- А что, разве нельзя? - с простодушным недоумением спросил Дегтярев.
- Нельзя.
- Ладно, учтем.
Больше он не удостоил Зубрицкого своим разговором, поднялся со стула и сказал, кивая на альбом с марками:
- Я вижу, вы любитель, товарищ капитан?
- Да так, балуюсь.,- неизвестно почему смутился
Чижов.
"Вспомнил! Я видел этого Дегтярева не так давно на почтамте, когда спрашивал у Дуси, не поступили ли новые марки".
- Вы знаете, товарищ капитан, я сам не любитель, - оживленно заговорил Дегтярев и добавил, что сам-то он не очень разбирается в этом деле, но у него есть друг на Дальнем Севере, заядлый филателист, по просьбе которого он собрал уйму всяких марок. Нет, нет, друг не обеднеет и не обидится, а он, Дегтярев, рад оказать товарищу капитану услугу за услугу. Если, конечно, тот не возражает…
- О нет, - воскликнул Чижов, он, конечно, не возражает и просит Максима Спиридоновича в любое время прийти на заставу и принести марки.
- Жду вас в любое время, Максим Спиридонович, - повторил капитан. - Теперь вы дорогу к нам знаете.
Они очень тепло попрощались друг с другом, но и после этого еще никак не могли расстаться, и Чижов пошел провожать его до ворот, дружески взяв под руку. Зубрицкий простился сухо, обиженный тем, что Дегтярев не обращал на него никакого внимания.
8
Когда за Дегтяревым захлопнулась калитка, капитан Чижов позвал Зубрицкого во двор.
- Слушаю вас, - козырнул Зубрицкий, недоуменно взглянув на своего начальника: присев на корточки, тот рассматривал возле клумбы четкие отпечатки чьих-то подошв.
- Смотрите, Станислав Борисович, те же самые! - возбужденно сказал Чижов, поднимая голову.
- Какие - те же самые? - не понял Зубрицкий.
- Видите ли, я провел Дегтярева по мягкому грунту, и вот - полюбуйтесь. У этого золотоискателя и того гражданина в клетчатой рубашке, которого видел дворник, одни и те же следы. И размер обуви одинаковый, и каблук на правом ботинке сбит. Значит, действительно, перед нами одно и то же лицо.
- А как же! - подхватил Зубрицкий, поняв, в чем дело. - В этом я и не сомневался. Что же дальше?
- А дальше следует, что птица сама прилетела в клетку. - Чижов выпрямился и отряхнул брюки.
- То есть? - сузил глаза Зубрицкий.
- Видите ли, - продолжал капитан, беря его под руку, - дело даже не в том, что я устроил тут маленькую проверку. Это я на всякий случай, чтобы лишний раз убедиться. А дело в том, как он вел себя при разговоре.
Они остановились в тени старой чинары.
- Вы слышали, как он точно назвал все приметы шляпы? - в упор спросил Чижов. - Разве вам это ни о чем не говорит?
- Говорит… - ответил Зубрицкий с легкой усмешкой. - Шляпа дождалась своего настоящего владельца.
- И только?
- Только, - спокойно подтвердил Зубрицкий.
Он смотрел на море, расстилавшееся внизу, под обрывом. Знойный день сиял и искрился в его синеватых водах.
А Чижов как-то странно улыбнулся и заговорил издалека:
- Как-то, во время отпуска, я с женой поехал к ее родным на Дон. В Ростове нам нужно было сделать пересадку. Сдали мы вещи в камеру хранения, пошли перекусить. Я был в гражданском плаще и костюме. Зашли в одну привокзальную закусочную, сели за столик друг против друга; плащ я повесил на спинку стула. Сидим, завтракаем. Народ мимо ходит, какие-то типы шныряют. Расплатился я с официантом, обернулся, а плаща и след простыл - унесли. "Ты не видела кто?" - спросил я жену. "Если бы видела, ты бы сейчас не спрашивал об этом, - ответила она и рассмеялась:- Эх, ты, а еще пограничник!" - "А ты куда смотрела? А еще боевая подруга!" - рассердился я. Сходила жена в телефонную будку, позвонила в милицию. Через некоторое время приходит местный Шерлок Холмс, подсаживается к нам, спрашивает, как было дело. Рассказали. Посмотрел он на нас обоих, вздохнул и спросил: "Может быть, хоть приметы какие-нибудь у плаща помните?" А я никаких особых примет не помню. Цвет, размер, фасон помню, а больше ничего. Черт его знает, где у него какая пуговица пришита и где какое пятнышко сидит! Ведь не знал же я, что о них придется рассказывать работнику уголовного розыска.
