- Не имелось. Старшие буровые мастера были командированы в Песчанку, когда проект был составлен и утвержден.
- Понятно.
* * *
Маленький деревянный домишко, принадлежавший Студенице, ютился на самой окраине Зауральска. Сестра его оказалась высокой сухопарой женщиной лет пятидесяти пяти, с узким желтым лицом и небольшими, недоверчивыми глазами.
- Из управления? - с сомнением произнесла она. - Какие еще бумаги?.. У меня уже была милиция. Тоже искали чего-то. Не нашли. Никаких бумаг Ефим дома не держал. И привычки не имел.
- Нам уже говорили, - очень искренне огорчился Бурлацкий. - Но все-таки, может, что-нибудь осталось? Мы оба после госпиталя, а теперь вместо Ефима Нилыча работать назначены…
- Что, на войне ранены были? - Тем же тоном спросила женщина, продолжая подозрительно разглядывать одетых в гражданское нежданных гостей.
- А то где же? - вдруг густо и сердито пробасил Селивестров - ему надоело стоять в дурацкой позе у калитки.
В бледно-желтом лице хозяйки дома что-то дрогнуло, она еще раз оглядела мужчин с ног до головы, задержала взгляд на галифе, видневшихся под черными полушубками, неуверенно пригласила:
- Коли так… Проходите тогда… Селивестров с Бурлацким последовали за ней. Предложив гостям стулья, сестра Студеницы уже более мягким голосом пожаловалась:
- У меня единственный сын тоже с первого месяца войны в армии. Раньше редко писал, а нынче уже целый месяц ни строчки… Вдруг что-нибудь…
- Ну, сейчас на фронте затишье, - заверил Бурлацкий. - Как раз за последний месяц крупных операций нигде не было. Так что не волнуйтесь, Марфа Ниловна.
- Какой номер полевой почты? - спросил Селивестров.
Хозяйка назвала.
- Так… - Майор потер переносицу кулаком, оживился. - Кажется, не ошибаюсь. Наш номер. Северо-Западного фронта.
- Северо-Западного! - всплеснула руками Марфа Ниловна. - Валя писал, что по пути на фронт в Рыбинск к невесте заезжал. Где этот Рыбинск? Там холодно?
- Не очень, - усмехнулся Селивестров. - Не холоднее ваших мест.
- И спокойно там? Боев нет?
- Бои нынче везде есть. В том числе и на Северо-Западном. Но если по дурости пуле голову не подставил - жив ваш сынок. Я недавно оттуда, - успокоил женщину Селивестров.
- Жив, говорите… Дай-то бог! - вздохнула Марфа Ниловна и спохватилась, хлопнула себя по бедрам: - Господи! Да что же это я… Поди, есть хотите… Угощать нечем. Картошка, капуста квашеная да чай… Чайку желаете? Без сахару, правда…
- Чай? Это здорово! - быстро поддержал ее Бурлацкий. - В самый раз. А мы с Петром Христофоровичем горевали, что обедать всухомятку придется. Я сейчас. У нас в машине и сахарок найдется!
За чаем разговор наладился. Правда, майору со старшим лейтенантом пришлось набраться терпения и выслушать длинный рассказ Марфы Ниловны о том, как она стала вдовой, как растила сына, как выучила его на инженера и как он вдруг ни с того ни с сего влюбился в некую рыбинскую девушку Женю, этакую "кралю без высшего образования - каким-то диспетчером на железной дороге работает".
- Ведь не отпускала! Нет, все же ушел добровольцем… Никто не гнал, - расплакалась в заключение Марфа Ниловна. - Ефима просила хоть словечко замолвить - вместо отца Валечке-то был, - так как в рот воды набрал… Будто у него племянников мильон…
- И долго вы вместе с Ефимом Нилычем жили? - воспользовался паузой Бурлацкий.
- Как же… Как овдовела я, так напополам этот дом и купили. Пятнадцать годов без малого. Ефим как раз институт кончил…
И опять последовал длинный рассказ о том, как хорошо они жили, пока брат не женился на "вертихвостке Болдыревой", работавшей у него в подчинении. Далее Селивестров с Бурлацким узнали, что Ефим любил жену, что он не верил предупреждениям сестры, называл их сплетнями и, что хуже всего, после смерти Болдыревой (она утонула в 1939 году) "порядочной" жены искать себе не стал, а начал "заглядывать в рюмку", хотя у него шалило сердце, хотя она, Марфа Ниловна, предупреждала о последствиях…
- А все эта Болдырева! - резюмировала Марфа Ниловна. - В недобрый час навязалась на Ефимову шею. Поздно ее бог прибрал! - И мстительно поджала блеклые губы.
