- "Исполнительный" долой! - На плавбазе флаг быстро пополз вниз. По лодкам рассыпалось дробной скороговоркой: "Флаг и гюйс поднять!" И тут же на "Вычегде" молодым кочетом залился горн: "Та-та-ра-та-та-та!" Голубой влажный ветер затрепыхался в складках флагов и гюйсов.
- Во-ольно… - как вздох облегчения пронеслось над гаванью.
Логинов отошел к середине строя, задумавшись, взглянул на заснеженные макушки скал острова, что лежал на противоположной стороне бухты и сейчас торчал над головами его моряков, окинул взглядом подтянутых, одетых в "первый срок" - парадно-выходную форму - Ларина и Киселева и вздохнул.
- Ну что ж, друзья, сегодня мы прощаемся с нашими боевыми товарищами и сослуживцами старшинами первой статьи Лариным и Киселевым. Я не сказал бы, что меня лично, да и, смею думать, весь наш экипаж, это прощание очень радует. Это и естественно - мы провожаем в запас великолепных специалистов, надежных и верных товарищей, коммунистов. А расставание с хорошими людьми всегда невесело. Нам их долго еще будет недоставать. Я, как командир корабля, должен сказать, что в море, когда вахту несли Ларин или Киселев, моя душа была спокойна, я знал, что уж они-то не подведут. Почти четыре года прослужили мы вместе на одном корабле. Старший помощник, штурман, инженер-механик, боцман, мичман Оленин, я помним их еще совсем молодыми матросами, помним их первые робкие шаги на корабле. Всякое за эти годы бывало, и хорошее, и такое, о чем не хотелось бы вспоминать. - Командир посмотрел на Киселева, и оба улыбнулись: вспомнили, что и за Киселевым когда-то водились грешки. - Но сейчас я должен сказать, что все эти годы нелегкую флотскую службу оба вы несли с честью, достоинством, старанием и большой любовью. За что от всех нас вам огромное спасибо. - Логинов подошел к старшинам, крепко, в две руки, пожал их руки и расцеловал. - Конечно, мы очень хотели бы, чтобы вы оба остались продолжать службу с нами, но… У вас свои планы, да и народному хозяйству тоже нужны крепкие и умелые люди. Счастливого вам обоим плавания в новом для вас и большом жизненном море. Уверен, что вы с честью пронесете через всю свою жизнь звание моряка-подводника. Старпом, зачитайте приказ!
Березин развернул кожаную папку и обвел взглядом строй. Он был выше всех, кроме Казанцева, и поэтому видел сверху всю вторую шеренгу. От его цепкого взгляда не ускользнуло, что матрос Шварев пытается скрыться за спины впереди стоящих моряков. Березин чуть вытянул шею, увидел, что тот надел бушлат без галстука, и не удержался даже в такой торжественный момент. Он шагнул прямо вплотную к строю, поманил пальцем Шварева, и, когда тот приблизил свою голову к голове согнувшегося старпома, Березин громко, так, что слышали все стоящие рядом, шепнул ему:
- Подойдите к боцману и попросите, чтобы он нашел вам сегодня работу погрязнее. Ясно?
- Ясно, товарищ капитан третьего ранга, - таким же громким шепотом ответил Шварев.
- Знаете, за что?
- Подозреваю.
- Вот и хорошо.
Старпом шагнул назад и скомандовал:
- Сми-и-рна! Слушай приказ командира корабля о поощрении старшин…
В будке на пирсе, возле которой стоял верхний вахтенный, зазвонил телефон. Вахтенный снял трубку, послушал, ответил: "Есть", подошел к лодке и негромко окликнул командира.
- Вас к телефону…
Логинов тронул старпома за рукав - "продолжайте, мол, читать", и, стараясь не громыхать по палубе, сошел на пирс. Из будки донесся его голос: "Есть, товарищ комбриг… Есть… Сейчас буду…"
Он дождался, пока старпом дочитал приказ, и позвал его.
- Геннадий Васильевич, готовьте лодку к походу. Меня вызывает комбриг.