Чижов замолчал и вопросительно посмотрел на Зубрицкого.
- Понимаю, - задумчиво произнес Зубрицкий. - Вы не помнили примет, а этот Дегтярев помнит. Ну и что же? Просто, у него отличная наблюдательность и память.
- Возможно, - согласился Чижов. - А возможно, он специально запомнил все приметы.
- Как?
- А вот так… Перед тем, как подбросить нам эту шляпу.
- Для чего? - изумился Зубрицкий.
- Для того, чтобы проникнуть к нам на заставу.
- Ну, знаете, товарищ капитан, - еще больше изумился Зубрицкий. - Зачем же ему приходить на заставу, самому лезть в петлю?
- Вот, вот, - с укоризной подхватил капитан. - На такие наши рассуждения он и рассчитывал.
- Но сами посудите, зачем врагу добровольно подвергать себя смертельной опасности? - горячо возразил Зубрицкий. - Что он добивается своей шляпой? Да тут все мальчишки знают, что на берегу стоит застава. Все отдыхающие видят, как по берегу ходят наряды. И вообще, - Зубрицкий замолк и махнул рукой.
- Что - вообще? Договаривайте.
Зубрицкий рассматривал двор заставы. Аккуратные цветочные клумбы. Красивые пальмы. В тени каштана два солдата играли в шашки.
Три других солдата с полотенцами прошли к морю. За дощатым зеленым забором с рычанием пронесся по шоссе курортный автобус.
- Начистоту? - осмелился Зубрицкий.
- Да.
- Хорошо. Я служу на заставе всего лишь год. Но вы сами сказали, что последнее нарушение границы произошло здесь пять лет назад. В течение пяти лет ни одного следа, ни одной боевой тревоги, ни одного выстрела. Ничего! Случайно ли это? Нет. Не вам объяснять, что теперь другие времена. Теперь у иностранной разведки появились новые каналы, иные средства: воздушные шары, высотные самолеты и так далее. Я, конечно, понимаю, что остались и прежние методы - ползком, так сказать, на брюхе. Но где? На сухопутных участках, а здесь - не верю.
- Значит, мы напрасно стоим здесь, даром едим государственный хлеб? - тихо спросил Чижов, бледнея. - А не кажется ли вам, лейтенант, что вы не способны
больше служить на этой заставе? Не написать ли вам рапорт о переводе на сухопутный участок? И вообще!.. - выкрикнул капитан, сорвавшись.
- Что - вообще?
- Что вы потеряли чувство границы, вот что!
- Ну, знаете, товарищ капитан… - медленно выдавил из себя Зубрицкий и взглянул прямо капитану в глаза:- Хорошо, рапорт я напишу!
9
Шли дни. Жизнь на заставе текла своим чередом. Уходили и приходили наряды. Проводились занятия. По вечерам над волейбольной сеткой взлетал мяч.
Но… играло теперь по два-три человека и то с полчаса, не больше. У людей стало меньше свободного времени. Людей не хватало. За Дегтяревым и его "дикой" квартирой велось наблюдение. Ни на минуту не ослабевало наблюдение и за морем. В районе нагромождения камней, на берегах глухих бухточек, круглосуточно дежурили наряды. Каждый вечер на боевом расчете капитан, доводя обстановку, настойчиво повторял: "По имеющимся данным, не исключена возможность нарушения государственной границы"…
Правда, капитан не говорил, что подозревается конкретное лицо - отдыхающий по фамилии Дегтярев Максим Спиридонович. Не знали солдаты и о том, что соответствующие органы разослали запросы на Дальний Север, в Сочи, Гагру и Куйбышев. Все эти тонкости не касались солдат.
