Я плохо помню, как мы в темноте шагали к поселку. Мне казалось, мы почти бежим, перепрыгивая через глыбы прибрежного льда. Иногда мы падали, и я помню, что сильно смеялся. Почему-то меня смешил сопящий, выбирающийся из снега отец. Потом я опять увидел свой подъезд, и мне он показался каким-то колодцем. Домой я буквально ввалился. Мать была уже, что называется, "на взводе". На часах было почти одиннадцать… Я со страхом ждал, что сейчас на меня обрушится кара в виде хорошей порки офицерским ремнем, но вместо этого мать испуганно стала пробовать губами мой лоб. Ее губы мне показались просто ледяными…
Через десять минут я лежал в постели. Термометр под мышкой зашкалил за сорок.
… Я плохо помню следующие дни. Меня куда-то перевозили. Помню больничную койку. Тусклый, свет палатного ночника. Приступы жара, судороги, озноб. Врачи суетились. Двухстороннее воспаление легких - это да же по северным меркам серьёзно. Очень часто повторялся один и тот же бред: я лечу над замерзшим закатным морем. Вместо рук у меня крылья совы, которые вдруг начинают вырываться из плеч, и я воплю от ужаса потому, что мне нечем их удержать в суставах. Это чувство полета и ужаса сопровождало меня все пять недель больничного пребывания. Когда я вышел из больницы, в воздухе уже пахло весной.
Я не знаю, почему не рассказал матери о встрече с отцом. Наверное, я боялся наказания за "поиск приключений на свою задницу", как она обычно говорила.
Якутов к тому моменту след простыл. Они откочевали в южную тундру, в те места, где из под талого снега показались ягелевые "ковры".
С тех пор я отца не видел. Он только снился мне часто. И ещё осталось вот это… - Мганга расстегнул бушлат и распахнул его. С каждой стороны груди было подшито по длинному "конверту" из расшитой бисером замши. Верх каждого был зашнурован кожаным ремешком. Мганга аккуратно распустил ремень левого и осторожно достал из него что-то плоское бесформенное. При свете костра я разглядел, что это было крыло какой-то птицы.
- Ношу их с собой как амулет…
Я осторожно тронул крыло. Обычное крыло. Грязные порядком обтрёпанные перья…
На следующий день мы чистили частный сектор. Дома в этом квартале были старыми. Одноэтажные кирпичные постройки шестидесятых годов. С сараями и огородиками. В общем - деревня, деревней. Несколько небольших улиц и переулков.
Жителей здесь почти не было. Квартал три недели был "нейтралкой", которую без жалости обстреливали обе стороны, и потому, население почло за благо, бросить всё и укрыться до лучших времён подальше отсюда.
Два раза только встретили стариков. В одном доме жили чеченцы. Старуха, одетая во всё чёрное и прикованный к кровати тощий давно небритый старик, который, казалось, доживает последние часы.
Старуха чёрной тенью сидела в ногах старика и на, вошедших солдат, не обратила никакого внимания, что-то, негромко бормоча не то себе самой, не то тяжело дышавшему в забытьи старику.
- Эй, может помощь какая нужна? - окликнул старуху Зеленцов.
Но та лишь безразлично скользнула по нему взглядом и не ответила.
- Вот же, блин, народ! - Буркнул раздосадовано взводный, и вышел на улицу.
В другом дворе нас встретили двое пожилых русских. Невысокий, плотно сбитый мужчина лет шестидесяти и сухая как палка, рябая от веснушек женщина с жидкой причёской давно не прокрашенных и потому наполовину седых волос.
- Освободители вы наши! - Увидев, входящих во двор солдат, вдруг сорвалась на пафосный пионерский фальцет женщина. - Слава богу - свои пришли! Теперь уж мир наступит. Будь проклят Дудаев!..
Она так же неожиданно умолкла и лицо её устало закаменело. В глазах проступила безнадёжная тоска, бессильного перед чужой злой силой, маленького человека. Так прошло несколько секунд, и тут она, словно испугавшись своего молчания, вдруг схватила за руку подошедшего к ней Окинаву, и вновь сорвалась на радостный фальцет:
- Слава богу! Наши пришли! Освободители!.. - Женщина из всех сил старалась изобразить радость, но от этих её криков стало совсем тошно.