- Есть, товарищ командир. - И гаркнул: - По местам стоять, лодку к бою и походу изготовить! - От полноты чувств он рубанул в воздухе рукой, трахнулся ею о леерную стойку, выругался и широко зашагал вслед за остальными к ограждению рубки.
Там по узенькому трапу все они поднимутся на мостик и ловко юркнут в провал верхнего рубочного люка, окунутся в тепло и привычные лодочные запахи. А внизу в прочном корпусе уже тревожно и отрывисто рвут в клочья тишину колокола громкого боя, по корабельной трансляции гремят команды, по переговорным трубам перекатываются доклады, из отсека в отсек снуют люди. В лодке стоит шум, гам, галдеж: "Механизмы вскрыть, осмотреть, провернуть вручную…", "Включить батарейные автоматы…", "Проверка сигнализации и аварийного освещения…". Бьют по ушам звонки, квакают ревуны, шипит воздух высокого давления…
Но вот все успокоилось, и лодку спеленала тишина. В ожидании команды на выход моряки высыпали на причал перекурить. Командир все еще не возвращался. Моряки отогревались под ярким, но пока еще не разогревшимся солнцем, блаженно жмурились. Березина обступили наиболее любопытные: куда идем, надолго ли, зачем?
- Придет командир - и все станет точно известно, - ответил Геннадий Васильевич.
- А к субботе вернемся? - Это кто-то назначил на субботу свидание с девушкой.
- Если ничего не изменится, то должны вернуться. Будем работать с ОВР.
Начавшие уже прощаться с друзьями Ларин и Киселев услышали последние слова старпома, насторожились. Ларин подозвал друга:
- Отойдем на минутку. Ты слышал, что сказал старпом?
- Ну…
- С ОВР работать будут. Как же без меня-то? Им ведь акустик хороший нужен, а Золотов пока еще меня заменить не сможет. Не потянет…
Киселев хмыкнул.
- А без меня как? Ведь мичман наш в госпитале. - И вроде как огорчился. - Значит, чемоданы распаковывать?
- Так на три дня всего-то, Володь!
- А ты меня не уговаривай. Я уже давно уговоренный. Куда же я без тебя денусь?
И оба счастливо рассмеялись.
- Только разрешит ли командир? Может, он не имеет права брать нас с собой в море? Ведь приказ-то о нашем увольнении уже был.
- Попросим, - пожал плечами Ларин. - А вот и командир.
По громко повизгивающему деревянному трапу от штаба быстро спускался Логинов. Вслед за ним поспешали Радько и Золотухин. Оба были в канадках, зимних шапках, с чемоданчиками. По их виду можно было понять, что они тоже намереваются идти с лодкой в море. Замполит логиновской лодки сдавал экзамены в академию, и Золотухин решил подменить его в море. Да и надоело сидеть на берегу.
- Смотри-ка, Иваныч, начальство с нами идет. Значит, будет дело.
- Это худо, при замкомбрига командир нас может и не взять.
Логинов подошел к курящим, завернул рукав плаща и взглянул на часы.
- У нас есть еще несколько минут, и я вкратце введу вас в курс дела. Сейчас мы выходим в море, будем преодолевать противолодочный рубеж. Далее мы произведем минные постановки и возвращаемся. Срок на все это - трое суток. Задача перед всеми стоит чрезвычайно сложная, и каждый из вас должен отнестись к решению ее с чувством максимальной ответственности. С нами в море пойдут представитель штаба флота капитан второго ранга Радько и замкомбрига. Думаю, что представлять вам их нет нужды. - Логинов помолчал, видимо, вспоминая, что еще следовало бы сказать, решил, что сказано все, и спросил: - У кого есть вопросы?
Киселев хотел было спросить насчет них, но Ларин дернул его за рукав бушлата.
- Не надо. Спросим, когда останется один.
Логинов окинул взглядом экипаж и остался доволен: лица подчиненных спокойны, будто и не ставилось им только что серьезной задачи.
- Ну спасибо вам всем, товарищи… Геннадий Васильевич, у меня к вам несколько вопросов.
Березин в два шага одолел разделяющее их расстояние.
