Медицина и солдат
В мае в полк прибыло пополнение. В июне новобранцы принимали присягу. В этот день стояла редкая для начала амурского лета жара. Дежурный по стоянке части лейтенант Ф. отобедал в солдатской столовой и, сидя в курилке, в тени приказарменных тополей, смотрел, как прямо перед ним на плацу один за другим юноши превращаются в солдат Советской Армии.
Наконец все закончилось - отзвучали хлопки сапог по плацу и петушиные голоса новобранцев. Из динамика медленно и хрипло грянул гимн Советского Союза. Строй замер по стойке "смирно", офицеры подняли руки к козырькам. Лейтенант Ф. задумался: должен ли он, будучи в курилке, принимать участие в торжественном моменте? Но на всякий случай встал, надел фуражку и поднес руку к козырьку.
Гимн играл невероятно долго. Лейтенант уже устал и переминался с ноги на ногу. А каково солдатикам там на жаре. Вон тому уже явно плохо - он поднес руку к глазам, покачнулся…
Лейтенант Ф. увидел, как солдатик поднес руку к лицу, потом покачнулся и переломился в поясе, чуть не клюнув носом плац. Стоящий сзади вовремя схватил его за ремень, предотвратив удар лбом об асфальт.
Двое вынесли бойца из сомкнувшегося строя, положили на травку возле курилки. Лейтенант Ф., вздохнув, подошел, наклонился к бледному с синими губами рядовому, расстегнул ремень, воротничок гимнастерки, пошлепал по щеке. Рядовой вздохнул и открыл глаза.
- А-а, товарищ лейтенант… - сказал он слабым голосом. - Вы знаете, снилось мне, что я в саду, бабочки летают, девушки далеко поют такими тоненькими голосами…
- Лежи, несчастный, - сочувственно сказал лейтенант, махая над лицом рядового своей фуражкой. - Отдышись, сейчас в санчасть тебя отведу.
- Спасибо, - сказал рядовой, блаженно улыбаясь, и вдруг, приподняв зад, насупил брови. - Что-то мокро мне…
Лейтенант потянул носом:
- Да, брат, кажется, ты обделался… Бывает. Как говорится - когда спишь, себя не контролируешь… - сказал он, стараясь не рассмеяться.
- Это все она! - вдруг злым трезвым голосом сказал рядовой, и щеки его покраснели. - Ну, гадина! Накормила!
И только что умиравший боец, к изумлению лейтенанта, вскочил на ноги и, подтянув липнущие к ногам галифе, походкой цапли понесся к санчасти. В его сапогах хлюпало. Лейтенант последовал за ним - солдатик явно оклемался, и сопровождать его не было нужды, но лейтенант не мог пропустить развязку.
Друг за другом они ворвались в темный коридор санчасти. Не останавливаясь, солдат помчался к кабинету с криком:
- Накормили, суки! Чем вы меня накормили?
Дверь кабинета открылась, и на крик выглянула капитан медицинской службы.
- Что с вами, товарищ боец? - пролепетала она, увидев надвигающегося на нее рядового с выпученными глазами.
- Чо, чо! - прокричал он. - Обосрался, вот чо! Какие таблетки вы мне дали? Я простыл, у меня с утра температура была, я пришел к вам перед присягой! Что вы мне дали?! Куда я попал, что это за армия, где травят солдат?!
- Успокойтесь! Я дала вам тетрациклин и слабительное, чтобы сбить температуру и освободить кишечник.
- А-а! - завыл рядовой, развернулся и выбежал на улицу.
Поморщившись, лейтенант поспешил на воздух. На крыльце он столкнулся со своим помощником, лейтенантом Л.
- Что случилось-то? Что за шум? - спросил помощник.