На "освободителей" мы никак не тянули…
Муж её всё это время хмуро и молча стоял рядом.
Когда подошёл Зеленцов, он так же молча протянул ему красные книжечки паспортов. Взводный быстро просмотрел их и вернул мужику.
- Оружие, боеприпасы в доме есть? - спросил взводный по обязанности.
- Нету ничего. - Ответил мужик.
- …Освободители! Теперь мир будет! - опять завелась женщина.
- Хорошо. - По лицу взводного я понял, что ему от этих криков тоже не по себе. - Окинава, оставь им пару "сухпаёв" и пошли дальше.
В углу двора я заметил свежий могильный холмик. Над ним самодельный сколоченный из деревянных реек крест.
- Кто там?
Мужик скользнул глазами к кресту и тут же посмотрел на меня.
- Мать.
- Ваша, или её? - Я кивнул на женщину.
- Моя. - Коротко ответил он.
- Умерла? Убили?
- Убили… - безразлично выдохнул он.
- Чечены?
- Ваши! - В голосе мужика вдруг зазвенела затяённая злоба.
- Почему думаешь что наши? - я почувствовал, что сам закипаю. Мужик явно нарывался…
- Чечены самолётами город не бомбят. - Холодно процедил мужик.
Я развернулся и молча вышел со двора…
Два взвода ушли вперёд по улице, а наш взвод с ротным и его группой остановился в большом кирпичном доме в середине квартала. Здесь ротный приказал развернуть радиостанцию.
Всё было тихо. Взвода уже прочистили все основные улицы и теперь шерстили прилегающие к ним проулки.
Только в одном дворе нашли отрытый окоп и небольшой блиндаж под фундаментом дома. Но было не понятно - то ли боевики готовились здесь обороняться, то ли жители выкопали себе убежище.
- Ничего мы здесь не найдём! - ещё утром буркнул сердито взводный, вернувшись с постановки задач. - Дураки они что ли, здесь сидеть?
С двух сторон частный сектор теснили многоэтажки микрорайонов. С любой из "хрущёвок" весь квартал был как на ладони.
День клонился к вечеру.
Скоро должны были вернуться с зачистки взвода.
Ротный подошёл к старому серванту.
За непонятно как уцелевшим стеклом, у стенки серванта стояла блёклая фотография.
Улыбающийся плотный чеченец в белом южном костюме, шляпе сеточкой. Рядом с ним чеченка без возраста с напряжённым лицом в пёстром восточном платье. Перед ними двое мальчишек лет семи - десяти. В шортах и белых рубашках. В углу фото проявителем была выведена надпись "Сочи 78".
- И где они теперь? - сам себя спросил ротный задумчиво.
- Да, небось, в какой - ни будь банде воюют или уже в яме гниют. - Буркнул Зеленцов.
- Или в московском банке деньги отмывают… - сказал ротный.
И здесь, стоявший недалеко от окна, Мганга вдруг прыгнул к ротному, сбил его с ног, подмял под себя. Одновременно с этим где-то совсем рядом оглушительно грохнула очередь, и пули вдребезги расколотили стекло серванта, перед которым стоял Кальтербрунер.
Тот час за стенкой загрохотали автоматы первой группы. Оглушительно громыхнул выстрел гранатомёта.
Лёжа на полу, ротный как рыба хватал ртом воздух, наконец, он одним движением столкнул с себя Мгангу и сел. Ему хватило одного взгляда на размочаленную пулями деревянную стенку серванта, что бы всё понять.
- Ты цел!? - Выдохнул он Мганге, который ничком лежал на полу. Мганга медленно встал сначала на четвереньки, потом выпрямился.
- Да вроде…
- Благодарность тебе объявляю, Лукинов… - тихо сказал ротный. - За спасение командира. Спас ты меня, браток…
Ротный поднялся с пола. В окно было видно, как в соседний дом забегают бойцы второго взвода.
- Пошли, посмотрим, кто там такой меткий? - уже спокойно, жёстко бросил Кальтербрунер.
