– Со словарем? – улыбнулся капитан. – У нас таких знатоков пруд пруди. А здесь нужен человек, свободно владеющий немецким.
– Я говорю на немецком так же свободно, как и на русском, – почему-то обиделся Степан.
– Вот так номер… – Капитан и старший лейтенант с подозрением переглянулись – И где же тебя научили, братец?
– Я вырос среди немцев… – Степан рассказ про свое детство.
– А… Тогда другой компот…
Капитана все еще не оставляли какие-то смутные подозрения, но делать было нечего, кому-то переводить документы все равно нужно (в штаб ведь не отправишь какую-нибудь чепуху, пустышку), и он сказал:
– Ну-ка, садись сюда, поближе. Будем разбираться в твоем "улове"…
С документами закончили только под утро. Глядя на осунувшееся лицо Степана, усталый, но довольный капитан спохватился:
– Постой, ты ведь голоден? А мы только чаем тебя поим… Извини, дружище. Горин, отправь его к разведчикам. Нужно хорошо накормить этого скитальца. А то он совсем отощал. И – спать. Пусть дрыхнет, сколько его душенька пожелает. Спасибо тебе, солдат Степан Кучмин. Ты здорово нас выручил. Этим бумагам и впрямь нет цены. Это же надо так… – Капитан в удивлении покрутил головой. – Везучий ты, брат. Думаю, что тебе во фронтовой разведке самое место. Нам нужны знатоки немецкого. Конечно, сначала тебя должен проверить особый отдел… но это, я думаю, будет недолго. Если ты, конечно, чист перед родиной. Как ты смотришь на мое предложение?
– Мне бы… к своим, – хмуро ответил Степан.
Капитан помрачнел, закурил.
– К своим, говоришь… Придется повременить.
– Почему?
– Твой 205 БИЗ попал в окружение. И пока о нем нет никаких сведений. Так что иди, отдыхай, солдат…
Спустя три недели, после того, как Степана Кучмина проверила контрразведка, бывший сапер пошел в немецкий тыл вместе с разведгруппой стрелкового полка. Лето 1942 года было на исходе.
Глава 12
Засада
Алексей выскочил на площадь и, свернув за угол, перешел на быстрый шаг. Дождь усилился, и площадь была безлюдна. Только у ресторана, который угадывался по звукам скрипок и гитар, урчали моторы машин, и слышался людской говор.
Маркелов решительно подошел к шикарному "майбаху", пассажиры которого – сутуловатый румынский офицер в годах и юная особа с очаровательным личиком – только что исчезли в ресторане, и, с силой рванув дверцу, забрался на переднее сиденье.
– Спокойно! Гестапо! – наставил он пистолет на перепуганного его появлением водителя.
– Я н-ни в чем н-не в-виноват…
Казалось, что еще немного и водителя хватит удар.
– Чья машина?!
– Г-генерала Раковицы…
– А ты его личный водитель.
– Так точно!
– Вот ты нам и нужен. Поехали!
– К-куда е-ех?…
– Прямо, затем повернешь направо. Да не дрожи ты так! Вперед!
Степан стоял под сводами арки и неспешно раскуривал сигарету. Растерянные шпики не решались что-либо предпринять. Они стояли у домов позади Кучмина, и, поскольку он перекрыл им выход на площадь, часть из них направилась к площади через близлежащие улицы. Двое обшаривали закоулки проходного двора в поисках исчезнувшего Маркелова.
"Майбах" с выключенными фарами резко притормозил неподалеку от Кучмина.
– Сюда! Быстрее! – раздался голос Маркелова.
Степан с разбегу нырнул в открытую дверцу. "Майбах" взревел и на большой скорости вырулил на центральную улицу. Сзади послышались крики, выстрелы.
– Стоп! – приказал Маркелов. – Выходи! Ну! – подтолкнул он перепуганного водителя.
Тот выскочил на брусчатку и, споткнувшись, растянулся во весь рост. Когда он поднялся, "майбах" уже исчез в одном из переулков. Солдат на неверных ногах подошел к какой-то тумбе, сел на нее и заплакал. А затем вознес горячую благодарственную молитву своей заступнице, Деве Марии…
– Чисто сработано, командир, – Степан смотрел в заднее стекло – погони не было видно. – Теперь куда?