- Что, что! - сказал лейтенант и засмеялся. - Новый защитник Родины обделался, вот что…
Правильная аэродинамика
Однажды летом 1986 года борт № 22 был запланирован на ночные полеты. (Отвлекаясь от темы, должен заметить, что ночные полеты - чудесное зрелище, настоящая цветовая и звуковая феерия. Правда, если смотреть на них не с высоты прошедших лет, а из тех армейских буден, то участвовать в очередном чуде борттехнику Ф. не очень-то и хотелось. Но план есть план.) После утреннего построения борттехник Ф. поплелся готовить борт. Единственное, что грело душу, так это перспектива предполетного дневного отдыха. Борттехник даже ускорил шаг, прикидывая, что если поторопится, то успеет на штабной автобус, и доедет на нем до железнодорожного переезда. А оттуда до общежития рукой подать.
Борт № 22 стоял у самого края стоянки - дальше за колючей проволокой тянулся ряд законсервированных Ми-6 - их хозяева сейчас нарезали в афганском небе. Уже издалека борттехнику что-то не понравилось в профиле его машины. Подойдя ближе, он увидел, что носовой чехол накинут не на верхний люк кабины, как обычно, а натянут "по самые брови" - на двигатели. Борттехник вспомнил, что вчера вечером, торопясь на машину, поручил зачехлить вертолет механику Разбердыеву. Навредить при зачехловке невозможно в принципе, и, когда механик, спустившись почему-то не из верхнего люка, а снаружи, по ферме, доложил, что дело сделано, борттехник только кивнул. Тем более что в кабине стало темно, а это доказывало присутствие чехла на носовом остеклении.
Сейчас же, вздохнув ("мудак Разбердыев"), борттехник полез по борту наверх. Расчехлить из кабины не представлялось возможным - открыв верхний люк, вы бы оказались под сенью чехла, закрепленного где-то на двигателях. "Интересно, как он его там закрепил?" - карабкаясь, думал борттехник.
Оказалось, Разбердыев поступил гениально просто. Он затянул верхний край чехла на открытые двигатели, и закрыл капоты, надежно придавив ими чехол. Но когда борттехник, взобравшись на двигатели и стоя на коленях, потянул на себя рычаг замка, стягивавший два капота, ему ответило не привычное упругое сопротивление, а безвольное звяканье. Рычаг болтался, похоже, ничего не стягивая. Продольный замок, фиксирующий капоты посредством стержней, входящих в гнезда, тоже не работал. "Блядь!" - простонал борттехник, догадываясь.
- Разбердыев, твою мать! - крикнул он.
- Я тут, - сказали внизу.
- Ты вчера вот эту штуку ногой забивал?
- Забивал.
- Зачем?
- Он нэ закрывался, твердый был.
Борттехник сбросил чехол и попробовал стянуть капоты, надеясь на чудо. Но чуда не случилось - замок не работал. В полете не стянутые капоты могут отвалить в стороны при любом крене, их оторвет набегающим потоком и швырнет - ну куда еще может швырнуть эти ёбаные капоты? - конечно в несущий винт. И ничего не поделаешь - аэродинамика! Накрылись ночные полеты!
А, впрочем, что же тут плохого? - подумал борттехник, и лицо его прояснело от хитрого плана.
- Знаешь, что, мой милый Разбердыев, - сказал борттехник, - а зачехли-ка ты борт опять. Сегодня ночные полеты, я должен как следует отдохнуть.
Разбердыев зачехлил борт и был приятно удивлен, что на этот раз рычаг не пришлось забивать пяткой - он упал в свое гнездо, как боец в кровать.
Борттехник закрыл дверь, поставил печать и отправился на отдых. Он рассчитал, что, явившись на полеты, обнаружит неисправность, доложит о ней инженеру, борт снимут с полетов, но вот ремонтом он займется только завтра с утра. Если же доложить сейчас, перед ним поставят задачу ввести борт в эксплуатацию до вечера. Кстати, устройство замка было для борттехника тайной. Он предполагал, что там внутри лопнула какая-то пружина - типа дверной, - обеспечивающая тугую стяжку. "Вот завтра и заменим - делов-то!" - успокаивал он себя.
Первым, кого борттехник встретил, явившись на аэродром вечером, был инженер эскадрильи.
- Слушай, Ф., выручай! Заступай в дежурный экипаж - больше некому! С ночных снимаешься.