В полуразбитом доме напротив наших окон, в центре разорённой взрывом комнаты, изломанный до неузнаваемости, лежал труп боевика одетый в странную не то шубу, не то здоровую доху. Поражал его рост. В убитом было никак не меньше двух метров. Вместе с дохой он занимал почти всё свободное пространство комнаты. Здесь уже был взводный второго взвода. Судя по вывернутым карманам, убитого уже обыскали.
- Гена, документы при нём были какие-нибудь? - спросил Кальтербрунер "взводного два" прапорщика Солоненко.
- Никаких. Только это. - Солоненко протянул ротному не-то четки, не то бусы. Сделанные, из нанизанных на шёлковый шнур каких-то косточек, сучков, нитяных хвостиков и просверленных камней. - В руке держал.
- И что это за хрень?
- Да кто же его знает. - Отозвался прапор. - Этого… - Он зло пнул сапогом труп. - …Уже не спросишь.
- Твою дивизию! Как он сюда пролез?
Солоненко неопределённо пожал плечами:
- Прополз наверное.
- "Пропоз наверное!"… - Саркастично передразнил прапорщика ротный. - У тебя так и Басаев с Масхадовым под носом проползут - не заметишь! Ты за эту сторону улицы отвечал- с тебя и спрос!
- Да мы всё осмотрели, товарищ майор! - Затянул жалобно Солоненко - Я сам этот дом прошёл. Ума не приложу, где эта гнида пряталась…
- Ладно! - Обрезал стенания взводного Кальтербрунер - Оружие заберите. Лукинов, Самойлов - труп на улицу выволоките. Пусть чечены его сами закапывают. И пора на базу выдвигаться.
…Примериваясь как удобнее его тащить, я всё пытался понять, что меня в убитом чечене смущало. Что-то было не так…
И вдруг я сообразил. Он же чёрный!
Лицо и руки убитого были синюшно-чёрными, словно перед смертью его окунули в школьные чернила.
Но ещё больше меня поразило поведение Мганги, который всё это время стоял как вкопанный, не отводя взгляд от убитого. И даже команда ротного не вывела его из этого оцепенения. И лишь когда все ушли, и мы остались вдвоём, Мганга наконец шевельнулся. Он подошёл к телу и осторожно, словно, боялся чего-то, заглянул ему в лицо. Потом присел на корточки рядом с ним и что-то тихо забормотал, не то напевая, не то рассказывая.
- Эй, Мганга, ты чего? - растерялся я.
Мганга поднял голову. В глазах его я увидел растерянность и страх.
- …Ты чего, Мганга?
- Это посланец.
- Какой ещё посланец?
- Посланец богов войны. - Тихо сказал он. - Он приходил за ротным. А я ему помешал.
- И что теперь? - Я совсем растерялся.
- Это очень плохо… - Едва слышно пробормотал он.
В это время хлопнула входная дверь и в комнату заглянул Окинава.
- Чё возитесь? - Буркнул он. - Вас все ждут. Давай помогу!
Вдвоём с ним мы подхватили труп за ноги и поволокли к двери. И я сразу обратил внимание, что под телом не было крови. Не было её ни на одежде, ни на теле, словно в убитом крови не было вообще.
Мганга молча побрёл за нами.
Боевик оказался неожиданно тяжёлым. Словно волокли мы не тело, а набитый песком шестиведёрный мешок.
- Вот же тяжёл! - натужно выдохнул Окинава.
Наконец мы вытянули труп на улицу и, подтащив его под стену дома, отпустили.
- Надо прикрыть его чем-нибудь. - Деловито сказал Окинава.
- Я принесу. - Коротко ответил Мганга и направился к дому.
- Слышь, а чего он чёрный такой и крови совсем нет? - спросил я Окинаву, когда Мганга скрылся в доме.
- А чего ты хотел? Что бы он у тебя после эрпэгэшного выстрела был бледный как моль? Так не бывает. Термобарический эффект. Его давление убило. Все сосуды под кожей разорвало - вот он и чёрный. Один большой синяк. А крови нет потому, что внутри всё размозжено. Кисель…
- Ясно… - От объяснения Окинавы мне почему-то сразу стало легче. - А то Мганга заморочился на нём.
