– Что это? – брезгливо отстранил папку Сталин.
– Танкисты в один голос просят дать им больше тралов. Они сберегли бы жизнь многим саперам, кому со смертельным риском вручную приходится обезвреживать минные поля. Кроме того, работа саперов сразу выдает противнику намеченные участки прорыва. Тральщик же обеспечивает внезапность…
– Хватит, – оборвал Верховный.
– Товарищ Сталин, – сделал порывистый шаг вперед Воробьев. – Арестован изобретатель тралов, хотя его вины в потери тральщика на Кубани нет.
Верховный обернулся к Берии, сказал едва слышно:
– Разберись, в чем там дело?…
… Рассказав об этом, Ростовский горестно покачал головой:
– Поздно я узнал о вашем аресте. Считал, вы на заводе…
– Оставим это. Меня занимает вопрос, кто, так сказать, посодействовал?
– С уверенностью утверждать не могу, но, по-моему, Шоршнев тут руку приложил и кто-то из бронетанкового управления…
– Ну что я им плохого сделал?!
– У нас вылупился целый слой воинствующих демагогов, – раздумчиво проговорил Ростовский. – Они правы во всем. Сомнения противопоказаны. Все непохожие на них – явные или тайные враги строя, который якобы только они защищают.
– Раньше почиталась офицерская честь. Дуэли наконец.
– Какие дуэли! – воскликнул Георгий Иосифович. – Они скользкие, как налимы. Извратили элементарные понятия чести, порядочности. Но их поддерживают. Они надежны! А интеллигенция, тем более творческая, больше склонна вроде бы к ереси.
– Видно, я понадобился генералу Воробьеву? Вы не в курсе?
– Вас ждет Федоренко.
– Значит, командующий бронетанковых войск наконец-то просветлел?
– Чего не знаю, того не знаю…
Через неделю с Павла сняли повязки, остались кровоподтеки, но и то рассасывающиеся, переходящие в желтизну. Он мог ходить, восстановился аппетит. По радио передали о прорыве Голубой линии и освобождении Таманского полуострова. Вместе с другими частями отличились войска генерал-лейтенанта Гречко.
Вынужденно отключенный от работы, Павел начал писать инструкцию по боевому применению тралов. Кое-какой опыт уже был. Первая главка посвящалась подготовке экипажей, вторая – организации разведки минных полей, поиску участков прорыва, третья – вопросам взаимодействия тральщиков с линейными танками, саперными подразделениями. Написанную в простой, доступной рядовому танкисту форме инструкцию надо было разослать в войска. Утвердить ее должен был Федоренко. Так что Павел решил прийти к командующему не с пустыми руками. Он попросил Нину переписать рукопись на машинке.
Уже перед самой выпиской в палату вошел радостный генерал Ростовский, объявил с порога:
– А ведь ваш злополучный трал нашли! Немцы разобрали, упаковали в ящики, привезли на причал, собрались, вероятно, отправить морем до Констанцы, а оттуда в Германию, но тут в порт ворвались наши и забрали трал обратно.
4
Яков Николаевич Федоренко занимал посты немалые. В Гражданскую войну комиссар и командир бронепоезда, затем полка бронепоездов мог бы считаться отцом броневой техники, как Чуковский в авиации. Мог бы, но не стал. В мирные дни учился в артиллерийской школе комсостава и Академии имени Фрунзе, быстро продвигался по службе, отличаясь дотошной исполнительностью и здравой осторожностью, что придавало известный вес в глазах вышестоящего начальства. С 1940 года он занимал пост начальника автобронетанкового управления, одновременно заместителя наркома Обороны и представителя Ставки ВГК.