– К провизору, – решительно сказал Маркелов.
Машину оставили во дворе. Внимательно осмотрели все подходы к аптеке со стороны черного хода, и только когда убедились, что опасаться нечего, прошли к двери. Окованная железными полосами, она внушительно выделялась потемневшими от времени дубовыми досками на фоне светло-серой стены. Дверь была заперта.
– Ну и что теперь делать будем? – спросил старший лейтенант Кучмина. – Здесь и граната не поможет.
– Придется идти через парадный вход.
– Не хотелось бы…
– Эт точно… Мне этот гад-провизор сразу не понравился. Может, у него там засада. Немцы хитры и предусмотрительны… – Степан тяжело вздохнул. – Пойду, гляну…
Старший сержант прошелся вдоль стены, поглядывая на узкие окошки, прикрытые ставнями, затем возвратился к двери и со зла сильно нажал на нее плечом. Неожиданно дверь слегка подалась внутрь.
– Командир! – зашептал Степан. – Сюда! Кажись, дверь закрыта не на ключ, а на задвижку…
Они навалились на дверь вдвоем – и едва не загремели по ступенькам, которые вели в подвал. Хлипкий, сильно заржавевший засов даже не сломался, а погнулся.
Стараясь ступать совершенно бесшумно, разведчики сначала заглянули в подвал (там стояли лишь бочки с вином), затем прошли по небольшому коридорчику, завернули за угол и поднялись по ступенькам к двери, окрашенной в белый цвет. Она оказалась не заперта. Алексей осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь уже знакомой ему гостиной провизора Войкулеску.
Трое мужчин в штатском сидели за накрытым столом и бражничали. В гостиную вошел хозяин и взял с тумбочки какие-то бумаги.
– Ты скоро там, Гюнтер? – спросил один из мужчин.
– Пять минут, не более… – Провизор быстро выпил рюмку цуйки и снова скрылся за дверью.
Гюнтер! Маркелов молча переглянулся с Кучминым – вот тебе и провизор Войкулеску! Похоже, и здесь приложил руку полковник Дитрих. Это его агенты, понял Алексей, внимательно прислушиваясь к разговорам в гостиной.
Вскоре провизор появился снова.
– Все… Всех выпроводил… – Он опять выпил и принялся за еду. – Надоели…
Спустя какое-то время цуйка закончилась и "гости" лжепровизора начали пить вино. Маркелов все никак не мог решиться на активные действия. При всей своей отменной подготовке, разведчики могли и не одолеть немцев с наскока – их было слишком много. И все они были вооружены.
Старший лейтенант хорошо знал, что схватка в помещении и на улице – разные вещи. На вольной природе у атакующего есть маневр, а в комнате многое зависит от нелепых случайностей. Если не попал с первого раза, то увернуться уже не сумеешь, и если противник – опытный боец, то можешь заказывать свечку за упокой.
А судя по внешнему виду собутыльников, это были опытные, хорошо натасканные псы абвера. Их учили стрелять молниеносно. Похоже, эти трое (возможно, и лжепровизор Гюнтер) принадлежали к спецкоманде полковника Дитриха.
"Эх, было бы их хоть на одного человека меньше!" – с отчаянием подумал Маркелов и бросил быстрый взгляд на Степана. Кучмин понял его, выразительно провел большим пальцем под кадыком и, высоко подняв брови, развел руками: мол, что поделаешь, все равно нужно рисковать.
И все равно старший лейтенант медлил, словно чего-то дожидаясь. И, как это ни странно, дождался.
– Гюнтер, вино закончилось… – Один из агентов постучал по пустому кувшину.
– Клаус, отцепись, – отмахнулся провизор. – Сходи в подвал сам, если желаешь пить эту кислятину.
– Ну и схожу… – Клаус, слегка пошатываясь, направился к двери, за которой притаились разведчики. – И шнапс уже тю-тю…
Любитель возлияний даже не застонал. Степан убил его одним точным ударом ножа в сердце. А старший лейтенант молниеносно подхватил на лету оброненный Клаусом кувшин. Кучмин, зажимая рот немцу, чтобы он не захрипел, оттащил его к двери подвала и быстро возвратился к Маркелову.
