* * *
Неторопкий осенний рассвет запаздывал. Его слабых сил не хватало, чтобы пробить толщу мешковатых облаков, толпами плывших откуда-то с юга, наверное, с самого Азовского моря. Облака плыли низко, задевая лохматыми сырыми хвостами верхушки сиротливо голых деревьев, осыпая разбухшую от недавних дождей жирную землю мокрым снегом.
Когда майор Савушкин выбрался из своей землянки, холодный, резкий ветер сердито швырнул ему за ворот пригоршню студеной влаги. Майор втянул голову в плечи и беззлобно подумал: "Погодка, однако… Дизентерия - не погодка! Впрочем, это к лучшему…" Негромко фырча, подкатила "летучка"-полуторка. Втискиваясь с кабину, Савушкин еще раз посмотрел на тусклое небо и снова подумал, что это даже хорошо - не надо опасаться немецких самолетов. Праздничное настроение все еще не покинуло его, хотя где-то в душе начала зарождаться неясная озабоченность.
- Тихо сегодня, - сказал шофер, - можно гнать без оглядки.
- Можно, - согласился Савушкин и прислушался.
Действительно, кроме негромкого рокота мотора да посвиста ветра, ничего не нарушало неуютную тишину блеклого немощного рассвета. Не ухали орудия на юге, за Доном, где на плацдарме закопались советские войска; не стреляли зенитки у переправ через реку, не гремели взрывы немецких бомб возле них. Правда, до линии фронта около тридцати километров, но все равно… Постоянные в этих местах южные осенние ветры всегда доносили отзвуки канонады. А сегодня тихо…
И от этой непривычной тишины вдруг исчезла та веселая беззаботность, с которой Савушкин покинул теплую землянку. "Зачем я ему понадобился?" - уже с тревогой подумал он о Тагильцеве.
Полковник Тагильцев стал начальником разведуправления фронта недавно, но с Савушкиным они старинные знакомые. Еще до финской кампании случилось вместе служить на Дальнем Востоке. Год назад вместе воевали под Москвой. Теперь вновь встретились здесь…
Тагильцев - неулыбчивый, строгих правил человек. Ошибок прощать не любит, смягчающих обстоятельств не признает - это Савушкину известно как дважды два. Уж коли дал полковник установку - разбейся, а сделай. Не можешь выполнить - говори сразу. Иначе хуже будет. Трепачей, пустозвонов и любителей пустить пыль в глаза полковник не терпит. И при всем том Савушкин знает, что Тагильцев справедлив, отличившихся наградой и благодарностью не обойдет, людей понапрасну беспокоить привычки не имеет. Тем более не будет беспокоить его, Савушкина, ибо знает, какая хлопотливая у майора должность.
И тем не менее вызвал. В праздник. Что такое стряслось, что он, командир отдельного батальона связи - батальона фронтовой радиоразведки, - майор Савушкин, вдруг понадобился полковнику в такое неподходящее время? Савушкин стал перебирать в памяти события последних дней, доклады подчиненных, но никаких серьезных упущений по своей службе не припомнил.
"Черт возьми, зачем? - с растущим беспокойством размышлял майор. - Неужто разнос?"
Тем временем ходко бежавшая по избитой прифронтовой дороге полуторка приближалась к небольшому районному городку, где размещался штаб фронта.
Исчез танковый корпус
В кабинете полковника Тагильцева дымно. У полковника неожиданные гости: командующий фронтом генерал-лейтенант Николаев и начальник штаба генерал-майор Сталемахов. Командующий и начальник штаба склонились над раскинутой на широком полковничьем столе картой. Сам Тагильцев стоит чуть сбоку, но взгляд его безотрывно следит за карандашом Сталемахова, вслух анализирующего обстановку. Николаев тоже следит за перемещающимся карандашом начштаба и озабоченно морщит широкий мясистый лоб.