Селивестров, глядя на хозяйку, подумал, что у нее, несмотря на все сегодняшнее гостеприимство, очевидно, сатанинский характер и что Студенице с женой жизнь в этом доме была далеко не райской.
- Говорят, Ефим Нилыч постоянно боялся воров, - снова воспользовался паузой Бурлацкий. - Это возникло у него на почве алкоголя?
- Ну да… алкоголя… - сердито фыркнула Марфа Ниловна. - Я его выучила. Как ребенок был. То в карман к нему залезут, то в поезде вещи стянут, а то сам не припомнит, куда деньги подевает… Что вертихвостка его, что он - два сапога пара… Проучила несколько раз - оглядчивей стал.
- Та-ак…
- Как один Ефим-то остался, я ему сказала, чтобы деньги мне отдавал. Потому - у меня целее. Все равно промотает. Он на меня волком. Нынче ведь известно, как братья старших сестер почитают… Ну, да у меня не больно нахитришь! Я где угодно найду…
"Видно, хороша язва, - мрачно подумал Селивестров, у которого давно пропала всякая охота к чаю и бутербродам с салом, которые они с Бурлацким взяли в дорогу. - Такая проныра любого сторожиться научит…"
- А я думал, от алкоголя. - Простодушная улыбка все-таки получилась у Бурлацкого. - Он что, и вещи все с собой возил?
- А-а… Какие у него вещи! - отмахнулась Марфа Ниловна, настораживаясь. - Известно, геолог - бродяга!
- Та-а-а-к… - промычал Селивестров.
- Что, не верите? - Глаза у хозяйки блеснули. - Могу имущество показать. Комната его рядом. Я туда после похорон и шагу не шагивала…
В небольшой, простенько обставленной комнатушке было чисто и опрятно. Селивестров незаметно провел пальцем по протертому подоконнику, поглядел на свежевымытый пол и подумал, что хозяйка почему-то их обманывает.
- Вот полюбуйтесь! - Марфа Ниловна распахнула дверки массивного старинного шифоньера, в котором висел черный выгоревший пиджак и несколько старых вылинявших сорочек. - Все его богатство! Что подобрее, и с себя, и с жены, - пропил!
"Сама ты сволочь хорошая!" - подумал Селивестров, переглянувшись с Бурлацким. Они оба отлично знали, как много нужно пьянствовать одинокому полевику-геологу, чтобы пропивать не только свою немалую зарплату, но и вещи, знали и то, что покойный работяга Студеница никогда не был пьяницей.
- Он занимался за этим столом? - Бурлацкий похлопал по шероховатой поверхности небольшого письменного стола, который, судя по всему, был и обеденным, и хозяйственным.
- За ним! - Марфа Ниловна с видимым облегчением захлопнула дверки шифоньера, подошла к столу, стала один за другим выдвигать полупустые ящики. - Ничего тута нету. Смотрели уже, приезжали…
Бурлацкий с Селивестровым принялись рассматривать валявшиеся в ящиках бумаги. Копии старых накладных, полузаполненные бланки и отчетные формы за прошлые годы, измятые географические карты, потрепанные блокноты…
- Так… Действительно… - Селивестров отложил в сторону несколько блокнотов, тонкую ученическую, тетрадку, кусок мятой кальки, на которой зеленой тушью был набросан какой-то план с упоминанием Песчанки. - Вот это я все-таки возьму, - сказал он Марфе Ниловне. - Тут записи за последнее полугодие.
- И больше ничего нигде? - еще раз спросил Бурлацкий, уже ясно осознавший, что все в этой комнате тщательно обшарено предприимчивой хозяйкой - и ненужное (с ее точки зрения) выброшено.
- Все здеся, - сердито ответила Марфа Ниловна, утратившая остатки любезности, - в кладовке еще спецовка его да шмутки, что из Песчанки привезли… Нательное белье грязное и всякое такое… Можете полюбоваться, ежели охота есть. - И недобро поджала губы. - Мой Валька-то в дяде души не чаял, выше родной матери ставил… Прописала в письме, какое наследство дядя ему оставил. Срам смотреть. Пятнадцать лет в начальниках ходил… Тьфу!
Селивестров с Бурлацким покинули дом с тяжелым чувством на душе.
* * *
В тресте "Мелиоводстрой" настроение у майора и старшего лейтенанта не улучшилось.
- Не пугайтесь, - сказала им Анна Львовна, главный геолог треста, белоголовая изящная старушка, дымившая огромной махорочной самокруткой. - Нас три раза переселяли с места на место. А теперь трест ликвидируется вообще. Некому и нечем работать.
- Та-ак… - прогудел Селивестров, озираясь.