Узнав о том, что Верховный трал видел и якобы остался доволен, Федоренко приказал вызвать настырного конструктора, который уже давно не давал покоя бронетанковым службам. Однако Клевцов по независящим от него обстоятельствам быстро прибыть не смог. Время шло. Стали назревать тревожные события. Ожидалось гитлеровское наступление в районах Белгорода, Орла и Курска. Главную ставку немцы возлагали на танковые дивизии СС и мощные машины нового поколения – "тигры", "пантеры", "фердинанды". Из агентурных источников наше командование знало, что когда германские танкисты столкнулись с тридцатьчетверками в массовом количестве, Гейнц Гудериан потребовал создать комиссию из работников Управления сухопутных сил, Министерства вооружений, танкостроительных заводов и конструкторских бюро, чтобы ускорить производство более мощного противотанкового орудия и делать, как это ни оскорбительно, сходную машину в немецком варианте.
Порше начал создавать 45-тонный средний танк 1-У, названный "пантерой". Покатую броню он скопировал с Т-34, в башне она достигала толщины 120 миллиметров, установил длинноствольную 75-миллиметровую пушку, скорость по шоссе превышала 50 километров в час. Однако дизель, какой устанавливался на тридцатьчетверке, моторостроители изготовить не смогли. Пришлось устанавливать тот, что работал на синтетическом бензине и, конечно, мгновенно вспыхивал, как только снаряд попадал в моторное отделение. В процессе эксплуатации выявились и другие недостатки, но устранить их не успели, поскольку Гитлер торопил, намереваясь бросить "пантеры" под Курск и Орел.
Одновременно немцы стали строить 56-тонный тяжелый танк Т-6, оснащенный 88-миллиметровой пушкой. В серийном производстве его назвали "тигром". Скорость по пересеченной местности едва достигала 30 километров в час, запас хода не превышал 110 километров. Для высокоманевренных операций он не годился, был слишком тяжел и неуклюж, зато мог использоваться при штурме укрепленных позиций или как стационарная огневая точка.
В конструкторском бюро Порше родился и 68-тонный истребитель танков "фердинанд" с экипажем в 6 человек, 88-миллиметровым орудием и боекомплектом в 50 снарядов. Лобовая броня достигала 200 миллиметров. Шел "фердинанд" со скоростью 20 километров в час, но быстрота и не требовалась – он предназначался для терпеливого прогрызания обороны противника и уничтожения контратакующих русских танков.
На счету бронетанкового управления был чуть ли не каждый танк, а тут еще надо было формировать подразделение тральщиков. Чтобы и перед начальством не опростоволоситься и конструктора заставить притихнуть, Федоренко решил переговорить с Клевцовым. Он принял Павла в здании наркомата Обороны у Красной площади. Не отрываясь от стола, на котором лежали переданные накануне бумаги по применению тральщиков, Федоренко без всяких предисловий сказал:
– Вы предлагаете организовать тральные соединения. А где взять танки? Их не хватает даже для укомплектования боевых частей.
– Тральщики продлят жизнь танкам на поле боя, сохранят машины от потерь на минах, – проговорил Павел, чувствуя, что произнесенные уже бесчисленное множество раз слова не производят должного впечатления, он устал тысячу раз объяснять одно и то же.
– Да разве я не понимаю?! Новаторские начинания всегда одобрял и поддерживал, – двойной подбородок генерала даже заколыхался от волнения. – Но уясните и вы. Сейчас, дай бог, нам прорехи залатать в танковых армиях, им предстоят решающие бои. А потом уж подумаем, где поискать резервы. – Федоренко показал глазами на папку с инструкцией, решил подсластить пилюлю. – И эта работа пригодится, дайте срок.
"Все же многолик и переменчив бюрократ, вездесущ, живуч, непобедим", – со злостью подумал Павел, выходя из кабинета начальника.
Воспользовавшись случаем, он решил зайти к Михалеву, по-прежнему работавшему в том же управлении. Александр Александрович странно засуетился, спрятал глаза.
– В-вы… – начал мямлить он.
– Жив и здоров, – договорил Павел. – Что со мной сделается?
Он сел на стул рядом с огромным письменным столом, не спрашивая разрешения, как полагается младшему у старшего по званию. Михалев оправился от неожиданности:
– Слышал, у вас были неприятности?
– Да уж не вы ли посодействовали?