- Слушаю вас, товарищ командир.
Логинов взял его под руку, отвел чуть в сторонку, обернулся ко все еще стоявшим в ожидании его приказа морякам:
- Вы пока покурите. - И спросил старпома: - У вас все варианты просчитаны?
- Да вроде бы все. Еще с прошлого учения. А почему вас это интересует, если не секрет?
- Сдается мне, что в этот раз будет не совсем так, как всегда. Недаром Радько с нами в море идет. Так что продумайте все еще раз, буквально каждую мелочь.
- Есть, товарищ командир. Только вот одно меня беспокоит…
- Что именно?
- Да что без Ларина идем. Сейчас он просто незаменим. Золотов хороший акустик, но ему пока до Ларина далеко. И без Киселева тоже трудно придется. Оленина-то нет.
- Я тоже об этом думал. Но… - Логинов развел руками. - Задерживать их мы не имеем никакого права.
- А что, если они сами захотят?
- Как же захотят, если уже неделю на чемоданах сидят? Они мыслями давно дома.
- Ну а если их попросить?
- Попробуйте… А впрочем, не надо. Это будет бестактным с нашей стороны: мы пока еще их командиры, и любая наша просьба - для них приказание. Они, конечно, не откажут, но… Лучше не надо. Как-нибудь выкрутимся.
Они оба повернулись в сторону к курящим морякам и сразу же встретились с устремленными на них напряженными взглядами Ларина и Киселева. Те, на что-то решившись, переглянулись и направились к офицерам.
- По местам стоять, со швартовых сниматься! - гаркнул на весь причал Березин.
Старшины опрометью бросились к сходне.
В сторонке одиноко, не спуская глаз с командира и старпома, переминался с ноги на ногу лейтенант Казанцев.
- А вас что, команда не касается? - Лицо старпома посуровело.
- Я к командиру.
- Нашли время, - недовольно буркнул Березин и направился на лодку.
Отношение его к лейтенанту было непростым. Казанцев до сих пор еще не определился даже для самого себя - он не знал, чего ему от жизни надо. Поэтому Березину, всегда твердо сознающему свои ближние и дальние цели, знающему, чего он хочет, было немного жаль этого мятущегося и всем всегда недовольного лейтенанта. С другой стороны, метания Казанцева не могли не отражаться на его службе, на порядке в подразделении. И Березину - непримиримому радетелю дисциплины на корабле - уже давно надоело заниматься Казанцевым и его внутренней неустроенностью. Тем более, его поступки были всегда непредсказуемыми, как траектория полета моли. Поэтому в чувствах, которые Березин испытывал к Казанцеву, преобладало осуждение.
- Я вас слушаю, Казанцев.
- Разрешите отдать вам рапорт? - Лейтенант протянул сложенный пополам листок бумаги. В выражении его лица, в голосе, во взгляде было столько совсем не свойственной Казанцеву жесткой решимости, что Логинов забрал у него бумагу и тут же начал ее читать. Он пробежал ее раз, другой, и с лица его сбежало выражение внутренней радости, до сих пор светившееся на нем. Он поднял недоуменный взгляд на Казанцева, смерил им снизу вверх, а потом сверху вниз его нескладную фигуру и с насмешкой спросил:
- Это плод зрелых размышлений или вас кто-нибудь обидел, и вы надули губы?
- Товарищ командир, - в голосе Казанцева металлом прозвучала нотка непреклонности, - это серьезно.
- Серьезные вопросы, Казанцев, вот так на бегу не решаются. В море у нас будет время, поговорим. А сейчас идите на лодку. Кстати, - остановил он хотевшего уйти Казанцева, - на будущее имейте в виду, что вас никто не мобилизовал и никто демобилизовать не будет. Сейчас не военное время. Если вы и уйдете с флота, то вас уволят в запас, а не демобилизуют. Запомните это, пожалуйста.
Когда командир взошел на борт лодки, Березин скомандовал:
- Убрать трап! Отдать носовой! - И крикнул в провал рубочного люка: - Правый малый вперед, левый малый назад!