Но проходил день за днем, а все было спокойно. В поведении Дегтярева не отмечалось ничего подозрительного. Он жил в том самом доме, который значился в штампе прописки. Его видели то на пляже, то слоняющимся по набережной, то просиживающим часы в ресторанчиках. Он был общительным, веселым человеком, и знакомства его носили безалаберный, чаще всего собутылочный характер. Но за "особочками" он уже не ухаживал и на берегу позже одиннадцати часов вечера не разгуливал.
В море не появлялось ни одного постороннего судна. В глухих бухточках никто не высаживался. На причалах все лодки в положенное время были на месте.
В общем, все было спокойно, и слова начальника заставы: "не исключена возможность…" встречались солдатами без особого энтузиазма. От напряженной службы они устали, осунулись, приумолкли.
Чувство ответственности за все это давило на капитана Чижова. А через три дня пришли ответы из Сочи и Гагры: да, Дегтярев Максим Спиридонович отдыхал с такого-то по такое-то время в таких-то санаториях по путевкам Главзолото. Капитан призадумался. Его охватило сомнение: правильно ли он поступает? Но интуиция, опыт и какое-то непостижимое упрямство поддерживали в нем надежду. Кроме того, он ожидал сообщений из Куйбышева насчет Марии Трапезниковой и с Дальнего Севера - по месту работы геолога. Портила настроение и размолвка с Зубрицким. В тот же день лейтенант подал рапорт: "Прошу ходатайствовать перед командованием о переводе меня на сухопутную границу, на самый активный и трудный участок, где бы я мог полностью проявить свои способности командира".
- Вы хорошо подумали? - спросил Чижов.
- Так точно.
- Жалеть не будете?
- Никак нет.
- Так… ладно. Но до решения командования будете продолжать исполнять свои обязанности.
- Слушаюсь.
И все. Больше ни слова. Он больше ни в чем не возражал Чижову и беспрекословно выполнял все его распоряжения: проводил занятия, ходил на поверку нарядов. Но по его отчужденности, замкнутости, по снисходительным и холодным усмешкам было видно, что он глубоко обижен на капитана и не простит ему недоверия,
10
"Откуда у него это? - размышлял Чижов, сидя за своими марками. - Ведь офицер, комсомолец. Должен бы понимать. Впрочем, понятно. Горячая голова, жаждет немедленной деятельности, а опыта почти никакого. Десятилетка, потом пограничное военное училище и вот год на этой заставе. А здесь- пляжи, загорелые девицы и какая-то злосчастная шляпа. Трудно, ой, трудно постоянно поддерживать в себе чувство границы!
А что если он прав?.. Нет! Врагу есть чем интересоваться на нашей заставе. Численностью личного состава. Вооружением. Методами охраны границы. Наконец, степенью нашей бдительности".
В это время дежурный и доложил, что на заставу явился "Тот самый гражданин в клетчатой рубашке".
Чижов вышел встречать его.
В дальнем углу двора лейтенант Зубрицкий проводил занятия по преодолению штурмовой полосы.
- Здравия желаю, товарищ капитан! - громогласно поздоровался Дегтярев. - А я не забыл своего обещания насчет марок, - и он стиснул руку Чижова своей сильной горячей ручищей.
Они все еще стояли во дворе, и Дегтярев откровенно косил глазами на пограничников, которые один за другим Проползали под проволочным заграждением и пробегали по буму.
- Ловко действуют, черти! - похвалил он.
- Стараемся… - неопределенно сказал Чижов.
Они прошли в канцелярию, и Чижов стал рассматривать марки, а Дегтярев развалился на стуле и придвинул к себе свежий номер журнала "Пограничник".
- Надеюсь, можно? - спросил он.
- А? - поднял голову капитан.
Дегтярев небрежно помахал перед ним журналом.
- Можно, можно, пожалуйста, - кивнул Чижов.
Он разглядывал марки, а думал о Дегтяреве. "Кто же ты на самом деле? Тот ли, за кого себя выдаешь, или опасный враг? Как проникнуть в твою душу и узнать твою тайну? Подозреваешь ли ты о моих бессонных ночах, о моих постоянных мыслях о тебе и сомнениях?"