– Всех?… – едва шевеля губами, не спросил, а прошелестел старший сержант.
– Провизор нужен живым… – так же тихо ответил Алексей. – Только без шума. Берем в ножи.
– Понял…
Рывком раздвинув портьеры, которыми была занавешена дверь, Маркелов и Кучмин ворвались в гостиную. Все было закончено в считанные секунды. При всей своей отменной выучке, агенты Дитриха все же растерялись. А может, причиной их некоторой медлительности было спиртное. Уж больно много они выпили.
Лишь провизор Гюнтер-Войкулеску не потерял голову и успел выхватить пистолет. Но Алексей достал его ногой в челюсть, а Степан обезоружил.
– Поднимайся! – Кучмин потянул Войкулеску за шиворот.
– Товарищи, вы… вы что?! – простонал провизор.
– Вон твои товарищи, – кивнул на неподвижные тела немецких агентов Кучмин. – Пойдем.
– Куда? Куда вы меня ведете?! – заупрямился провизор. – Вы с ума сошли! Я буду жаловаться… ноль второму!
– Да хоть в Лигу Наций жалуйся. Степа, заткни ему пасть, – приказал старший лейтенант.
Он быстро собирал оружие и провизию в скатерть. Связав ее концы, он закинул узел за плечи.
– Слушаюсь, командир… – Кучмин резко, с силой, ткнул кулаком провизору под ложечку, и пока тот зевал, пытаясь продохнуть, ловко запихнул ему в рот льняную салфетку, а затем связал руки. – Готово. Пшел, хмырь! – подтолкнул его к выходу. – И смотри, не трепыхайся и кляп языком не выталкивай. Иначе скальп сниму с тебя, гнида.
Пробирались к монастырю кривыми и грязными улочками предместья. Дождь по-прежнему лил не переставая.
– Кто это? – удивленно спросил Татарчук при виде провизора.
– Подарок, – ответил за старшего лейтенанта Кучмин. – Сволочь распоследняя.
Пока Степан рассказывал остальным о недавних событиях в городе, и кто такой их пленник, Маркелов прилег на охапку травы и задумался. Пробираться к линии фронта – последнее, что осталось в их положении. Алексей тяжело вздохнул: легко сказать – пробираться, полковник Дитрих уже знает, что они в городе, и конечно же сейчас времени не тратит попусту.
– Как Ласкин? – спросил он Татарчука.
– Полегчало, – ответил старшина. – Уже пытался встать на ноги. В госпиталь бы его… – Вздохнул. – Две-три недели – и можно к девчатам на посиделки.
– Мечтать не вредно, – хмуро обронил старший лейтенант.
– Что с этим делать? – спросил Татарчук и кивнул головой в сторону провизора, который, казалось, и не дышал.
– Известно, что. В расход! – зло ощерился Кучмин.
– Сначала нужно его допросить, – веско сказал Маркелов.
– Вставай, аптекарь хренов! – Степан тряхнул провизора за плечо.
Тот лежал на боку, не подавая признаков жизни. Кучмин встал на одно колено, поднес фонарик к лицу Гюнтера-Войкулеску, и все увидели сведенный судорогой рот, пену на губах и широко открытые мертвые глаза.
– Амба… – Кучмин возвратился к Маркелову. – Сдох.
– Что с ним стряслось? – спросил старший лейтенант.
– Не знаю. Может, с испугу. Сердце не выдержало…
– Как же, с испугу… – Татарчук забрал у Степана фонарик, нашел щепку и разжал провизору зубы. – Так я и знал… Знакомая картина. У нас на границе такие идейные жмурики не раз попадались. Особенно часто на этот трюк ловились первогодки. Поймают шпиона, довольны, как слоны, – как же, отпуск светит – а он сразу цианистый калий жрать начинает. Лучше смерть, чем плен. Хай жывэ и пасеться вэлыкый фюрер! И кому нужен труп, если он немее рыбы? Смотрите сюда…
Иван выковырял изо рта провизора крохотные осколки ампулы. А затем нашли и ее саму, зашитую в воротник рубахи.