Одутловатое лицо Михалева налилось краской, пухлые же руки наоборот побелели. Тонким голосом он прокричал:
– Как вы смеете?!
Некоторое время Павел сидел неподвижно, потом как бы нехотя встал, посмотрел на Михалева, пытаясь встретиться с его взглядом, проговорил с печалью:
– Я-то думал, мы с вами конструкторы, люди, так сказать, одного полета…
Не прощаясь, он хлопнул дверью, быстрым шагом пересек коридор, сбежал по лестнице, сунул разовый пропуск дежурному в проходной и выскочил на улицу. Недавно проморосил торопливый дождь, показалось горячее солнце, колюче заблестело в лужицах. Сдавило грудь. Павел замедлил шаг, чтобы восстановить дыхание.
– Клевцов! – услышал он позади.
Его нагонял знакомый по испытаниям трала инженер-майор Ворошилов.
– Увидал тебя из окна, мчишься, словно кто гонится. Как живешь?
– Хвастаться нечем. Хотел хотя бы батальон тральщиков организовать. Федоренко ответил: танков нет.
– Сколько ж можно упорствовать?! Должен же понять – тральщики фронту нужны дозарезу!
– Плетью обуха не перешибешь.
Ворошилов задумался, потом произнес неуверенно:
– Не люблю к отцу обращаться, но придется. За тралы и я болею. Вместе же испытывали, отчеты сочиняли…
– Спасибо, Петр Климентьевич.
– Плюнь через плечо! Веришь ли, суеверным стал. На днях был на Ленинградском фронте, на самолет опоздал, поехал товарником. Жив. А самолет над Ильменем сгорел… Ты в академию? Как Ростовский?
– Вроде ничего.
– Поклон ему. От того, что такие люди есть, жить хочется.
На том и расстались. Через день Павла вызвали в Кремль к Климентию Ефремовичу Ворошилову, занимавшему пост члена Ставки ВГК. Маршал времени на расспросы тратить не стал, к предложению создавать специальные формирования наземных тральщиков отнесся одобрительно. Тут же соединился с заместителем начальника Генерального штаба Антоновым.
– Алексей Иннокентьевич? Прошу принять конструктора противоминных тралов майора Клевцова. У него, по-моему, есть дельное предложение. Когда? – Ворошилов вопросительно взглянул на Павла, но ответил за него. – Готов в любой час дня и ночи.
…Для солдат, офицеров, генералов – всех окопников Центрального и Воронежского фронтов, для партизан в тылу врага, для работников Генерального штаба эти дни были полны жесточайшего напряжения. Оправившись после сталинградского разгрома, гитлеровская машина готовилась к еще более крупному наступлению на орловско-курском и белгородско-харьковском направлениях. Наши войска зарывались в землю, ставили минные заграждения, создавали сеть оборонительных сооружений. В небе барражировали свои и неприятельские самолеты, то и дело вступая в яростные схватки. За линией боевого соприкосновения день и ночь гудели танки, ревели тягачи с тяжелыми орудиями, урчали грузовики, развозящие боеприпасы и горючее, живую силу и продовольствие по многочисленным пунктам.
В конце июня 1943 года участились воздушные бои. Иногда в воздухе на сравнительно небольшом пространстве сходилось одновременно больше сотни самолетов с обеих сторон. В Ставку поступали все более тревожные донесения о крупных передвижениях бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений, подтягивающихся к переднему краю. Наземная и воздушная разведка засекала скопления вражеских танков в низинах и рощах непосредственно у передовой.
В начале июля накал ожидания наступления достиг критической точки. В этот момент Павел получил приказание прибыть в Генеральный штаб. Генерал Антонов принял его 5 июля в 4 утра. То и дело звонили телефоны, входили офицеры с короткими докладами. По обрывкам фраз, по нервным репликам, какой-то общей напряженности Павел понял, что за полтысячи километров от Москвы стала разгораться битва. Ей суждено было войти в историю под названием Курской.