- Есть, правый малый вперед, левый малый назад, - отрепетовали команду из боевой рубки. Корпус лодки мелко затрясся, за кормой вспухли пенные буруны, кормовой швартовый конец напрягся до звона, нос лодки начал отходить от пирса.
А на макушке сопки, у здания штаба бригады, стоял комбриг Шукарев и негромко, только для внутреннего успокоения, поминал жвако-галс, кливер-шкоты: опять Логинов передоверил съемку со швартовых своему "академику". А сейчас прилив, лодку течением может занести… Во! Во! Во! Сейчас врежется как раз в борт соседней лодки! А-а, че-о-рт!!! Мало ему, что ли, было перевернутого гюйса?!
Пока комбриг переживал, двести семьдесят четвертая вполне благополучно снялась со швартовых и погнала тупым форштевнем веселый бурун, направляясь к выходу из гавани. Начались первые из трех суток, отведенных для выполнения задания.
* * *
Далеко за кормой осталась цепочка бонового заграждения, скрылся за отрогами сопок городок, лишь торчала из-за скалы верхушка железной трубы городской котельной. Вокруг разлился кристальной синевы воздух. Студено, дышится легко, и это будоражит, волнует.
Залив петляет между сопками. Они стоят насупившись, еще не очнувшиеся после долгой непогодицы. С них медленно сползает жидкое снежное кружево, запутавшееся в корявой зеленой поросли. В обращенных на север распадках снег слежался и утрамбовался до ледяной твердости.
Безлюдная тишина и покой разлились вокруг по воде, по сопкам. Дремотную неподвижность залива нарушают лишь лодка, медленно лавирующая между островами, да вскарабкавшийся на самую макушку высоченной крутой сопки радиолокатор. Ажурная чаша его антенны неторопливо вращается, обстоятельно обшаривая заоблачные дали.
Лодка прошла поворотный буй. Поворотный - это значит, что за ним лодке необходимо поворачивать на норд и выходить на фарватер, ведущий в океан.
- Лево на борт. - Теперь Березин прочно уселся на крыше ограждения рубки, свесил вниз ноги. С крыши лучше видно, что делается вокруг. Логинов тоже на мостике, спокойно покуривает под козырьком рубки.
Силыч переложил штурвал вертикального руля и доложил:
- Руль лево на борту. Циркуляция влево. На румбе триста десять градусов… Триста градусов… Двести девяносто…
- Одерживай, боцман! Старпом, пройдите, пожалуйста, по отсекам и проверьте готовность лодки. И еще разок просмотрите свои расчеты. - Березин ловко соскользнул с крыши рубки прямо на трап, вертикально падающий в распахнутый зев рубочного люка.
Началась походная жизнь. На этот раз короткая, всего лишь на три дня, но от того не менее хлопотная и трудная. Ведь океан - это всегда опасность. Подстерегает она моряков и в шторм, и в туман, и ночью, и днем, вблизи от берега и вдали от него. А у подводников на глубинах еще и стискивает прочный корпус тысячетонное давление воды, стискивает порой так, что становится слышно, как натужно потрескивает, постанывает металл.
Когда-то в старинном русском морском уставе было записано: "Собери умы свои и направи в путь. Горе, когда для домашних печалей ум мореходу вспять зрит". В нынешних уставах такого нет. За ненадобностью. Когда уж тут "вспять зрить", если не всегда и поспать-то удается. Вахты… Занятия… Учения… Сутки на боевом корабле в море спрессованы до плотности атомного ядра.
Командир продолжал молча покуривать, спокойно и расслабленно, будто отключившись от всего, что происходило на мостике и на лодке вообще. Но это была лишь видимость спокойствия.
Пока ты просто офицер лодки, будь ты командиром группы, боевой части или даже старшим помощником командира, уходишь в море - тебя все-таки беспокоят дела земные: семья, что-то оставленное недоделанным, невыполненным. Но как только ты становишься командиром корабля, человеком, на плечах которого лежит вся полнота ответственности за жизнь целого экипажа, человеком, который никогда не имеет права на растерянность или сомнение, так с первой же минуты похода, с команды "Отдать швартовы", ты полностью отключаешься от всех земных забот. Тебя всего целиком поглощает, затапливает уже начавшаяся походная жизнь, все, что связано только с морем.
