Барселона продолжал говорить об этом, думаю, просто из принципа.
- У нее нет ни малейшей надежды, - сказал он. - Они с ней тут же разделаются. Видели хоть раз, как обходятся с предателями в этой части мира? Эти люди еще полуцивилизованы. Они…
- Избавь нас от подробностей, - сказал Старик. - Ладно?
Штеге неожиданно засмеялся, горько и задумчиво.
- "Враг ценит предательство, но презирает предателей", - сказал он. - Очевидно, Шиллер был совершенно прав.
- Шиллер? - тупо переспросил Порта. - Он тут при чем? Он умер, так ведь?
- О, давно, - ответил Штеге. - До твоего рождения…
- Видели б вы, как язык вывалился у него изо рта, - хвастливо сказал Малыш.
Мы уставились на него, пытаясь осмыслить эту совершенно поразительную связь с Шиллером. Связи, разумеется, не было никакой; Малыш просто-напросто воскрешал в памяти свой последний момент торжества, когда задушил удавкой парня из НКВД.
- Схватил меня за горло, но я оказался сильнее. Он ни слова не произнес. Только хрипел, булькал, издавал какие-то странные звуки. Так всегда бывает, когда по-настоящему приложишь силу. Они…
- Черт возьми! - ругнулся Хайде. - Ты, наверно, только и живешь ради секса и удушений!
- Каждому свое, - напыщенно ответил Малыш. - Мы здесь для того, чтобы убивать, и я это делаю так, как мне больше всего нравится. Давай посмотрим правде в глаза, - сказал он в высшей степени рассудительным тоном, предотвращающим все попытки возразить, - у каждого есть свой излюбленный способ.
Думаю, так оно и было. У каждого имелись свои предпочтительные способы. Легионер был приверженцем холодного оружия, Порта метко стрелял, Хайде любил действовать огнеметом, а я считался искусным гранатометчиком. Так уж оказалось, что Малышу нравилось душить людей…
II. Особая задача
Вороны шумно запротестовали, когда мы появились и нарушили их пир. Они сидели громадной черной тучей на трупах и, когда Порта выстрелил в их гущу, недовольно взлетели, недолго покружились у нас над головами, потом полетели к ближайшим деревьям, расселись на них и хрипло, протестующе закаркали. Осталась лишь одна; запуталась в кишках и не могла высвободиться. Хайде тут же застрелил ее. Мы стали стаскивать тела внутрь и складывать грудами. Лейтенант Ольсен пришел взглянуть на нашу работу и принялся бранить нас. Он потребовал, чтобы мы складывали их благопристойно, ровными рядами, один за другим.
- Кое-кто, - заметил Хайде Барселоне, - слишком уж разборчив в таких делах.
Недовольно ворча, мы тем не менее переложили трупы так, как хотелось лейтенанту. Офицеров, убитых в постелях, лежавших с перерезанным горлом в шелковых пижамах, оставили на месте. Пол был весь в темных кровавых пятнах, и на них уже густо сидели мухи. В одной комнате радио оставалось включенным. Слащавый голос напевал: "Liebling, sollen wir trauig oder glucklich sein?" ("Дорогой, будем мы печальными или радостными?").
Мы облили бензином весь гарнизон и вышли. Оказавшись снаружи на безопасной дистанции, мы с Барселоной бросили в окна десяток гранат.
С другого склона холма до нас доносилась пьяная песня торжествующих русских:
Если завтра война, если завтра в поход,
Если черная сила нагрянет,
Как один человек, весь советский народ
За любимую родину встанет.
Старик посмотрел в их сторону, за холмы, в туманную даль, а потом снова на горящий городок с убитыми.
- Что ж, ничего не поделаешь, - сказал он. - Это их война, раз они кажутся такими довольными.
Нагнали мы роту в сосновом лесу. Лейтенант Ольсен был не особенно доволен нашим долгим отсутствием, и прошло немало времени, прежде чем он оказался в состоянии изъясняться языком, не вызывающим у нас румянца застенчивой стыдливости.
В последующие дни у нас произошло несколько стычек с мародерствующими группами русских, потери наши составили в общей сложности человек десять. К этому времени мы приобрели немалый опыт в искусстве партизанской войны.