Дело, приведшее генералов к начальнику разведуправления, весьма серьезное, внушающее заботу и тревогу. На днях снялся с места и исчез в неизвестном направлении немецкий танковый корпус, находившийся в резерве верховного германского командования. До недавних пор корпус дислоцировался в двухстах километрах от линии фронта, а куда брошен сейчас - неизвестно. Исчез вместе с входящими в его состав двумя полностью укомплектованными танковыми дивизиями, вместе с частями усиления и корпусными подразделениями. И это в тот момент, когда полным ходом шла подготовка к большому наступлению советских войск, в котором должно было одновременно участвовать несколько фронтов.
Немецкий танковый корпус - сила серьезная. Каждая из его бронетанковых дивизий по численности личного состава и оснащенности техникой превосходила любой советский механизированный или танковый корпус тех времен. А тут две дивизии да плюс к тому многочисленные части усиления, мощная артиллерия… Если такой бронированный кулак обрушится на фланги наступающих советских войск - быть многим бедам. А главное - могут быть замедлены темпы наступления. В предстоящей же операции все решали темпы…
Где-то на юго-востоке, за придонскими степями, продолжались ожесточенные уличные бои в разрушенном Сталинграде; на юге, в предгорьях Кавказа, немецкие механизированные и горноегерские части еще не отказались от попыток прорваться к бакинской нефти. Вся южная группировка фашистских армий продолжала активные действия, удерживала в своих руках стратегическую инициативу. Эту инициативу нужно было перехватить - пришло время создать перелом в войне. Фронту, которым командовал Николаев, отводилась немаловажная роль в осуществлении этой задачи. Все шло по плану. И вдруг исчезает целый корпус противника…
- Передислокация корпуса в район Кавказа - вариант маловероятный, - продолжает рассуждать Сталемахов. - Использование танков в горных условиях мало что даст немцам. Думаю, они это отлично понимают.
- Разумеется, - соглашается Николаев. - Юг исключен.
- Сталинград… Может быть, они все же решили предпринять там какие-то решительные акции?.. - полупредполагает-полуспрашивает Сталемахов и поворачивает бледное, утомленное лицо к Николаеву.
- Это было бы авантюрой! - Генерал-лейтенант резко выпрямляется. - Им там сейчас и три корпуса погоды не сделают. И притом… здесь… Сотни километров стабилизировавшегося фронта! Не могут они не иметь на таком огромном пространстве солидных оперативных резервов. Не могут не иметь! Этот проклятый корпус надо искать где-то здесь.
Начальник штаба долго смотрит на карту, ведет остро заточенным карандашом по извилистой линии фронта, наконец соглашается:
- Да. По логике вещей должен быть здесь…
- Вы связались с разведотделами Ставки, других фронтов? - спрашивает Николаев Тагильцева.
- Так точно. На других участках появления новых соединений не зафиксировано.
- Хм… - Невысокий, плотный Николаев начинает быстро расхаживать по тесному кабинету - три шага от стола до двери, три шага обратно. Его полное моложавое лицо становится хмурым. - Черт побери… Важно знать, где этот корпус сейчас. Зная его расположение, нетрудно принять упреждающие меры.
- Разумеется, - соглашается Тагильцев. Он на голову выше Николаева, худ, узкоплеч, высокий рост словно мешает ему, так как, глядя на командующего, он чуть склоняет к плечу крупную лысую голову.
- Разумеется… - раздраженно бурчит Николаев. - Разумеется, проще простого принять контрмеры, когда знаешь, откуда ждать удар. Я пока не знаю. А вы знаете?
Тагильцев пожимает худыми плечами, и на его длинноносом, продолговатом лице появляется выражение вины.
- То-то и оно! - Николаев вдруг останавливается, глядит на начальника разведуправления снизу вверх. - Послушайте, полковник, а не ошиблись ваши разведчики? Не обманули их немцы? Может быть, они выдумали какой-то трюк?
- Исключено, - уверенно говорит Тагильцев. Выражение вины исчезает с его лица, оно вновь становится строго официальным. - Мы располагаем сведениями из различных источников. Сообщения подпольных организаций, разведывательных групп, авиаразведки и специально заброшенных парашютистов совпадают - в прежнем районе дислокации корпуса уже нет.
