- Понятно, - коротко ответил Виктор, и замолчал.
Замолчал и Николай. Он грустно улыбнулся, вспомнив свою беседу с тем сотрудником особого отдела.
Тогда Николай лежал на кровати в казарме комендантского взвода, в ожидании решения своей судьбы. Их тогда всех троих на вертушке доставили в Ташкент. Он уже был у следователей военной прокуратуры, которым по нескольку раз давал одни и те же показания. На него и кричали, и угрожали…. Спасибо сержанту Федьке Болдыреву, единственному оставшемуся в живых свидетелю, который, к счастью слышал, сначала, разговор, а потом видел и его потасовку с командиром взвода.
Николай все чаще стал задумываться о том, как устроен мир: Человек рождается, растет, к чему стремится. Наживает друзей, а больше врагов. Кто-то для кажущейся выгоды ловчит, кто-то кого-то предает…. И вдруг, все исчезает…. И не понятно, для чего, все-таки живет человек. Разве для того, чтобы творить зло, убивать себе подобных, причинять им боль обиды? И он не соглашался с этим.
Его поднял с кровати дневальный.
- Старший прапорщик Семченко есть?
- Есть, - отозвался Николай, садясь. - А в чем дело?
- К майору Хромову! - сказал солдат и повернулся к выходу.
- Эй! Подожди! - торопливо остановил его Николай, спрыгнув на пол. - Где мне искать его?
- Где, где…. В штабе, естественно.
- А кто он? Я тут недавно… - извиняющимся тоном спросил Николай.
- Сотрудник Особого отдела. - Ответил солдат с усмешкой. - Как войдете, прямо по коридору последняя дверь с левой стороны.
Николай торопливо натянул сапоги, надел бушлат, шапку, также торопливо вынырнул из палатки и зашагал в сторону комендатуры. Перед входом остановился, чтобы вытереть с лица выступивший пот.
Узнав к кому, он идет, часовой попросил подождать, и связался с кем-то по телефону. Затем, критически окинув взглядом не первой свежести форму Николая, разрешил пройти.
Найдя нужную дверь, Николай постучал.
- Входите, Николай Степанович, - отозвался голос из-за двери.
Николай, удивленный обращением к нему по имени отчеству, чего не было в военной прокуратуре, на мгновение замешкался, и только потом вошел в кабинет.
- Товарищ майор, старший прапорщик Семченко по вашему приказанию прибыл, отрапортовал Николай сидевшему за столом майору лет сорока, с живым и приветливым лицом.
- Здравствуйте, здравствуйте, Николай Степанович, - дружелюбно ответил тот.
- Пожалуйста, присаживайтесь. К сожалению, я не мог с вами раньше познакомиться, только вчера вернулся из командировки.
- Как вы устроились? - заботливо поинтересовался особист.
- Нормально, - машинально ответил Николай, не понимая, к чему такое предисловие.
- Раньше не приходилось иметь дела с Особым отделом?
- Да нет, - Николай пожал плечами.
- Так, так… - удовлетворенно кивнул особист, и незаметно перешел к разговору о его родителях, других родственниках, службе в армии, а потом и к трагедии последнего боя.
- Николай, удивляясь, что его никто не прерывает, не кричит и не угрожает, как это было в военной прокуратуре, теперь уже спокойно, все рассказал, и о споре со своим командиром, которому безуспешно пытался доказать, что нужно сначала в кишлак направить разведку. О трагедии, которая постигла взвод, который попал под кинжальный огонь засады моджахедов. О том, как набил морду старлею, из-за упрямства и самоуверенности которого погиб взвод…
Майор также дружелюбно попросил Николая, все что рассказал, изложить письменно, в форме объяснительной. Потом, пристально посмотрев в его глаза, задумчиво произнес:
- Удивляюсь тебе, прапорщик, как ты, мастер спорта по восточным единоборствам, обошелся с этим подонком, ну, как бы это сказать….деликатно, что ли. Ну ладно, я все доложу своему начальнику, а он уже командующему. Но не надейся, что все с тобой может гладко пройти. У твоего старлея, оказывается родной дядя большой начальник в Генштабе…
Очнулся от толчка в бок Виктора.