Это было настоящее везение. Дежурный экипаж предназначен для экстренных случаев, которые случались крайне редко (на недолгой памяти лейтенанта Ф. вообще ни одного не было, кроме пролета Горбачева на высоте 11000 метров, когда пришлось сидеть в первой готовности два часа). Опробовался, доложился, и целые сутки с перерывом на завтрак, обед и ужин валяйся на кровати, читай, спи, играй в шахматы - профилакторий! И, самое главное, можно не злить инженера докладом о сломанном замке. Спокойно переночевать в уютной комнате для дежурного экипажа, а завтра сходить в ТЭЧ, взять пружинку и тихо поставить. "Со стоянки на дежурную подрулим, ну или подлетим невысоко - всяко без кренов", - прикинул борттехник, и пошел расчехлять вертолет.
Все прошло гладко, как и рассчитал. Ночные полеты, наблюдаемые со стороны, были великолепны. Стоя на теплой рулежке возле своего борта, борттехник Ф. смотрел в черное небо, где рокотали винты, горели елочными гирляндами красные и зеленые АНО, чертили неоновые дуги концевые огни лопастей, вспыхивали посадочные фары - смотрел, подставляя ночному ветру лицо, и громко декламировал:
- Выхожу один я на дорогу, под луной кремнистый путь блестит, ночь тиха, пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит…
И слезы счастья текли по его щекам.
Утро прошло спокойно. Небо затянуло, заморосил мелкий дождик. "Сегодня уж точно никуда не полетим", - сказал, глядя в окно, командир экипажа капитан Шашков. Борттехник лежал на кровати и читал "Буржуазную философию", за "потерю" которой уплатил пять рублей библиотеке. Временами он проваливался в сон, просыпался, пил чай, курил, снова читал. Надвигался обед…
Но вдруг в коридоре послышался топот, дверь открылась, и кто-то проорал:
- Дежурный экипаж, на вылет!
- Какого черта? - пробормотал Шашков, обуваясь. - Нижний край по земле стелется…
Борттехник Ф. рванул к борту первым, надеясь к приходу экипажа изобразить внезапную поломку. Но когда он подбежал к вертолету, его уже встречала команда солдат-ПДСников с парашютами во главе с начальником штаба, майором Вельмисовым (тоже любителем прыжков). Вся команда сучила ногами от нетерпения. Борттехник хотел вежливо осведомиться у товарища майора, - какие, мол (туды вашу мать), прыжки в такую погоду, - но начштаба опередил:
- Давай к запуску, Ан-2 в тайге сел на вынужденную, люди гибнут!
Борттехник оглянулся - экипаж уже бежал, прыгая через лужи. Команда спасателей лезла в грузовую кабину. Отступать было некуда, никого не хотелось огорчать, всех рвало на подвиг. "С нами бог!" - подумал борттехник и, отломив от мотка приличный кусок контровки, взвился к двигателям. Приоткрыв капоты, зацепил тройной петлей проволоки слева изнутри какой-то крючок, вывел концы наверх, придавил капоты, обмотал концы вокруг замкового рычага на правом капоте, перекрутил проволоку, и нырнул в кабину.
После запуска борттехник по внутренней связи попросил:
- Командир, ты уж больше пяти градусов не закладывай…
Шашков удивленно посмотрел на бледного лейтенанта:
- Имею право все пятнадцать… Ты чего такой белый? Вроде не пили вчера.
- Съел что-то, наверное. Постарайся аккуратно, а то… - Борттехник изобразил выброс обеда в кабину, для убедительности - ближе к правому колену командира.
Они взлетели. Нижний край был триста метров, пошли на двухстах над тайгой. Вестибулярный аппарат борттехника сообщал хозяину не то, что о градусах крена - даже о секундах. Сердце замирало, когда вертолет проваливался в воздушную яму - а небо над тайгой было прямо изрыто ими. Борттехник представлял, как инерция приподнимает капоты, набегающий поток врывается в щель, капоты распахиваются, отрываются, их швыряет в винт, - треск, провал, свист, удар, тьма… Он оглядывался в грузовую кабину и тоскливо думал, что с двухсот метров просто не успеет выпрыгнуть, пока толпа спасателей будет ломиться в дверь. Скорее бы этот самолет… А. может, сегодня день катастроф, и им суждено лечь где-то рядом… Потом комиссия по расследованию запишет, что капоты двигателей были связаны миллиметровой контровкой - и, несмотря на трагедию, члены комиссии не удержатся от смеха - он бы еще ниткой связал, - обязательно скажет кто-то.