– Жаль, – меланхолично сказал Степан, полируя лезвие ножа.
– Чего тебе жаль? – поинтересовался Татарчук.
– Ушел он от меня, гад…
– Не будь таким кровожадным. На твой век хватит немчуры. До Берлина еще шагать и шагать.
– Кто знает, кто знает…
Все собрались в дальнем углу монастырской трапезной, возле крохотной коптилки. После недолго совещания все единогласно решили: нужно уходить немедленно.
Георге, который скромно пристроился неподалеку, с тревогой прислушивался к непонятной для него речи разведчиков – их затруднения ему уже были известны. Вдруг он вскочил, подбежал к Маркелову, и горячо заговорил, размахивая руками;
– Я знаю, где можно найти рацию! Мой двоюродный брат Михай служит в военной комендатуре города. Он радист. Честное слово! Вы мне не верите?
– Верим… – буркнул Алексей, занятый тревожными мыслями. – Ну и что?
– Шо вин там балакае? – вмешался Пригода. – И чого Бог нэ дав людям одну мову?
– Как это, что? – горячился Виеру. – Михай может передать вашим все, что нужно. Я за него ручаюсь.
– Кто ему поверит, – грустно сказал Кучмин.
– Почему не поверят? – не унимался Георге. – Скажете Михаю свой пароль – поверят.
– Наивный ты, паря… – Степан невесело ухмыльнулся. – У каждого радиста есть свой "почерк". Если на ключ сядет твой Михай, то наше командование решит, что это деза. И что на рации работает радист немецкой контрразведки. Понял?
– Понял… – Виеру с огорчением потупился.
– То-то…
– Постой, постой, парень… – Маркелова словно пробило током. – Ну-ка, расскажи о своем брате поподробней.
Старший вдруг лейтенант почувствовал, как ему в голову ударила горячая волна. Мысль была невероятной, но чем черт не шутит. А что если?…
Глава 13
"Я – Днепр-5"
– Кто там? – дрожащий от страха голос тетушки Адины почему-то рассмешил Георге, и он прыснул в кулак.
– Тетушка, это я, Георге! – сжав ладони рупором, прогудел Виеру в щель между ставнями.
В доме замолчали. Георге, приложив ухо к мокрому ставню, услышал негромкую перепалку.
"Тетушка Адина и Элеонора…", – смекнул он и живо представил двоюродную сестру, двенадцатилетнюю гимназистку, которая во время проводов в армию умудрилась на вокзале запихнуть втихомолку в его вещмешок несколько эклеров. Спустя сутки, уже на сборном пункте, Георге Виеру стал посмешищем для новобранцев, потому что крем от раздавленных пирожных испачкал в вещмешке все, что только можно.
Вспомнив, какие наказания он придумывал тогда малявке за ее глупый поступок, Георге ностальгически вздохнул: временами ему казалось, что это было не с ним и в другой жизни…
– Георге, это правда ты? – раздался голос Элеоноры, звонкий, немного дрожащий от волнения, и какой-то незнакомый.
– Да открывайте же, конечно, это я, милая Элеонора…
Тетушка при виде Георге, который в своей изгвазданной и местами порванной военной форме живо напомнил ей безногого нищего, бывшего солдата, просящего подаяние на паперти местной церкви, всплеснула руками и, уткнувшись лицом в плечо племянника, запричитала вполголоса.
– Ой, Георге! Как мы по тебе соскучились! – словно белка скакала от радости вокруг них Элеонора, путаясь в длинной ночной рубахе.
За четыре года она здорово выросла и превратилась в настоящую красавицу. При случайной встрече в городе, среди толпы, Георге вряд ли узнал бы ее.
– Ну, будет вам, будет, – грубовато сказал Георге, у которого почему-то запершило в горле и защипало в глазах – до слез. – Я тоже сильно соскучился. Но прежде всего хочу спросить: как мне повидаться с Михаем?