- Слышишь? - кивнул тот в сторону идущей километрах в трех от лагеря автотрассы. Оттуда доносился гул моторов.
- Колонна идет, - прокомментировал он, протягивая бинокль Николаю. - Бэтээры и грузовики…
- Личная гвардия самого Раббани, - уточнил Николай. Давай готовься к встрече. Я на КПП к Моммаду. Колонна идет прямо на него. Завьялов! - крикнул он, оборачиваясь, - иди сюда.
- Вот что, Ваня. Спустишься с Колей на склад, - кивнул он на стоящего рядом Федорова. Он проведет тебя к телефону. Будешь сидеть за столом, и ждать моего звонка. Понял?
- Понял, - кивнул тот и покосился на Федорова, который закидывал за спину автомат.
- А мне автомат брать? - спросил он Николая.
- А ты, как думал, - ответил за Николая Виктор. - Забыл, что снова на войне?
Сумерки мягко переходили, в светлую ночь. Неизвестно откуда выплывшая луна ярким диском повисла над лагерем. Разбросанные вокруг нее огромные звезды нависали над землей так низко, что казалось, подними руку, и ты дотронешься до них.
Николая раньше, когда он только прибыл в Афганистан, сначала удивляла такая близость небесных светил, но потом привык. И теперь, когда, пригнувшись, бежал в сторону КПП, он радовался этим светилам, которые помогали им, предупреждая от внезапного нападения духов.
А я рискнул тебе позвонить на склад, - напряженной улыбкой встретил его Моммад. - Ответили, что ты уже побежал ко мне.
- Да, как увидели колонну, так сразу рванул к тебе. Мы с Виктором так и предполагали, что они пойдут на тебя. - Он поднял бинокль и посмотрел на дорогу, откуда доносился гул. Если колонна была видна хорошо с крыши склада, то отсюда ее не было пока видно, хотя благодаря небесным светилам дорога и окружающая местность бала, как на ладони. Виден был только колючий кустарник, тянущийся вдоль дороги.
- Я давно хотел тебя спросить, что это за колючки растут вдоль дороги? Я еще по Афгану их помню, но вот названия так и не узнал, - спросил он, не отрывая от глаз бинокля.
- Арча, они называются. Хороший, кстати, кустарник. Если положишь туда мясо, не протухнет. У нас, в Афганистане, пастухи так и делают. И мясо сохраняется, не нужен холодильник, и шакал не залезет - колючки очень острые…
- Вот я это и хотел услышать. Значит, духи через них не пролезут?
- Почему не пролезут? Могут и пролезти, только сначала нужно его напалмом спалить. А пока он защищает нас.
- А вот и наша колонна, - усмехнулся Николай, протягивая бинокль Моммаду. - Из-за бугра выплыла…
- Коля, смотри, бэтээр остановился.
- Вижу, - Николай и без бинокля видел, как метрах в двухстах, передний бэтээр остановился. Из верхнего люка вылез моджахед и спрыгнул на землю. Он поднял над головой белую тряпку и, размахивая ею, медленно зашагал в сторону КПП.
- Парламентер, - выдохнул Николай, поднимаясь на ноги, - и передовая автомат Моммаду, сказал: "Нужно идти. В случае чего, прикрой. - И бросив взгляд на кустарник, с сожалением произнес, - если бы не колючки, какая бы засада была…".
- Обижаешь, Коля, - именно там и главная наша засада. Колонна стоит как раз напротив ее.
- Ну, Моммад, - восхищенно покачал головой Николай, ну хитрец, А говорил колючки, шакал не пролезет.
- Духи думают, как и ты, поэтому и не боятся засады, - засмеялся в ответ Моммад, и мысленно добавил вслед выходящему на дорогу другу, - да поможет тебе аллах….
Николай остановился метрах в пяти от парламентера. Перед ним стоял в типичной полувоенной одежде моджахеда, молодой, примерно его возраста и довольно крепкого телосложения, человек. Симпатичное заросшее курчавой русой бородой лицо, под ярким лунным светом, было блеклым и напоминало лицо покойника.
- Мне нужен Абдурахмон, - произнес парламентер.