- Вот он! - завопил правак, показывая вправо и назад. - Разворачивайся, командир, он на траверзе справа!
И командир, забыв о предупреждении, заложил афганский вираж с креном крепостью все 40 градусов - глаза борттехника, прикованные к авиагоризонту, зафиксировали этот преступный крен. Он даже привстал от ужаса, готовясь откинуть сиденье и при первом ударе броситься к двери. Но все было тихо. Они уже снижались по прямой к "кукурузнику", - он лежал, слегка приподняв хвост, на ровной зеленой лужайке среди чахлого кустарника. Дверь самолета была открыта, людей вокруг не наблюдалось.
- Никто не встречает, - проорал над ухом начштаба. - Неужели всем хана?
Снизились над лужайкой и по зеленым волнам и брызгам, которые поднял ветер от винта, поняли, что под ними вовсе не поляна, а болото.
- Сесть не могу, - сказал командир борттехнику. - Подвисну рядом, а ты сбегай, посмотри, что там. Здесь мелко, кусты, - вон и у самолета верхушки пневматиков видны. А мы потом в "Красную звезду" сообщим о твоем подвиге.
Выбрали место без кустов, зависли метрах в двадцати от самолета с черной дырой двери. Борттехник отстегнул парашют, завернул штанины до колен, снял ботинки, носки, укоризненно посмотрел на сидящих плотным рядком спасателей в парашютах и грамотно прыгнул в зеленую воду. Грамотно, потому что смутно помнил о статическом электричестве, наводимым на массу вращающимся винтом, и не хотел стать проводником между бортом и водой.
Он сразу ушел в воду по пояс. Неожиданность такого длительного погружения, которому, казалось, не будет конца, заставила борттехника крикнуть:
- Ну ни хуя себе мелко!
Как ни странно, дно было почти твердым, вода - теплой, и борттехник радостно продвигался вперед, подгоняемый в спину ветром винта. О своей скорбной миссии он вспомнил только возле самой двери самолета. Остановился, перевел дыхание, и, приготовившись увидеть гору трупов, осторожно заглянул за обрез двери.
В салоне стоял большой деревянный ящик. На нем сидели четверо - двое пилотов и двое мужчин в штатском. Все четверо были без носков - их разноцветные клубочки валялись на полу. Все четверо молча смотрели на борттехника.
- Все живы на борту? - спросил борттехник.
Мужчины переглянулись, один пожал плечами:
- Да как сказать…
Борттехник, стоя по пояс в болоте, начал выходить из себя:
- Ну, и хули вы, мужики, сидите? Мы что здесь, час висеть будем? Давайте, выходите, выносите, кто идти не может. Быстро, быстро, а то меня уже засасывает!
Первый пилот спрыгнул с ящика, и, похлопав по дереву, спросил:
- Это взять сможем?
- А что это?
- Да вот, груз 200…
- В смысле - гроб? - уточнил борттехник, и замотал головой. - Нет, никак. Он в дверь не пролезет.
- А ты створки открой.
- Да вы что, охуели? - крикнул борттехник ("мне еще трупа-неудачника не хватало на борту!" - подумал он). - Во-первых, у меня створки заклинило, - на ходу сочинил борттехник, - они только на полметра открываются. А во-вторых, открывать их на висении да стоя в воде? Вас так током долбанет, что болото вскипит. Быстро спрыгнули и - за мной. А за ним гражданский борт пришлют - мы договоримся.
Когда борттехник, а за ним четверо спасенных, поднялись на борт по стремянке, услужливо поставленной начштаба, борттехник вспомнил, что всех должно было убить мощным наведенным электричеством. "Странно", - подумал он и тут же забыл об этом, потому что в памяти уже всплыли незамкнутые капоты.
Долетели нормально, несмотря на все переживания борттехника. Подсели на гражданскую полосу, высадили потерпевших, перелетели на дежурную стоянку. Выключились.