Вот и сейчас в голове Логинова, точно кадры кинофильма, мелькали мысли: "А это проверено?", "А это готово?", "А это?", "А это?". Он отвечал себе: "Да, готово", "Проверено", "Да", "Да". Отвечал и чувствовал, как помаленьку сваливается с души гнет тревоги.
Радько и Золотухин, стоявшие здесь же на мостике, понимали состояние командира и деликатно помалкивали, чтобы не мешать ему.
Вдруг Логинов поднес к глазам бинокль и начал внимательно приглядываться к чему-то, пока еще неразличимому невооруженным глазом. Он смотрел минуту-другую, затем опустил бинокль и искоса глянул на вахтенного офицера старшего лейтенанта Лобзева. Маленький, суетливый Лобзев, словно шарик ртути, катался поперек мостика от борта к борту: то поднимался на металлическую подножку, приваренную к борту ограждения рубки, то торопился на другой борт, то оказывался на крыше рубки, где в специальном гнезде сидел сигнальщик. Суетливо смотрел вправо, влево и бежал на новое место. Мельтешил перед глазами без всякой причины и пользы.
- Справа десять на горизонте торговое судно, - доложил сверху сигнальщик.
- Есть! - в один голос ответили командир и Лобзев.
- Поздно заметили судно, Самохвалов. - Голос Логинова был ровен, спокоен, но сказано это было так жестко, с таким предгрозовым спокойствием, что даже Радько и Золотухин невольно подтянулись и переглянулись, точно проверяя друг друга: а не провинились ли и они в чем-нибудь. - Я наблюдаю за ним уже несколько минут. А вы находитесь выше меня. Вячеслав Станиславович, - подозвал Логинов Лобзева. Тот мгновенно подкатился к командиру и впился в него широко распахнутыми серыми глазами, показывая своим видом, что он весь внимание. Тихо, так, чтобы не услышал сигнальщик, но от этого не менее внушительно, Логинов сказал: - Я вами недоволен, Вячеслав Станиславович, вы слишком много суетитесь и поэтому невнимательны.
- Есть, товарищ командир. Понял, товарищ командир… Вы имеете в виду судно? Простите, товарищ командир, но у нас для того и стоит вахтенный сигнальщик, чтобы вовремя замечать изменение обстановки…
- Ничего-то вы не поняли, Лобзев. Вы, вахтенный офицер, первые глаза на корабле и первый ум. Именно на вас лежит вся ответственность за безопасность плавания корабля. Случись что, вы тоже будете оправдываться: сигнальщик, мол, проглядел? А?
- Никак нет, товарищ командир, не буду! Учту!
- К сожалению, это уже не первый случай.
Лобзев сразу потерял подвижность. Голос его потускнел.
- Есть, товарищ командир… Учту…
- Хотелось бы верить.
Когда Лобзев отошел и вновь взлетел на подножку, командир пригласил Радько и Золотухина вниз в кают-компанию.
- Познакомлю вас сейчас с одним разочаровавшимся в службе лейтенантом. Просит, чтобы дал "добро" на увольнение в запас.
- Это кто же такой? Я его знаю? - спросил Золотухин.
- Вряд ли, Сергей Михайлович, он у нас совсем недавно служит. Инженер-лейтенант Казанцев, командир группы движения. Перед самым выходом в море подал рапорт: учитывая, мол, что наше правительство производит сокращение Вооруженных Сил и что Родине нужны специалисты в народном хозяйстве, он считает своим долгом отдать свои знания и пока еще нерастраченные силы освоению новых районов нашей страны.
- К сожалению, он не одинок, Николай Филиппович, - вздохнул Радько и спросил: - А вы не боитесь, что Лобзев остался на мостике один?
- Нет, он теперь неделю образцово-показательным будет. А потом снова все забудет. Что делать, такой уж он человек. Вот его бы я с удовольствием отдал в народное хозяйство…