Говорил он на дари безукоризненно, но все же в этих трех произнесенных им словах, Николай уловил легкий акцент.
- Интересно, кто он? Нуристанец? Нет. У нуристанца не может быть акцента. Американский советник? Вряд ли…. Духи не посмеют рисковать жизнями своих покровителей. Тогда значит наш…. Сукин сын, - подумал Николай, а вслух произнес:
- В лагере два Абдурахмона, какой нужен.
- Шурави….
- Понятно. Абдурахмон, он же шурави, это я. А ты, по всей вероятности, представляешь личную гвардию самого Раббани? Я не ошибся?
- Нет, не ошибся…. Да, я полевой командир из полка святого Халеда ибн Валида, и уполномочен вести переговоры с тобой самим Раббани.
- Мы свои требования изложили Рахматулло, и я уверен, он их давно передал Раббани. Мы ждем их выполнения, - сухо изложил свою позицию Николай.
- Вот, что, Абдурахмон, - также сухо ответил парламентер. - Мне приказано передать то, что приказал передать Раббани. И ни слова больше, и ни слова меньше. Раббани требует немедленно сложить оружие и, подняв руки, выйти всем на плац. Он обещает сохранить ваши жизни. Моджахеды, которые надругались над вашим товарищем, будут наказаны по законам шариата. В случае отказа выполнить эти требования, вы все будете уничтожены. А кто уцелеет, тот горько об этом будет жалеть…
- Мы от своих требований не отступим. И пугать нас не нужно. Мы воевать умеем. И не забывайте, склад под завязку набит боеприпасами, в том числе зенитными комплексами, минами, гранатами. Я не говорю уже о ящиках с пластидом. Пусть Раббани подумает, что останется от его личной гвардии, когда все это взлетит на воздух. А за нас беспокоиться не надо. Терять нам нечего. Ваш Раббани уже давно решил избавиться от шурави. Так что пусть не врет, что обещает сохранить нам жизни. - Довольно жестким и резким тоном, подвел черту переговорам Николай.
- Понятно, - коротко ответил моджахед, и круто повернувшись быстрым шагом, зашагал к бэтээру.
- Кем ты был в советской армии!? - крикнул ему вдогонку по-русски Николай.
- Какое это имеет значение для покойника - также по-русски не оборачиваясь, ответил тот, убыстряя шаг.
- Подлюка, - в сердцах выругался Николай, и почти бегом, устремился к КПП, где его ждал Моммад.
Он коротко пересказал другу о переговорах, и попросил быть готовым к бою.
Откуда ему было знать, что этот парламентер, служивший когда-то сержантом в одной из советских частей под Чарикаром, и носивший фамилию Махонин. Он был одним из тех, кто добровольно перешел на сторону моджахедов, принял ислам и, взяв снова в руки оружие, активно участвовал в боевых действиях теперь уже против вчерашних своих товарищей.
Их жестокость по отношению к своим соотечественникам, поражала порой даже откровенных садистов из числа моджахедов. Многие из них благодаря этому, становились полевыми командирами, обзаводились даже семьями…
- Мы готовы, Николай, - ответил Моммад, внимательно наблюдая, как бэтээр, пятился назад, а ствол его скорострельной пушки поворачивался в их сторону.
- Бегом в укрытие! - только успел крикнуть он, как загрохотали выстрелы, и разрывы 23 миллиметровых снарядов пробежали перед самыми воротами, и ударили в здание.
Почти одновременно с разрывами снарядов, яркая вспышка осветила придорожный кустарник, и хвостастая комета, словно молния, с грохотом впилась в борт бэтээра. По выскочившему из горящей машины экипажу и пассажирам, ударили автоматы и пулеметы сорбозов. Взметнувшееся над бэтээром пламя осветило окружающую местность, и не успевших убежать моджахедов. Николай насчитал три неподвижных тела. Парламентера среди них не было.
- Теперь уж точно, отступать некуда, - словно про себя пробормотал он и, повернувшись к Моммаду, сказал. - Я к своим ребятам, дружище. Давай сорбоза. Пусть возьмет на складе побольше выстрелов к гранатометам. Сейчас будет очень жарко…. Будет не вмоготу, сразу давайте к нам. И держи связь.