- М-да… - пробормотал Дегтярев. - Журнальчик оригинальный. И каждому можно на него подписаться?
- Нет, только нашему брату, - ответил Чижов.
- М-да… - уважительно повторил Дегтярев и бережно положил журнал на стол. - Вы знаете, капитан, мне кажется, что между вашей и нашей работой много общего. И вы постоянно ищете и мы ищем. Да, да! И вы следопыты и мы следопыты. Иной раз нападаешь на признаки золотишка, на всякие там черные породы, в которых оно встречается, и копаешь, копаешь, пока не блеснет песок или самородок. Так и у вас, да? Или, может быть, я ошибаюсь?
- Вообще-то это верно, - согласился Чижов. - Только с одной оговоркой, Максим Спиридонович: вы ищете золото, а мы…
- Дерьмо! - договорил Дегтярев и оглушительно рассмеялся. - Это, пожалуй, правильно, - он побарабанил по столу пальцем. - М-да… Ну как марки?
- Стоящие!
Марки, действительно, были редкие. Вот хотя бы эта - с изображением здравствующего президента Доминиканской республики Трухильо. Такая марка довольно редкий случай увековечения человека еще при его жизни. Среди филателистов она ценилась дорого.
- Кстати, как вам удалось собрать их?
- По-всякому. У отдыхающих выпрашивал, на почте покупал, у мальчишек-любителей. Если вам нужно, могу еще принести, у меня кое-что осталось.
"Кто ты: враг или друг? И если враг, то не ищешь ли повода снова прийти на заставу? И случайно ли у тебя оказался "друг" филателист? Может быть ты заранее узнал мое пристрастие к маркам и решил сыграть на нем? Если все это так, я буду вести игру до конца". И Чижов охотно разрешил ему снова прийти на заставу.
Они расстались очень довольные друг другом, причем капитан опять проводил гостя до калитки, а гость все расхваливал цветы на клумбах и чистоту во дворе и, прощаясь, еще раз напомнил, что придет завтра к одиннадцати часам, если, конечно, товарищ капитан к этому времени будет у себя.
- Буду, буду, заходите, - сказал капитан.
Вечером, на боевом расчете, он повторил слово в слово: "По имеющимся данным, не исключена возможность нарушения государственной границы…" И опять по всему побережью разошлись наряды. И опять в глухих бухточках залегли пограничники.
11
На следующий день Дегтярев пришел ровно в одиннадцать. Встретил его Зубрицкий: он как раз находился во дворе.
- Ну как жизнь молодая? - приветливо и чуть развязно обратился к нему Дегтярев.
- Да так, ничего…
У Зубрицкого было паршивое настроение, а при виде этого инженера-геолога его так и передернуло. Шатается тут, марочки приносит, улыбочки строит… А из-за него такая каша заварилась.
- Что такой хмурый? - уставился Дегтярев.
Зубрицкий терпеть не мог панибратского, снисходительного отношения к себе и ответил вызывающе:
- Вы к кому, гражданин Дегтярев?
- Смотри-ка какой серьезный, - усмехнулся Максим Спиридонович. - Николай Викторович у себя?
- У себя!
Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена, если бы на крыльце не появился капитан Чижов.
- Проходите, проходите, Максим Спиридонович! - крикнул он и строго посмотрел на Зубрицкого.
Тот пожал плечами и пошел прочь, к морю.
В канцелярии Дегтярев помахал на лицо своей соломенной шляпой, отдуваясь:
- Фу, жара, черт бы ее побрал!.. Что это ваш заместитель такой кислый?
- Пустяки, это с ним бывает.
- А я уж, грешным делом, подумал, что мне от ворот поворот… Так вы уж лучше скажите. А?
"Ну, и нахал!.. Действует по принципу: "Иду на вы". Нет, игра продолжается". И Чижов круто повернул разговор:
- Принесли марки, Максим Спиридонович?
- А как же!
На этот раз марки были самые обыкновенные: на любой почте каждую можно купить за сорок копеек. Чижов равнодушно перетасовал их и вернул Дегтяреву:
- Везите своему другу.