Обширная запыленная комната была сплошь заставлена шкафами, сейфами, ящиками с бумагами, папками и прочим канцелярским добром. Лишь у одного из окон стояло три стола, за которыми занималась ликвидационная комиссия.
- М-да… - безнадежным голосом поддакнул Бурлацкий, но все же подал старушке геологине письмо, подписанное Рыбниковым.
- Материалы по Песчанке? - Старушка наморщила лоб. - Подождите! Месяцев пять назад представители управления уже снимали копии колонок.
- Да, - подтвердил Бурлацкий, - но они затерялись. Нам хотелось ознакомиться с вашими материалами еще раз. Что, это теперь невозможно?
- Почему? За кого вы нас принимаете! - с достоинством вскинула белоснежную голову главный геолог. - Несмотря ни на что, фондовые материалы и картотеки в надлежащем порядке. Мы передадим их отделу фондов геологоуправления в целости и сохранности. - Она встала, быстрыми шажками подошла к одному из емких шкафов, открыла его.
Бурлацкий с Селивестровым увидели полки, на которых в идеальном порядке тесными рядами стояли пронумерованные папки.
- Посмотрим… - Главный геолог извлекла объемистый реестр, полистала. - Пэ… пэ… Песчанка. Ага… Правильно. - Положив реестр на место, достала из шкафа нужную папку, протянула Бурлацкому. - Пожалуйста, эти материалы не "секретные".
Бурлацкий развязал тряпичные тесемки, открыл… и с изумлением оглянулся на Селивестрова. Майор озадаченно почесал кулаком переносицу. Папка была пуста. Лишь на тыльной стороне красовалась аккуратная этикетка: "Песчанский район Зауральской области".
Почувствовав неладное, старушка заглянула через плечо Бурлацкого в папку. В умных выцветших глазах мелькнула растерянность.
- Боже мой… Что это?..
- Возможно, в спешке геологические колонки положили в другую папку?.. - предположил Селивестров.
- Когда дело касается документов, я никогда не спешу! - сухо отрезала главный геолог. - Я сама проверяла в декабре все папки.
- Может быть, Студеница забыл вернуть вам материалы? - сделал еще одно предположение Селивестров.
- Полноте! Я отлично помню, что положила синьки с разрезами на место. - Анна Львовна быстро отошла от стола и, безошибочно ориентируясь в хаосе, царящем в комнате, взяла из какого-то ящика пухлую папку.
Вернулась, недолго порылась в подшивке документов, вздохнула, как бы огорчаясь своей цепкой памяти.
- Вот…
Селивестров с Бурлацким увидели почти такое же - какое сами привезли - письмо геологоуправления за подписью Рыбникова.
- Вот… - Главный геолог показала надписи, сделанные на обратной стороне бумажки.
"Геологические колонки в кол-ве семи штук получил…" - и следовала закорючка.
- Студеница, - расшифровал Бурлацкий.
Ниже следовала четкая запись: "Колонки в кол. семи шт. возвращены…" - и изящная подпись.
- Вот… - повторила Анна Львовна. - Я сама приняла документы. Это были последние посетители. После них к нам за материалами уже никто не обращался.
- Почему посетители? Студеница, кажется, был один, - осторожно заметил Бурлацкий и наступил Селивестрову на носок сапога.
- Почему один?.. Их было двое. Оба в черных полушубках. Вот в таких же, как на вас…
- Наверное, Студеница брал кого-нибудь себе в помощь, почерк-то у него… - небрежно согласился Бурлацкий и обратился к майору: - Кто бы это мог быть? Может, и копии геологических колонок у него? - И уже к старушке геологине: - Каков он из себя?
Та пожала плечами, потерла виски.
- Одного я хорошо запомнила. Высокий, лысеющий. Лицо заметное: худое, узкое, горбоносое. Несколько болезненное, я бы сказала…
- Студеница, - сказал Бурлацкий. - А второй?
- Вот второго не припомню… - Как бы удивляясь себе, Анна Львовна развела слабые руки. - Тоже в полушубке. А больше ничего как-то не припоминается. Знаете, бывают такие… размытые, что ли, лица. Ничего характерного, индивидуального…
- Жаль, - огорчился Бурлацкий.
- А может, все-таки Студеница был один? Может, спутали с кем-нибудь?.. - не сдержался Селивестров: как-никак из рук уплывал единственный шанс ухватить первую ниточку истины.
Бурлацкий снова нажал на носок селивестровского сапога.
- Спутала? Мне не с кем путать, - уязвленно сказала Анна Львовна, - Повторяю: это были последние наши посетители такого рода. Я - геолог, я не могу этого не помнить.