Уже были захвачены немецкие саперы, назвавшие час наступления, уже более часа в предрассветных сумерках грохотали орудия, минометы, реактивные установки, стараясь ослабить изготовившегося к атаке противника. В этой атмосфере сообщение Павла об опыте применения тральщиков на фронте, в наступлении, прозвучало диссонансом. Из всех, кто в этот момент находился в кабинете, один Антонов остался невозмутимым и спокойным. Когда Павел замолчал, Алексей Иннокентьевич быстро написал проект решения Ставки: сформировать на базе одного из танковых батальонов опытный отдельный инженерный полк противоминных тральщиков.
– Ждите утверждения, – проговорил он.
Потрясенный Павел вышел из кабинета, решив, что теперь его дело отложат по крайней мере до окончания сражения на Курской дуге. Однако днем Антонов опять пригласил Павла к себе и сообщил о принятом решении.
– Поставьте в известность генерала Федоренко.
– Простите, товарищ генерал армии, – потупился Павел. – На днях со своим предложением я обращался к Федоренко и получил отказ…
– Думаете, рассердится, что обошли? – вдруг улыбнулся Алексей Иннокентьевич. – Хорошо, Федоренко вас вызовет сам…
5
Командующий бронетанковыми войсками с Клевцовым встречаться не стал. Вызвал Воробьев. Сделав вид, будто ничего не было ни с арестом, ни с его заступничеством, Михаил Петрович сказал:
– Теперь создавайте свой полк. Сдается, у вас есть на примете знакомые танкисты.
– Есть, товарищ генерал, – Павел сразу подумал о Боровом.
– Пока договариваемся с танкистами, делайте на заводе тралы.
Димку и Митьку Устряловых зачислили добровольцами в танковые войска, но до отъезда Павел поставил перед ними задачу – подготовить себе замену. Ребята обучили целую бригаду. По решению Комитета Обороны выпуск тралов включили в план завода. Отныне не самодеятельно, а официально они вошли в номенклатуру военных заказов. Разобранные по узлам, упакованные в деревянную тару, с инструментом и запасными частями, тралы погрузили в вагоны и отправили в Озерки Воронежской области, куда на переформирование и для обучения новому делу отводился батальон майора Борового.
Федор был несказанно рад встрече. Тиская Павла в своих объятьях, он кричал:
– Сегодня во сне собаку видел – к друзьям, думаю! Вот и верь – не верь.
Боровой, открытая душа, выложил на стол все, что имел, – консервы, водку… Пока собирались командиры рот, инженеры и техники, он показал маленькую книжечку на немецком языке с рисунками:
– Надыбали-таки фрицы слабое место у наших тридцатьчетверок. Советуют стрелять не по гусеницам, они у нас крепкие, а в стык башни с корпусом. Видал?… Я и в бою наблюдал. Ударит снаряд в это место, башню заклинит, считай, пропал. Придумай чего-нибудь, головушка бесценная…
– А ты знаешь, что мы с тобой делать будем?
– Догадываюсь – не щи хлебать.
– Объясню, когда командиры придут.
Вскоре за столом уселось все батальонное начальство – ребята молодые, двадцатилетние, из училищ военного выпуска. Боровой представил Клевцова. Не вдаваясь в детали, Павел рассказал, что представляет собой тральщик, какие на него возлагаются задачи. А Боровой подвел итог:
– Наш батальон станет первым соединением наземных противоминных тральщиков. Первым его и двинут в прорыв. Чтобы мы не пурхались, как в пыли курица, надо быстро переучиться самим и обучить других. Через неделю-другую придет эшелон с тралами, их соберем, прикрепим к танкам – и форвертс! Понятно?
– О чем разговор? – высказал общую мысль ротный Леша Петренко, тот, кто в бою у Вертячего тащил на себе механика с отдавленными ногами.
Потом пошли к походным мастерским на окраину станции у кузницы. Там ремонтировался танк. Павел осмотрел место, где башня соединялась с корпусом. Зазор был не больше вершка, но именно в это место, иногда рикошетя, попадали болванки и, по существу, выводили машину из строя.