Дегтярев расхохотался. Вот это здорово! Покупал, покупал в Москве и на этих курортах - и все зря, Ха-ха! Вот уж действительно необразованность и серость… Впрочем, у него есть еще три румынских альбома с марками, которые он приобрел в Гаграх у одного филателиста, - последний, так сказать, козырь. Может быть, товарищ капитан посмотрит их? Но они у него дома…
Дегтярев выжидательно поглядел на капитана.
- С удовольствием! - решительно сказал Чижов.
- Вот и прекрасно! - обрадовался геолог. - Кстати, посмотрите, как я живу и здравствую. Адрес мой знаете?
Чижов ответил, что не знает.
12
Максим Спиридонович жил на узкой кривой улочке, вымощенной булыжником. Улочка круто поднималась вверх, по ней редко ездили машины, и на мостовой между камнями густо росла трава. Здесь было тихо, безлюдно, удушливо пахло цветами.
Чижов легко отыскал дом, в котором жил Дегтярев; он знал маленький курортный городок, как свои пять пальцев. Ему было также известно все о владелице дома. Вдова по фамилии Прицкер жила тем, что продавала курортникам фрукты из своего садика и сдавала "дикарям" веранду с видом на море.
Чижов переживал такое чувство, будто идет на решающее испытание. "Зачем он пригласил меня к себе? Убедить, что живет в том доме, который значится в штампе прописки? Выведать что-нибудь для себя важное? Или отвлечь на некоторое время с заставы?"
Они встретились, как друзья. Чижов, правда, посетовал, что насилу отыскал эту "чертову улочку" и "это довольно уютное логово", а Максим Спиридонович громогласно посожалел, что не встретил и не проводил к себе "дорогого гостя". Они пошлепали друг друга по спинам и уселись за стол в удобные плетеные кресла. Чижов, понизив голос, расспросил о хозяйке, и Дегтярев доверительно поведал все, что про нее и без того знал капитан.
Вид на море был великолепный. Все огромное полукружие берега, в том числе и пляж санатория "Абхазия", просматривались отлично.
Показав свои три альбома, Дегтярев предложил: а не распить ли им бутылочку марочного? Чижов согласился.
Они распили вторую бутылку отличного вина, и Чижов решил, что неплохо бы прикинуться охмелевшим.
- Люблю хороших людей, Максим! - с душой высказался он, доверительно глядя в полное раскрасневшееся лицо хозяина. - Скажи, почему ты мне понравился?
- Я хороший, Коля! - скромно уверял Дегтярев. - Хороший! А вот почему я к тебе привязался, словно знаю тебя сто лет? Ведь кто ты есть?
- Да, кто я есть? - подхватил Чижов.
- Ты есть лицо таинственное и загадочное. А я привязался потому, что ты лыцарь, Коля. Не чета этому твоему лейтенанту, как его, Заборский, Загорский?.,
- Зубрицкий, - уточнил Чижов.
- Да, Зубрицкий! Не лыцарь он, нет, не лыцарь…
"Стоп! Вот здесь ты должен клюнуть". И Чижов заплетающимся языком подтвердил:
- Точно, Максим, не лыцарь он. И сейчас пребывает… как это… в расстройстве чувств.
- Ай, ай, ай! - посочувствовал Дегтярев. - Но ты выражаешься непонятно, друг мой.
- Увольняют его, за непотребство обществу,
- То бишь - начальству?
- Да.
- Вот видишь! Я же пророк, Коля, оракул… Я искатель! - он отрезвело посмотрел на Чижова: не ляпнул ли чего лишнего, и воздел над столом стакан: - Ну, за мое здоровье.
Они чокнулись и выпили за здоровье "искателя" Дегтярева. Внизу, в густой темноте, горели огни города. В открытое море, черное и бесконечное, уходил весь в огнях пароход.
Потом они еще поговорили в том же духе, и Чижов стал собираться уходить.
- Пришел, увидел, победил! - восхищенно проговорил Дегтярев. - Ну, валяй. Служба, наряды, заряды… Я понимаю. Но когда же мы с тобой встретимся, таинственная личность?
- Скорби, Максим, - печально ответил Чижов. - Удаляюсь в неизвестном направлении…
- Как? - остолбенел Дегтярев.