- Что же, такая махина испарилась в неизвестном направлении?
- Перед перебазировкой противник провел широкую операцию против партизан и наших разведгрупп. Они были вынуждены на время покинуть интересующий нас район. Железнодорожные станции в зоне погрузки были оцеплены, магистрали тщательно патрулировались.
- Вы полагаете, что немцы перебросили корпус по железной дороге? - устало спрашивает Сталемахов.
- Не исключено. - Тагильцев ненадолго замолкает, чешет костлявым кулаком острый, тщательно выбритый подбородок. - Но едва ли… Простейший подсчет показывает, что для переброски этого корпуса противнику потребовалось бы что-то около двухсот эшелонов. Такой концентрации подвижного состава мы не могли не заметить. Тут двумя днями не обойдешься…
- Почему двумя?
- Видите ли, операции против партизан были предприняты первого и второго ноября. Третьего ноября все части корпуса прекратили всякую радиосвязь… - Полковник многозначительно посмотрел на внимательно слушавшего командующего. - Пятого ноября мы получили первые сведения о передислокации корпуса, а вчера вечером и сегодня ночью эти сведения были уточнены окончательно. Следовательно…
- Следовательно, корпус движется в новый район сосредоточения своими средствами! - быстро заключает за него Николаев. - Так?
- Всего вероятнее, - соглашается Тагильцев.
- Так куда же он движется?
- Сведений пока не имею. В такой ситуации могла много дать авиационная разведка, но… Сами видите! - Тагильцев угрюмо кивает на окно.
Николаев подходит к окошку, отдергивает темную маскировочную шторку. Все трое глядят на тусклое, забитое тучами небо.
- Н-да, - вздыхает Сталемахов. - Вот вам праздничный сюрприз! Но куда все же он переброшен?
Все снова склоняются над картой.
- Неужели они располагают сведениями о готовящемся наступлении? - вдруг тихо произносит Николаев, и обветренное лицо его слегка бледнеет.
- Что вы, товарищ генерал! - Тагильцев изменяет обычной своей официальности, взмахивает длинными тощими руками. - Не может быть! Меры маскировки приняты самые строжайшие! Наши разведорганы начеку. Любые крупные мероприятия противника по отражению наступления были б тотчас замечены. Мы точно знаем - пока такие мероприятия не проводятся.
- А исчезновение целого танкового корпуса, по-вашему, не мероприятие, а легкая прогулка по Невскому? - язвительно замечает Николаев.
- Так-то оно так, товарищ командующий, - приходит на помощь Тагильцеву начальник штаба, - но если учитывать огромные размеры предстоящей операции, то никакой отдельно взятый корпус тут ничего изменить не сможет. Часы бьют уже не немецкое, а наше время.
- Конечно, - соглашается Николаев, - в целом изменить не может. Но на какой-то из важнейших этапов этой операции повлиять сможет. И причем существенно. Внезапный удар… Не шутка! Опасность этого удара никто не может предопределить, пока мы не знаем, откуда его ждать. - Николаев опять поворачивается к Тагильцеву. - Дайте мне район сосредоточения этого корпуса невидимки. Кровь из носу, а дайте! Дадите - сумеем сделать из него лапшу. Нынче сил у нас на это хватит!
- Дадим, - уверенно говорит Тагильцев. - Дайте время - дадим.
- Нет, дорогой полковник, - жестко усмехается Николаев, - времени-то как раз нам ныне и не дано. Все предоставлено: люди, оружие, техника, а времени - нет! Больше трех дней не даю. Извольте через три дня членораздельно доложить о новом местоположении этого резервного корпуса.
- Постараемся, - менее уверенно произносит Тагильцев и вновь угрюмо косится на тусклое окно.
- Что вы думаете предпринять? - уже по-деловому спокойно спрашивает Николаев.