- Чё, опять духов увидел? - осклабился Окинава.
- Ну, типа того. Посланца…
- Какого ещё посланца?
- Да хрен его разберёшь. Кто-то за кем-то приходил…
- Во даёт, Мганга! Так и тронуться не долго…
Труп накрыли принесённым из дома старым одеялом и поспешили на улицу, где уже был слышен голос ротного.
- Зеленцов, выдвигайся с людьми к технике и передай Солоненко, что бы тот дрова не забыл забрать и мой "бэтр" сюда отправь.
Мы вышли на улочку. У двора напротив, на скамеечке сидел ротный. Рядом, вдоль забора на корточках сидела его группа. К ним мы и направились. И тут я краем глаза уловил движение в кустах у забора слева от нас.
Огромный чёрный пёс, появившийся бог весть, откуда, коротко рыкнул, обнажив мощные желтоватые клыки и, без всякого видимого усилия, словно подброшенный невидимой пращёй, кинулся на стоящего ближе всех к нему Мгангу. Чёрное тело взвилось в воздух, через долю мгновения, клыки должны были захлопнуться на шее Мганги. И тут оглушительно грохнул выстрел. Удар пули был столь силён, что пса буквально перевернуло в воздухе и бросило на забор. Пуля попала псу в шею и, видимо, перебила позвоночник, потому, что упав на землю, он нелепо и страшно задёргал лапами, словно пытался вскочить. Но голова безвольным шаром моталась из стороны в сторону. И здесь он завыл.
Я никогда в жизни не слышал такого жуткого воя! В нём было столько тоски и бессильной ненависти, что кожа на спине и руках буквально "обморзилась". Каждый волосок встал дыбом. Пёс выл и бешено колотил лапами по воздуху, словно продолжал бежать. Сколько продолжалось это я не знаю. Может быть пару секунд, может дольше - мне казалось, что воет он целую вечность, пока, наконец, второй выстрел не оборвал его навсегда.
Стрелял ротный. Как он успел среагировать - ума не приложу. Мне казалось, что всё произошло мгновенно…
Ротный подошёл к нам. Молча поставил автомат на предохранитель.
- Твою дивизию! А эта тварь откуда здесь взялась? Что-то много неожиданностей для одного дня…
Бледный Мганга медленно опустился на обломок стены.
- Это Келет Бога Войны… - выдохнул Мганга и смуглое лицо его стало серым. Так, наверное, он бледнел - Келет приходил за мной.
- Какой ещё скелет? - Буркнул ротный. - Этого скелета кормили лучше чем Моргунова. В нём весу как во взрослом мужике! Интересно, что за порода? Морда как ротвеллера, а тело как у дога. Мутант…
Весь вечер Мганга молчал. На все вопросы он отвечал лишь междометиями. И, в конце концов, от него отстали. Нет настроения - и ладно. Пройдёт…
Уже перед сном он вдруг повернулся ко мне и, протянув руку, что-то опустил в мою ладонь.
- Это тебе, Гоша.
Я посмотрел на ладонь. На ней лежала маленькая, как самая младшая матрёшка, фигурка человека, вырезанная не то из кости, не то из моржового клыка.
- Что это?
- Это хранитель. Я передаю его тебе. Он будет тебя хранить и вернёт домой.
Я растерялся.
- Зачем он мне? Это же твой хранитель.
- Он мне теперь не поможет. А тебе поможет. - Глухо ответил Мганга.
- Почему тебе не поможет?
Мганга долго молчал. Потом, мотнув головой, словно смахнув оторопь, тихо сказал.
- Я скоро уйду.
- Куда ты уйдёшь? - удивился я.
- Я должен идти вместе с ротным. - Совсем тихо сказал Мганга.
- Да куда вы собрались? - я совсем смешался.
- Ты сам всё видел. - Мганга говорил медленно, словно, подыскивал слова. - Боги войны отправили своего посланца за ним. Я не дал ему выполнить приказ. И тогда они отправили за мной келет, что бы предупредить.
- О чём?