С нами было шестеро пленных - лейтенант и пять солдат пехотинцев. Лейтенант бегло говорил по-немецки и шел с Ольсеном во главе колонны; все разногласия были временно забыты.
Чтобы как-то вознаградить себя за необходимость вести пленных, мы заставили двух солдат нести кастрюлю с забродившей брагой.
Ранним утром - солнце наконец-то выглянуло - мы обнаружили коттедж в швейцарским стиле - горную хижину, окруженную со всех сторон галереей; у входа стояли на часах двое немецких пехотинцев. Когда мы приблизились, вышли двое офицеров и встали, поджидая нас. Тот, что постарше, оберст-лейтенант, держал в глазнице нелепый, сверкавший на солнце монокль. Он вскинул руку в небрежном приветствии лейтенанту Ольсену и, когда мы подошли, снисходительно нас оглядел.
- Вот вы наконец и притащились - я ждал вас гораздо раньше. Я не прошу подкрепления, если у меня нет в нем нужды - а когда такая нужда есть, ожидаю, что оно прибудет немедленно. - Монокль его прошелся по нашим рядам, презрительно поблескивая. - Ну что ж, ваши люди выглядят весьма опытным сбродом - надеюсь, наше доверие будет оправдано.
Он вынул монокль, подышал на него, протер, вернул на место и обратился к нам через плечо Ольсена.
- Хочу предупредить, дисциплина у нас строгая. Не знаю, к чему вы привыкли где-то там, но здесь придется ходить по струнке. Хм!
Он кивнул, видимо, довольный тем, что высказался, и снова обратился к лейтенанту Ольсену.
- Разрешите представиться: оберст-лейтенант фон Фергиль. Командую здесь я. - Лейтенант Ольсен откозырял. - Я послал за подкреплением несколько дней назад. И ждал вашего прибытия уже давно. Однако, раз вы прибыли, дело для вас у меня найдется. Вон там, на опушке леса, высота семьсот тридцать восемь. В последнее время там наблюдается оживленная деятельность противника. Вы найдете поблизости левый фланг моего батальона. Непременно содержите в порядке линии связи.
- Слушаюсь.
Лейтенант Ольсен откозырял снова, приложив два пальца к каске.
Оберст-лейтенант широко раскрыл глаз и выпустил моноколь.
- Вы считаете, что отдали честь по уставу, лейтенант?
Ольсен встал по стойке "смирно". Щелкнул каблуками и молодцевато вскинул руку.
Оберст-лейтенант кивнул со скупым одобрением.
- Это уже лучше. Имейте в виду, разгильдяйства мы здесь не терпим. Это прусский пехотный батальон. Мы знаем, что есть что, и придерживаемся самых высоких требований. Пока вы находитесь под моим началом, жду от вас того же.
Он завел руки за спину и, нахмурясь, чуть подался вперед.
- Что за иностранное отребье вы привели сюда?
- Это русские пленные. Лейтенант и пятеро рядовых.
- Повесьте их. Мы не держим здесь такой швали.
Наступила пауза. Я видел, как лейтенант Ольсен с трудом сглатывает.
- Вы сказали - повесить?
- Вот именно! Что это с вами, приятель? Несообразительны или что?
Оберст-лейтенант повернулся на каблуках и прошествовал обратно в коттедж. Ольсен с угрюмым выражением лица проводил его взглядом. Мы все знали людей типа этого оберст-лейтенанта: помешан на получении Железного креста, в голове только мысли о личной славе и удовольствиях.
Русский лейтенант взглянул на Ольсена, приподняв брови.
- Ну, и что будет? - негромко спросил он. - Нас повесят?
- Нет, если я смогу не допустить этого! - резко ответил Ольсен. - Предпочел бы увидеть, как вешают этого фигляра!
На первом этаже унтер-офицер распахнул окно, и оттуда выглянул сам "фигляр".
- Кстати, лейтенант, хочу предупредить, пока вы не заняли позиции: когда я отдаю приказ, то жду его немедленного выполнения. Полагаю, я выразился достаточно ясно?