- Предприняли. Сегодня ночью в тыл к немцам дополнительно заброшено несколько разведгрупп. Поскольку метеослужба летной погоды на ближайшие дни не обещает, то основные надежды возлагаю на радиоперехватчиков.
- Это почему?
- Погодка-то… - Полковник кивает на окно. - Снег, холода… Немцы не большие охотники прокладывать телефонные линии в таких условиях. Да и по логике вещей едва ли найдется у соединений, только что произведших передислокацию, достаточное количество кабелей и проводов для прокладки десятков километров новых линий. К тому же местность изрезана балками, стройматериалов нет. Тут вся надежда на радио. В этом деле немцы мастаки.
- Допускаю, - соглашается командующий.
- Потому будем надеяться, что, заняв новый район, соединения корпуса начнут отрабатывать радиосвязь. Ну, а поскольку их станции выйдут в эфир - наши радиоперехватчики быстро их обнаружат.
- Вы уверены?
- Уверен.
- Кто у вас руководит этим делом?
- Майор Савушкин. Командир батальона фронтовой радиоразведки.
- Молод?
- Тридцать лет.
- Опытен? Грамотен?
- Чрезвычайно! - неожиданно произносит Сталемахов. - Мне пришлось убедиться в способностях Савушкина еще под Москвой. Его данные были всегда безупречны. Отличный специалист и командир. Думающий.
- Ну, тут у меня перед вами преимущество, товарищ генерал. - По блеклым губам Тагильцева проскальзывает подобие улыбки. - Я знаю Савушкина несколько раньше… - Он на мгновение замолкает, потом признается; - По чести говоря, я был счастлив получить такого исполнителя в свое распоряжение.
- Интересно… - Николаев с любопытством смотрит на подобревшее лицо полковника. - Столько лет знакомы, а вот никогда не подозревал, что вы можете питать столь теплые чувства к кому-то в служебной обстановке… Жалуются - сухарь! Выходит, напрасно. Как, напрасно?
Костистое лицо Тагильцева розовеет, он нервно дергает руками, очевидно, жалеет, что пооткровенничал. Молчит.
- Ну ладно, ладно, Константин Афанасьевич, не сердитесь. - Николаев примирительно улыбается Тагильцеву. - Мы ведь старые сослуживцы - зачем нам ссориться? От меня-то вы не спрячетесь, как от прочих, за своей неизменной официальностью. Разве не так? Помните Халхин-Гол?
- Николай Федорович… Не время, - конфузится Тагильцев.
- Ну-ну… - благодушно ворчит Николаев. - Не время так не время… А с Савушкиным этим вы меня познакомьте. Люблю знакомиться с интересными людьми.
- За этим дело не станет, - обретая себя, говорит Тагильцев и глядит на часы. - Я уже вызвал его. Должен быть здесь.
- Вот как!
Тагильцев крутит ручку индуктора, берет телефонную трубку.
- Дежурный? Майор Савушкин прибыл? Ждет? Пригласите ко мне.
Накануне перелома
Возвращаясь из штаба фронта, Савушкин размышлял о только что полученном приказе во что бы то ни стало обнаружить исчезнувший корпус. Само по себе такое распоряжение не было неожиданным. В том и состояла работа подчиненных майора, чтобы осуществлять контроль за радиообменом между немецкими штабами, расшифровывать коды, и если из эфира исчезала та или иная штабная радиостанция, то вновь обнаружить ее. Тагильцев мог не вызывать его к себе. Тем более в праздник.
И никакого особого приказа не требовалось. Уже с 3 ноября, когда одновременно прекратили работу все радиостанции немецкого корпуса, двенадцать лучших радистов-перехватчиков - по четыре в смену - круглосуточно шарили в эфире, отыскивая голоса замолкших радиопередатчиков.
И в то же время в совершенно заурядном для радио-разведчика событии на этот раз было нечто особенное, особо важное, ранее не встречавшееся. Недаром командующий и начальник штаба фронта так дотошно расспрашивали его, Савушкина, о тонкостях работы перехватчиков, просили хотя бы приблизительно предсказать вероятность успеха. Они были явно встревожены.