В ожидании Виеру разведчики промокли до нитки. Татарчук шепотом ругался, вспоминая всех святых, а Кучмин стоически подставлял свои широкие плечи под косые хлесткие струи и только изредка с укоризной посматривал вверх, словно надеялся, что его неодобрительное отношение к буйству стихии заставит ее утихомириться.
Наконец появился и Георге с большим пакетом в руках.
– Ну, тебя, парень, ждать… – начал Татарчук ворчать на Виеру.
Но тот сунул ему в руку что-то теплое, мягкое, с удивительно знакомым и невероятно вкусным запахом, и старшина сбился с мысли.
– Что это? – удивленно спросил Татарчук.
– Пивошки… – ответил Георге, усиленно орудуя челюстями.
– Пирожки?! – обрадовался старшина. – Обожаю пирожки…
И он тут же последовал примеру Кучмина, который без лишних слов приступил к дегустации гостинца тетушки Адины.
– А как насчет Михая? – спросил Татарчук, справившись с первым пирожком.
– Все нормально. Нам повезло. Сегодня Михай не на дежурстве.
– И где он? Если в казарме, то штурмом ее брать не будем.
– Нет, не в казарме…
Татарчуку показалось, что Виеру смутился. С чего бы?
– А точнее ты не можешь сказать? – Старшина потянулся за вторым пирожком.
– Он тут неподалеку… – довольно неопределенно ответил Георге, не глядя на разведчиков.
– Так идем туда. Чего мы здесь топчемся?
– Конечно, я не совсем уверен… – замялся Виеру. – Это мне Элеонора по секрету подсказала…
– Время, время! – постучал по циферблату часов Татарчук. – Нужно спешить, пока идет дождь. Сейчас не только патрулей на улицах не встретишь, но даже собаки попрятались. Для нас это просто здорово. Веди.
– Ладно, – обреченно вздохнул Георге. – Идемте…
Двухэтажный дом из красного кирпича, явно построенный в прошлом столетии, гудел, словно пчелиный улей. Улица, на которой он стоял, не освещалась, узкие высокие окна были зашторены, и только у входа за фигурной решеткой еле теплился огонек красного фонаря.
Но, похоже, темная мрачная улица и затяжной дождь, который не прекращался ни на минуту, совсем не смущали румынских солдат. Они с такой частотой входили в дом и выходили оттуда, словно там находился какой-нибудь модный магазин, устроивший вечер распродаж.
Увидев красный фонарь, Татарчук лишь крякнул. И решительно толкнул тяжелую входную дверь.
Внутри было уютно и сухо; пахло спиртным, дешевым одеколоном, крепкими сигаретами и немытым человеческим телом. Сморщенный, угодливый господин неопределенных лет, завидев немецких солдат, сильно удивился (заведение посещали только румыны; бордели для немцев находились в самом центре города), но тут же с завидной прытью выскочил из-за конторки и поспешил навстречу гостям.
– Какая радость! Какая радость! – расшаркивался он перед Татарчуком, как старшим по званию (Иван натянул на себя обмундирование фельдфебеля). – Это большая честь для нас – принимать у себя доблестных воинов вермахта. Вы не пожалеете, что посетили нас. У Эминеску… – он ткнул себе в грудь узловатым пальцем. – У Эминеску – лучшие девушки! Поверьте мне.
– Заткнись! – рявкнул на него Татарчук. – Проверка документов.
– А может… э-э… господин фельдфебель хочет немного согреться. На улице такая скверная погода… У меня есть отменный шнапс.
– Меньше болтай, – отрезал Татарчук. – Нам недосуг. Веди, показывай своих цыпочек.
Он сделал вид, что не заметил ловкий финт господина Эминеску. Содержатель солдатского борделя вполне профессиональным движением из арсенала опытного карманного вора сунул в карман его кителя несколько рейхсмарок…
Михай немного пришел в себя только на улице, под дождем. "Немецкие патрульные" достаточно бесцеремонно вытащили его из постели, где он в блаженном состоянии отдыхал в объятиях порядком потрепанной девицы, и едва не силком одели.
– А деньги! – закричала вслед им проститутка. – Кто мне заплатит за четыре часа?!