Только поднялся на крышу, стрелы трассирующих пронеслись над головой звонко, будто хлысты деревенских пастухов щелкнули над самым ухом.
- Что-то не лезут духи, и стреляют так, похоже для острастки, - глядя на редкие, лениво взлетающие над территорией лагеря осветительные ракеты и пулеметные трассы, - словно про себя проговорил Виктор, уступая Николаю место рядом с собой.
- Решают, что с нами делать. Соображают, применять или нет, тяжелую артиллерию, и авиацию. Как-никак, жалко терять то, что стоит большие деньги. Одни стингеры, что стоят, - ответил, поднимая бинокль к глазам, Николай.
- Тихо. И никакого движения. Наверное, решили ждать до утра, - он покосился на заснувшего Федорова, и дремлющего Тарутина.
- Может и так, - ответил Виктор и, отломив кусочек галеты, протянул Виктору.
Тот молча взял и засунул его в рот.
- Я вот что думаю, - сказал он, глотая пахнувшую пригоревшим хлебом кашицу. - Ты когда - нибудь загадывал, когда звезда падала с неба.
- Загадывал, - утвердительно ответил Виктор, устремив свой единственный глаз в небо. Правда, сейчас что-то не видно, чтобы они падали…. Разве что ракеты? Да и те летают в стороне.
- Это точно, - усмехнулся Николай, провожая взглядом очередную взлетевшую в небо ракету. - Остается только на них и загадывать.
- А о чем? - Виктор настороженно покосился на Николая.
- Поймав его взгляд, - Николай тихо рассмеялся. - Думаешь, крыша поехала. Нет, не поехала…. Это я просто так, чтобы не заснуть. - И вдруг оживился:
- О чем, говоришь? Да ни о чем. И так все ясно. Просто очень хотелось бы, чтобы о нас узнали на родине. Чтобы когда-нибудь вспомнили добрым словом. Были, мол, такие и сякие, и пали смертью храбрых. Чтобы не считали безвести пропавшими…. А? Как думаешь? - и снова, посмотрев на друга, теперь уже громко рассмеялся. - Точно. Решил, что Николай тронулся.
Неожиданно, где-то, совсем рядом, в районе плаца отчетливо щелкнула ракетница. Шурша, ракета понеслась вверх и с легким хлопком раскрылась в огромный яркий световой зонт, осветивший всю близлежащую местность. Все замерли, ожидая обстрела. Но вот, ракета сгорела. На несколько мгновений вокруг стало черно. Потом глаза привыкли, и Николай снова увидел перед собой напряженные лица товарищей сжимающих в руках оружие.
- Николай! - донеся из открытого люка в углу крыши голос Завьялова. - Моммад зовет тебя к телефону.
- Передай, сейчас буду! - ответил Николай. - И положив руку на плечо Виктора, тихо сказал: "Не дайте духам взять нас врасплох. Я быстро…".
Николай сразу почувствовал, что Моммад очень взволнован.
- Коля, - прерывающимся голосом сказал он, - у меня четверо убиты, и один ранен. Я вынужден был обратиться к тем, кого оставили в тюрьме. Все изъявили желание взять в руки оружие и защищаться. Нужно оружие! - закричала трубка так громко, что Николаю резко пришлось отдернуть ее от уха.
- Без проблем, дружище. Приходите и берите, сколько надо, и что надо…
Минут через пять, Моммад с сорбозами были на складе. Пока разбирали оружие и боеприпасы, он рассказал, что бойцы его погибли все от артобстрела.
- Отвыкли воевать, и потеряли чувство самосохранения, - печально улыбнулся он. А это, - он покосился на прибывших с ним сорбозов, - пополнение. Я говорил с каждым. Предупредил, если кто струсит, будет расстрелян без предупреждения. Все согласились…".