Война есть война. Части, соединения и даже целые армии противостоящих сторон беспрерывно маневрировали, перемещались с участка на участок, а то и с фронта на фронт - и ничего удивительного в том для Савушкина не было. Если для обычного фронтового офицера война ежечасно представала своим обнаженным лицом - с жертвами, обильной кровью, окопными тяготами и постоянным риском быть вычеркнутым из жизни, то с Савушкиным война говорила языком радиограмм, хитроумных, часто меняющихся шифров, перемещениями радиоголосов, их молчанием или их фальшивыми вздохами. И если для непосвященного трельчатая дробь морзянки была обыкновенным писком, то для Савушкина она была то врагом, то другом, то предвестником радости, то предвестником беды.
Вовремя расшифрованный вражеский код спасал тысячи жизней, вовремя услышанный голос радиостанции вновь появившегося крупного немецкого соединения (а то и нескольких сразу) предупреждал о надвигающейся опасности, а тишина в эфире говорила еще о большем - о зловещем. Радиоразведчики всего более не любят тишины, ибо тишину не расшифруешь языком математики, для кого-то из противников она всегда несет элемент неожиданности…
Савушкин не стрелял, не подымал бойцов в атаку, не водил за собой колонны танков, не командовал артиллерийскими батареями - он воевал в другой сфере. Он предостерегал от неожиданностей, значит, спасал жизни многих из тех, кто стрелял, подымал бойцов в атаку, водил в бой танки…
Безбрежная пустая высь над истерзанной взрывами землей тоже была ареной войны. Войны невидимой, но столь же бескомпромиссной. Физическое противоборство здесь заменили борьба умов, нервов, соревнование в гибкости фантазии и еще многое другое… Каждая победа здесь оборачивалась освобожденными городами, не отданными врагу позициями, каждое поражение - отступлениями, гибелью десятков тысяч тех, кто шагал по истерзанной взрывами родной земле. И Савушкин находился не на последних рубежах в этой войне. Он не хитрил, не соревновался в гибкости фантазии - то был удел других. У Савушкина была более прозаическая солдатская работа, Он был обязан разгадывать хитрости и уловки фашистов.
А хитрить немцы умели. Периодическая смена шифров, длины волн и позывных радиостанций - это для немцев закон. Такая же обязательная процедура, как обед или ужин. Тут от радиоперехватчиков особой мудрости не требуется. Были бы аккуратность и внимательность. Правда, здорово прибавится работы дешифровщикам и офицерам, ведущим регистрацию вражеских пунктов связи, но это уже дело обычное. Каждый воюет своим оружием, каждого война оделяет своими тягостями: кому студит тело в мокром окопе, кому сушит мозги и нервы.
Хуже, когда вдруг начнется такая чехарда, что сам господь бог с ума спятит. В полосе какой-нибудь группы армий вдруг все радиостанции разом сменят позывные, длину волн, перейдут на новые коды, другими тембрами заговорят ранее знакомые голоса радиопередатчиков, немецкие радисты, к "почеркам" которых перехватчики давно привыкли, переместятся со станции на станцию. В общем, бедлам. Что-то вроде капитального ремонта в старом доме. Но суть в общих чертах ясна - происходит перегруппировка войск в полосе этой группы армий. А потому многое понятно. Противнику важно, чтобы не было известно, какое соединение куда перемещено, но для радиоперехватчиков и это только вопрос времени.
Сквернее, когда радиостанции работают, ведут нормальный радиообмен, а дивизии, которым они принадлежали, уже разгружаются из вагонов за сотни километров, на другом фронте. Радисты-перехватчики записывают радиограммы, шифровальщики расшифровывают, дежурные офицеры регистрируют, докладывают о содержании куда положено. Внешне вроде бы все в порядке, а гроза приближается… Ее надо предугадать, надо осознать, адо предупредить… А как?