- О том, что я должен сопровождать ротного в дороге через ночь…
- Послушай, Мишка… - Я постарался вложить как можно больше убедительности в голос. - Всё это не так. Это был обычный чечен. Чёрный, потому, что его взрывной волной мочкануло, а собака просто от голода озверела. Её же месяца полтора никто не кормил. Вот и стала бросаться на всё живое. Не ерунди, Мишка! Мы ещё по твоей тундре проедемся на оленях. Батю твоего найдём. Строганины поедим.
Не надо искать смыл там, где его нет.
Мганга опять долго молчал. Потом, словно и не услышав мое объяснение, сказал:
- И если когда-нибудь ты окажешься в Тикси или вообще в тундре, то отпусти его. Просто найди большой камень, положи на него защитника, и скажи, что он свободен.
- Мишка, ты что, совсем меня не слушаешь? - я попытался добавить сердитости в голос. Но получилось скорее жалобно.
- Сделаешь, как я прошу?
Поняв, что спорить с Мишкой бессмысленно я молча кивнул.
- Храни его в этом. - Мганга протянул мне небольшой кожаный мешочек, на кожаном шнуре, который обычно висел у него на груди.
- Хорошо! - Я взял мешочек, осторожно опустил в него фигурку, и затянув тесёмки по краям осторожно надел его на шею. Мешочек скользнул на грудь, к нательному кресту. - Обещаю.
Мганга как-то облегчённо вздохнул.
- И ещё… - Он на мгновение замялся. - Его надо иногда кормить. Редко. Когда вспомнишь. Просто макнуть палец в еду и помазать ему губы. Иначе он рассердиться может. Вредничать будет. Ноги заплетать, толкать…
- Сделаю, как скажешь, не волнуйся. Сам недоем, а его голодным не оставлю. - происходящее неожиданно начало меня смешить.
Видимо почувствовав это, Мганга опустился на лежак и накрылся бушлатом.
- Всё, Гоша. Спим.
- Спим, Мганга…
На утро началась операция по штурмы оставшихся в руках боевиков кварталов.
….Мы накапливались для атаки в небольшом дворике за школой. В одном его углу, у глухой стены школы сидел наш взвод, ожидая конца артналёта и команды "Вперёд!". Метрах в пятидесяти у стены дома, за двумя "бэтрами", перед каменным забором, за которым была улица, через которую нам предстояло перескочить, расположился ротный со своей группой. Второй и третий взводы накапливались с другой стороны школы и ротный отдавал им какие-то приказания по рации, стоявшей перед ним на ящике из под патронов.
То и дело где-то над головой с шелестом ввинчивались в воздух снаряды. Били по ушам близкие разрывы. Земля под ногами уже привычно ходила ходуном. Откуда-то сверху сыпалась штукатурка. Артиллерия боеприпасов не жалела. Наконец всё утихло.
- Подъём! - Скомандовал Зеленцов. - Разбились по группам! Перебегаем по моей команде. Интервал между группами тридцать секунд. Одна группа перебегает. Две других у забора в готовности прикрыть огнём. Всем подготовить дымы. При обстреле с той стороны сразу ставьте дым, а группе оттягиваться назад..
Потом - перебегает вторая. Первая прикрывает её с той стороны, третья с этой. Всё ясно?
- Так точно! - нестройно отозвались мы.
- Пошли!
Моя группа, точнее отделение - третье по счёту. Я был самым крайним в, рассредоточившейся вдоль забора для стрельбы, нашей группе. Ближе всех к группе ротного.
Я ещё успел кинуть начатую пачку "Космоса" Селезню - Селезнёву, который окликнул меня негромким свистом, и просительно, "по сигаретному", поднёс пальцы к губам. Селезень сидел со своим пулемётом перед проломом в заборе метрах в пяти от меня, на ржавом ведре.
Сигареты упали в мокрый снег рядом с его правой ногой, и он торопливо наклонился за ними, что бы не дать им намокнуть. Поднял, сдул снег и нахально сунул в карман разгрузника. Я скорчил злобное лицо - отдавать всю пачку никак не входило в мои планы, - но Селезень сделал вид, что ничего не замечает…
- Пачку назад гони! - Прошипел я, но Селезень всё так же деловито пялился куда-то в пролом.