- Сукин сын, - пробормотал Порта. - Только этого нам и не хватало. Треклятый прусский осел…
Ольсен резко повернулся к нему.
- Может, помолчишь? Ни к чему еще больше осложнять положение.
Из двери вышел адъютант оберст-лейтенанта, молодой розовощекий лейтенант, с его приказом, чтобы мы немедленно заняли свои позиции - и сделали это в соответствии с правилами. Непонятно, что это могло означать. Проведя несколько лет на фронте, люди вырабатывают свои правила.
Мы подошли к высоте 738 и принялись окапываться. Земля была очень твердой, но нам встречалась и потверже, это было лучше, чем бесконечная ходьба по кишащей противником местности. Порта и Малыш пели за работой. Они казались в слишком уж хорошем настроении.
- Приложились, небось, к этому чертову шнапсу, - с подозрительностью сказал Хайде.
Ольсен и Шпет сидели в окопе с русским офицером, озабоченно разговаривая негромкими голосами. Барселона рассмеялся.
- Держу пари, они готовят Иванам побег!
- Ну и что? - с горячностью спросил Штеге. - Ольсен не из тех, кто станет вешать пленных, потому что так велел какой-то патологичный пруссак. И позаботится, что бы они ушли!
- Черт возьми! - с изумлением произнес Хайде. - Неужели он отпустит этих ублюдков?
- А что еще он может сделать? - сказал Барселона. - Если они до завтра останутся здесь, этот псих, пожалуй, сам вздернет их - и заодно с ними лейтенанта.
- И поделом, - с важным видом заявил Хайде. - Он должен повиноваться приказам старшего по званию. Для того и находится здесь. Во всяком случае, я лично против того, чтобы брать пленных. На кой черт, если тебе ничего от них не нужно? А если взял, расстреливай. Пленные - обуза и ничего больше. Ты мог заметить, - самодовольно добавил он, - что я никогда их не беру.
- Это хорошо говорить, когда сидишь в окопе, - сказал Барселона, - но, держу пари, ты запел бы другую песню, если б оказался в руках у русских.
- Если б и оказался, - ответил Хайде с достоинством, - то примирился бы со своей судьбой. А если б меня держали в плену вместо того чтобы убить, я счел бы, что у них не все дома. Только я не собираюсь попадать в лапы к русским.
- Хвастун! - язвительно усмехнулся Барселона.
- Вот смотри, - гневно напустился на него Хайде. - Сколько я уже в этой треклятой армии? Девять лет! А в плен ни разу не попадал - и знаешь, почему? Потому что я отменный солдат, всем вам и за миллион лет не стать такими! - Он вызывающе поглядел на Штеге с Барселоной. - Я все делаю по уставам, разве не так? Складка на брюках у меня такая, как положено, разве не так? Узел галстука такой, как нужно, волосы причесаны на пробор… - Ей-богу, он даже сорвал каску, чтобы показать! - Ни в моем поведении, ни в моем обмундировании нет ничего неуставного. Давайте, смейтесь, но если сразу не начать, хорошим солдатом не станешь. И, решив вступить в армию, я поставил себе правилом служить, как положено. И служил, с самого начала. И мне плевать, за что мы воюем, я просто делаю то, что велят - убил бы, черт возьми, собственную бабушку, если бы приказали. Я солдат, потому что мне нравится быть солдатом, а то, что мне нравится делать, я стараюсь делать хорошо.
Наступила пауза.
- Непонятно, какое это имеет отношение к взятию пленных, - заметил Штеге.
- Черт, как можно быть таким тупым? - раздраженно спросил Хайде. - А еще студент! Послушай, - подался он вперед, - я не учился в средней школе. Не стал, понимаешь? Но поверь, я знаю, что делаю, и куда держу путь. И одно из того, что знаю наверняка - ни в коем случае не брать пленных. Как, думаешь, я сумел уцелеть до сих пор? Почему меня сделали унтер-офицером через пять месяцев, а ты четыре года все еще рядовой? Почему почти никто из студентов не становится офицером - а я стану в рекордное время, как только кончится война и смогу учиться? Почему…
- А, не знаю, - перебил Штеге, которому это стало надоедать. - Думаю, ты совершенно прав.