- Да нет, Петр Христофорович, - вмешался Бурлацкий. - Мы просто не в курсе дела. Студеница в таких случаях всегда брал себе помощника с более подходящим почерком.
- Да, да! - вскинула седую голову Анна Львовна. - Действительно, писал тот, которого трудно вспомнить… Второй. Но я отлично помню - он курил весьма ароматные сигареты. Дивные сигареты по нынешним временам. Возможно, какие-нибудь заграничные или трофейные… Я заядлая курильщица, - старушка смущенно улыбнулась, - так что меня сильно подмывало попросить хоть одну. Но я постеснялась.
* * *
Очутившись вновь в автомашине, майор со старшим лейтенантом многозначительно переглянулись, помолчали.
- Двое, - произнес наконец Селивестров. - Кто же второй?
- Икс! - откликнулся Бурлацкий. - Но, по крайней мере, появился хоть один неизвестный в нашей задачке…
- Вот что, - вдруг решил Селивестров, взглянув на часы, - нам к ночи надо быть в Песчанке… Так что не будем терять времени. Гони к главному почтамту.
В будке телефона-автомата двоим крупнотелым мужчинам, облаченным в полушубки, было тесно, но Селивестров с Бурлацким все же втиснулись в нее. Замерли, дожидаясь ответа Рыбникова.
- Понимаю, - сказал тот. - Хотя это мало вероятно. Вы удачно позвонили. У меня как раз совещание. Собрались все руководящие работники управления. Сейчас я наведу точные справки.
- Но надо найти такую форму вопроса, чтобы эти ваши работники не знали… - начал было объяснять Селивестров.
- Я все понимаю, Петр Христофорович, - не дослушав, сказал Рыбников. - Не кладите трубку…
- Закурим, товарищ майор, - предложил напряженно прислушивавшийся Бурлацкий.
И они закурили, забыв, что находятся в помещении, забыв об очереди, выстроившейся возле будки. Наконец в трубке кашлянуло.
- Вы напрасно надеялись, - сказал Рыбников. - Студеница действительно просил кого-нибудь себе в помощь, но у нас не было ни одного свободного человека. Главный геолог отказал ему. Так что расспросить помощника не представляется возможным. Студеница работал с проектом один.
Селивестров с Бурлацким поняли, что "напрасно надеялись" и "расспросить" - предназначались для участников совещания.
- Что же теперь намерен делать? - спросил Селивестров, когда они снова очутились на вечерней улице.
- Трудный вопрос, - помолчав, признался Бурлацкий. - Надо посоветоваться с товарищами из местного областного управления. Они сейчас принимают меры, чтобы исключить возможность диверсии на самом химкомбинате, а гидрогеология целиком поручена мне.
Просвета не видно
Юркий "виллис", натужно ревя двигателем, не ползет, а плывет по раскисшей ухабистой дороге. Шофер, тихо ругаясь, яростно крутит баранку - старается вести машину так, чтобы не разбудить уставшего майора. Но Селивестров не спит. Он просто закрыл глаза и думает.
Больше недели кружит он по Песчанскому району, и причин для трудных раздумий становится больше и больше. С каждым лишним километром проделанного пути майору очевидней - надо избирать новое направление геологических поисков. За последние дни объездил Селивестров участки, где бурил отряд Студеницы. Ваня Зубов точно указал на местности все пробуренные скважины. Побывал майор и почти во всех сельсоветах, расспрашивал: где берут щебень и бутовый камень для строительства, не бурил ли кто-нибудь когда-нибудь в их местах, интересовался колодцами, отбирал из них пробы воды. И чем глубже вникал Селивестров в обстановку, тем мрачнее становилось у него лицо.
Все плохо складывается для Селивестрова. Нет выхода на поверхность скальных пород. Завозят строительные материалы в Песчанский район издалека. Все колодцы прорыты в глинах и песках. Воды в них очень мало, да и та солоновата на вкус.
Студеница заложил скважины грамотно. В разных местах и на разные водоносные горизонты. Нет точных разрезов, зато удалось получить в городских лабораториях - куда отправлял он пробы - копии анализов воды. Отрадного мало. По всей исследованной площади и на всех вскрытых скважинами глубинах результат один: подземные воды высокоминерализованные, к использованию не пригодны.
Теперь майору ясно: в районе Песчанки пресную воду искать почти бесполезно. Сложен район древними морскими осадочными отложениями: сверху глины, потом пески, прослойки глин, опять пески… И вода на всех горизонтах горько-соленая. Знакома Селивестрову эта простирающаяся на тысячи квадратных километров толща меловых песков. До войны пришлось вести длительные исследования в таких породах.