– У вас есть сварочный агрегат?
– Есть, только электричества нет, – ответил техник.
Павел с сожалением подумал о Косте Петракове: "Тот бы живо нашел выход. Может, попробовать вызвать к себе? Адрес у меня есть. Полк формируется особый. Начальство, думаю, отпустит".
– Тогда соображайте, как прикрепить вот сюда стальной полоз, чтобы он снаряды отбивал, – сказал Павел вслух.
Из листа броневой стали автогеном механики вырезали полуовал полоза, просверлили отверстия, проделали резьбу для болтов, с большим наклоном крепили этот своеобразный экран перед низом башни. Когда эту работу закончили, Павел захотел "рационализацию" проверить в деле, спросил Борового:
– Рискнем, Федя?
Боровой почесал затылок. Ему и новинку хотелось испытать, и боялся совсем вывести машину из строя, за что начальство, конечно, по головке не погладит.
– Чего осторожничать? Танк все равно моторесурс выработал – его на капиталку отправлять.
Боровой крякнул: была ни была!
Машину, как подопытного кролика, оттащили на буксире в лощину, слили из баков остатки горючего, чтобы долго не горел. Другой танк подошел метров на пятьдесят и выстрелил. Павел и Боровой осмотрели вмятину. Полоз удачно отбил снаряд.
– Пальнуть еще? – разохотился командир того танка, что стрелял.
– Бей!
Но старый танк разрушаться упорно не хотел. Три выстрела болванкой почти в упор никакого вреда не нанесли.
– Хватит! – не выдержал Боровой. – Не могу смотреть. Будто друга расстреливают.
Пока делали и крепили самодельные обручи к остальным танкам, на станцию пришли составы с тралами. Груз сопровождали Димка и Митька – теперь уже полноправные бойцы Красной армии. Приказом по батальону Боровой назначил их на должности инструкторов-механиков. Ребята с техническим составом включились в привычную работу по сборке тралов. А вскоре объявился и Костя Петраков – незаменимый человек по части где-чего достать. Павел же занялся подготовкой экипажей.
Методика обучения, в общем-то, сложности не представляла: командир, механик-водитель, стрелок-радист выполняли обычные обязанности, но нагрузка получалась двойная, поскольку в бою танкисты-тральщики действовали и орудием с пулеметами – как в линейных танках, и управляли тралом – как саперы. При прорыве обороны они шли впереди, от них зависела жизнь людей и судьба наступления. Они же первыми попадали под огонь.
И все же главными для экипажа оставались уверенность в надежности новой боевой техники, бесстрашие перед минными полями, согласованность действий в атаке, когда надо было на предельной скорости проделывать безопасную дорогу и вести непрерывный огонь из бортового оружия. Чтобы выработать у танкистов такие качества, Павел настоял на тренировках не с учебными, а с боевыми трофейными зарядами, притом повышенной плотности.
Работу первого трала он показывал сам. Саперы заминировали участок, поставили проволочные заграждения, построили несколько дзотов. На виду всего батальона через дым и в грохоте взрываемых мин Павел провел тральщик через препятствия, раздавил дзот и вышел на чистое пространство. Демьян Устрялов по проделанной колее проехал на линейном танке.
Вторым тралом управлял младший Дмитрий. Он торил дорогу чуть левее первого следа. Его машина иногда скрывалась в дыму и пламени, но упорно ползла вперед, пока не достигла разрушенного дзота.
За рычаги третьего тральщика сел Боровой. Он взял еще левее, прочистил колею полностью. Более чем шестиметровая полоса освободилась от мин. Теперь по ней свободно могли двигаться обычные танки, бронетранспортеры, пушки, пехота. Люди убедились, что черт не так страшен, как его малюют. Однако когда очередь дошла до рядовых водителей, раздались недовольные голоса – с тралом, мол, танк становится менее управляемым, да и обзор с места водителя, по выражению одного механика, "оставляет желать лучшего".