Поднявшись к капотам, борттехник открыл их одним движением и увидел, что проволока была перерезана капотами сразу после их закрытия перед вылетом.
Он благодарно и облегченно помолился и, опасаясь очередного непредвиденного вылета, решил больше не тянуть с признанием. Тем более что внизу уже бегал инженер, обнюхивая борт.
- Как все прошло?
- Нормально, - скромно сказал борттехник, демонстрируя болотную грязь на комбезе. - Вот только, сейчас, когда садились, вверху что-то щелкнуло. Поднимаюсь, замок на капотах двигателей не работает.
- А что там могло щелкнуть? - удивился инженер.
- Ну, пружина замка лопнула, наверное.
- Да нет там никакой пружины. Что-то ты темнишь, - прищурился инженер.
- Что это я темню?! - искренне возмутился борттехник. - Только что прилетели, когда бы я успел сломать? Не думаете же вы, товарищ капитан, что я летал с незамкнутыми капотами - да их оторвало бы набегающим потоком, и - в винты!
- Да уж, - почесал в затылке инженер. - Вы бы на первом вираже посыпались. Ну, что ж, давай, снимай замок, покажешь мне.
- Прямо сейчас?
- А когда? Бери отвертку и раскручивай капот, пока светло.
Раздевшись до трусов и повесив мокрый комбез сушиться на лопасти, борттехник, целый час, матерясь, отвинчивал около сотни винтов. А именно это количество требуется, чтобы разъять капот и добраться до замка, который, по замыслу конструктора (незнакомого с Разбердыевым) был вечен, и его замена не предусматривалась. Натерев кровавые мозоли, борттехник, наконец, добрался до замка и вынул из него железяку сложной конфигурации, у которой был отломлен хвостик с резьбой. Никакой пружины не было.
Инженер, осмотрев сломанную деталь, хмыкнул:
- Действительно, трещинка на полвитка уже была, видишь на сломе ржавчинка по краю? Хорошо, что на посадке отломилось, а не то… Дуй в ПАРМ, пусть быстренько выточат, ставь и закручивай.
Прибежав в мастерские, борттехник обнаружил, что токарный станок работает, но работать на нем некому. Порывшись в железе, выбрал что-то похожее. Вспоминая школьные уроки труда, вставил в патрон, затянул, выточил, нарезал плашкой резьбу, выпилил напильником несколько выемок… Деталь встала на место как родная! Борттехник ликовал - это был первый полноценный ремонт боевой машины, проведенный им лично!
Вечером, за дружеским столом, употребляя спирт, добытый на МИ-6, лейтенант Ф. поведал борттехникам офицерского общежития о своем приключении. В конце он сказал:
- А что касается набегающих потоков - херня все это. Что бы ни говорили всякие там инженеры эскадрилий. Я вот трясся весь полет, а когда ничего не случилось, подумал - ведь этот поток и прижимал капоты, не давая им отвалиться даже в крене. Машина-то идет, наклонив нос, и встречный поток создает отрицательную подъемную силу. Да плюс давит нисходящий поток от винта! Так выпьем за нее, родимую, - за правильную аэродинамику!
…Через неделю ему показали свежий номер "Красной звезды". "Экипаж капитана Шишкова (через "и" - Ф.), - говорилось в крохотной заметке, - обнаружил потерпевший аварию самолет в глухой тайге. Умелые действия группы десантников во главе с начальником штаба майором Вельмисовым обеспечили спасение людей и перевозимого груза…".
Пять минут
К старому штабу делали пристрой. Руководил строительством летчик майор Шамоня. Он сам летал за стройматериалами по всей Амурской области. Однажды летчик-строитель запряг 22-й борт и повел его в поселок N*, что лежал у самой китайской границы. Там майору должны были подвезти груду фанерных обрезков.
Сели на пыльном стадионе, разогнав гонявшую мяч ребятню. Выключились. Майор послал правака и борттехника по адресу, где их ждали стройматериалы. Они вернулись на машине, груженной обрезками фанеры. Когда борттехник выскочил из кабины, он увидел следующую картину.