- Еще бы. Без сопливых знаю, что прав. - Удовлетворенный Хайде откинулся назад. - И не позволю этим русским ублюдкам уйти отсюда живыми, будь уверен.
Штеге снова вскинул голову.
- Только тронь их, я тут же пойду к лейтенанту Ольсену!
- Попробуй! Давай, попробуй, увидишь, что выйдет! - ухмыльнулся Хайде. - Он мне слова сказать не сможет!
Штеге с презрением посмотрел на него.
- Могу лишь возблагодарить бога, что я не образцовый солдат.
- Пошел ты! - сказал Хайде и отвернулся.
Едва мы кончили окапываться, прилетел первый снаряд. Мы услышали знакомый свист, когда он упал где-то поблизости, потом пронзительные крики, какой-то новичок выскочил из окопа и растянулся на земле.
- Я ранен! - закричал он во весь голос.
За ним выскочили двое товарищей. Подняли его и бегом понесли за линию окопов, прочь от опасности. Барселона, глядя на них, скорчил рожу.
- Не волнуйся, приятель, они унесут тебя со всех ног - за тысячи километров, в самый дальний госпиталь…
- Везет же новичкам, - буркнул с кислым видом Хайде. - Понятия не имеют, что делать с пулеметом, но дай им нести раненого, и они молниеносно исчезнут. Быстро научились этому, а?
На дне одного из окопов мы поставили свою кастрюлю и крепко придавили крышку камнями, чтобы ничто, кроме прямого попадания, не могло расплескать драгоценную жидкость.
Уже почти совсем стемнело. Луна пряталась за ковром облаков, и небо представляло собой густую бархатистую черноту.
- Господи, до чего тихо, - негромко произнес Старик. - Не будь я в этой игре так долго, то, наверно, ощутил бы искушение подняться на вершину холма и посмотреть, что делается.
Издали донесся собачий лай.
- Черт возьми, где все-таки русские? - спросил Барселона.
Старик указал в сторону сосен, стоявших неподвижно и прямо, как часовые.
- Там, в своих окопах - задаются вопросом, почему так тихо, и что мы, черт возьми, замышляем.
- Хоть бы они вышли и сражались, - проворчал Хайде. - Ничто так не сводит с ума, как тишина.
Темноту внезапно разрезал леденящий смех, но это всего навсего смеялся Порта, надувавший Малыша за игрой в кости. Где-то у противника залаял пулемет. Один из наших ответил несколькими меланхоличными очередями. На наших глазах из-за сосен покатился океан пламени, к небу вздымалась волна за волной, каждой предшествовал сильный взрыв. Казалось, что содрогаются даже горы.
- Реактивные установки, - заметил Старик. - Пока что бьют далеко от цели…
Мы снова услышали собачий лай пулемета. В темной ночи где-то на севере серии ярких вспышек распарывали небо.
И вот тут-то явился связной от оберст-лейтенанта. Весь раскрасневшийся, он бежал со всех ног и вопил как сумасшедший:
- Сообщение пятой роте! Сообщение пятой роте!
Лейтенант Ольсен в ярости бросился к нему.
- Тихо ты, придурок! Из-за тебя весь фронт может взлететь на воздух в пелене пламени!
- Слушаюсь. Виноват. Но это сообщение очень важное. Оберст-лейтенант требует, чтобы вы немедленно явились к нему с донесением и получили новые приказания.
- Какого черта!…
Лейтенант отвернулся, что-то бормоча. Связной стоял в недоумении. У него было приятное, чисто выбритое лицо, мундир без единого пятнышка и любознательно-наивный вид. Порта несколько раз смерил его взглядом.
- Откуда прибыла твоя часть?
- Из Бреслау, - последовал горделивый ответ. - Сорок девятый пехотный полк.
И глаза на розовом лице с любопытством уставились на лежавшего в окопе Порту.
Порта издал сатанинский смех.
- Тоже мечтаешь о наградах? Ну что ж, беги, добывай себе Железный крест, скатертью дорога - найдешь его где-нибудь в куче дерьма!
Ошарашенный - Порту он не знал, так что ничего удивительного - связной повернулся и побежал к оберст-лейтенанту.