Наблюдая за очередной взлетающей ракетой, Виктор, незаметно для себя, забылся. Нечеловеческое напряжение, которое свалилось на него с товарищами, и установившаяся какая-то умиротворенная тишина, сделали свое дело. Он вдруг почувствовал, как какой-то сгусток темноты, свалил его в какую-то яму, и на жестком ее дне, задыхаясь от сырости могильного запаха, с замороженным от ужаса сердцем, услышал, как заскрежетали лопаты, и летящая сверху земля стала сыпаться ему в лицо, глаза, сковывать своей тяжестью грудь. И он, собрав последние силы, очнулся. Вокруг была ночь, тишина, нависали яркие звезды, изредка взлетали осветительные ракеты. Окончательно придя в себя увидел бодрствующего за пулеметом Кольку Федорова. Хотел посмотреть в сторону Николая, но вспомнил, что тот спустился на склад по просьбе Ваньки Завьялова.
С востока жидковато разбавленной словно кровью, наплывал рассвет. Кому-то он был нежеланным, а кому-то, желанным. Но солнце и луна жили по своим, не зависящим от людей законам. Им не было дела до того, что где-то идет война и льется кровь. Они служили не маленькой кучке людей, ведущих между собой бессмысленную войну, а всему человечеству…
Этот же нежеланный рассвет, надолго ввергнет в состояние растерянности, ярости, боязни ответа перед мировой общественностью, президента Пакистана, Зия-уль-Хака.
В 6.00 ему сообщили о восстании советских и афганских военнопленных в учебном центре моджахедов Бадабера, который расположен в пяти километрах от одноименной военной базы и одиннадцати километрах от Пешавара…
Раббани, его американские и пакистанские покровители заседали всю ночь. Придя к единому выводу, что своими силами моджахеды с восставшими не справятся, было принято решение обратиться за помощью к министру обороны Пакистана. Для усиления опасности, численность восставших была увеличена почти до полусотни человек, и была высказана обеспокоенность по поводу безопасности дислоцированной в пяти километрах военной базы, с аэродрома которой, еще в 1961 году взлетал самолет У - 2, пилотируемый американским шпионом Пауэрсом. О том, что захваченный восставшими арсенал полон оружия и боеприпасов, в том числе и дорогостоящих ракет стингер, президента умышленно не информировали.
Таким образом, добросовестно введенный в заблуждение своими подчиненными, напуганный возможностью международного скандала, Зия - уль - Хак дал распоряжение немедленно, любыми мерами, локализовать восстание. Администрация президента наложила строгий запрет на все попытки осветить этот инцидент всеми средствами массовой информации.
И так, приказ был получен. Территория учебного центра немедленно была блокирована моджахедами полка Халеда ибн Валида, танковыми и артиллерийскими подразделениями 11 армейского корпуса вооруженных сил Пакистана. В распоряжение указанных войсковых соединений были выделены две установки "Град" и звено армейских вертолетов "Белл".
Над учебным центром повисла зловещая тишина, которая неожиданно была нарушена гулом моторов.
Со стороны лагеря беженцев показались два танка. Резко притормозив перед недостроенной стеной, они, окутавшись, налетевшей ими же поднятой плотной тучей пыли, на какое-то мгновение исчезли из поля зрения восставших. И это, уже нагретое, утренним солнцем облако, медленно двинулось прямо на здание арсенала. Набив его защитникам глотки, ноздри и уши горячей пылью, оно поредело и вскоре рассеялось. Фырча приглушенными моторами, танки стояли, готовые сорваться с места в любую секунду.
Восставшие, приготовив гранатометы и все стрелковое оружие к бою, замерли в ожидании атаки. Крики атакующих они услышали еще до того, как земля содрогнулась от первых взрывов ракет и снарядов. Моджахеды шли в наступление, зная, что лагерь пуст, что восставшие засели в арсенале, держат оборону на КПП, административном здании, и уже предвкушали радость расправы над ними.
Николай посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно 8.00.
Моджахеды наступали со стороны лагеря беженцев и со стороны плаца. Первый строй атакующих смешался. Тяжелые пулеметы били в упор, и почти каждая выпущенная пуля, достигала своей цели. Понадобилось минут пять, чтобы моджахеды поняли, что нужно менять тактику, иначе четыре пулемета восставших, выкосят их как траву. Они начали в спешке обходить арсенал со стороны мастерских, учебных классов, пытались прорваться к административному зданию и КПП, с тыла.